Там, где тебя нет…

Елена Левашова

— Роксана Корсун? Серьёзно, Катя? И чем тебе не угодило твое имя? Или оно тоже ненастоящее, как и все — твои слова, чувства, поступки? — мужчина остервенело швыряет мой паспорт, прижимая плачущего младенца к груди. — Ты пришла ко мне устраиваться няней? Ты куда циничнее, чем я думал… — Я не знала, что это ты! Ты тоже не Данил Орлов. — Проваливай, Рокси или как там тебя! И не смей больше приближаться ко мне. Вон! Втягиваю голову в плечи и отворачиваюсь, метнув взгляд на малыша в руках Данила. У нашего сына такие же глаза… Я не предполагала, что устраиваясь няней, встречу мужчину из своего прошлого. Данил не сумел простить мою ошибку. Моя упорядоченная жизнь меняется, когда спустя пять лет после расставания, Данил появляется на пороге моего дома с грудным младенцем своей жены…

Глава 2.

Данил.

— Как… она? — слова застревают в горле, как осколки. Вздыхаю и медленно опускаюсь в кресло.

— Плохо, Данил Львович. Мы были вынуждены погрузить ее в искусственную кому, — бесцветно шелестит врач. Прижимает к груди папку и смотрит на неподвижную Марину, увешанную трубками. — Сами понимайте… ДВС-синдром, острая сердечно-сосудистая недостаточность, нарушение циркуляции крови и… Противный писк аппаратов словно поддакивает врачу.

— Не надо повторять, — вздыхаю, не глядя на врача. — Как рёбенок?

— Хорошо, — оживляется она. — Слабенькая девочка, но дышит сама. Уверена, совсем скоро сможете ее забрать домой.

— Как домой? Без матери?

— Да. Марина Николаевна может здесь надолго… застрять, — похоже ее слова так же, как и мои напоминают осколки. — Мы не можем держать здесь девочку вечно.

— Я понял. Спасибо вам.

Кажется, врача зовут Ольга Дмитриевна. Неважно… Она что-то бормочет и покидает палату. Тихонько клацает дверью, отрезая меня от реальности. Остаюсь наедине с писком аппаратов, вязкой тишиной и собственными демонами, поднявшими голову так не вовремя… И почему я об этом вспомнил? Сейчас, возле постели больной жены? Почему эта дрянь не покидает моих мыслей?

«Даня, я сделала аборт. Ребёнка не будет…», — шелестела бескровными губами Катя. Мяла ткань хлопкового сарафана и боялась смотреть в глаза. А мне так хотелось тогда что-то в них увидеть, чтобы понять, где я просчитался? Как мог так попасть? Я сумел все — перевоплотиться в Абу-Таира, стать им, научиться мыслить, как он, подружиться с Салимом — главарём банды боевиков, готовящей террористов-смертников. Все… А попался на юбку. И до последнего дня я думал, что ОНИ ошиблись. Катя — простая наивная девчонка, случайно попавшая в нашу компанию.

« — Екатерина Иванова — шпион, Данил. Информация верная. Если ты успел что-то ей рассказать, сворачивай удочки и вали из города, пока тебя не приказали убить».

« — Это неправда. Она… Она просто девчонка, которую приняли за шлюху. Слуга Салима привез ее вместо… — я захлебывался словами и чувствовал горечь чудовищного разочарования».

«Твою мать, она пасет тебя! Ты знаешь, на кого она работает? Ее завербовали, чтобы следить за тобой. Она сливает о тебе все, Данил. Она работает на… боевиков».

«Как? Не понимаю? Против своей страны?»

«Она и сама не знает, что против. Очевидно, девчонку напугали или пригрозили. Бросай все и возвращайся. Операция приостановлена».

Операция приостановлена… Провалена, одним словом. Я два года жил в Чечне, пытаясь вжиться в роль Абу-Таира, и провалил операцию из-за нее.

« — Ребёнка не будет, Даня».

« — Ты всегда называла меня Таир… А ты кто? Мне просто интересно знать — за что ты так со мной?»

« — Тебе не понять. Просто… отпусти».

«Вали, сучка. Тебя никто не держит. Я никогда тебя не прощу…»

Не прощу… И не прощаю ведь. И всегда вспоминаю, желая себя добить. В самые тяжелые моменты жизни, когда мне чертовски больно или плохо, я вспоминаю о Кате. О своем роковом провале и окончании карьеры. Меня оставили в живых из-за… Не знаю из-за чего — просто так сложились звезды. Позволили уехать, сменить фамилию и стать гражданским добропорядочным парнем с хорошим послужным списком и репутацией. Если бы она не сделала аборт, сколько сейчас было моему сыну? Или дочери? Пожалуй, четыре года. Почти пять… Если, конечно, она и тогда не лгала.

Откидываюсь на спинку кресла и закрываю глаза, слушая писк аппаратов. Потягиваюсь, чувствуя, как затекли мышцы, налились сталью от усталости и недосыпа. Поднимаюсь с места и бреду в детское отделение — я хочу посмотреть на мою девочку. Пальцы сами собой сжимаются в кулаки от досады — вот зачем мы с Мариной пошли на этот прием? Врач запретил ей выходить в свет, но она убедила меня прийти на губернаторский вечер в честь открытия нового перинатального центра. Танцевала, ела соленое, сладкое, пила газировку. Мы даже до дома не успели доехать… Из нее словно вырвался пузырь с кровью… Ее окровавленное платье и бледное как мел лицо до сих пор стоят перед глазами. Ступаю по темному коридору и толкаю дверь палаты реанимации.

— Стойте, сюда нельзя! — вспархивает с места дежурная врачиха детского отделения — маленькая рыжеволосая пигалица. — Вы кто? Без халата…

— Здесь моя дочь? — выдавливаю хрипло, тыча дрожащим пальцем на закрытые пластиковые боксы.

— Наденьте халат, — смягчается она. — Фамилия?

— Апраксина.

— Вот она. Состояние удовлетворительное. Кушает сама. Я ее хочу завтра выписать. Малышке нужен домашний уход и усиленное питание. Никакой необходимости нет держать ее здесь. Мы сделали полное обследование — девочка здорова.

— Как?

Признаться честно, я оказываюсь неготовым принять реальность. Марина лежит там — беспомощная и больная, а дочку собираются выписать…

— Вот так. Ищите няню и готовьте малышке комнату. Вы успели что-то купить для нее? — виновато пряча глаза, произносит врач. — Кроватку, коляску, подгузники…

— Нет. Моя жена считала преждевременные покупки дурной приметой.

— Ее утверждение не сработало! — почти взвизгивает она, как будто радуясь своей остроумной реплике. — Ох, извините… Тогда я готовлю выписку?

— Да, — разглядывая кроху, бездумно отвечаю я. Мать давно умерла, а мама Марины живет очень далеко… Ума не приложу, кто мне поможет выбрать все необходимое для ребенка. И где искать няню? Дочь смотрит на меня карими, чуть раскосыми глазами-бусинками, а я чувствую, как стремительно расширяется сердце — раздувается, как воздушный шар, заполняясь безграничной любовью. Моя куколка. Апраксина — я намеренно взял фамилию бабки, хотя СВР настаивали выбрать другую. Моя крошка, доченька…

— Имя придумали? — вырывает меня из задумчивости голос врача.

— Нет. Мы с женой так и не пришли к пониманию в этом вопросе, — отвечаю хрипло. — Вы мне не поможете? Я недавно в городе, не знаю никаких приличных агентств по подбору персонала.

— Конечно, конечно. Мы с уверенностью рекомендуем пациентам агентство «Родные люди». Директора зовут Дарья Семеновна. Она вам обязательно поможет найти лучшую няню для вашей девочки.

Роксана.

«Проезд Сиреневый, дом шестнадцать», — читаю строчки на заветном листке, крепко удерживая его дрожащими от холода пальцами. Начало ноября выдалось на удивление холодным. Ветер проникает под застиранную куртку с тонкой прослойкой синтепона и жестоко щиплет кожу. Под подошвами старых кожаных сапог потрескивает иней и примерзшие к асфальту коричнево-красные листья. Не помню, чтобы мне когда-то было так холодно… Конечно, дело в одежде, в чем же еще? Если меня возьмут, я смогу наконец-то купить себе новый зимний пуховик и сапоги, утепленные натуральным мехом. А если нет… Так и буду хвататься за любую работу, стремясь быстрее погасить долг по ипотеке. Мамуля продала квартиру, чтобы помочь брату с жильем. Так, год назад Сережка обзавёлся «однушкой» на окраине, а остаток денег с продажи как раз хватило на первый взнос. Я тружусь медсестрой в окружной больнице, а свободное время использую для работы с почасовой оплатой. Уборщицей, ростовой куклой, сменщицей — кем я только не подрабатываю. Так и живем… А, что — все так живут! Или нет? Наверное, эти богатые Апраксины живут иначе — вон, как их скрутило! Ребенок не успел появиться на свет, так сразу потребовалась няня. Никогда не поверю, что мать не справляется. Ленится, наверное? Хочет спать подольше и есть «запрещёнку». А с малышом пусть кто-то другой возится. А я и не против, мне-то что? Пусть деньги платят и делают что вздумается. Наверное, Нинка права — меня ничего не держит в отделении гнойной хирургии окружной больницы — зарплата мизерная, карьерного роста никакого. А как же мечта, спросите вы? Она есть, но ее воплощение я решила отложить на неопределённый срок.

Покачиваясь на гладкой как стекло, подмерзшей трассе, к остановке плетется автобус. Зябко потираю ладони и втискиваюсь в переполненный салон. Сколько там до Сиреневой ехать? Минут тридцать, не меньше. Вынимаю из кармана смартфон и отыскиваю приложение для чтения электронных книг. Открываю любимый роман и погружаюсь в поистине мексиканские страсти отношений властного босса Алексея и его подчиненной Анны. Хотя куда им до наших с Таиром… Боже мой, сколько еще я буду его вспоминать… Мучить себя воспоминаниями, колоть начавшую заживать рану. Мама говорит, что мне давно пора «устроить личную жизнь». Устроить, понимаете? Вдумайтесь в смысл этого слова. Я сама должна как-то строить счастье. Искусственно привлекать в свою жизнь любовь. Ну не бред ли? Помыслив об этом, фыркаю, не стесняясь пассажиров. Пусть думают что хотят…

Настроение стремительно падает, а дождь за окном усиливается. Сумерки мягко опускаются на крыши домов, согревая их, как теплое одеяло. Редкие звезды вспыхивают, раскрашивая темно-серые облака в разные оттенки ванили. Бреду по улице, прищуриваясь в темноте. Где же этот дом шестнадцать? Оборачиваюсь, завидев освещенный «карман» узкой улочки. На крыше одноэтажного каменного дома поскрипывает от ветра флюгер, а крыльцо и калитку заливает голубоватым светом фонарь. Подхожу ближе и неуверенно вскидываю руку. Не сомневайся, Рокси, сами же звали… Уверенно жму кнопку домофона, тотчас заслышав пробирающий до мурашек баритон в динамике:

— Входите, пожалуйста.

Ступаю по широкой дорожке из камня, бегло осматривая двор: уютный, небольшой, засаженный туями и березами… Все, как у обычных людей. Может, эти Апраксины и не такие страшные? Опускаю дрожащую ладонь на ледяную ручку и толкаю дверь, вмиг погружаясь в атмосферу тепла и коктейля ароматов. Пахнет свежемолотым кофе и костром. Совсем немного — свежей краской для стен.

— Ау… Я вошла. Я… Я из агентства «Родные люди».

— Подождите в гостиной.

Замираю посередине огромной светлой комнаты, впиваясь взглядом в пылающий камин. Вот бы подойти ближе и погреться… Может, хозяин разрешит? Зябко ежусь, опуская взгляд на свои ноги — носки промокли, а стопы теперь оставляют на блестящем паркете позорные некрасивые следы.

Все-таки подхожу ближе и снимаю куртку. Выставляю ладошки вперед, закатывая глаза от наслаждения. Тепло… Уютно, хорошо, наверняка, счастливо… На плечи опускается спокойствие, робко и неуверенно, как воробышек. Тишину дома нарушают тяжелые шаги и детский тоненький плач. Слышу, как мужчина чертыхается и что-то роняет. Ну, что ж… Подожду, с меня не станется.

— Извините за небольшую заминку, — раздается за спиной его голос.

Оборачиваюсь, вмиг врастая в пол. Теплый от огня, теперь он кажется ледяным и вязким, как болото. Не могу и слова вымолвить, завидев его — Абу-Таира и Данила Орлова в одном лице. Огромный, широкоплечий, кареглазый… Настоящий воин — он сверлит меня ошарашенным и одновременно ненавидящим взглядом.

— Таир? То есть Данил? А ты… Ты как…

— Паспорт живо! — рявкает он, держа крошечного малыша возле груди.

— Вот… — хриплю, протягивая документ.

— Роксана Корсун? Серьезно, Катя? И чем тебе не угодило твое имя? Оно тоже было ненастоящим, как твои чувства, поступки, мысли? — Даня напряженно прижимает хнычущего малыша к груди. — И ты посмела прийти в мой дом устраиваться няней? Ты куда циничнее, чем я думал.

— Ты тоже не Данил Орлов! И не Таир! Я не знала, что это ты! Иначе, никогда бы не пришла, — надломленно произношу я.

— Проваливай, Рокси или как там тебя! И не смей приближаться к моему дому. Вон!

Втягиваю голову в плечи и спешно сую руки в рукава. Оборачиваюсь, метнув взгляд на малыша Данила. У нашего Ярика такие же глаза… Жаль, что Орлов-Апраксин об этом никогда не узнает…