Трудности адаптации

Елена Владимировна Долгих, 2019

Кто сказал, что подростком быть легко? Неправда! Гормональная буря накладывается на необходимость высиживать на надоевших уроках и сдавать экзамены. Взрослая жизнь манит своими соблазнами. Но часто тот, кто пошёл за ними, оказывается в ловушке, из которой не так просто выбраться. Вот и героини романа пытаются адаптироваться к такой сложной взрослой жизни. Не у всех этот процесс проходит гладко. Иногда случаются настоящие трагедии, начало которым положено в будничных событиях, поступках близких. Но дальнейшую судьбу решает только осознанный выбор каждого. Какой же путь выберут героини романа?

8 глава. Полина.

Она проснулась, но глаза открывать не спешила. Сегодня начались весенние каникулы. Радости нет. Только боль, спрятавшаяся глубоко в груди. Кажется, что мощный насос выкачивает постоянно жизненные силы из каждой клеточки тела. От этого постоянно полусонное состояние и ставшая уже привычной боль. «Может, это сердце болит?» Полина слегка повернула голову и приоткрыла глаза, надеясь сориентироваться, сколько сейчас может быть времени. Шторы задёрнуты, сквозь них не пробивается никакого света. «Наверное, сейчас еще ночь… Надо спать, а я уже не хочу.» Полина протянула руку и взяла мобильник. Нажала кнопочку сбоку. Экран засветился голубоватым светом, услужливо показывая время. Два часа. «Совсем ночь… Надо засыпать». Вечером Полина быстро провалилась в сон. Ничего не смогла делать, даже ужинать не стала. А теперь что? Лежать с закрытыми глазами и пытаться заснуть? Надо попробовать. Как только она попыталась заснуть вновь, сознание, как назло, начало прокручивать невесёлые картинки. Завертелись мысли, от которых захотелось убежать. Или спрятаться под подушку. Или закричать громко-громко, чтобы вытеснить этот кошмар из головы. Полина вспомнила страшную правду. Поэтому мозг и отказывался вчера работать, видимо, пытался защититься от шока. В последний день перед каникулами объявили оценки за третью четверть. Классная руководительница выставила оценки в дневники, расписалась и теперь раздавала дневники с комментариями, что и у кого получилось и почему. У Полины по геометрии вышла четверка. Получив свой дневник, она долго смотрела на колючую цифру, просто не веря своим глазам. Кажется, что отказали и слух, и зрение. Подняв голову и посмотрев на учительницу, Полина поняла, что совсем её не слышит. Губы у Галины Петровны шевелились, как в замедленной съёмке, а звук отключили. Потом перед глазами замелькали совсем посторонние картинки: мама капает в чашку успокоительное, папу увозит «Скорая»… Что же она наделала? Как могла так опуститься? Четвёрка в четверти! Как теперь идти домой? Как смотреть в глаза родителям? Мысли кружились в голове, никак не стыкуясь с окружающей реальностью. Толчок в бок вывел Полину из ступора. Люся смотрела на неё, делая «страшные» глаза.

— Полин, — сквозь почти сжатые губы еле слышно проговорила она, — ты чего на вопросы не отвечаешь? Классная тебя уже два раза переспросила.

— Что? — Голос у Полины сорвался в крик и прозвучал надрывно, переходя в какой-то всхлип.

Галина Петровна внимательно посмотрела на лучшую ученицу класса поверх очков. Все знали, что такой взгляд ничего хорошего не сулит.

–… так что, вызывать родителей?

Видимо, она, действительно, задавала вопрос не в первый раз. Полина замотала головой. Всё сейчас у неё получалось как-то слишком сильно. Вот и теперь голова моталась из стороны в сторону. Полина даже испугалась, что она может совсем оторваться и даже порадовалась этому. Тогда не придётся рассказывать родителям о своём позоре. Четвёрка! Господи, как это пережить?

— Ты хорошо себя чувствуешь? — Галина Петровна оказывается уже стояла рядом. Придерживая ученицу за плечи одной рукой, второй остановила качающуюся из стороны в сторону голову. — Может, врача вызвать? Что с тобой, Полина?

Голос учительницы смягчился и звучал обеспокоенно.

— Или родителям сообщить? Пусть за тобой приедут, заберут. Я же вижу, что тебе плохо совсем. Ты сама до дому не дойдёшь!

— Я дойду, — губы почему-то одеревенели и перестали слушаться.

— Я её провожу. Можно? — Это Люся кинулась, как всегда, на помощь. — Мы живём недалеко друг от друга.

— Тогда собирайтесь и идите, — Галина Петровна облегчённо вздохнула. — Не переживай так, Полина. Исправишь ты четвёрку. Мы же все знаем, как ты всегда стараешься. Просто, видимо, устала. Отдохнёшь за каникулы и исправишь.

Люся сложила подружкины книжки и злополучный дневник в рюкзак. Ручка одиноко покатилась по столу и с пластмассовым стуком упала на пол. Полина этого даже не заметила. «Надо идти, — отстранённо подумала она. — Ноги переставлять». В душе поднялась паника, она забыла, как делать такие простые движения. Люся всё поняла, подхватила подругу под руку, прижала её локоть к своему боку, зацепила второй рукой оба рюкзака и буквально потащила Полину к выходу из класса. Увлекаемая настойчивостью Люси, та сделала один шаг, второй. Потом начала более уверенно переставлять ноги, и пошла более-менее самостоятельно.

Девочки вышли из класса, преодолели коридор и лестницу. На свежем воздухе Полине стало немного лучше. Судорожный комок в горле рассосался, и она смогла связно выразить свои мысли.

— Люсь, я не представляю, как мне домой идти с такими результатами. Четвёрка! Уму непостижимо! Пойдём, походим где-нибудь? Мне вроде, на ходу легче становится.

Девочки, всё ещё держась под руки, медленно свернули в сторону городского парка. Здесь на дорожках снега уже не было, но между деревьями оставались белые островки. Хотя и белыми их уже можно было назвать очень условно. Чёрные точки, оттаявший мусор, обрушившиеся и подтаявшие края ясно свидетельствовали о том, что смерть этих зимних сугробов уже не за горами. Скоро они совсем исчезнут, а на их месте пробьются из чёрной влажной земли остренькие иголочки новой зелёной травки. Она постепенно наберёт силу и покроет всю почву между деревьями ярким сочным ковром, на который так и хочется упасть, раскинуть руки и долго-долго смотреть в синее весеннее небо, разговаривая с пролетающими птицами и облаками. Только всё это случится немного позже. А пока между деревьями небольшими заплатами темнеют проталинки, а по дорожкам текут осторожные ручейки, кажется и сами неуверенные в том, что уже действительно пора.

— Да ладно! Перестань! Ну, подумаешь четвёрка! У меня вон, и троек полно, и ничего, не убили дома. Ну, покричит тётя Таня. Так не убьёт же! Правда? Меня раз мама за трояк знаешь, как тетрадкой по лицу отходила? Чуть углом от обложки глаз не выбила. Помнишь, я «фонарём» светила? В прошлом году?

— Ой, я даже не знаю, что бы со мной из-за тройки стало. У папы, понимаешь, сердце слабое. Он чуть что, сразу волноваться начинает. Боюсь даже говорить, что за оценки принесла.

— А ты не говори. Сейчас погуляем, придём. Ты скажешь, что устала сильно, уйдёшь в свою комнату, закроешься и ляжешь спать. Уже почти вечер. Твои родители не удивятся, они же понимают, как ты устаёшь. А завтра с утра, ты им расскажешь. Что их вечером волновать? Пусть спят спокойно. Утро вечера мудренее. Моя мама всегда так говорит, когда надо трудное решение принять. А завтра ты, может, такие слова найдёшь, что они и ругаться не будут. Ты же у нас самая лучшая ученица в классе. Чего тебе переживать так?

— Ты не понимаешь, Люсь! Они ругаться не будут. Они будут волноваться! А это значительно хуже! Я ж тебе говорю — у папы сердце слабое. Заволнуется, «Скорую» вызывать придётся. И мама будет волноваться, знаешь, как она чуть что переживает? Прямо места себе не находит!

— Да глупости всё это! Так из-за четвёрки переживать! Моя мама вон, на двух работах работает, и отец уже два месяца в больницах лежит, никак диагноз поставить не могут. И то — ничего. Держимся. А тут — четвёрка! Не понимаю, как вообще о такой ерунде переживать можно.

— Не понимаешь, так и не говори! — Голос Полины сорвался на крик. — Отдай мой рюкзак! Не понимает она! Зато я понимаю! Ты о своём отце волнуешься, а я о своём! Иди, я сама дойду!

— Полин, ты чего? Совсем с катушек съехала? — Люся постаралась говорить как можно спокойнее, хотя слова подруги и задели её за живое.

— Никуда я не съехала, — уже спокойнее проговорила Полина. — Спасибо, что проводила и погуляла со мной. Мне получше стало. Иди, я хочу одна побродить. Не волнуйся, со мной всё в порядке.

Люся пожала плечами, закинула свой рюкзак на плечо, развернулась и пошла в обратную сторону. «Подумаешь! Ну и пусть одна тут ходит! У меня хлопот невпроворот, надо ещё ребят из садика забрать. Лучше я с ними дома повожусь и ужин приготовлю. Маме помогу». Люся пошла по дорожке, осторожно переступая между бойкими ручейками. Ботинки уже давно протекали, ноги были постоянно мокрыми, а на новую обувь денег просто не было. Тут на продукты хватает впритык, где уж такие траты на семейный бюджет вешать. Ботинки! Да ладно, можно и в этих походить. Везде асфальт, сохнет быстро. Если бы сегодня в парк с Полинкой не потащилась, то и ног не замочила бы.

Полина пошла дальше по дорожке, тоже обходя ручьи и небольшие лужицы. Хотя и делала это скорее из простой привычки к аккуратности. Ходьба постепенно успокоила и придала другое направление мыслям. Ладно! Оценку в этой четверти уже не исправить. Как она могла так запустить геометрию? Ведь учила постоянно. Надо ещё к репетитору добавочно походить, может что-то недопоняла? А на каникулах она сама позанимается. Сначала всё за третью четверть прорешает. А потом начнёт дальше решать и теоремы учить. Может, так легче будет? А если не справится? Что тогда делать?!

Паника вновь начала накатывать, и Полина пожалела, что поссорилась с Люсей. Хоть бы она отвлекла от грустных и непродуктивных мыслей и страхов. Быстро заморгав глазами, чтобы не расплакаться от жалости к себе самой, она повертела головой по сторонам, стараясь зацепиться за что-нибудь взглядом и отвлечься. Увидела скамейку, присела на краешек и стала наблюдать за стайкой воробьёв. Они шумно делили добычу — кусочек белого хлеба. Громко чирикая, один, видно самый боевой, воробей, тянул лакомство на себя, пытаясь при этом взлететь. Кусок был размером почти с него самого, к тому же намок в мелкой лужице, скопившейся около дальней ножки скамейки. Поэтому пернатому герою никак не удавалось взлететь. Остальная братия, воспользовавшись моментом, отщипывала маленькие кусочки от большого куска. Каждый по очереди отлетал в сторону с небольшой крошкой, проглатывал её и, чирикая, подлетал вновь. Наконец размокший хлеб развалился в клюве у бойкого воробья. Он, получше перехватив оставшуюся прочную горбушку, наконец смог взлететь и, с трудом взмахивая крыльями, полетел к соседней скамейке. Остальные птицы налетели на развалившийся на несколько частей кусок.

Наблюдая за птичьей суетой, Полина просидела на скамейке больше часа почти без движения. Очнулась только тогда, когда поняла, что сильно замёрзла. Спрятала руки в рукава куртки, пытаясь согреться. Однако, холод проникал, кажется, через каждую клеточку кожи. Зябко поёжившись, поднялась, поправила сбившийся рюкзак и, еле переставляя ноги, побрела домой.

Никогда она так долго не шла до своего дома. Казалось, что тело просто физически сопротивляется этому движению. Мысли перескакивали с одного на другое, ни на чём конкретно не задерживаясь. Она действительно поздно пришла домой, сняла верхнюю одежду, пробормотала, что очень устала и ужинать не будет. Закрыв дверь своей комнаты, стянула с себя жилетку и юбку и, прямо в колготках и форменной блузке, забралась под одеяло, пытаясь отогреться после такой длительной прогулки.

И вот теперь — бессонница посреди ночи. Никак не заснуть. Полина поворачивалась с боку на бок, считала бестолковых овец, которые лезли ей в голову вместе с мыслями о том, что говорить утром родителям. Воскресенье. И мама, и папа будут дома. Что им сказать? Как это лучше сделать?

Как и всё в этом мире, беспокойная ночь закончилась. Полина продолжала лежать в постели, хотя так и не заснула, а родители уже встали и ходили по кухне на цыпочках, чтобы не разбудить дочку.

«Надо вставать, — с тоской подумала Полина. — Лежи — не лежи, оценка не поменяется. Все равно придётся выходить из комнаты и во всём признаваться». С такими мыслями пришлось вылезать из кровати, переодеваться и выходить к родителям.

— Ой, Полин, доброе утро! — мама хлопотала у плиты и мельком глянула на дочь.

Папа сидел за столом нарезал колбасу для бутербродов к завтраку. Оторвавшись от своего занятия, он поднял голову, улыбнулся.

— Доброе утро, соня! Это ж надо столько проспать! Ну, рассказывай, как дела? Что ты бледная такая, не заболела?

Мама, оторвавшись от приготовления каши, обернулась и внимательно посмотрела на дочь.

— Правда, Полин, ты совсем зелёная, глаза ввалились… Температуры нет?

Полина набрала в грудь воздуха и выпалила:

— Нет у меня температуры! У меня четвёрка в четверти по геометрии!

Папа замер с ножом в руке, мама выронила ложку, которой помешивала кашу. Родители уставились на дочку, как на необъяснимое чудо. Или как на статую, которая с ними вдруг заговорила. Полина, которая зажмурила глаза для храбрости перед решительным заявлением, приоткрыла их и посмотрела вокруг. Немая сцена, как в «Ревизоре».

Через бесконечное количество минут, часов или лет, мама, наконец, спокойным тихим голосом произнесла:

— Ну, ничего, дочь, пойдёшь уборщицей работать после девятого класса, в супермаркете полы мыть. А то ещё на завод требуются рабочие. Там никакого образования, кроме основного общего не надо. А что делать, если у тебя не хватает способностей учиться? Какой университет? Ну что мы — изверги, так тебя этой учёбой мучить?

— Ещё дворником хорошо, — поддержал издевательским тоном папа. — Там конурки в полуподвальных помещениях дают. Будешь жить отдельно от нас, никто тебя учиться заставлять не будет.

— Это всё бабушкино влияние! Вот говорила она тебе — не учись, ты и не учишься. Молодец! Бабушку слушаешься…

Мама продолжала что-то ещё говорить, но у Полины потемнело в глазах, она медленно сползла вдоль дверного косяка и завалилась на пол, слегка ударившись головой о край кухонной табуретки.