Мы (не) навсегда

Елена Левашова

Он разрушил мою жизнь, а я спасла его. Я не могла поступить иначе, потому что я хирург, а он… мой пациент. Властный мужчина с синими глазами, в которые я теперь смотрю каждый день… — Соня, ты расскажешь Барсову о ребенке? Он бы точно помог решить… эту проблему. — Нет. И не собираюсь. У него молодая красивая жена, а я… просто случайное приключение. — А мне кажется, ты ему нравишься… А жену эту расфуфыренную… можно подвинуть. — Не сочиняй, Алён. Барсов не из тех, кто воспитывает чужих детей. К тому же я хочу дать шанс доктору Арзамасову — он давно за мной ухаживает.

Глава 4.

Софья.

— Ведите себя подобающе, девушка! — грозно парирую я, смеряя Елену Барсову взглядом. Короткие джинсовые шорты, босоножки со стразами на высоких каблуках, облегающий топ… Расползающаяся внутри неуверенность норовит растоптать мои строгость и решимость, однако я наступаю на горло этой змее. — Вы находитесь в больнице, а не в ночном клубе!

— Извините, — тушуется она. — Я… приняла вас за другую, а сейчас вижу — вы врач, что оперировали моего мужа. Вы меня тоже поймите — не каждый день родного мужа ведет под руку чужая женщина! Как вас…

— Софья Васильевна, — бросаю я, продолжая поддерживать Барсова за талию. — Вы бы лучше, чем скандалить, за мужем ухаживали. Ему нужна свежая одежда, диетическое питание и помощь с душем. Где вас носило целый день? Он из палаты дворец съездов устроил, а ему отдыхать нужно, а не совещания устраивать.

— Софья Васильевна, не стоит. — Включается в беседу Марк и медленно оседает на койку. — Спасибо вам огромное. — Вздыхает он хрипло и натужно сглатывает. Понимаю — больно.

— Я сейчас вернусь. Принесу капельницу с антибактериальным и обезболивающим препаратом. Посидите с ним, — перевожу взгляд на Елену. Она растерянно застывает в дверях, мнется, не решаясь войти. Да и Марк выглядит сбитым с толку… Между ними вполне ощутимое электрическое напряжение.

Вот зачем я влезла со своими советами? Зачем на крышу поперлась? Могла бы уже дома быть и есть вкусный ужин, приготовленный свекрами. Делаю назначение в карте Барсова и устало бреду в ординаторскую. Домой… Плевать на чужих красавиц-жен, симпатичных пациентов и частные расследования… Хотя нет — на него как раз не плевать. Марк заразил меня желанием все узнать. Тем более Борисенко пропал… А он работал с Павлом. Совпадение, скажете вы? Не знаю… Погруженная в задумчивость, распахиваю дверь в ординаторскую. Толик поднимается с кушетки, завидев меня. Откладывает газету в сторону.

— Сонька, зачем ты бегала к этому… к нему… Он… Нянчишься с ним, как будто он…

— Он человек, Толь. Если бы я не поднялась на крышу, неизвестно, что могло случиться. У него высокая температура и сильные послеоперационные боли. Повязка влажная. Ты до утра пробудешь?

— Нет, меня главный вызвал до прихода Борисенко. Он всем график дежурств сдвинул. Если Боря не объявится, останусь до утра.

— Уколешь Барсова часов в десять?

— Океюшки. Если твоя душенька от этого успокоится, то…

— Спокойствие моей душеньки не зависит от него, не выдумывай!

Толя раскрывает губы, чтобы мне ответить, и этот момент дверь звучно распахивается. В ординаторскую вваливается дежурная медсестра Ирина с побелевшим от страха лицом. Ее волнение вмиг передается мне, чувствую, как по телу пробегает стадо острых, как льдинки мурашек.

— Анатолий Иванович, выручайте миленький! Поубивают друг друга!

— Что стряслось? — произносим с Толей почти в унисон.

— Барсов ругается со своей… Этой… — Ирина очерчивает руками фигуру в воздухе, изображая статуэтку. — Выгоняет ее, кричит. А она по полу ползает на коленях… Стыд-то какой. Я капельницу не могу поставить, а ему плохо… Бледный, потный, то гляди… Того-этого.

— Не болтай, Ира. Толя, идем. — Прогоняю неуверенность и хватаю Арзамасова за локоть. Как чувствовала, что с этим «депутатом-меценатом» будут проблемы! А ведь показался вполне нормальным мужиком. Если быть совсем честной — он мне понравился…

Забираю у Ирины капельницу и на ватных ногах шагаю в палату Марка. Оттуда слышатся крики — женские, мужские, плач, всхлипывания, стоны… Если они там мириться собрались на больничной койке, я их обоих выгоню. Ей-богу, выгоню!

Открываю дверь и выставляю штатив для капельницы вперед — мало ли, может, Елене вздумается наброситься на меня с кулаками?

— Что здесь происходит? Ну-ка встаньте с пола? Барсов, вы…

На полу сидит Елена — заплаканная, с некрасиво растекшейся по лицу косметикой, лохматая. Топ сполз с плеча, ремешок на шикарной туфельке раскрылся… Не представляю, о чем можно спорить с больным человеком? Может, он ей изменил? И бедная женщина молит сохранить брак? Неспроста же она приняла меня за «телочку». Барсов умеет ухаживать и с чувством юмора у него все хорошо. Скорее всего, я права…

— Елена, что бы он вам ни сделал, сейчас не самое лучшее время выяснять отношения. Мужчины они… Оставьте претензии на потом. — Кидаю в Марка гневный взгляд. Он, напротив, смотрит на меня недоуменно.

— Да-да, конечно, — соглашается Лена и поднимается с пола. Мне ее даже жалко становится — боюсь представить, какой этот Марк дома! Наверняка он самовлюбленный нарцисс или абьюзер!

— Простите за это… Софья Васильевна, вы домой уходите или… — не стыдится спросить меня Марк.

— Домой. Ирочка, поставь больному капельницу. — Возвращаю растерянной медсестре штатив. А ведь сама хотела… Обойдется! Изменщик и козел. Наверное… — Устроил здесь… черт те что! Как не стыдно? Эх, Барсов, а еще депутат, меценат… — упираю руки в бока и гневно прищуриваюсь.

— Мне не стыдно. И я ни в чем не виноват. Я вам объясню все… Завтра, — хрипло шепчет Марк.

— Маркуша, тебе же сказали — сейчас не время выяснять отношения, — певуче протягивает Лена. Застегивает ремешок обуви, поправляет на плечах топ. — Софья Васильевна, я на соседней коечке переночую? Подежурю возле мужа. Вы же не против? — с надеждой в голосе произносит она. Похоже, Лена воспринимает меня как союзницу.

— Не против. Ира, выдайте Елене белье.

Марк.

Я позабыл о Лене… Там, на крыше я почувствовал себя счастливым и спокойным. Мучился от раздирающей телесной боли и испытывал радость… Жадно вбирал в легкие вечерний воздух, пахнущий мокрой пылью и листвой. Шевелил плотно сложенными крыльями свободы, вспоминая, что она есть у меня… Роскошь быть собой. Я давно не принадлежу себе… Вижу в глазах людей капельку уважения и море страха. А еще свое отражение — властного мужчины в строгом костюме. Всем от меня что-то надо… Они лебезят из-за подписи, пресмыкаются, когда нужно продвинуть проект, лицемерят, играют, смеются, как шуты… Все время что-то просят: устроить на работу, протолкнуть, помочь… А Соня она…

«Барсов, ну-ка спуститесь с крыши! Можно все решить!». Смешная. Искренняя. И говорит со мной, как с простым человеком. И смотрит с неподдельным сочувствием. Человечность ведь нельзя купить за деньги или мастерски сыграть. А она есть в ней… Струится из небесно-голубых глаз, затапливая весь мир… Она понравилась мне. Не знаю почему. Не красавица, симпатичная. Но я увидел в ней другую, совершенно потрясающую красоту, что она прячет за строгостью и неприступностью… Молодая женщина, вдова — мне чертовски захотелось помочь ей докопаться до правды и, наконец, успокоиться. Сбросить вдовий покров и вновь возрадоваться жизни.

А потом пришла Лена и все испортила… Верите, меня не удивила реакция Софьи. Она женщина и не допустила мысли, что причиной скандала послужил не я. Не я изменил и растоптал то, что считал святым… Гребанная женская солидарность.

— Марик, заказать еду из ресторана? — певуче протягивает Лена, развалившись на соседней койке.

— Я же сказал — уходи. За мной прекрасно ухаживают. — Цежу сквозь зубы, ерзая на койке. Ирина установила мне капельницу. Жидкость капает невыносимо медленно, лишая меня возможности сбежать из палаты.

— Главный врач им приказал?

— Да. Ты еще что-то хотела? Разговоры бессмысленны, мольбы тоже. Не вздумай больше устраивать концертов, Лена. На меня они не действуют. — Произношу, отвернувшись к стенке.

— Маркуша, это ошибка… Ты не так понял, милый. Это была репетиция. Всего лишь репетиция роли, что мне предложили. — Почти стонет она. Боже, ну кто просил Софью Васильевну вмешиваться? Зачем она разрешила этой мегере остаться?

— Репетиция в дорогом отеле? Лена, я не глупец и не лох. Разводом займется адвокат. Я оставлю тебе машину, так и быть…

— Что?! Я имею право на половину имущества! — Лена взволнованно поднимается с койки и впивается в меня взглядом.

— А ты платила за эту половину? — Хрипло произношу я.

— Нет, но… Я создавала тебе уют, готовила и…

— Лен, не наглей. Ты и дня не работала, а уют… Его обеспечивали повара и домработницы.

— Ты чудовище, Барсов! Ужасный, непримиримый человек, неспособный на прощение! Я пошла домой. — Она демонстративно потирает спину, поправляет волосы и нарочито громко всхлипывает. — У меня тоже есть адвокат. Так что… Еще посмотрим!

Слава богу, уходит. А Софья надеялась, что жена обеспечит меня «свежим, горячим питанием, чистой одеждой и поможет с душем». Смешно и грустно. Лена прощупала почву, выпытала мою позицию. А теперь нет смысла оставаться в больнице и спать на неудобной койке. А уж додуматься принести чистую одежду… Нет, это не про нее. И да, я голодный. И, как назло, моя домработница сейчас в отпуске!

За Леной захлопывается дверь. В палату сразу возвращается свежий, не пропитанный цветочными духами воздух. Я лежу один — грязный, голодный, совершенно беспомощный богатый человек… Одинокий. Мне ведь действительно некому помочь… Домработницы, водители, помощницы — наемные люди, «уважающие и любящие» меня за деньги, которые я плачу. Ничего, Марк… Это не навсегда. В палату тихонько входит медсестра Ирина. Она бросает взгляд на пустую койку Лены, вынимает из моей вены иглу и протягивает:

— Ваша жена… она… вернется? Останется ночевать? Если да, то пусть ко мне подойдет: я дам ключики от служебной душевой. Ну… в которой врачи моются. Она приличнее. — Заговорщицки добавляет она.

— Она уехала. А ключики оставьте мне. Вымоюсь сам.

Ирина услужливо кивает и поправляет на мне одеяло. Чем заняться? Я забыл, когда ложился спать в такую рань. Касаюсь экрана айфона, ища приложение, где читают электронные книги. Что выбрать? Фантастику я не люблю… Пожалуй, детективы. Оплачиваю доступ к роману Джона Харта «Последний ребёнок», открываю первую главу, погружаясь в чтение… В этот момент мне звонит Мирон Альбертович.

— Простите за поздний звонок, Марк Юрьевич. Есть информация по Тарасевич.

— Говорите. — Отвечаю я.

— Я получил доступ к его электронной почте и социальным сетям, переписке в мессенджерах. В общем, он был непорядочным человеком…

— Подробнее, Мирон Альбертович. Что вы имеете в виду? Он брал взятки от студентов? — приподнимаюсь на локтях, стремясь занять удобное положение.

— И это тоже. Павел Тарасевич изменял жене. Я обнаружил две продолжительные переписки с девушками. И в день его смерти ему писала одна… Прямо во время того новогоднего банкета… Переписка интимного содержания.

— Мда… Не будем говорить Софье об этом. Ей эта информация ни к чему. Правильно?

— Конечно. — Соглашается Мирон.

— Как звали последнюю девицу? Она могла ведь что-то знать? О работе любовника, его встречах на стороне, исследованиях и прочем. Павел ведь мог с ней этим делиться?

— Я собираюсь с ней встретиться. Расспросить. А зовут ее Виктория Павлова. Двадцать семь лет…

— Час от часу не легче! Двадцать семь лет! Ну куда его понесло? Он же, если я не ошибаюсь, старше меня?

— Да, ему было бы сорок пять. Ну вот так.

— Спасибо, Мирон Альбертович. До связи. — Завершаю вызов, пытаясь принять услышанное. Ну и ну… Софья не должна об этом знать. Ни при каких обстоятельствах… Заказываю из ресторана суп и бреду к Ирочке за ключом от душевой…