Потустороннее. Мистические рассказы

Елена Гвозденко

Если вы любите страшные истории, если всегда верили в существование потустороннего мира – эта книга для вас. Добро пожаловать в мир иной реальности, где мистика прячется в самых обыденных вещах.

Тайна Кирьянихи

Странности в поселке начались через пару месяцев после смерти Кирьянихи. Признаться, Кирьяниху в поселке не любили, хоть жила там давно, переехала, когда внучке Оленьке лет пять было. Дочка ее, бесцветная Верка, тогда вроде бы разошлась с мужем. Овдовевшая Кирьяниха купила половину дома и въехала в него со всем семейством. Верка недолго прожила с матерью, через пару лет, подхватив дочку, уехала в город, но к матери приезжала каждый месяц, привозила огромные сумки с гостинцами.

В поселке Верку не осуждали, характер у Кирьянихи тот еще. Дом свой содержала в идеальном порядке, но огородом и хозяйством не интересовалась никогда, покупая овощи и мясо у соседей. При этом придирчиво разглядывала каждую луковку, теребила пучки зелени, торговалась, хоть и отдавали за смешную цену. Часто разозлившиеся хозяева отдавали все даром, лишь бы не тратить времени на придирки взбалмошной соседки. Кирьяниха забирала добычу с таким достоинством, будто одолжение делала. О себе ничего не рассказывала, но поговаривали, что муж хорошо обеспечивал, а она занималась лишь нарядами. Как такое было возможно в советское время?

А лет десять назад стали замечать, будто Кирьяниха слабеть головой стала. Капризы перерастали в истерики, а потом и вовсе в безумные обвинения: то молочница подсовывает отравленное молоко, то соседи по ночам пускают в ее половину газ. Кирьяниха пошла по домам, проситься на ночлег. Ее выгоняли, но каждый вечер она опять оказывалась со своим узелком на каком-нибудь крыльце. Стучала палкой по окнам, пока не отпирали. Старуха без церемоний шла на кухню, требовала себе чай и обязательно со смородиновым вареньем, до которого была большой охотницей, часами бубнила про соседей-убийц и про дочь, ждущую ее смерти. Иногда будила хозяев среди ночи и требовала чая.

Верка продолжала приезжать по воскресеньям, но теперь мать не принимала гостинцев, с криком выбрасывая сумки за порог. А вскоре перестала пускать и саму Верку. Женщина плакала у сердобольных соседей, говорила, что пытается перевезти мать к себе, но та не хочет. И хоть живут они с дочерью и новорожденным внуком в маленькой комнате в коммуналке, но угол бы нашла. Она понимала, что мать тяжело больна и нуждается в помощи, но без ее согласия оформить в психиатрическую больницу невозможно.

А потом Кирьяниха стала пропадать. Соседи звонили Верке, та срывалась с работы, писала заявление, но кто будет искать безумную старуху? Кирьяниха всегда приходила сама — через пару недель или месяц она появлялась у соседок, похудевшая, оборванная, с трудом говорившая. Соседки брали шефство, носили обеды, убирались в доме, стирали и зашивали потрепанную одежду. В это время старуха вела себя тихо, все больше молчала, с жадностью набрасывалась на принесенную еду. Но через месяц, отъевшись, снова начинала капризничать — ругала за невкусный суп или слишком маленькую котлету. Соседки злились, ругали себя и на короткое время забывали дорогу к неблагодарной старухе. И Кирьяниха опять пропадала.

В последний раз ее не было больше месяца. Прошел слух, что нашли в соседнем городе, роющуюся в мусоре. Старуху забрали в больницу, потом перевели в психиатрическое отделение. Верка взяла отпуск, навещала мать каждый день, но Кирьяниха не подпускала дочь. А еще через пару месяцев старуха тихо скончалась в приюте для безумных. После сороковин Верка заперла половину матери, отдала ключ соседям, чтобы приглядывали. Она обещала приехать через полгода, чтобы переоформить дом и выставить на продажу.

Вот тогда и начались странности. Первой пострадала Клавка, торгующая молоком. Коров в поселке мало, а молоко у Клавки было самым вкусным, поэтому торговала женщина по расписанию. Кирьянихе носила банки по вторникам и четвергам. И в тот вторник, как обычно, сцедила парное молоко и разлила по банкам, приготовив для продажи. Отправилась по своим делам, а вернувшись, заметила, что в одной из банок плавают какие-то черные хлопья. Клавка решила, что плохо вымыла банку, но в четверг все повторилось.

Степановна, чаще всего пускавшая Кирьяниху на ночлег, полезла в погреб и с ужасом увидела, что все банки со смородиновым вареньем лопнули. Поговаривали, что ночами часто слышали стук в окна, будто Кирьяниха стучала палкой. Соседи иногда слышали, как за стеной кто-то ходит, вздыхает и что-то бормочет. А однажды ночью у них почему-то сорвался газовый шланг. Чистая случайность спасла семью от гибели. Позвонили Верке, но та долго извинялась — внук тяжело заболел, но женщина обещала приехать при первой возможности. После звонка все прекратилось, соседи иногда заходили в опустевший дом, присматривать за газовым котлом. Ничего странного не замечали. Но накануне приезда дочери хозяйки на половине Кирьянихи всю ночь что-то гремело, будто переставляли мебель. Верка приехала к обеду, долго извинялась, что не могла раньше — внуку требовалась сложная операция, и женщина искала деньги.

Когда открыли дверь — остолбенели, мебель была перевернута, оторванная дверь висела на одной петле, занавески болтались тряпками.

— Что тут произошло? Я вчера заходил, все было нормально, — выдавил сосед побелевшими губами.

А Верка, словно безумная, металась, поправляя стулья, подвешивая занавески. Неожиданно она охнула — нога подвернулась на подломленной половице.

— Смотрите, здесь что-то есть.

Из подпола извлекли довольно большой, крепко сбитый ящик. Сосед сбегал домой за инструментами, а когда вскрыли, изумленно ахнули:

— Да тут же целое состояние.

Кольца, серьги, ожерелья тускло поблескивали в скудном свете.

— Знаешь, Клавдия, я вот все думаю, — сказала как-то Степановна, забирая банку с молоком, — все-же Кирьяниха Верку любила. Пусть после смерти, оказывается, бывает и так. Всю жизнь девке нервы портила, а наградила щедро.

— Да уж. Верка, слышала, квартиру Ольге своей купила, да и сама из коммуналки выбралась. Мальчишку вылечили. Да и мы дешево половину Кирьянихи выкупили.

— Не боитесь жить здесь?

— А чего бояться? Иногда, правда, муж говорит, что слышит шаги. А я ничего не слышу, я за день так набегаюсь, что еле успеваю подушки коснуться…