Эмма Дженкинс

Елена Добрынина, 2023

Думаете, магия – предел мечтаний любого жителя Бретонии? Как бы не так! Эмма Дженкинс не просила о волшебном даре, который никак себя не проявляет. Ей хотелось мирной и спокойной жизни в кругу семьи, собственную кондитерскую и верных друзей. Но теперь девушка вынуждена отправиться в магическую академию, из которой, по слухам, возвращаются не все, и, кажется, Эмма испытывает симпатию к своему наставнику! Что за невезение… Однако на этом проблемы не заканчиваются. Теперь она связана странной и необъяснимой клятвой с четырьмя незнакомыми людьми. А еще Эмма повсюду сталкивается с обаятельным, но раздражающим Эвертом Диксоном, который, впрочем, может помочь девушке разобраться с неприятностями, свалившимися ей на голову.

Глава 3

Чем омрачено начало лета у старших школьников? Конечно, экзаменами. Слава Источнику, большинство из них мы уже сдали, остался последний рывок, но какой! История родного государства у мэтрисс Шульц.

Сейчас все ученицы с унылым видом зубрили историю: списать у мэтрисс Шульц просто невозможно. И я, сидя на кровати, в который уже раз перечитывала один и тот же скучнейший параграф о смене режима правления, который произошел чуть больше ста лет тому назад.

В конце второго тысячелетия от возникновения Источника в Бретонском королевстве сложилась нестабильная ситуация: технический прогресс сконцентрировал капитал в руках буржуазии. Сила Магического Источника продолжала уменьшаться, и людей с магическим даром рождалось все меньше. Даже в знатных семьях, известных своей родовой магией, нередко появлялись на свет дети без дара. Все это привело к тому, что монархия, издревле опирающаяся на поддержку отмеченных силой Источника аристократических родов, оказалась в шатком положении. Его величеству Вениамину Четвертому пришлось ограничить свою власть, передав часть своих полномочий Парламенту, в состав которого в равных долях входили представители магического и немагического сообщества. В последующие десятилетия ситуацию усугубили внешние обстоятельства. Значительное политическое, экономическое и культурное влияние на Бретонское королевство оказали соседние страны. Это Риона, в которой незадолго до указанных событий произошла революция, а также республики Неймария и Карилия. Ситуация достигла пика, когда на престол взошел Ригард Второй. Не имея прямых наследников и понимая, что страна на пороге гражданской войны, он заключил беспрецедентное соглашение с Парламентом. Он заявил о готовности провести ряд кардинальных реформ: упразднение сословий, расширение полномочий служб Магконтроля (отныне магически одаренные лица должны были вставать на учет), запрет на применение в общественных местах магии выше четвертого уровня без специального разрешения). Период правления Ригарда Второго ознаменовался плавным переходом от монархии к республике. После кончины монарха политическое устройство было официально изменено, и Бретонское королевство стало называться республикой Бретонией.

Читая все это раз, наверное, в шестой, я поняла, что этот параграф учебника застрял в голове словесной жвачкой: мысли разбегались куда угодно, только бы подальше от исторических премудростей. Поэтому я очень обрадовалась, когда в комнату вошла Лиззи, держа в руках вскрытый конверт из плотной белой бумаги.

— Мама прислала письмо!  — радостно сообщила она, плюхнулась ко мне на кровать, и мы принялись читать.

Ма писала, что мэтрисс Шульц разговаривала с ней по лонгофону, па настоял, чтобы у нас в доме было это новомодное изобретение, и сообщила, что у меня открылся дар непонятного пока свойства. Ма была бесконечно удивлена, но в письме было столько слов поддержки для меня, что на сердце стало тепло и радостно. Еще ма сообщала, что сразу после экзамена (уже завтра!) пришлет Харриса, чтобы он доставил нас в Эрквуд.

Настроение сразу поднялось. Учебники были временно отложены, и мы с Лиз кинулись собирать вещи.

Харрис прибыл после обеда, когда мы с Лиз уже изнывали от нетерпения. Мы выбежали навстречу и бросились в надежные и такие знакомые с детства объятия. Старый добрый Харрис в вечном клетчатом пиджаке, пропахшем табаком и сладковатым одеколоном, с ласковой улыбкой, спрятанной в пышных усах. Он так прочно ассоциировался с домом, что казался его добрым духом.

— Ну, стрекозки, вы уже готовы? Вижу-вижу, что готовы. Уж как родители-то вас заждались. Собирайтесь, я только к директрисе вашей зайду, и поедем.

Мы не заставили себя упрашивать, и уже через четверть часа наш магикар отправился в путь.

Болтая, мы с Лиз не отказывали себе в удовольствии глазеть в окна. Старинные дома с колоннами и лепниной сменялись совсем новыми, с большими необычными круглыми окнами и причудливой росписью. Одни были огромные, словно замки, другие совсем маленькие, но абсолютно все утопали в свежей зелени садов и клумб. Широкие поля пшеницы, холмистые луга для выпаса скота, множество теплиц: все это  — южная часть Бретонии, где мы с Лиззи родились и выросли. Изредка нам встречались магикары, чуть чаще  — конные экипажи. Пару раз до нас долетел приветственный гудок паровика, а недалеко от Брэдфорда мы увидели, как в небе пролетел цеппелин из Лиденбурга  — нашей столицы. Конечно, мы, к неудовольствию Харриса, высунулись из окон, чтобы помахать цеппелину вслед рукой. Радуясь всему и подпрыгивая от нетерпения, мы, наконец, достигли родного Эрквуда.

Как только ворота открылись, в доме началась суматоха: забегали пострелята, помогающие в доме и саду, застучали каблучки в холле, и на площадку перед домом выбежала ма  — все такая же красивая, в темно-синем платье по новой моде, без единой пуговички. Ее волосы волнами ложились чуть ниже плеч. Как всегда при взгляде на нее меня охватил вихрь чувств: радость от долгожданной встречи, восхищение ее красотой и душевным теплом, которое она излучала, а еще грустная нежность  — она была очень похожа на мою маму.

— Джим, спускайся скорее, девочки приехали!  — крикнула она, глядя вверх. Значит, па работал в своем кабинете на втором этаже.

— Ах, ну дайте же скорее вас обнять. Как вы доехали? Харрис, вы поможете поднять наверх их вещи?  — Когда на крыльце показался па, мы обе уже были затисканы, зацелованы, рассмотрены со всех сторон, выслушали охи и ахи по поводу того, как мы выросли и похорошели.

— И кто же это к нам пожаловал?  — не успел па это сказать, как Лиззи с радостным воплем бросилась к нему, чуть не сбив с ног. Но па был крепок, статен и точно готов к такому повороту событий. Пока Лиззи висела на его мощной шее, он одной рукой прижал ее к себе, а второй сделал приглашающий знак, и я присоединилась к объятиям.

За столом, когда волна радостного возбуждения от встречи схлынула, речь, конечно, зашла о моем, прости Источник, даре.

— Это очень неожиданно,  — начала ма, аккуратно подбирая слова.  — Я абсолютно точно знаю, что в нашей семье не было магов. Ни у меня, ни у Дженны даже искорки дара не нашли. Что до Эдварда, то он, кажется, упоминал, что когда-то были у них в роду маги, но так давно, что только предания об этом сохранились. Но, милая, не переживай: даже если выяснится, что твой дар растет, мы выберем самую лучшую… специальную школу для тебя, все будет хорошо, правда, дорогой?

— Давайте не будем торопить события,  — рассудительно продолжил па.  — Кто знает, может, твой дар, Эмма, еще сыграет нам на руку: а ну как окажется, что ты  — маг жизни, способный ухаживать за растениями или насыщать еду полезными веществами! Хорошее будет нам подспорье!  — Надо отметить, мыслил па в том же ключе, что и его дочь.  — Мы еще найдем время поговорить об этом.

Чуть позже, когда мы разошлись по своим комнатам, чтобы переодеться и отдохнуть с дороги, я подошла к письменному столу, достала из ящика плотный конверт с фотографическими карточками. И долго сидела в кресле, перебирая их. С карточек на меня смотрели красивая стройная молодая женщина с тяжелыми темными волосами, уложенными в высокую прическу, статный худощавый брюнет, с нежностью держащий ее за руку, и девочка, сидящая между ними. На обратной стороне карточек значилось: «Эдвард и Дженна Дженкинс и их дочь Эмма».

— Я так по вам скучаю,  — прошептала я.

Мои родители погибли, когда мне было восемь. Они возвращались из Лиденбурга, куда ездили по папиным делам, на цеппелине. При посадке что-то пошло не так, и прогремел взрыв. Никто не спасся. Я в это время гостила у дяди Джима и тети Мэгги в Эрквуде. Мы с Лиззи, подключив местную детвору, как раз репетировали какую-то героическую пьесу, когда нам сообщили обо всем. Я помню свое недоумение, когда рыдающая тетя прижимала меня к себе и все повторяла «бедное дитя», помню жалостливые взгляды всех знакомых  — и детей, и взрослых. Помню похороны, поминки. Нигде я не проронила ни слезинки. Но каждый седьмой день недели, день, когда прилетает из столицы цепеллин, я выбегала из ворот и ждала, ждала до самого вечера, и никакая сила не могла заставить меня уйти. Так продолжалось несколько месяцев, пока однажды я не поняла: они не придут. И тогда пришла боль.

Я не люблю вспоминать, что было потом. Только нежность и любовь тети и дяди да поддержка Лиз помогли мне справиться с горем. Никогда, ни на одно мгновение, несмотря на гибель родителей, я не чувствовала себя сиротой. И позже, когда время притупило боль утраты, сама стала называть родителей Лиз не дядей и тетей, а па и ма.

Вернув конверт с карточками на место, я едва успела сменить дорожное платье на домашнее, как раздался стук в дверь и на пороге появилась сестра.

— Пойдем вниз, мама к нашему приезду торт испекла, твой любимый, клубничный, по рецепту тети Дженны,  — сказала она, взяв меня за руку,  — а еще у нее розы расцвели, какой-то новый рионский сорт, магически обработанный, ужасно дорогой, пойдем, посмотрим.

Она легонько сжала мою руку, подбадривая.

— Целое лето впереди, как здорово!  — и каблучки Лиз застучали по ступенькам. Я улыбнулась и пошла следом.

Вечером, когда мы пили чай в малой гостиной, па поинтересовался:

— Ну, девицы-красавицы, каковы ваши планы на лето?  — в том, что они есть, он ни капли не сомневался и правильно делал  — сам же нас воспитывал.

— Ой, папа, сейчас расскажем,  — начала, как обычно, Лиз, переглянувшись со мной. Это мы обсудили до мелочей.  — Мы будем тебе помогать.

— Вот как?  — ухмыльнулся в усы па.  — Зачем же вам это?

— А затем,  — продолжала Лиз,  — что мы решили, чем хотим заниматься после того, как окончим школу.

— Ну-ка, ну-ка!

— Мы хотим, — лукаво улыбнулась я,  — открыть кондитерскую!

— Кондитерскую!  — задумчиво пожевал губами па.  — Это, барышни, очень хлопотное дело. Капитал, опять же, брать где-то надо.

Пришла пора показать серьезность наших намерений.

— Па, мы все продумали.

— Мы будем закупать у тебя муку, масло и прочие продукты. Изучим, где можно раздобыть остальное.

— Рецепты тортов и пирожных мы возьмем для начала из маминой кулинарной книги, она любила придумывать что-нибудь особенное.

— Мы будем работать у тебя и скопим капитал. Если его не хватит, возьмем из нашего приданого.

— Тише-тише, ишь разгалделись,  — засмеялся па и в шутку вскинул руки для защиты.  — Ну что ж, галчата, вижу, вы настроены решительно. Давайте сделаем так: пока вы отдохнете, погуляете, воздухом подышите. А вот через недельку, если не передумаете, приставлю вас к мастеру Брейди в лавку, будете на подхвате. А дальше видно будет. Идет?

— Идет! Как здорово! Спасибо!  — и мы, вскочив с мест, побежали обнимать па.

Поработать в лавке нам удалось: сначала мы взвешивали и собирали заказы, а потом и сами стояли за прилавком, встречая покупателей. И управляющий не мог нарадоваться на Лиззи: она приветливо болтала с покупателями, нахваливала товар, но всегда аккуратно пересчитывала деньги. У меня выходило не так бойко: я быстро терялась, если покупатели были раздражены или грубы. Мне больше нравилось изучать отчеты, договоры и хозяйственные книги. Но почему-то именно в те часы, когда за прилавком стояла я, к нам приходили крайне странные личности, желающие устроить скандал.

Особенно запомнилась одна озлобленная неряшливая женщина, стремящаяся получить назад деньги за якобы купленную пару дней назад в лавке голову сыра «Бретонийский». В пылу спора она позволила себе обозвать меня глупой курицей. Вместо того чтобы смутиться и принести извинения, я пришла в ярость. И именно от ярости вспомнила, что совсем недавно пересматривала записи о закупках, и никакого «Бретонийского» сыра там не значилось. Об этом я и сообщила мошеннице. Тут ко мне подошел мастер Брейди, положил руку на плечо и сказал, что я могу пока отдохнуть. А сам спокойно поговорил с женщиной, денег ей не дал, но угостил небольшим кусочком нашего нового сыра. Вот и пойми этих торговцев.

Через пару недель па сообщил, что берет несколько дней отпуска, и мы всей семьей выезжаем на воды в Саммервилль. Это была наилучшая новость. Саммервилль с его изящными белоснежными беседками и павильонами, песчаным морским побережьем и бьющими минеральными источниками был просто мечтой для того, кто хотел расслабиться и отдохнуть.

И я успокоилась, доверилась этому лету, этой жизни. Так ярко я видела свое будущее  — новый учебный год в школе мэтрисс Шульц, работу у па. Видела, как мы с Лиз учимся в колледже, а потом покупаем помещение для нашей кондитерской, как нанимаем работников, как расставляем в витринах пирожные, торты и булочки. И радовалась этой спокойной, понятной, размеренной жизни до тех пор, пока в самом конце лета новое магобследование не показало две целых и две десятых уровня.

* * *

Я сидела в своей комнате на кровати, обхватив руками колени, и чувствовала, как весь мой уютный, знакомый мир рассыпается на кусочки, словно ваза, которую уронили на пол. В ушах стоял звон осколков, и я совершенно не понимала, как собрать их воедино.

О школе мэтрисс Шульц придется забыть: отныне мне прямая дорога в Распределитель, и один Источник ведает, чем это для меня закончится. Лиз, моя дорогая сестра, подруга, самый близкий мне человек  — с ней мне тоже придется расстаться. Демоны бы побрали этот дар! Я никогда о нем не мечтала. Не помню, сколько я так просидела, пока не поймала себя на том, что сжимаю в ладони висящий на груди медальон и поглаживаю его большим пальцем  — так я делала с детских лет, когда хотела успокоиться. Этот медальон носила мама  — простенький, серебряный, с небольшим красным камушком и не очень ровными завитушками. А вот в то злосчастное путешествие она его не взяла. После их с папой гибели я надела его на себя и снимала лишь изредка. Так мне казалось, что мама ближе, что она слушает меня и утешает.

Долго киснуть я не могла себе позволить. Знала, что внизу ма, па и Лиз переживают, хлопочут, пытаясь устроить меня наилучшим образом. Слышала, как па звонил по лонгофону, с кем-то разговаривал. Как потом ма тревожно его расспрашивала. Поэтому я заставила себя встать с кровати, умыться холодной водой и спуститься вниз.

Меня встретили встревоженным молчанием. Ма сразу распорядилась принести мне большую чашку успокаивающего отвара и теплую булочку с джемом.

— Ох, милая, как ты?  — обняла она меня и повела к креслу в гостиной.

Лиз сразу пристроилась рядом и молча сжала мою руку.

— У нас есть для тебя новости,  — ма выжидающе посмотрела на мужа.

— Да, Эмма, я переговорил с мэтрисс Шульц и мистресс Глостер,  — при этих словах Лиз непонимающе посмотрела на па («с Грымзой»,  — шепнула я ей),  — и они подтвердили нашу договоренность. С осени ты будешь учиться в лучшем отделении Маг-распределителя, в пригороде Лиденбурга. Я поеду туда с тобой, чтобы помочь тебе устроиться.

Лиденбург! Это же так далеко! Я была в столице пару раз, и запомнилась она мне суматохой, величественными строениями и пронизывающим ветром с Виенны. С другой стороны, какая разница, где находится школа, если я никого там не знаю?

Я равнодушно кивнула, соглашаясь.

— Мы будем приезжать к тебе на каникулах,  — поторопилась подбодрить меня сестра.

Я недоуменно посмотрела на нее.

— Ну, па сказал, что в первый год воспитанников распределителя не отпускают домой.

У меня уже не было сил расстраиваться. Одной плохой новостью больше, одной меньше.

— Хорошо,  — кивнула я, помолчав немного.  — Когда нужно ехать?

— Ма растерянно переводила взгляд с меня на па и Лиз.

— Через три дня, малышка,  — па подошел совсем близко, помог подняться, а затем, как в детстве, посадил меня к себе на колени, гладя по голове.  — Доберемся на цеппелине до Лиденбурга, а оттуда на паровике и до Далвертона доедем. Когда бы еще выбрались? Поговорим по душам с директором, осмотримся, и, думаю, все окажется не так страшно. И даже принесет тебе пользу. И я сейчас не только об исследовании твоего дара. Ты знаешь, как я ценю мнение мастера Брейди. Вот кто умеет чувствовать людей! Разумеется, я беседовал с ним, чтобы узнать, как там дела у моих девочек.

Па хитро прищурился.

— Хотите узнать, что он о вас рассказал?

— Конечно!  — Лиз сразу подобралась и замерла. Даже я, несмотря на уныние, кивнула, теперь уже энергичнее.

Дядя Джим потрепал дочь по чуть растрепанным белокурым локонам.

— Он назвал вас «шкатулочками с сюрпризом». Знаете, были в свое время в ходу такие розыгрыши: дарили подарки, но так, что с первого взгляда и не поймешь, что же это такое. Протягивает, например, кавалер даме дешевую коробочку из тростника, бечевкой перевязанную. Дама в слезы, коробочку с презрением отвергает, а развяжи она бечевку, увидела бы колье из бриллиантов. Ну вот, и вы таковы, по мнению Брейди. Не то, чем кажетесь на первый взгляд. На Элизабет посмотришь  — легкомысленная простушка, а приглядишься  — такую не проведешь, она сама тебя в два счета переиграет.

Па рассмеялся.

— «Учебник хозяйственных операций в розовой обложке»,  — так он, кажется, говорил.

Тут уже и я не выдержала и хихикнула, до того потешным было негодующее лицо сестренки.

— А вот про тебя, Эмма, он сказал так: «кинжал в холщовых ножнах». Ты молчаливая и кажешься робкой, а на самом деле ты боец. И я с ним согласен. Ты сильнее, чем думаешь, дочка.

От этих слов и от голоса, которым это было сказано, подозрительно защипало глаза, и я уткнулась носом в жилет па.

— И раз это так, а я уверен, что так, то стоит подумать: а место ли кинжалу в кондитерской лавке?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Просто обещай мне подумать об этом. А к разговору мы вернемся чуть позже. Дорогая, не выпить ли нам отвара?  — обратился па к супруге.

И та начала суетиться и распоряжаться о вечерней трапезе. Мой же отвар так и стоял нетронутым, и есть не хотелось.

— Я, пожалуй, пойду к себе, отдохну,  — сообщила, вставая. О многом мне надо было подумать и многое для себя решить.

Мне казалось, этой ночью я ни за что не смогу уснуть  — столько мыслей бродило в голове. Но не успела голова коснуться подушки, как усталость окутала меня тяжелым одеялом, укачивая, баюкая, унося в царство снов.

Мне снится на удивление теплый сон: ночь, мы с друзьями сидим у костра на лесной полянке. Мы жарим на палках кусочки хлеба, печем яблоки и рассказываем жуткие истории. Сейчас очередь моего мрачного друга, так я его про себя называю: он, как всегда, в черном, блики костра танцуют на его бледном лице. Он смотрит перед собой и начинает рассказ. Слов я почти не слышу, как бывает в подобных снах, но мне кажется, что это быль или легенда. От его рассказа всех нас пробирает тихий ужас. Ни звука, все притихли. В самый жуткий момент краем глаза я вдруг вижу, что к нам беззвучно приближаются белесые полупрозрачные фигуры. У призраков такие лица, что кровь стынет в жилах. Я кричу. Друзья вскакивают. В белесых летят камни и водные спирали. Ребята встают вокруг меня, я  — за их спинами, и все готовы обороняться от кошмарных тварей.

И тут кто-то из ребят издает неуместные звуки  — хрюканье, фырканье, а вскоре еще и гогот. Первый  — рассказчик, а другой  — наш заводила, высокий темноволосый юноша, который уже обратил противников в бегство в прошлом сне. Я ничего не понимаю, остальные тоже. Я кричу, пытаюсь толкнуть смеющегося в плечо, он, все так же хохоча, уворачивается, делает взмах рукой, и призраки пропадают, успев напоследок показать нам неприличные жесты. Так это был розыгрыш? Мы бросаемся к шутникам. Один хочет убежать, но спотыкается и летит на землю, продолжая, впрочем, смеяться. Второго настигает небольшая магическая тучка, основательно подмочившая ему репутацию. Я стою над тем, кто упал, все еще трясусь от негодования и недавнего страха и кричу:

— Эд, как ты мог, свинтус! Друг называется!

Так первый из моих друзей обретает имя.