Мир розовых пони

Елена Витальевна Филиппова, 2022

В Страну Розовых Пони попадают только счастливые. Или никогда её не покидают. Маша была замужем "за заводами и пароходами", яхта, самолёт (если ты простой пассажир – лети, а так полёты небезопасны), рано или поздно Лондон и Ниццу придётся сменить на комнату в московской коммуналке… И при чём тогда Страна Розовых Пони? Какое отношение имеет она к коммунальной квартире? Как раз законное…

Глава 1. 58

На Арбате, в роддоме имени Грауэрмана, на свет появился мой папа, через год там же родилась мама. Счастливчики, попасть на роды к Грауэрману непросто. Прабабушка рассказывала, в конце XIX века на месте роддома была лечебница на пять коек. Пять коек! Они что вообще не болели? Прабабушка вздохнула — медицины не было, детка. Тоже в некотором роде счастливчики. На Большой Молчановке нет больше знаменитого роддома. Нет моих родителей. Я живу недалеко от Арбата, на Большой Дмитровке, в коммунальной квартире, в комнате 25 квадратных метров, доставшейся от родителей. Папа с мамой, ни за что не хотели переезжать, отказались от Южного Бутова, от Королёва, чуть было не повезло — предложили двухкомнатную на Красных Воротах, но квартиру получил кто-то более проворный. Папа с мамой не жалели. Счастливые люди. Я вот всё время употребляю слово счастье — это неспроста.

Мне бы хотелось точки над «i» расставить сразу — в Страну Розовых Пони попадают только счастливые. Или никогда её не покидают.

В коммуналке 8 комнат, запомните число. Квартира занимает весь второй этаж пятиэтажного дома 1912 года постройки, попасть внутрь можно двумя способами, подъезды выходят на разные улицы. Как в детективных романах, герои (преступники) входят в один, исчезают из другого.

— Жду у подъезда, — это курьер.

— У какого? — я в окно.

— У единственного.

— Нет, вам за угол, есть ещё, а там, где вы стоите, вчера лестницу красили.

— Квартира указана на табличке.

— Так и есть, она занимает весь этаж.

Курьер присвистнул. Все удивляются, в ЦАО, на Большой Дмитровке, всё ещё имеются коммуналки? Я забрала заказ, стопку из пяти книг, обычный набор: Кинг, По, Конан Дойл, Булгаков, Генри, курьер улыбнулся, заложил карандаш за ухо и спросил:

— Послушайте, как вы живёте? Меня мучает вопрос, что люди делают в таких квартирах?

— Каких? — делаю вид.

— Таких огромных, на весь этаж. Хоть бы одним глазком взглянуть. Понимаю, две комнаты, три, ладно, четыре, но квартира на два подъезда… вы богатая девушка!

— Пойдем, — я рассмеялась, не могу человека оставить наедине с любопытством.

Бронзовая ручка парадной двери «допетровских времён», мы поднялись на второй этаж.

— Добро пожаловать в шикарную квартиру — восемь комнат, санузел раздельный.

Курьер всё понял.

— Может чаю? — спросила я, водя тапком по дырявому линолеуму, лет тридцать назад прикрыли дорогой, первородный паркет.

— Нет, спасибо, — курьер ойкнул, с потолка посыпалась штукатурка.

Я побежала к себе, с нетерпением распечатала сверток.

— Маша? — в дверь постучали.

Я с соседями дружу, в квартире у нас чисто, у санузла висит график уборки. Но вот трубы! Всё время подтекают, обещают поменять в 2044. Счастливый город Москва, такие планы!

— Мари, милочка, не уберёте сегодня? — вежливо.

Альбина Васильевна, если дело касается сортира, всегда говорит по-французски — воспитание. Она и Аркадий Петрович живут на Большой Дмитровке с самого рождения, им по семьдесят, дружили с моими родителями. Под Москвой у Альбины шикарная дача. Соседи умудрились продать одну из комнат за девять миллионов, за вторую в том году предлагали двенадцать, они решительно отказали. Выпал счастливый случай — последний, как-нибудь потом расскажу.

— Альбина Васильевна, душенька, сегодня никак, — я никогда ей не отказываю, — бегу на работу!

— Что же делать? Аркадию Петровичу к девяти на зубы, а Марья Антоновна будет ругаться.

— Не будет, ушла на рынок, раньше восьми вечера не вернётся, — я улыбаюсь.

Все знают о таинственных походах. Марье Антоновне двадцать восемь, она всех держит в страхе, то есть в чистоте. Мы за Марьей Антоновной, как за каменной стеной.

— А в обед я смогу. Вернусь из издательства и сделаю.

— Машенька, вы ангел.

У одной Альбины Васильевны перчатки новые, ведро блестит, она всегда обращается по-французски и всегда есть причина. Я улыбаюсь. Быстренько хлоркой залила унитаз, ёршиком поработала, полочки протёрла, ручки дверные — всего и делов-то! Уже не до книг, я опаздываю. Хоть мне и бежать минут двадцать, но мало ли. Вот курьер задержал, Альбина Васильевна… Стоп! Как я забыла — у меня же выходной. Я выдохнула. Что ж санузел, так санузел. Потом на пробежку, яичница, выпью кофе, тёплый круассан в булочной, можно сок апельсиновый сделать.

Я подробно всё рассказываю — те тёплые московские денёчки, сердечные, врезались в память.

Я натянула спортивный костюм, ещё раздумывала, достала из шкафа старые кроссовки — вечно шнурки развязываются — но бегать в них удобно, хлопнула дверью, пересекла Страстной бульвар и очутилась в Нарышкинском парке. Пробежав круг, я присела на корточки завязать шнурки, рядом с раскидистым кустом сирени — зелёный свёрток. Такие штучки в наше бурное время — находка опасная, я чуть приблизилась. Перетянут резинкой, так-так. Уж очень похоже на… Я рискнула и подняла. Внутри оказались американские доллары — шесть пачек! Я оглянулась по сторонам, никого поблизости, я сунула свёрток за пазуху и побежала домой. Виноваты шнурки! Дома я пересчитала деньги — пятьдесят восемь тысяч. Не могу не признаться — в моей голове тут же завелись планы. Я же человек нормальный. Вечером следующего дня, после работы, я взяла палки для скандинавской ходьбы и направилась в Нарышкинский парк. Может ещё что найду. Это шутка. Пять кругов я только тем и занималась, что пристраивала деньги по полочкам: поеду в Грецию, издам книгу, куплю шкаф у Альбины Васильевны, сколько останется? Я влетела на шестой круг (в других кроссовках), пришлось немного притормозить. Двое молодых людей, парень и девушка лет двадцати пяти, бродили вокруг моего золотоносного куста. Девушка всхлипывала. Я остановилась метрах в пяти и сделала вид, что завязываю шнурки.

— Господи, Ваня, мы копили два года! Бабушка отдала, всё, что было, папа «Ниву» продал, ну за что такое наказание?

— Даже, если они и были здесь, давно кто-то подобрал.

— Почему нам так не везёт? Ну, вот почему? — девчонка заревела.

— Пошли! — этот Ваня потащил её за руку.

Она вырвалась и снова полезла под куст. Он приподнял её, взял за плечи, она обмякла и, рыдая, упала ему на грудь. Они мне сразу понравились. Я люблю, когда в трудной ситуации люди едины. Парочка направилась к выходу, я с палками под мышкой за ними.

— У вас что-то случилось? — крикнула я.

Они остановились у входа в парк. Людей-то больше нет.

— Вы деньги потеряли? — выпалила я, — Сколько там было?

— 58 тысяч, — быстро ответил Ваня.

— Белый бумажный сверток?

— Нет, зелёный пакет, — девушка утёрла слёзы и повторила: — зелёный. Целлофановый, стянут жёлтой резинкой!

— Пойдём, вы счастливчики. Я его нашла, деньги у меня дома.

Не хочется говорить банальности — двое разинули рты. Мой тоже, хоть и закрыт на деле… Как я могла отказаться от Греции, книги, тем более от шкафа Альбины Васильевны? Ну, вот как? Они пришли в себя быстрее, чем я. Я вот до сих пор туда никак не приду. Я пошутила. Я быстро принимаю решения. Что я делаю на своей работе, подумала я? Ведь я устроилась в издательство в надежде, как бы это мягче сказать — пропихнуть свою книгу. А там таких мудрых оказалась целая колония. В результате, я оказалась девочкой на побегушках.

В общем, наутро, после того, как 58 тысяч вернулись к Ване и Вике, девчонку звали Викторией, я уволилась с работы. И устроилась кондуктором трамвая. Ещё я выбросила на помойку старые кроссовки. В конце концов, я живой человек, хватит носить старьё, тем более шнурки развязываются.

— Машенька, — позвал Аркадий Петрович, — это не Вы забыли?

Я. На тумбочке в общем коридоре, с падающей с потолка штукатуркой, несколько дней пролежала тысяча долларов, десять штук по сто. Вот такие в ЦАО коммунальные квартиры. Альбина и Аркадий — раз, Марья Антоновна, кстати, до сих пор с рынка не вернулась — два, я — три, две проходные комнаты по 17 и 18 квадратных метров закрыты, хозяева умерли, а дети в наследство вступают, шестая комната самая маленькая, метров 12 — там живёт Лидия Ивановна, ей 95, бывшая оперная певица. Большая знаменитость. Вот вы сейчас подумали, так некому и взять эту несчастную благодарственную тысячу. Да, нет же, есть. Лидия Ивановна выходит в свет чаще, чем остальные, и дверь входную никогда не запирает. У неё есть домработница Олечка, ей лет 70, в графике (уборка сортира) её фамилия. Седьмая (бывшая Альбины и Аркадия) и восьмая комнаты сдаются, там вечное движение, одни съезжают, другие наоборот. Мы к новым квартирантам привыкнуть не успеваем. Всегда люди хорошие, график никто не нарушает.

Так, теперь трамвай. Почему я устроилась кондуктором? У меня высшее филологическое образование, закончила МГУ. Мне гораздо интереснее слушать разговоры и наблюдать за людьми. Пробовали в метро? Все с телефонами вместо книг. Книги — это что, скоро спросят? А в трамвае люди разговаривают. У меня уже пять историй и десять сюжетов опережают истории, а я только день проработала.

И про сны. Я люблю к ним прислушиваться, это не совсем правильно, но это от мамы. Всю последующую ночь, после того, как я вернула 58 тысяч и уволилась из издательства, мне снится сон. Всю ночь я пыталась получить деньги за кроссовки с браком. В магазине отказали, послали в банк, в банке — мужик, похож на мэра Москвы, над ним надпись — Возврат. Наконец-то! Подхожу, он поёт и мне предлагает спеть. Я хочу вернуть деньги, а не петь хором. Вот! Он протягивает три жёлтые бумажки. Лотерейные билеты? В жизни не купила ни одного. Берите! Не возьму! Мне нужны мои деньги. Собянин запел оперным голосом Лидии Ивановны, и я проснулась. Хорошо, иначе бы я опоздала на свой трамвай номер 39.

Выдались свободные минутки, это когда трамвай подходит к Зацепской площади и идёт в обратном направлении, я открыла Стивена Кинга.

— Маша, сбегай за кефиром, я тормозну, — это Саша водитель трамвая, ему 23.

Я привыкла. На прежней работе — сбегай — норма, я хлопнула Кингом и побежала. Схватила кефир, четыре рогалика, сникерс… на кассе не повезло. Правда, вопрос! Мужчина ругался с кассиршей. Обычное дело — цена в чеке не та. И вдруг он сменил тон:

— Дайте три лотерейных билета.

Представляете, как это притормозить трамваем? С работы можно полететь. И тут я вспомнила — три жёлтые бумажки в руках Собянина. Ого!

— И мне, девушка! — я, недолго думая.

— Выбирать будете? — кассирша с бейджиком «Виктория».

— Нет, у меня трамвай!

Саша покрутил у виска, мы тронулись. Трамвай не машина, сказал Саша. Я сунула лотерейные билеты в"Кинга"и забыла до поздней ночи. Перед сном ко мне постучала Лидия Ивановна.

— Марья Антоновна до сих пор не вернулась, — сообщила старушка.

Интересно. Мы пожелали друг другу спокойной ночи, я открыла Стивена Кинга. Билеты выпали на пол, ну и что, всё равно я в это не верю! Лотереи для кого вообще? Вспомнила, секретарша до увольнения:

— Вовка выиграл миллион триста в Столото.

— Да, ну! А я думала один обман, каждую неделю играю — ноль.

— А ты подумай, тот, кто выиграл, станет писать, у меня миллион, будет молчать, как рыба!

Я зарегистрировала билеты на восьмой тираж и легла спать. Это предисловие. В воскресенье, в том самом восьмом тираже, я выиграла 580 тысяч рублей. Всё. Книжку можно закрыть, дальше неинтересно. Если вы, конечно, читаете, интересуясь московским коммунальным бытом.

Глава 2. 580

У нас с Сашей обычная сорокачасовая рабочая неделя, день разбит на две части, есть перерыв — целых четыре часа. В среду, в перерыв, я и отправилась в «Леруа Мерлен» за краской. 580 тысяч всё-таки! Затем купить шкаф у Альбины Васильевны, будет куда книгу поставить. Нет, книгу пока в сторону, есть другие проблемы. Сломалась стиральная машинка, их у нас две (общего пользования), покупали вскладчину. Все бросились стирать в уцелевшей, что с ней будет, если шесть комнат начнут безжалостно её эксплуатировать? Я решила купить машинку, другие же не выиграли в лотерею. Уже года четыре мечтаю поменять окна на пластиковые, а их у меня три. В общем, до книги ли?..

В «Леруа» взяла два ведра краски — коридор у нас бесконечный. На кассе, в очереди, мой одноклассник Миша. Мы обрадовались друг другу, он пригласил пообедать, заодно подбросит до Дмитровки, Миша живёт на Арбате. Не пугайтесь, он не из тех. Занимают с женой две комнаты в коммуналке. Мы отнесли краску в его зелёный Москвич (в Москве чудеса не перевелись) и пошли обедать в Икею. Слова все знакомые. Пока стояли в очереди за фрикадельками, Миша рассказал: у них прекрасный малыш. А за столиком с паршивым кофе вздохнул:

— Но…

Длинные, не разрешимые «но»! Сколько приходится лежать по больницам, чтоб малыш был, как все дети. На очередную поддержку надо полмиллиона рублей. А где их взять? Потратили всё, что было, и чего никогда не будет.

Ну, что, Миша, ты по адресу — Маша здесь.

Отдала я Мише лотерейные деньги, вы уже поняли. А на днях мы втроём, я, Миша и его жена покрасили наш длинный, коммунальный коридор. Альбина и Аркадий на даче, с Лидии Ивановны спроса нет, Марья Антоновна до сих пор не вернулась. Что-то долго на этот раз. Квартиранты из седьмой и восьмой — на занятиях. Конечно, до профи нам далеко, где-то штукатурку поддели, сама отлетела, где-то приклеили обратно — Миша посоветовал, но в целом коридор засветился, как новое ведро у Альбины Васильевны. Спасибо трём лотерейным билетам. Забегу вперёд. Альбина и Аркадий в понедельник вернулись, не узнали нашу квартиру.

— Машенька! Вы… — Аркадия Петровича распирало.

— Ангел, — довершила Альбина Васильевна.

Лишняя скромность не помешает. Но что касается коммунального коридора — десять метров прямо, два поворота метров по пять, высота потолков четыре метра — тут я согласна, я может, и ангел.

На работе, в свободные минуты мы с Сашей обсуждали ремонт. Саня смеялся, особенно на остановках Ляпунова и Хавская — на старые штаны новые заплатки не шьют! Это, как посмотреть. Ничего, краска выдержит. Дом 1912 года ещё потерпит. Проехали Завод имени Владимира Ильича.

— Куда остальное потратишь? — спросил Саша.

— А всё! — я развела руками.

— Такая дорогая краска? — рассмеялся водитель трамвая.

Саша заочно учится в институте, в Москве живёт с трёх лет. Я ему доверяю, мы сразу сработались.

— Ты отдала свои деньги? — трамвай притормозил у того самого магазина, где я купила счастливые билетики, — Первый раз такое слышу, Маша…

Маше, то есть мне, тридцать пять, Маша, то есть я, старше Саши на целых двенадцать лет. Что он понимает в деньгах, этот ребёнок?

— Беги за кефиром и про лотерею не забудь!

Ага, сейчас. Пирожки закончились, новые пекут в Америке. Там люди выигрывают раз за разом. Это даже не смешно, Сашок. Я купила кефир и булочки в упаковке, я их не люблю, срок хранения — четыре месяца. За это время можно развестись и замуж выйти, а булочки всё те же.

Да, я снова пролетела. Шкаф, Греция, книга. Что сказать, милочка, такова жизнь! Все авторы во все времена терпели, и я подожду. Времена, конечно, разные. Раньше слово литература писалось с большой буквы, да и все последующие были заглавные. А сейчас тв, интернет. Книги, ау! Читателиииии… Эхо. Книжные магазины переполнены, но люди там редкость.

На конечной мы выпили кефир и закусили четырехмесячными булочками, вообще-то вкусно. Они стараются нас обмануть, не булочки, а их хозяева. Мы обман знаем, но булки едим. Двадцать первый век… Последний глоток кефира, Саша говорит:

— Маша, я рассказал маме, она не верит.

— Чему?

— Что ты ушла из Издательства.

— А кто мама? — спрашиваю, утирая усики от кефира.

— Преподаёт французский в лицее. Мама говорит, может тебя выгнали, ты не обижайся. Пойти работать кондуктором? Мама не поняла.

— Я сама с трудом, — Маша рассмеялась. Пришлось объяснять на пальцах специфику издательского графика. — Саша, я пишу книги и мне нужны живые люди.

— А в издательстве не живые?

— Разные, но на трамвае кататься интереснее.

Саша пожал плечами, думаю, и мама француженка так сделает. Послушайте, я давно поняла — люди не просто разные, они очень разные! Поэтому что-то доказывать и спорить — пустое занятие. Тем более, сегодня в Москве такая чудесная погода. После работы я решила пройтись. Москва-Москва, ты чудо! Я всегда так считала.

«Иду домой. Я замечательно провёл время. Вот, что я вам скажу: мы пришли в этот мир для того, чтобы слоняться без дела в своё удовольствие. А если кто-нибудь скажет, что это не так, можете смело послать его куда подальше» — Курт Воннегут.

Курт, я с вами согласна. Вот и ответ, почему я уволилась с должности корректора, потому что, во-первых, название не соответствует, какой я корректор? Я — уборщик и мойщик полов, бегатель в Макдональдс за кофе, звонист и орист (от слова орать) на кого велят и так далее, вместо того, чтобы «устанавливать причины ошибок, опечаток в изданиях». А второе, по Курту Воннегуту — в издательстве не было удовольствия, а от любого труда оно должно быть искреннее. Трамвай — дело другое.

Глава 3. Во что мы верим?

Я переписываюсь с двумя людьми. Француз Мишель и испанец Том Брайн. Есть сомнения насчет Тома Брайна, скорее имя американское. Не забыли — люди не просто разные, они очень разные. Иногда это совершенно бессмысленно писать посторонним людям, а иногда нет. У Тома жена погибла в автокатастрофе, он воспитывает двух сыновей и живёт в Барселоне. Это очень красивый мужчина, прямо киношный человек, не придраться ни к одной черточке. Лицо — совершенство. Он размещает фото. Альбина Васильевна говорит: я — чукотская девочка, верю во всякую чушь, во-первых, таких красавцев нет на свете, во-вторых, вечно у них жёны не на месте — притворяются вдовцами, а в-третьих, Маша, вам уже тридцать пять! Я считать умею. Спасибо. Я не верю испанцу, но продолжаю отвечать на смс. Мишель фотографии не размещает, просто приглашает в гости. Живёт в сказочном месте — называется Сен-Жан-Кап-Ферра. На Лазурном Берегу у Мишеля двухкомнатная квартира. Само собой, Мишель тоже вдовец. Раз в неделю я пишу, они отвечают витиеватыми reponses. Том на английском, Мишель по-французски. Альбина Васильевна переводит, чтобы не упасть лицом в грязь, здесь нужен литературный слог, говорит она. Альбина и Аркадий обожают отдыхать в этом самом счастливом (по их словам) уголке Земли. Речь о Сен-Жан-Кап-Ферра. Да, уж местечко…

— Французская Ривьера. Неспешный, созерцательный отдых. Сказочная вилла Ротшильд. Сосновый бор. А кухня! А Ризотто с чёрными трюфелями и мясом лангуста. А Розе-де-Анжу? — Альбина Васильевна в каждое предложение вставляет подобные восклицания.

Невозможно нагоняет аппетит. Пойду печенье испеку на общей кухне. Такой запах пойдёт, в закрытых проходных комнатах, обои распрямятся. Да и отвлекусь немного. Таращиться в экран вредно, эта тьма-таракань так затянет, не успеешь глазом моргнуть — раб интернета! А интернет — чудище о семи головах, причём ни одной здоровой.

Трюфеля с мясом лангуста — это хорошо, но я люблю Москву. А Сен-Жан-Кап-Ферра своё дело уже сделал.

Добавочка. Аркадий Петрович:

— На этот раз, Маша, выведайте у Мишеля подробный адрес, мы с Альбиночкой обязательно с ним встретимся и разведаем (внимание!), не ветреник ли он, не морочит ли вам голову?

Что ж идея хорошая. Проверять людей на вшивость. Наши методы. 1937. В общем, Мишель пусть пишет, Том пусть отвечает. А Лазурный Берег пусть живёт своей жизнью, я точно не собираюсь знакомиться ни с Томом, ни с Мишелем.

На нашей коммунальной кухне три плиты, одна коричневая Марии Антоновны. Интересно, куда она пропала? Рецепт песочного печенья прост. Мука, сахар, масло сливочное, щепотка соли, два яйца, разрыхлитель — единственное волшебное слово в списке. Я точно не могу сказать, есть в разрыхлителе вредоносность или нет. Но это намного лучше состава четырёхмесячных булочек! Пока печенье пекла, вспомнила:

— Дор Блю, Морбье, о! А Яблочный сидр — опера в тонком бокале! — Аркадий Петрович.

Девять миллионов рублей (от продажи комнаты в коммуналке) дают право на Дор Блю. Они люди добрейшей души и меня звали в Сен-Жан-Кап-Ферра. Альбина даже билеты купить хотела на поезд, я молча киваю. Раз в неделю, по средам, из Москвы в Ниццу отправляется русский поезд, в Бресте «переобувается» и катит по Европе, не зная горя. Хотелось бы посмотреть, как там Сен-Жан-Кап-Ферра без меня. Не отпустили в отпуск. В июле?! Удивились даже такой наглости, работы непочатый край — Макдональдс, кофе, полы, переговоры…

Печенье я разделила на три части: мне, Альбине и Аркадию, Лидии Ивановне.

— Машенька, когда мы были в зоопарке, недалеко от Вильфранш-сюр-мэр, да, Аркаша?..

Аркадий кивнул, поставил чайник.

— Так вот, там была зебра, просто чудо, а не зебра! Мы решили, она похожа на вас, Машенька!

— Чем? — я готова принять любую похвалу.

— Она полнейший альбинос. Сначала Аркадий подумал, животное извалялось в грязи. Но нет! Господи, с какими же трудностями ей приходится сталкиваться в жизни.

— Зато живёт на Лазурном Берегу, — улыбнулась я.

— Так-то так! Но говорят, вы пожертвовали друзьям все деньги.

Я всегда удивляюсь, куда выведет Альбина Васильевна. Вот куда: я — зебра-альбинос, мне приходится сталкиваться с трудностями в природе. Как посмотреть. А дальше?

— Как всегда очень вкусно! — Альбина Васильевна убрала английские чайные пары, — А знаете, Машенька, возьмите себе одну чашечку и блюдечко тоже, хоть так я поучаствую в вашем благотворительном марафоне, — Альбина вздохнула.

Я не имею привычку отнекиваться, дают — бери! Три с половиной тысячи рублей, подчеркивает Альбина. Дорого, значит, и подарок дорог вдвойне. Спасибо, дорогие соседи. Вы продолжаете учить меня жить.

— Ой, Вам же, Mary, письмо, как я забыла! С каким-то совершенно неизвестным штемпелем.

Друзья мои, началось! И по Курту Воннегуту мне скоро придётся «без дела слоняться» по городку с названием Chipping Campden в Соединенном Королевстве. А у меня и визы-то английской давным-давно нет, не то, что денег на неё.

— Не может быть! — меняя одни очки на другие, удивляется Аркадий Петрович, — Лидия Ивановна, идите к нам! — он распахнул дверь в общий коридор, — Это неслыханно! Нашлась Марья Андреевна.

Не удивляйтесь, у нас полно Маш. Мою прабабушку по отцовской линии, Марью Андреевну, родственники давно похоронили. Накануне Великой Отечественной Войны она выехала в Брест, к родной тётке по каким-то делам, маленькую дочь оставила с мужем, собиралась ненадолго, туда и обратно. Больше семья о ней ничего не слышала. Я искала прабабушку на сайте Мемориал — без результата. И вот письмо из Чиппинг Кэмбден! 1982 — год её смерти, сказано в письме. Моя бабушка очень горевала и часто вспоминала Марью Андреевну. Меня назвали в её честь. Сейчас 2016. Это Москва. Мне пишут — вы являетесь единственной наследницей… Вы в это верите?

Глава 4. Английские деньги

Аркадий и Альбина заняли мне денег на визу Соединенного Королевства, на билет до города Лондона и на мелкие расходы. Я прилетела в Гатвик в середине июля. Добралась до вокзала Виктория. Сейчас это просто. И тьма-таракань, то есть интернет, уже не тьма-таракань, а полезная вещь. На вокзале я купила билет на автобус до Мортон-ин-Марш, что в графстве Глостершир, хорошо бы городок посмотреть, да деньги надо экономить. На станции я пересела на автобус до Чиппинг Кэмбден, и через полчаса вышла на остановке Городская Ратуша. Другой, не московский, мир. Я в Англии. Медовые домики, деревья, газоны, цветы. В трамвае номер 39 всё стало привычным, не то что приелось, нет, Москва не приедается. Но здесь очень красиво. Как бы в прелесть не впасть, не поменять Родину на воображаемый рай. Я взяла такси и назвала адрес. Городок существует с седьмого века. Почему моя русская бабушка оказалась в этой английской глуши? Если бы я знала раньше, может и замуж бы не выскочила сгоряча.

Вопросы….

Таксист молчит, как рыба. Сразу понял — русская. Так. Здесь колоритно, чисто, ухожено, проживает две тысячи человек. Чистота вытекает из цифры. Приехали. Две с половиной минуты? Неужели не мог объяснить — это рядом, здесь налево, там направо. Пять фунтов пятьдесят пенсов. Ну и цены за две минуты езды! Ну, и новая Маша — считает каждый цент… Я позвонила в дверь нотариальной конторы. Никого. Ни души. Навстречу — пожилой господин с двумя таксами. Он поздоровался. За пять дней в Чиппинг Кэмбден со мной все перездоровались. Не потому, что приехала наследница из Москвы, а потому что так принято. Москва такая огромная, с ней этот номер не пройдёт. Да, и в Лондоне давно никто ни с кем не здоровается. Англичане умеют хранить историю. Городок тому свидетель. Дома средневековые, а выстояли. Нет, ну, конечно, батюшка — отец Алексей меня отчитает за дрожь в коленках перед англосаксами, он их терпеть не может. А ещё проповедь хорошую про их жизнь-быт… а потом я ему — про Лондон, про русскую церковь, как стояла на службе по два часа, и отец Алексей оттает.

— Маша, это всё же не наш мир, — скажет он.

Я бы увеличила население Чиппинг Кэмбден до две тысячи одного. Да, как Альбина Васильевна без меня? А сортирный график? И всё-таки, красота и порядок в Чиппинг Кэмбден восхищают. Тихий, чопорный городок. Нотариус по имени Peter Baker оказался довольно строгим мужчиной, лишнего слова не вытянешь. Его собаки — Тилли и Роузи запрыгнули на кожаный диван присмотреться ко мне. Я подумала, они девочки, оказалось — мальчики. Всё так запутано! Переходим к наследству. От бабушки Марьи Андреевны мне достался крошечный домик 53 кв. метра. Мы его осмотрели, Питер дал ключи и сказал — я могу здесь пожить, за несколько дней он уладит формальности с продажей.

— Продажей?

— Ведь вы захотите продать дом, — чётко выговорил Бейкер.

У меня планов подобных нет. Надо позвонить Альбине и Аркадию. Они английскую глубинку знают (я-то в Лондоне в основном обитала).

— Соглашайся, — коротко.

Три дня в сонном царстве. Отсутствие людей усиливало эффект. Я побродила по местным лавочкам, обошла город вдоль и поперёк, и осталась довольна своей прабабушкой. Хороший вкус. Им англичанам вообще повезло. Мелкий дождь, естественный полив, кусты, деревья благоухают и человеческие лёгкие вместе с ними. А не остаться ли мне в Чиппинг Кэмбден на всю оставшуюся жизнь? Работу найду, могу вместо мисс Марпл сыщиком. У меня высшее филологическое, московское образование. Маша! Проснись, это Англия. Да, похоже, мне здесь делать всё-таки нечего. А вот Березовскому и Абрамовичу нравится… или нравилось? Климат и мне бы подошёл. Домик чудесный. Жизнь спокойная, размеренная. А, вон и Питер! Я помахала ему рукой. Куда бы я не направилась, столкнусь с Бейкером. Он смотрящий? Зашла в англиканскую церковь, тихо, сыро, скамеечки, посидела и вышла. За церковью погост, на плитах стёртые надписи и мох. За погостом — луг, вдалеке дуб, пойду, посмотрю. Наслаждение. Трава зелёная, птички поют, ни души. Рай. Англия. Слышу крики и улюлюканья, я отошла прилично. Обернулась, что вы думаете? У ограды, за погостом пятеро мальчишек сняли штаны, показывают попы. Мне? Побросали велосипеды около могил предков, смеются. Я быстро зашагала к домам. Им по траве на великах неудобно, детки натянули штаны и всей ватагой рванули в объезд. Хорошо, у медовых домиков (тихой прекрасной Англии) болтали три кумушки. Мальчишки оставили меня (чужестранку) в покое, и покатили дальше.

Москва! Я по тебе скучаю.

За вычетом налогов, переведя всё в рубли, я получила за дом пять миллионов восемьсот тысяч рублей. Это цифра, похоже, меня преследует. Да и голые пОпы подбодрили. Хорошо, что всё произошло так быстро. А-то бы жила, как мисс Марпл иллюзиями. Или она ими не жила? Питер Бейкер прислал письмо — будет рад видеть снова. Надо сильно подумать…

Глава 5. Баржи

— А я бы остался.

— Саша, ты фантазёр.

— Это всё из-за пацанов? Брось! У нас, что ли ребята попы не показывают.

— Есть случай на памяти?

— Нет.

— Вот и пусть живут, дышат воздухом, сажают цветы, а я в Москве перебьюсь, — я покраснела, неужели обидно?

До сих пор?

— Маша, ты заколдованная, — рассмеялся водитель трамвая, — а куда деньги будешь тратить?

— Шкаф куплю и в Грецию поеду, — ответила эта Маша.

А другая? Той больше нет.

— Метро Университет.

Саша спросил:

— Маш, а зачем тебе работать?

— Вот именно, — в разговор вмешался аккуратненький старичок, — зачем? Я всю дорогу понять не могу, Маша, вы точно за своим наследством ездили? — дедушка махнул рукой и вышел из трамвая.

Дери закрылись, трамвай тронулся. И я о том же. Пожилые люди мудрые. За своим ли? Всё, что у нас есть, наше? Дальше мы с Сашей молчали, до самой Зацепской площади. По пути я вспомнила вчерашнее чаепитие. На счастье, нашлась Марья Антоновна.

— Машенька, вам необходимо поменять род деятельности, — сказала она.

Меняли и не раз.

— Вам ли интеллигентной девушке, с высшим филологическим образованием, работать кондуктором трамвая? Право смешно!

Чай пили турецкий, Марье Антоновне привёз знакомый старпом из рейса. Вот где она была: в Сочи, в отпуск летала. Старпом ходит на барже (со слов Марьи Антоновны) и, между прочим, зовёт её замуж. Он из Севастополя, готов переехать в холодную Москву. Что ж, квартира у нас огромная, можно и старпому поселиться.

— Так вот, Машенька, что я имею сказать. Вам, Машенька надо всё это бросить, всю эту чепуху, все эти трамваи не для вас, милая! — мы с Лидией Ивановной переглянулись, тонкий взгляд бывшей оперной певицы выражал иронию. — И я, как старшая по квартире предлагаю устроиться…

Тут я должна прерваться. Внимание!

— Поваром на баржу. Я уже почти договорилась с Вячеславом Игнатьевичем. Он всячески посодействует. Главное загранпаспорт и виза.

— И всего-то? — перебила Лидия Ивановна, — А раньше, если ты в не комсомоле, на пушечный выстрел не подпустят к загранплаванию.

Это она о своей невестке, жене старшего сына. Лидия Ивановна так не хотела, «чтобы столичный мальчик, сын интеллигентных родителей женился на морячке». А он взял и женился. И Лидия Ивановна огорчалась, а потом, когда развёлся в пятый раз, говорила: порядочнее и лучше Верочки (морячки) не было. По рассказам — капитан судна однажды вызвал Верочку и говорит, если кто будет приставать, скажи, его сразу волной смоет. И многих смыло. Ох, Верочка, где ты сейчас, любка?..

–…конечно, обязанностей у повара полно, придётся и посуду мыть, Маша, вы меня слушаете? — Марья Антоновна постучала ложечкой по чашке.

— Конечно.

— И что же услышали?

— Баржа.

— И всё?

— А зачем мне баржа, не пойму? В трамвае, например, посуду мыть не надо.

— Так вас трудности пугают? — удивилась Марья Антоновна.

— Морская качка, — вмешался Аркадий Петрович, — если честно, что-то не то вы предлагаете, дорогая Марья Антоновна!

— Как раз то самое! — обиделась «заведующая» нашей коммуналки, — На барже шесть холостяков от 19 до 48. Неужели вы, Аркадий Петрович, сразу не уловили? Нет, ну можно устроить Машеньку и дневальным, но там обязанностей, мама дорогая. Каюты механика убирать, ещё кого-то, в общем, младшего состава. Дневальный — должность побегушечная.

Мне ли привыкать, подумала я и отпила турецкого чая. К чаю — печенье. Купила в Англии целых пять коробок. Надо сказать, в разные свои периоды я печенью не изменяла. Вот бы рецепт узнать. Но у нас баржа на повестке дня. Продолжим!

— Маша, вы ведёте себя странно, — Марья Антоновна, — ездите в трамвае, а в банке у вас пять миллионов восемьсот тысяч рублей, и об этом никто не догадывается. Разве справедливо вводить пассажиров в заблуждение? По-моему, нет. И как вы одеты? — она покачала головой.

Я не знаю, что и кто обо мне думает. Я об этом точно не думаю. Отдумала. Но уж если разобраться, скажу. Может, я побегу сейчас сумку Луи Виттон покупать или сапоги Диор?

Нет, я давно одеваюсь, как мне удобно, а не как вам красиво!

— Так что насчёт баржи?

Альбина Васильевна пришла на помощь.

— Марья Антоновна, вы это в самом деле? Не шутите? Какие шесть холостяков? К тому же одному из них, с ваших слов, 19! Моряки разве свободные люди? Вечно в море.

— Так у них же будет семейный подряд, все в одном месте, разве не поняли? Машенька выйдет замуж, они с мужем на барже…

— Нет, нет и нет! — отрезала Альбина, — Никаких барж и Северных морей! Вот мы с Аркашей летели на Кубу через Северный Полюс…

— При чём здесь Куба и Северный Полюс? — перебила Марья Антоновна, — Ей тридцать пять, пора подумать о замужестве!

Наша коммунальная квартира — большая, дружная семья. В ЦАО не найдёте таких. Всё зависит от людей. А у нас живут люди. Меня устраивает 39 маршрут, и я люблю Москву. Я счастливая. Вечером позвонил отец Алексей — настоятель храма, куда я хожу не первый год. Привезли паникадило на 216 свечей и Большой Колокол, а у него мышь церковная повесилась (он всегда шутит). Не займу ли я ему до конца года два миллиона? Хорошо, что я книгу не понесла в типографию, как чувствовала. Я отца Алексея знаю. У него и алтарь просит ремонта, и во дворе «зверинец». Можете рассчитывать на Машу.

В сущности, что такое случайное наследство? Блеск звёзд, который видим мы, на родине звёзд он давно погас. Может всё-таки на баржу устроиться? Я встала и открыла окно. Звёзды. Так хорошо дышится. Москва привыкла к странному воздуху, и я вместе с ней. Нет, баржи, вы уж, как-нибудь без меня!

Глава 6. Чужие земли и собаки

Том Брайн (из Барселоны) вчера пригласил в гости. Смысл наших поездок на моря? Тупо вялиться на солнце? Приносить казне другого государства доход, а своей душе пустоту? Можете поспорить и закидать меня камнями — это пишет человек, который нигде не был! Ой, был. Лежали мы на шезлонгах, жизнь пролёживали. Вы заметили, пока вся моя история о настоящем. О прошлое напишу, если желающие найдутся. До бесполезности шезлонгов я шла долго, не сомневайтесь, летала на моря тоже.

— Отдохнёшь, — пишет Том, — позагораешь.

Всё. Достаточно. Если бы я была Франсуазой Саган, я бы полетела в Барселону к Тому Брайну. Никто и никогда не знал, когда она, Франсуаза, писала свои книги, всё свободное время Франсуаза проводила на модных французских курортах.

В двадцать три и я вела такую жизнь. И обожала её книги. Вот читаешь, всё захватывает: сюжет, герои, солнце, шезлонг, Лазурный Берег и Маша с книгой Ф. Саган. Такой робот Маша и её 23 года, Маша ест, Маша думает, Маша делает почти всё то же, что сейчас в соцсетях многие девушки. Маша — человек? Как лучше стол накрыть, какой формы чайную ложку в чашку опустить. Как подобрать к юбке шарфик, лучше от Burberry, а ещё лучше от Hermes. Я знаю много слов, обращайтесь! Том Брайн навёл на воспоминания… Надеюсь, я не дрогну и никуда не полечу. Маша перестала быть роботом, закончила носиться по городам и весям. Ещё воспоминание — Франция, кафешка на старой мельнице, я и жена Коли Перова. Это про него песню поют — В Милане есть я, пока в России есть нефть. Я Колиной жене — здесь так хорошо, по-семейному. Колина жена — и у нас по-семейному, мы семьи побросали и шастаем по Европам (о той Маше по большому секрету. А нынешняя — кондуктор трамвая).

Исключение — Греция, там живёт такой народ, что можно и правилам изменить.

Том Брайн пусть пишет, может ему скучно. Я бы его в Москву пригласила, пусть Красную Площадь обойдёт и своим в Испании расскажет. Посоветовалась с Альбиной и Аркадием. Альбине Петровне он не понравился, сказала: жук. Золотой, добавил Аркадий Петрович и посоветовал Эдгара По перечитать. Я перечитала. Наверное, супруги Хованские имели в виду дедуктивный метод По. Несколько рассказов я прямо проглотила. Вот чего мне всегда не хватало в оценке людей, так это дедуктивного метода.

Жену Коли Перова я уважала и любила. Пока не случилось. Страниц через 50 напишу, если интересно. Я вообще не считаю, что читать то, что я пишу интересно. Ладно, пусть это будет дневник о настоящем с забегами в прошлые годы.

Хочу рассказать, как очистилась моя правая венечная артерия. Вы знакомы со строением сердца? Сердце — это мышечно-фиброзный орган, находящийся в полости грудной клетки. Он постоянно сокращается. У здорового человека частота сокращений 55-85 ударов в минуту. У меня давно произошёл сбой. Мышечный орган стал плясать под чужую дудку. Я ненавидела собак. Даже слово такое страшно употреблять: ненавидела. В 23 я их обожала, это были воспитанные (карманные) пёсики, которых я возила по Европам. В России меня укусила большая собака, я сделала прививки, купила газовый баллончик, электрошокер и, продав очередную пару сапог, собиралась приобрести пневматический пистолет. Один мужик писал: развелось собак, стаями бродят между многоэтажками, я купил пельменей, сварил, напихал внутрь битого стекла. Всё, собак больше нет. Я бы так не смогла и под дулом пневматического оружия. Но собаки стали врагами — баллончик, электрошокер и ненависть за пазухой. Когда они лаяли в четыре утра, я сочиняла во сне законы «О сокращении численности собак в России». Конечно, в России, Китай бы заплакал, если бы им зачитали. Правая венечная артерия, таким образом, забивалась шлаками (продуктами ненависти) и забилась окончательно. Чуть-чуть просвет остался. Он всегда есть, иначе, как бы я жила, да ещё работала в издательстве? Там такие побегушки, что с полным закрытием правой венечной артерии, тебя спишут на берег.

Однажды бегу в Нарышкинском парке, впереди асфальт вздыбился, споткнулась, заглянула, ничего не видно. На противоположной стороне — пёсик. За пять лет первая дворняжка не оскалилась, а дружелюбно завиляла хвостом. Я даже оглянулась, проверить — мне? Да, это же мама, в расщелине — щенки, маленькие, упитанные существа. Венечная артерия — сосуд, несущий кровь, непосредственно впадает в сердце. Кровь — своеобразная ткань организма. Она жидкая, состоит из двух частей, плазмы и форменных элементов (эритроцитов, лейкоцитов и тромбоцитов). Это у нормальных людей. А у кого в составе ненависть, у того кровь густая и неповоротливая. Состав человека я имею в виду. Человек состоит из скелета, мышц, но не только, ненависть тоже состав. Я впервые за пять лет погладила щенков, всех троих, взяла на руки, а мама-пёсик облизала мне руки. У Маши внутри всё заскрипело, посыпалась штукатурка (как при покраске коридора). Правая венечная артерия сбрасывала шлаки. Этот процесс продолжался три дня. Я носила собакам еду. Когда приближалась, мама гавкала на детей, приказывая оставаться на местах. Она права. Я же не одна такая с забитой венечной артерией.

Послушайте, все сосуды образуют два замкнутых круга кровообращения: большой и малый. Ключевое слово: замкнутых! Представьте забитую ненавистью артерию и замкнутые круги? Это же смерть! Ещё при жизни мне удалось помочь ей очиститься. Я перестала ненавидеть (собак). Пустое, скажет кто-то. Вы просто не знали силу ненависти. Ко мне вернулся мир. А сердце забилось по графику — 60 ударов в минуту.

Не знаю, что больше отказаться от 58 тысяч долларов или перестать кого-то ненавидеть…

Глава 7. Концерт

В понедельник у нас произошло. К Марье Антоновне на целую неделю прибыл старпом. Высокий, сухопарый, красивый. Он позвонил в дверь, я как раз по графику (в сортире), не обижайтесь за подробности. Они вам покажутся весёлыми, когда вы мой дневник дочитаете до конца. Если не уснете на восемнадцатой странице.

— Здравствуйте! — он посмотрел на резиновые перчатки. — А Маша где?

— Я Маша.

— А, понимаю, вы её домработница, — старпом приветливо улыбнулся.

Понятно. Такое уже бывало. Почему она стесняется нашей коммуналки? Центр, центральней не бывает, Альбина и Аркадий продали одну из комнат за большие деньги, Лидия Ивановна всегда подчеркивает: ЦАО — престиж, нашу бывшую оперную диву даже в Милан звали. Ладно, старпом ждёт с букетом, а я о мелочах. Я сняла перчатки — проходите, по коридору до конца, налево, первая дверь. Ну, дела, ответил старпом. Через миг — визг, смех, готова подписаться, Мария Антоновна бросилась ему на шею.

Вечером всей коммунальной квартирой: Альбина Васильевна, Аркадий Петрович, Лидия Ивановна, старпом, Мария и я отправились в Лужники, на концерт популярной певицы. Билеты купил старпом, у южан так принято, подчеркнул он. Ну, что ж, спасибо. Я надела праздничное платье. Вышли на станции Воробьёвы горы. Марья Антоновна желала показать старпому Лужнецкую набережную. Минут десять шагали вдоль реки, Лидия Ивановна вздохнула, как давно она здесь не была. А где же фонтан? Снесли, ответил Аркадий, цивилизация на месте не стоит, технический прогресс.

— До нас на Земле существовало много цивилизаций, — Лидия Ивановна нахмурилась, — у каждой свои технологии. Академики, Аркадий Петрович, пытаются объяснить людям: нам не нужен технический прогресс, верните чистый воздух и воду! Кому фонтан мешал? Мне лично свидания назначал главный режиссер, будущий муж, у фонтана.

— Прогресс всегда, — это старпом, — шагает в ногу с регрессом.

Ого! Теперь он её друг навеки.

— А ведь в Библии указано на ошибки и к чему они могут привести! — это Лидия Ивановна.

— Ну, Лидочка, дорогая, тебя понесло, — ей Альбина, — при чём здесь фонтан?

— Разрушать, не строить, — коротко ответила оперная певица.

Начались разговоры о «золотом миллиарде», парад планет упомянули, где вы видели цивилизацию, спросил Аркадий, её давно нет и так далее. Я и Марья Антоновна, молчали. Она держала за руку старпома, а я думала о своём последнем платье — моей личной, рухнувшей цивилизации. Слава Богу, что она рухнула!

— Она (цивилизация) деградирует под чутким руководством своей же элиты! — отрезал старпом.

Это про Америку? Или про Европу? Или вообще? Я поправила платье.

В доме, где я жила и откуда вернулась на Большую Дмитровку, было много комнат. Одна из них — шкаф. Такого же размера, как «апартаменты» на Дмитровке. На полках — сумочки, туфли, много-много сумочек, много-много туфель, на полу (не скучали, некогда им скучать) — чемоданы с именами знаменитых в нынешней цивилизации людей, на вешалках — платья, кофточки и юбочки, тоже с разными именами, не заставляйте перечислять. В отдельном помещении, со специально поддерживаемой температурой, не пылились шубки, длинные, короткие, норковые и не очень. Попасть в этот «VIP зал» простая норка не могла, только с биркой на ушке Chloe или Prada, или ещё каким замысловатым. Я покупала их из жадности, из спортивного интереса или назло Колиной жене, своей подруге Оле.

Пишу для того, чтобы было веселее читать про мои дежурства в сортире.

Жизнь — штука интересная, смирительная рубашка, уморительное приключение, но, если в жизни вовремя не открылись глаза — всё! Кошка родила котёнка, на десятый день у него открылись глазки. Котёнок увидит мир только через 10 дней. А я вообще могла его не увидеть. Только сумки, туфли и шубы. Но Господь меня пожалел и вышвырнул из шкафа, руками бывшего мужа. Бог всегда посылает нам врачей (читай — мужей)! Вслед за мной из шкафа летели все мои вещи (на первое время хватит, крикнул спаситель). Человек со скальпелем — бывший муж — прорезал мне глаза, я, увидев окружающий мир, ахнула: ТАК ВОТ ЗДЕСЬ КАК! Я ему благодарна. Почему? И вопросов таких не задавайте.

Маша разместила на одном известном сайте «продам-куплю»: туфли, сумки, шубы, платья. Торговля шла бойкая, я узнала много девушек, они приходили на Большую Дмитровку, меряли, переодевались, фыркали (вслух) — дорого, про себя — вот идиотка, продаёт за копейки. Я рассказывала им о себе, слушала комментарии — козёл, вот козёл! Я бывшего мужа таким не считаю. Ломка, конечно, была. Как без этого? Я человек, у меня эмоции. Первое время я ещё (по инерции) летала в Италию, лечиться вином. Прогуливалась в остатках былой роскоши по городу Портофино, пыталась найти «человека» среди морской публики, такого, «как за каменной стеной». Однажды, возвращаясь из Портофино, в Милане я села в поезд Ницца — Москва. В купе трое мужчин, два иностранца, один русский. В Польше попутчики сошли, остался один, весь путь мы проболтали. Священник из Ниццы. У вас такая работа? А я ни разу вас не видела. Как будто я бегала в церковь каждое воскресенье. Смешная Маша. Пока стучали колёса — моя голова!.. священник говорил о грехах. Голова скрипела, пыхтела, новая информация — на неё с мечами и пушками шёл прежний образ жизни. Я думала — грешников в аду поджаривают на сковородках. Несправедливо как-то, считала та Маша, попасть на сковородку! А попов Маша считала дедушками-сказочниками. Священник из поезда Ницца-Москва совсем другой — интеллигентный, начитанный, лет сорок не больше, в общем, на сказочника не похож…

Ладно, эта глава посвящена концерту. Знаете, как ни удивительно, я никогда их не любила. Устраивались вечеринки у нас дома, приглашались звёзды. У меня фобия — большие залы вызывают остановку дыхания. Может что-то подобное повторится? Надеюсь, нет. Всем концерт нравился. Певица хорошо сложена, текст песен короткий — чужая любовь краденая, я у тебя найденная, зачем ты меня нашёл? На подтанцовке парни и девушки в пиджаках и трусах. На девушках высокие сапоги. Ну, что я буду вам рассказывать? Всё, как всегда. Как объяснить подтанцовке и певице изъяны их «рая»? Может у них уши не прорезаны или они прибыли на Землю с Венеры. А ещё бывает сама Венера здесь. Я тоже жила в параллельной Вселенной, пока вслед не полетели шубы и туфли.

— Маша, здорово, правда? Вам нравится? — мне на ухо Аркадий Петрович. — Нет? Да, вы что! Ну, согласитесь, песня захватывает. Я бы в пляс пошел, был бы моложе.

— А текст?

— Зачем? Мелодия, антураж! — к мужу присоединилась Альбина Васильевна: — вы молодая женщина, Маша. Все в восторге от L, аплодируют, подпевают!

— Я пожалую, пойду.

— Я с вами, Машенька. Таких ужасов я давно не видела, как только не совокупляются на сцене. Ну, недолго осталось, лет пять и будут. Хорошо, я не доживу. Слава Богу! — Лидия Ивановна встала с места.

По-моему, фобия вернулась. Началось. Я закашлялась. Лидия Ивановна схватила меня за руку.

— Они так всегда, — Марья Антоновна, — все в восторге, красочно, масштабно, дорого! — с благодарностью в сторону старпома, — Или, по-вашему, все ненормальные? Нет, я вас спрашиваю, — уже к Альбине и Аркадию: — все 11000 зрителей в зале ненормальные?

Лидия Ивановна много гастролировала по стране. По другой. СССР её название. У нас с вами предрассудки — спросила она на свежем воздухе.

— Прошло?

— Дышится.

— А зачем пошла?

— Хотела проверить. Что-то ведь надо сделать на прощанье, — ответила я.

Последние слова, что летели с балкона в Сен-Жан-Кап-Ферра — теперь ты нищая! Я собирала вещи, засовывала в багажник (пришлось и машину продать, я же ещё не знала слова «работать»). Маша, то есть я, свирепо молчала, ноздри раздувались, как у быка, но вступать в споры с «близнецом» Коли Перова (не забыли — пока в России есть нефть, в Милане есть я) Маша не решалась. Мои «подружки» говорили — Вселенная вращается вокруг нас, таких красивых, блестящих, Вселенная посылает нам всё и в двойном размере. Стоит только подумать о чём-то! Некоторым и думать не надо было. Одна призналась — Маша, мне так скучно, я идиотка, я забыла жить. Понимаю. У Маши тоже зрение — ноль, уши забиты, сердца нет, в одном месте — пламенный мотор — как загорятся в попе гОвны, летишь то в Милан на показы-скупки, то ещё дальше.

Балкон в Сен-Жан-Кап-Ферра. В самый нужный момент до меня долетело. Моменты всегда посылаются свыше.

— Одеты в бренды снаружи, НИЩИЕ внутри! — наша повариха.

Одеты в бренды снаружи, нищие внутри — масштабность слов я оценила.

Глава 8. Питер—Москва

После очищения правой венечной артерии я написала сказку про добрую собаку. Вместо баллончика и электрошокера в сумочке я ношу мясную косточку. Пёсик, я тебе благодарна. Не нужно искать счастливые земли и спокойные страны. Вторых на свете нет, а первые под боком. Но мы — я и такие роботы, как я — искали. Как маньяки, ныряли в Индийский океан (в районе Мальдив) за жемчугом. Хотели много-много. Мы нацепим его на шею и вот оно, вуа-ля — HAPPINESS! Жемчуга и так полно — дома, яхты, но нам мало. Правда, жемчужины были не мои, а мужа, он давал мне поносить. Всё просто. Колониальная эпоха. Я — индеец из Америки, муж — колонист из Англии. Он выменял на бусы мою любовь. Сама виновата. Побрякушки ослепили. Маша, Маша…

— Ты здесь? — он щёлкнул пальцами перед носом.

Сапсан мчит из Москвы в Питер. На самом деле я в поезде отсутствую, я думаю о платье! Купила чёрное от Red Valentino, а там ещё два — красное и голубое. Как бы так улизнуть с дурацкой выставки и по-быстрому сгонять в Милан? Я ж не одна, шансов мало. Кто-то на метле прилетит раньше и, тьфу-тьфу, заберёт мои платьица себе. И смешно, и грешно. Когда я слышала слово «миллион», автоматом добавляла — «евро». Миллион рублей? Что на него купишь? Две сумки? Слушайте, меня можно упрекнуть. Вы уже достаточно узнали. Легко отдать 58 тысяч долларов — всё с ней ясно. 580 тысяч рублей — вообще чепуха. Ничего не понятно и не ясно. Та Маша вам бы и копейки не дала. Из принципа. Эй, вы, нищеброды, не умеете жить, не лезьте. И так перенаселением страдаем, в России натурального молока нет, зато маслом сливочным супермаркеты забиты. Массмаркеты — магазины, где народ (главное достояние страны) и питается. Маша туда не ходит, Маша живёт в чашке Петри, в правильной питательной среде. Стерильность, международные стандарты, общеевропейские нормативы. Девушки моего тогдашнего круга — обитатели чашек Петри. Наши чашки оснащены специальными кольцами на крышках, это позволяет складывать их в стопки, по 10 штук нас девушек, то есть чашек Петри, заворачивали в платья и шубы и стерилизовали, помещая в шкафы, то есть автоклавы.

— Маша!

–…красное точно возьму, вот вроде бы там ещё и коричневое…

Он (позвольте его так называть) рассмеялся, всё понял. Он, Коля Перов и остальные — они все руководители лаборатории. Автоклавы и чашки Петри — их собственность. Иногда они ими обмениваются. Достают первую попавшуюся из автоклава и везут на остров Фиджи, или на Бали.

На выставке было скучно, это искусство я не понимала, не понимаю и понимать не хочу. Квадрат Малевича все знают. У школьника, второклассника, спроси, как тебе нравится такая картинка, мальчик? Он ответит — magnum opus! (великая работа). Шутка. Школьник ничего не скажет. Вся выставка — восемь картин, близнецов чёрного квадрата. На стенах холсты с изображением линий, прямоугольников, жирных точек и так далее. Из Москвы, из Парижа, из Стокгольма и других именитых мест съехались «наши». М. (сокращаю, бывший муж) пафосно произнес:

— Маша, возьмём того же Малевича. Он был настолько потрясён своей картиной, что несколько дней болел с высокой температурой.

Маша переминалась на шпильках,"болея и температуря", понимая, час промедления и оба платья Valentino купят другие красавицы. Милан, Милан, Милан — я повторяла, как мантру.

Ещё в МГУ я сделала свой вывод. Простите меня за него. Малевич написал *magnum opus* специально. Масло из супермаркетов зовётся маслом, может быть, может быть… Люди едят. Всё перевёрнуто с ног на голову, настоящее молоко заменили на растительный жир. Чёрный квадрат — пальмовое масло. Ну, в конце концов, есть же Третьяковская галерея, Шишкин, Суриков, Репин! Вкусовые пристрастия поменяли, примитивные картины запихивают в мозг. Нет, Маша держись (это я себе той, не поддавайся). А сама Маша о платьях Red Valentino думает. М. дал мне денег, я улетела в Милан, купила все три. Подруга сообщила (здесь иносказание) — пока ты там была, М. взял чашку Петри С. и с ней улетел в Турцию. Я пропустила мимо ушей. HAPPINESS! Глазки закрыты, ушки забиты, я — устрица — рядом жемчужина, мне хорошо.

В Сапсане я пыталась читать книгу. Это уже совершенно другой поезд. Альбина и Аркадий пригласили на выходные в Питер. У них на Невском квартира, от родителей Аркадию Петровичу досталась. Тоже бывшая коммуналка, но расселённая. Я не первый раз с ними путешествую. А вообще — семь рейсов в день, Москва — Санкт-Петербург. Впечатляет всегда. Больше, чем TGV Париж-Ницца (тогда я в окно не смотрела, маска на глаза, затычки в уши, Маша спать! Маша устала от Парижа, от магазинов, быстрее бы ванну в Ницце принять). Не устали эту дребедень читать? Девочки, на курсы не зову, на чужих ошибках дурак учится, а красивым свои каблуки ломать.

Итак, я пошла в туалет (сапсановский), на полу серый кейс. Аркадий Петрович и Альбина Васильевна позвали стюарда, он открыл чемодан и тут же вызвал дежурного по поезду. Вместе с ним прибежал полный мужчина и стал меня обнимать. Как-то незаметно Альбина Васильевна подсунула ему мой номер. В чемодане были большие европейские ценности, под названием евро. Полный чемодан. В Москве я получила письмо. На моё имя открыт счёт в банке, на нём три миллиона рублей. Цифры начали сбиваться, механизм ломался, уже не 5 и не 8. Вечером позвонил Миша — ребёнка срочно нужно везти в Германию, на операцию, не хватает трёх миллионов рублей. Скажете, это случайность? Маша. Сапсан. Три миллиона. Мальчик…

Глава 9. Пустые гнёзда

Машу из насиженных мест, тёплых гнёзд выгоняли планомерно. Я злилась, брыкалась, не забыли — шкаф с сумками-туфлями, жемчуг «на шее». Уже кое-кто из моих подруг получил чёрную метку, настала моя очередь. Ну, правда, смешно, как сопротивлялась. А теперь они мне звонят. Позвоните в понедельник, а лучше в четверг.

Моя подруга Оля вдруг подумала: лучше она будет женой моего мужа, чем своего. У моего бывшего всего на единицу больше, в том числе роста. Сколько времени мы с Олей проводили вместе? Много. Мы зависали в парижах, месяцами проживали в лондонах пока М. и К. делали свою игру. Я не замечала странностей, но добрые люди нашлись. Я в соплях-обидах, искала поддержку — добрые люди и поддержали. Они всегда рядом! А церковь далеко (до неё мне тогда, как до южного полюса).

У Оли много книг по саморазвитию — психологии разные, биографии великих* Рокфеллера, Ротшильда, Березовского, Абрамовича и так далее. Добрые люди закатывали глаза — а магия всех цветов, а карты таро, а книги-манипуляторы? Неужели не видела? Нет. Никогда и разговоров не было. Ой, да, Олька такая смешная, позитивная, какая магия, какие таро, на кой? Стала я припоминать. То в дом ворона залетит, то картина со стены рухнет. Однажды уложила меня Оля спать в своей спальне, что за выдумки, нет, спи здесь, а мне жарко, я на первом. Ладно. До двух ночи я ворочалась, а сон у меня крепкий и здоровый, могу спать сидя. В три я резко открыла глаза. Безотчётный страх — за спиной люди, не один, не два, толпа, повернуться страшно, лежу цепенею. Взяла Маша себя в руки, включила свет, пошла в ванную, умылась, посмотрела в зеркало, сказала — бред, снова легла.

Завтрак — я с кофе и книжкой, Оля с чаем, тоже читает, домработница с рынка, с порога:

— Самолёт разбился пассажирский, в два ночи, гроза, посадку не давали, уводили на запасной аэродром, а пилот принял решение…

— Татьяна Сергеевна, у вас всё? Я просила за едой никогда не говорить о покойниках и болезнях!

— Молчу, молчу, — домработница глянула на меня, — весь город гудит!

Ольга покраснела. Я принялась расспрашивать, ужас какой, сказала я, людей жалко. Летели из Эмиратов, объяснила Татьяна, лучше б в Адлер поехали или в Лазаревское, надо ж, попёрлись в те Эмираты! Ольга хлопнула книгой и вышла в сад. Я болтушка, тут же рассказала домработнице о ночном кошмаре.

— К"мамочке"приходили, — шепнула Татьяна Сергеевна, — не понимаете? Магия, они к ней в спальню, а там вы. Из аэропорта и прямо к ней. Фантомы!

Я рассмеялась. А самолёт причём? Ольга Алексеевна подстроила крушение? Магия, карты, психология, ну балуется человек, страдает недостатком знаний, у каждого свои «плюсики». Существование фантомов официальная наука отрицает. Давайте ещё припишем ей способность управлять грозой. Я подумала, у домработницы что-то с головой. Мы с Ольгой легли на шезлонги и стали обсуждать биографию Джона Рокфеллера. Тогда мне казалось — это увлекательно. Я рассказала ей про чудаковатость домработницы. Новостью не будет — Татьяна уволилась по"собственному желанию".

В солнечной Ницце у Коли и М. имелось по вилле. У М. на единицу дороже и лучше. И вот сижу я в гостиной у Перовых, начало декабря, всё цветет на Лазурном Берегу, одно увядает, другое ему на смену. Рай в нашем раю. Все укатили в Монако, у меня голова разболелась прямо на выходе.

— Останься у нас, — говорит Оля, — пройдёт, бери мотор и лети, ждём.

Голова раскалывается, таблетки не помогают, бусы «на шее» не спасают от боли, у бедных и богатых голова болит совершенно одинаково. Сижу на вилле «Ольга» в Ницце и вдруг слышу — дзынь и жжжжж, ко мне по полу катится монетка, делает круг и прямо у моих ног останавливается, плюх! Я подняла. 10 копеек? Я встала посмотреть, откуда десюнчик мог выпасть? В доме тишина, ни души, как такое может быть? Я удивилась. На первый взгляд, монетка выпала с высоты, но вот откуда? Никто не ходит, мебель не трясёт. Чудеса. Я позвонила в Монако. Молчание.

— Оль, ты слышишь?

— Да, да, я слушаю, я потрясена, думаю, что бы это могло быть? Машунь, по-моему, тебе жутко везёт, это знак свыше! И хороший, поверь. Возьми монетку, будет твой талисман. Голова прошла?

— Нет.

— Жаль, в казино аншлаг.

10 русских копеек? В стране Франция? Я в России давно такого не видела. Талисман? Пусть будет талисман, кладём его в карман.

— Колдует она, — снова добрые люди, — на 10 копеек. Удачу себе забирает и богатство.

Рассмешили, так рассмешили — сказки для младших научных сотрудников. Я забыла о"чудесах".

Последнее. Спим с Ольгой где-то под Таганрогом, шучу, в Карловых Варах. На разных кроватях естественно. М. и К. снова игру"делают"в Лондоне. Снова не могу уснуть — ужас охватил. Усилием воли загнала себя в сон — снится мужик, стоит надо мной и смотрит. Я понимаю, он плохой, даже очень плохой, но одет исключительно: твидовый пиджак, белая рубашка, шейный платок. Я его вижу, глаза (мои) закрыты. Он медленно наклоняется, резко отбрасывает край одеяла. Я не могу шевельнуть рукой от страха, знаю надо проснуться, надо проснуться! Нельзя дать ему до меня дотронуться. Он резко хватает меня за сердце — оно ему необходимо. Я вскочила и заорала на весь номер. Перебудила все Карловы и все Вары! Ольга тоже проснулась, принялась успокаивать. Машуня, это сон, ужас приснился. До сих пор считаю — настоящий кошмар. Вскоре М. стал странно себя вести, выживать Машу из всех домов, забирать по одной жемчужине, вдрызг рассорился с Колей Перовым (дружили 20 лет). Через год после моего «исхода из поместий», я узнала (от домработницы) — Ольга развелась с Николаем и вышла замуж… Внимание! За моего бывшего мужа.

— Маша, ты так неожиданно повесила трубку, — Оля звонит (сколько лет, сколько зим).

Перезвоните в понедельник, а лучше в четверг. Для вас неожиданно, Ольга, я трубку повесила, для меня очевидно.

Поэтому даже в четверг не звоните мне.

Глава 10. Как бросала пить

Как прекрасна жизнь, какие виды за окном трамвая номер 39. Москва. А названия остановок — Серпуховская Застава, Свято-Данилов монастырь, Даниловский Вал — песня под звук колёс. Всего этого раньше я не замечала. Я любила маяки, мечтала жить в полном одиночестве. Я приходила в себя, начинала понимать: жизнь с М. не моя — чужая. Дам совет, когда пойдёте замуж за заводы и пароходы, сразу просите маяк. Надо же где-то спасаться. А придётся, если вторым (можно дальше) браком не обойдётся. Но и маяк не спас. От потери компаса он не поможет. В те годы я гребла спокойно. Подумаю-подумаю о маяке, новую сумочку Шанель увижу и понеслось! Тумана в голову нагоняло шампанское. Я полюбила rose, особенно одну «модель» из винограда Пино-Нуар и Шардоне, нотка граната, трюфелей, черники, апельсиновой цедры и… (раньше я любила поумничать). В общем, вся эта дрянь стоила восемь тысяч за бутылку. Сейчас мне этого хватит пять раз в магазин сходить. Начинала я с бокала (к спиртному я была равнодушна), но сделав глоток, быстро сообразила: розе и равнодушие — антагонисты.

— Маша, ты сегодня что делаешь? Мама на котлеты зовёт, из телятины.

Я не сразу сообразила.

— Приду. А это удобно?

— Мама зовёт, говорю. Я ей про тебя каждый день. Что там за девушка такая волшебная, что у моего сына и разговоров других нет?

— Ладно, приду, — Саша давно приглашает с семьей познакомиться.

Да, Франция. Я перешла на полбутылки. Прямо скучала, жить без напитка не могла. Тонкие, длинные бокалы с розовой шипучкой подносили (уже) на завтрак. Незаметно, крадучись тенью, розе вошло в мою грешную жизнь. Я стала отменять пробежки по утрам. Первой тревогу забила Ольга. Но счёт перешел на бутылку. Оля!.. Вспоминай о хорошем, Маша, о плохом забудь.

— Машунь, брось. Знаешь, я это зову лицо-луна. Ты же не хочешь, чтобы твой носик, губки поплыли? Это вкусно, не спорю, но девушкам столько пить не надо. Ты такая очаровашка, где только тебя М. нашел? В Москве такие не водятся! Меня вон аж из Екатеринбурга выписали.

Я Олю не слушала. Пьющие девушки уверены — непьющие дуры! Я вернулась в Москву одной поздней осенью. Дорога ужасная, какие-то встречные ветры, болтанки. Частный самолет? Хоть на фюзеляже напиши РУКИ ПРОЧЬ — ветру плевать. Три с половиной часа не полёт, а сплошные воздушные ямы. Дома М. сразу уснул, а я напилась. А когда пью, то не сплю. Знакомо состояние? Я пыталась читать. Ха! Сердце учащенно билось, выпила лекарство, не помогло. Чувствую — умираю. Все в доме спят. Сначала я била себя по щекам, пока силы были, а потом хлоп… Плюхнулась на серую тележку, боли не почувствовала, тележка покатилась, виляя серыми коридорами, вниз, вниз, вниз. Когда же конец? Страшно? Нет! Жутко. Громыхнулись о стену, больничная каталка уехала, я осталась качаться в воздухе. Справа маленькое окошко, Машуня заметила звёзды — такая чистота и ясность в том сказочном Небе за окном. Я оттолкнулась от стены и очутилась у окна. Улечу, подумала я. А оно пуленепробиваемое. Самое интересное, я была в полном сознании. Я думала — почему люди летят вверх по трубе и видят свет в конце тоннеля, а я катаюсь на тележках по серым подвалам? Зачем тогда окно? Я сильнее оттолкнулась от стены и ударила ногами, хотела туда, в Космос. Из окна хлынул свет. Звёзды превратились в операционный светильник.

Конец ознакомительного фрагмента.