Рогнеда

Елена Геннадьевна Батурина, 2018

Это история простой девушки, которой пришлось столкнуться с предательством и людской злобой. Рогнеду обижали и отвергали. И тогда на смену доброте пришла жажда мести и тёмная магия, а прекрасная девушка стала жестоким чудовищем, сея повсюду страх и разрушения…

Глава 2

Настенька-сиротка

Дед замолчал, посмотрел на притихших ребятишек, ухмыльнулся и продолжил свой рассказ:

— Однажды на мельницу приехала Настенька, восемнадцати зим от роду, сиротка из соседней деревни. Жила она на краю деревни под смешным названием Пчела. Мать-то её хворь лютая замучила, болела она очень, никакие травы не помогали. Раньше ж как, только травами и лечились. Маялась, маялась, да и отошла в мир иной. А отца её медведь в лесу задрал: ушёл он как-то на охоту, да и не вернулся, сгинул совсем. Искали его долго всей деревней, да так и не нашли. В те времена в лесу много людей пропадало, не то заблудятся, не то зверь какой нападёт, никому не ведомо. А ещё у Насти дед старый был, наверно, лет сто ему минуло. От старости тот умом тронулся. Болтал разное, страшные истории придумывал про гиен огненных, про зверей невиданных, про колдовство всякое. Да его никто не слушал, кому охота бреднями старого болтуна голову забивать. Так и он тоже как-то взял и пропал, что с него взять, больной раз был на всю голову. Его даже и искать не стали. Так и осталась Настенька одна-одинёшенька в старой лачуге, что от деда досталась. А из «богатства» остались ей деревянная кровать в углу да древний стол с двумя табуретками. Ещё рыжий конь у неё старый был да телега скрипучая, того и гляди развалится. Вот она и нанималась к своим односельчанам: что привезти, да что увезти. То сено возит, то зерно на мельницу, то с мельницы муку. Да и люди жалели сироту, кто хлеба даст, кто — молока, кто — пшена, а много ей, что ли, надо? Сама Настенька красавица была, ладная, умница, с людьми приветливая, на работу ловкая. Бывало, проснётся чуть свет, наденет свой единственный сарафан, умоет бело личико, карие глазки. Заплетёт волосы в тугую русую косу ниже пояса, попьёт водицы, да и за работу примется. А у сироты, знамо дело, работы — делай, не переделаешь…

Как-то раз один мужик из соседней деревни попросил девчушку на мельницу съездить, зерно ему смолоть. Настенька согласилась, конечно, но на душе у неё кошки скребли, не то мельника побаивалась, не то предчувствие какое-то нехорошее было. Выдвинулась она в тот раз поздней обычного, после полудня далеко уже было, утром-то она едет и песни поёт, а тут что-то страшно стало. Чудилось ей, будто в кустах кто сидит или с дерева наблюдает. Не по себе сделалось ей, едет, вожжами подёргивает, коня поторапливает, а саму страх берёт.

— Давай, Гнедко, давай, родной, поторапливайся. Нам бы до темноты в деревню вернуться, жутко очень…

А конь у неё умный был, что человек, понял хозяйку, прибавил шагу. Вот уж мельницу видно, проехала она пустой дом, озирается, мельника нигде не видно. Настя решила позвать его:

— Дядька Серафим, ты где?! Это я, Настя с Пчелы, привезла пшено… — вжав голову в плечи, позвала она негромко.

В ответ тишина, только пустые ставни дома скрипят, ветер в них гуляет.

— Дядька Серафим! — отважилась громко крикнуть она. — Ты где?

— Что кричишь?! Я не глухой, телега твоя так скрипит, за версту слышно, того гляди развалится, починить её надо, — отвечал мельник, появляясь из-за дома. — А ты что, дурная твоя голова, ночь уж скоро, а ты только едешь?! Я-то свою работу сделаю, не боись, только ты вот как домой в темноте поедешь? Мало ли зверья ходит…

— Ничего, как-нибудь доберусь! Чай, не впервой, — храбро заявила Настя, спрыгнула с телеги, погладила коня. — Мне не привыкать, да и Гнедко дорогу знает, довезёт, родимый.

— Ну и дела… Ладно, что лясы-то точить, давай работать, пока ещё светло, — проворчал мельник и заковылял к мельнице, неся на плечах мешок с зерном. Девчушка кружилась возле него, стараясь помочь.

— Сядь, угомонись! Только мешаешь! Без тебя быстрее сделаю, — пробубнил Серафим.

— Да как так-то, дядька?! Не могу без дела сидеть, пока ты работаешь, плохо мне от безделья. Давай хоть мешок подержу, пока мука сыплется, — брови её взлетели вверх, глаза приняли такой умоляющий вид, что отказать ей не было сил.

— Ладно, держи мешок!

Так они и трудились вдвоём. И нелюдимый Серафим каждый раз, когда поглядывал на девушку, улыбался, и на душе у него становилось светло и радостно. Как будто жизнь к нему возвращалась, глаза его искрились от счастья. Да и Настенька уже не сторонилась его, не пугалась его злобного вида. Она поняла, что в душе Серафим очень добрый и ранимый. И глаза у него хоть и маленькие, да такого необыкновенного василькового цвета, что позавидовать можно. Да и не в красоте дело, главное, чтобы человек был хороший. А то, что дядька Серафим был хороший, она давно знала, многим помог, никогда в помощи не отказывал. И даже было иногда обидно, когда некоторые относились к нему свысока и с презрением. Этого он ну никак не заслуживал. Наконец-то последний мешок был измолот. Собрали они мешки, взвалили на повозку. Присели устало на завалинку возле мельницы.

— Слушай, Настя, темнеет уже, оставайся у меня на мельнице, а как солнце встанет — поедешь себе спокойно. Ну куда ты в такую темноту собралась? Переживай потом за тебя! — устало пробубнил Серафим.

— Нет, я обещала дядьке Афанасу, что сегодня приеду, а слово своё я всегда держу. Так что, куда ни кинь, надо ехать. Благодарствую, дядька Серафим, что не отказал мне, мог ведь сказать, мол, поздно уже, завтра приезжай, — Настя поклонилась мельнику, взяла под уздцы Гнедко,

— Но, родимый, давай, домой пора, пошевеливайся, — сказала она коню.

— Стало быть, дело, решённое? И отговаривать тебя смысла нет?

— Верно говоришь, Серафим, поеду, и дело с концом! — уверенно и бодро заявила Настёна, махнула рукой и двинулась в сторону леса.

Серафим долго всматривался вдаль, наблюдая за худенькой фигуркой, крепко держащей вожжи. Близилась ночь, и скоро темнота скрыла девушку.

Они уже доехали до леса, как вдруг телега заскрипела совсем жалобно, колесо сорвалось с оси и покатилось в сторону от дороги. Телега покосилась и медленно повалилась набок.

— Серафим! — позвала мельника девушка.

— Что такое? — забеспокоился мельник, пристально вглядываясь в сумерки. — Что не так? Настя!

— Дядька Серафим! Колесо! Телега сломалась! — раздался голос девушки.

Бросив метлу, которой подметал мусор у мельницы, он тут же помчался ей на выручку. Запыхавшись, мельник добежал до Насти, но увидев, что все живы и здоровы, немного успокоился.

— Ну и дела… Что тут у вас произошло? — переводя дыхание спросил Серафим.

— Да вот, колесо отлетело, — вздохнув, сказала Настя.

— Надо вернуться на мельницу, починить его. Хорошо, сейчас сломалось, а если бы в лесу, что бы делала? Одна, в темноте… — пожурил мельник Настю.

— А, может, закрепить как-нибудь, да потихоньку я бы и доехала… — тихо предложила Настя.

— Не обсуждается! Переночуешь на мельнице, а я тем временем колесо починю, а утром тронешься в путь, — настаивал Серафим.

— Но дядька Афанас… — начала было Настя, но не успела досказать, как мельник перебил её.

— Подождёт Афанас, ничего с ним не случиться, его же мука целее будет! — сказал Серафим, и Настя больше не раздумывала, взяла Гнедко под уздцы, развернула коня и двинулась в сторону мельницы. Так они, вдвоём придерживая сломанное колесо, кое-как вернулись обратно.

— Если хочешь, я тебе в том доме постелю, там нет никого, — предложил Серафим.

Настя обвела взором заброшенный пустой дом, поёжилась.

— Ну уж нет! — зябко подёргивая плечами, прошептала она. — Здесь останусь. Там я от страха помру.

— Дело твоё, занимай мой топчан, а я вот тут, возле печки себе постелю, а поутру уж и колесо починю, — махнул рукой мельник.

Настя ловко взобралась на топчан, закрылась одеялом и тут же заснула крепким сном младенца.