Падальщик

Елена Кондратьева, 2023

Женя – молодой, симпатичный и подающий надежды парень вынужден ночевать на улице. Сколько бы он не пытался чего-то достичь, обстоятельства всегда оборачиваются против него. Но надежда, что он когда-то станет богатым, не покидает его. В погоне за быстрыми деньгами он ввязывается в авантюру и вынужден спасаться бегством. Тогда он и знакомиться с одной богатой бизнес – леди Настей, которая предлагает ему очень хороший заработок за определенные услуги. Женя считает, что этот город – падальщик, и добиваются успеха лишь те, кто зарабатывает грязным путем. Что бы с ним не случалось, он всегда старался не потерять гордость. Но что он будет делать в такой безвыходной ситуации?

4

Первый день. Я все еще сидел и ждал задание. Вчера мужчина, что выдавал мне форму, от души посмеялся над моей комплекцией. Он говорил, что форм такого размера вообще не шьют, мол, их нужно шить на заказ или искать в детских магазинах. Меня не обидели его слова, видимо это был единственный веселый момент за весь его рабочий день. Он так смеялся, что казалось, его красная башка вот-вот лопнет. Однако форму он все-таки нашел, правда она оказалась немного не по размеру, чуть широка в плечах. Я не понимал, к чему стоило устаивать цирк, но может у санитаров положено высмеивать новичков? Я бесспорно уступал по телосложению тому большому мужчине, его рука толще, чем две мои, а грудь обвисла, как у пожилой женщины. Мне приказали сесть и ждать непонятно чего, просто ждать. Рядом находилось несколько кабинетов, где берут анализы крови. Люди заняли весь коридор, толкались и ругались друг с другом. Было слышно, как кричит чей-то ребенок. А я все еще ждал.

Честно сказать, я боялся крови, не то чтобы падал в обморок при ее виде, но эта субстанция вызывала у меня отвращение, она ассоциировалась с болью. Я помнил день из моего детства. Мне все еще семь. Нужно ставать в школу. Будильник еще не зазвенел, но я чувствовал, что уже светло. Меня разбудили крики матери. Отец собирался на работу, а мать его бранила. Она кричала, что он должен бросить такую работу, что ей за него стыдно. Потом я услышал грохот. Я испугался и побежал на кухню, посмотреть в чем дело. На полу была кровь, дорожка из капель алой крови. Мать стояла в углу с железным ковшиком в руке, отец рядом прикрывал лицо руками. “Что случилось?” — тихо спросил я. Тогда отец подошел ко мне и наклонился. Все его лицо было перемазано в крови. На лбу — открытая рана, кровь из нее текла по лицу и из-за этого отец прикрыл левый глаз. Он взял меня за плечи и громко сказал: “Ты не должен этого запоминать, это не взаправду.”

— Эй, мелкий, вставай, работка для тебя есть, — услышал я чей-то голос. — Ну, чего расселся? Здесь тебе не курорт!

Я поднял глаза. Лицо говорящего мужчины мне ни о чем не говорило. Он был молод или просто хорошо сохранился. Я поймал себя на мысли, что совершенно не следил за временем. Коридор опустел, слышен был лишь стук каблучков медсестры, которая относила пробирки с кровью в лабораторию. Я понял, что прошло не меньше двух часов.

— Куда идти? — спросил я у незнакомого громилы.

— На шестой этаж, в пластическую хирургию, пациента нужно на каталку положить. Ох, черт! Ты хоть справишься, а? Уж больно ты хилый.

Мужчина нахмурил брови и почесал затылок. Меня уже начинали донимать эти их шуточки. Они говорили со мной так, будто бы я был доходягой, которого не берут в армию из-за недостаточного веса. Да уж, будь я очередным здоровяком без царя в голове, я отлично бы вписался в их компанию.

— Я справлюсь, не беспокойся, — уверенно сказал я.

— Не понял, мы что вдруг стали приятелями? — удивился мужчина.

— Что?

— Ко мне нужно обращаться на «Вы», я старше и выше в должности, проявляйте уважение!

— Хорошо, простите.

Мы шли по длинному коридору, я и мужик, которого я называл на «Вы», он шел впереди, изредка поглядывая не отстал ли я. Люди вокруг, как мазки разных красок, проносились мимо, не давая шанса запомнить их, только цвет, лазурный для докторов, темно-синий для санитаров и какой-то серый для больных. Все живы, все заняты работой. Я шел по коридору и смотрел по сторонам, идентичные белые двери, похожие очереди, казалось этот коридор бесконечный. Интересно, изменится ли это когда-нибудь? Настанет ли время, когда я приду на работу с радостью? Случится ли, что я, опуская руку в карман пиджака, нащупаю там ключи от своей квартиры? Возможно ли, что я стану отвечать на телефонный звонок любимой женщины, которая звонит, чтобы просто спросить, как у меня прошел день. Ох, ну и многого же я хотел! Хотя если уж выбирать, я бы выбрал третье.

— Сюда, — говорит мой гид по здешним джунглям.

Мы сворачиваем направо. Я удивился, что у лифта не было очереди. Наверное, это просто был мой день.

— Нажми кнопку, — говорит верзила-санитар.

— Какую?

— Если что, пластическая хирургия на шестом, — раздражённо говорит мой гид.

— Хорошо. Теперь я буду знать.

Я потянулся за кнопкой, не сообразив сразу, что здоровяку было бы куда проще нажать ее, ведь тот стоял рядом, а я нет. Ну что ж, субординация есть субординация. Пока мы поднимались на шестой этаж, старший санитар смотрел на меня с укором, как учительница на первоклашку, который никак не может запомнить таблицу умножения. Лифт пару раз останавливался, один раз на втором, где к нам присоединилось милое создание в больших очках, которое, поглазев на меня, вышло на четвертом. И вот он шестой. От того, что это было отделение пластической хирургии мне стало не по себе, я почему-то почувствовал себя пациентом, пришедшим сюда исправить себе нос или еще что-то. Просто поразительно, отделение существенно отличалось от остальных! Все вокруг блестело от чистоты, в коридоре две уборщицы старательно натирали пол.

— Тебе в палату номер шесть, — проинструктировал меня мой так называемый начальник.

— Палата номер шесть, забавно! — произнес я.

— Только давай без иронии, — злобно произнес тот и нажал на кнопку вызова.

Мне всегда было интересно, как все это делается, я пытался заглянуть в приоткрытые двери кабинетов, но так ничего и не уловил. Я услышал, как из какой-то палаты доносится раскатистый женский смех. Шестая палата, ну конечно.

Я даже не знал, будет ли это правильно, если у меня когда-нибудь появится девушка, какая-нибудь наивная милашка влюбится в меня и поможет мне выбраться из этой ямы. Только вот я не хочу быть виноватым в чем-то, пусть я загубил свою жизнь, но себя мне ничуть не жаль. Я не из таких, кто обвиняет в своих бедах всех, кроме себя. Если у меня появится девушка, мне нечего будет ей предложить, кроме разве что руки и сердце. Я бы сгубил еще одну душу так же, как сгубил свою. Ужасно! А наш ребенок, который возможно вскоре появился на свет, будет носить в школу бывшую в употреблении одежду и завидовать одноклассникам, которым покупают дорогие тетрадки и учебники. Возможно, переносить страдания легче, если делишься ими с кем-то. Не знаю, возможно. Однако я буду нести свой крест в одиночку.

— Ты пришел за мной? — спрашивает девочка, сидящая на кровати. — Ой, что я говорю? Мне что-то вкололи, вот, смотри! — Она протянула мне правую руку.

— Я положу тебя на каталку, — говорю я. Слышно, как к палате подходят еще несколько человек.

— А ты красивый…

Она была такой юной. Я подумал, что ей не больше шестнадцати, но потом вспомнил, что запрещено делать пластические операции несовершеннолетним. Она была миловидной, с длинными, вьющимися, каштановыми волосами и красивыми скулами.

— Подойди ближе, — сказала девушка. Она пристально осматривает меня и повторяет: — Ты такой красивый, может быть мы могли бы… Ха, что я делаю, ты же санитар! Ой, извини! Не обижайся, ладно?

— Я не обижаюсь на правду.

— Я Маша. Хи, смешное имя.

— Нет, вполне красивое, и ты тоже красивая.

— Спасибо, — протяжно говорит она. — После операции буду еще красивее.

Я услышал, как кто-то открыл дверь в палату.

— Как тебя зовут? — спрашивает пациентка.

— Женя.

— Женя, — протяжно произносит она, потом смеется.

Доктор, вошедший в палату говорит, что медикаменты уже подействовали. Я подкатываю каталку ближе к кровати и помогаю девушке спрятать волосы в шапочку. По пути в операционную она несколько раз произносит мое имя и заливаетя громким смехом. Я смотрел на ее лицо, на тело, — она была прекрасна, я не находил того, что нужно было бы исправить. Я выдохнул и сказал про себя: — “Женщины”.

Наверное, мы встаем на путь взросления, когда начинаем понимать все похабные шуточки в фильмах, когда видим, что девчонка, которая мила нашему сердцу, приходит в школу в бюстгальтере. Я не был, как все. В свои тринадцать я слушал рассказы знакомых мальчишек, но ни разу не побывал рассказчиком. Я помню, как видел двух своих лучших друзей, садящихся на велосипеды, наблюдал, как два их силуэта становятся меньше и совсем исчезают за поворотом. Я знал, куда они ездили… Ближе к вечеру мы собирались на лавочке возле моего дома и мальчишки рассказывали о том, что делали. Они говорили, что снова целовали девчонок по-настоящему, по-взрослому, так, как это делают в фильмах. Один говорил, что в тот день было невероятное, девчонка показывала стриптиз, танцевала у костра и медленно снимала майку, еще они говорили, что у них существовали специальные ямы для какого-то дела. Я не расспрашивал подробностей. Я думал, что еще не до конца созрел для обмена слюной с женской расой.

В один день, когда лето уже близилось к концу, один из моих друзей сообщил мне, что я нравлюсь одной девчонке, и она хочет поехать со мной в то секретное место. Поначалу я отбрыкивался, пока не узнал, что это она — Та самая. Мальчишки говорили, что с первого раза не всегда хорошо выходит, наказали мне не открывать глаза во время поцелуя и обязательно почистить зубы. Я ужасно боялся, не знал толком, что и как делать. Я мчался на велосипеде к ее дому, подгоняя время, как только мог, дабы этот момент, наконец, пришел. Она села близко-близко ко мне, обняла меня за живот и прижалась сзади, я ехал быстро и из-за боязни упасть, она все сильнее цеплялась за меня. Это и было наивысшим счастьем, я не желал большего, только бы она не отпускала руки.

Тайное место оказалось всего лишь опушкой леса. Мы уселись на бревна, Та самая села рядом со мной и взяла меня за руку. Мальчишки достали из карманов сигареты и предложили девчонкам. Я ожидал, что Та самая откажется, но она взяла, подкурила с третьего раза отцовской зажигалкой и вдохнула. Другие кашляли, но не она. Было видно, что это далеко не первый ее раз. Компания о чем-то болтала, а я молчал и смотрел на нее, она больше не была ей, не была Той самой, что-то вдруг исчезло. Девчонка тянулась к моим губам, но я отворачивался. Она сказала, что научит меня целоваться. Я чувствовал запах сигарет и еще алкоголя, я знал это, так же пахло от моего отца. Она просила потрогать ее грудь, хвасталась, что у нее больше всех в классе. Да, я хотел научиться целоваться, но не так, не с ней. Я увидел те ямы, про которые говорили друзья, теперь я понимал, для чего они им. Краем глаза я видел, что друзья не отворачивались от девчонок, как я. Видимо для меня там не было места.

Я не мог понять, куда все пропадает. Куда исчезло то маленькое чудо, которое строило мне глазки на уроках труда? Где ее яркие и чистые голубые глаза? Их как будто бы сжег сигаретный дым.