Весна для Ирэны

Елена Васильева

В жизни ослепительной красавицы Ирэны – обеспеченный быт, отдых в лучшем отеле Французской Ривьеры, гламурные наряды и престижная должность в крупной компании, богатый, щедрый и влиятельный любовник. Но что же не так? Почему в тишине ночи молодая женщина плачет у окна? Или всё, что есть – не её, а счастье настоящее где-то в другом месте и с другими людьми? Может быть, однажды после долгой-долгой зимы, ей предстоит встретить свою весну, которую принесёт тёплый ветер надежды…

Глава четвёртая. Лисичкин дом

«Живи, сохраняя покой.

Придёт весна, и цветы распустятся сами»

китайская пословица

Ирэна шла, постукивая каблучками по старой в мелких трещинках асфальтовой дорожке, держа в руке большую холщовую сумку, с которой мама обычно ходила в магазин. Именно туда направлялась теперь Ирэна.

Ещё не осень, но уже и не лето. Всё ещё зелёные, но уже кое-где с желтоватыми прожилками листья тополей шуршали, потревоженные холодным ветром. «Сегодня же Мирон-ветрогон», — вспомнила девушка. По народному календарю этот день в конце августа всегда ветреный, холодный. Ирэна остановилась и застегнула на все пуговицы вязаную кофту. Ещё месяц назад она и представить себе не смогла бы, что наденет простую кофту грубой домашней вязки. Но сейчас даже не обратила на это внимания. Кофта, связанная мамиными заботливыми руками, хорошо грела. А что ещё нужно в этот холодный августовский вечер? Этого более, чем достаточно. Под кофтой пестрело лёгкое платье из ситца, тоже мамино, любимое. Настя отдала его дочке, потому что оно удобное и не маркое. Не сравнить с вещами Ирэны — ужасно дорогими по деревенским меркам, и по тем же меркам абсолютно непрактичные. Платья в пол из дорогого итальянского шёлка, предназначенные для светских приёмов и тусовок, вызывали лишь недоумение. Ну куда в таких пойдёшь? И так как гардероб Ирэны оказался полностью непригодным к жизни в деревне, девушке пришлось пользоваться вещами своей матери. И теперь Ирэна шла и смотрела на потемневший вдали горизонт, предвещавший назавтра ненастную погоду, и размышляла, что же ей делать со своими вещами. Выкидывать жалко, да деревенский житель никогда ничего не выкидывает, с детства приученный к бережливости. Вот и Ирэна решает завтра же достать убранные в сарай тяжёлые и объёмные сумки и посмотреть, что можно перешить да переделать так, чтобы можно было носить ежедневно. В ближайшее время нужно будет купить одежду попроще, а пока придётся обходиться маминой, хорошо, что размер у них один.

Девушка шла, погружённая в свои хлопотливые хозяйственные думы, и ни разу не обратила внимания на то, как встречные мужчины бросают на неё восхищённые долгие взгляды. Даже без косметики и в скромной одежде она привлекала внимание. Даже стараясь быть незаметной, оставалась яркой, манкой, заметной. Медно-рыжие кудри прибраны и заколоты шпильками, но непослушный огненный локон выбился из плена шпилек и упал на висок, красиво обрамляя бледное тонкое лицо с глазами редкого тёмно-изумрудного цвета и чувственными капризно-пухлыми губами, две родинки на щеке делали это лицо незабываемым, манили остановить на них посторонний взгляд. И если это был взгляд мужской, он загорался восхищением, а если женский — то завистью.

Но сейчас девушка была слишком занята предстоящими хлопотами и когда, приоткрыв тяжёлую дверь магазина, вошла внутрь, то не сразу заметила свою когда-то лучшую подругу Катю Вольскую. А когда увидела, то почувствовала, как щёки предательски вспыхнули, и в груди обожгло словно кипятком.

Катя стояла напротив прилавка и выбирала, какой из сортов сыра взять.

— Вот этот наисвежайший! — с улыбкой говорила продавщица Клавдия Петровна, позвякивая дешёвыми цыганскими серьгами в ушах, — Утром только привезли. Бери, Катюша, не пожалеешь.

Катя обернулась на звук открывшейся двери, увидела Ирэну, мгновенно подобралась, бросила на бывшую подругу быстрый равнодушный взгляд и снова отвернулась. И больше не поворачивалась. А Ирэна с сильно бьющимся сердцем и горящим лицом смотрела на бывшую подругу не отрываясь. Встав в очередь, Ирэна спряталась за спину мужчины, от которого резко и неприятно пахло дешёвым табаком и алкоголем, и смотрела, смотрела… ощущая боль и досаду…

— Да, вот этот возьму, — сделала выбор Катя, — И ещё пакет манки, молоко и йогурт.

— Правильно, сваришь кашку для Сонечки. Маленьким деткам молочко очень нужно, — одобрительно улыбнулась Клавдия Петровна, открыла дверцу холодильника-витрины и достала из него пакет с молоком и йогурт.

Ирэна вдруг смутилась. Она пришла сюда за хлебом, не собиралась ничего больше брать. «А любит ли мой сын манную кашу? — задумалась она и ощутила неловкость, — Я ведь ничего, вообще ничего не знаю о своём сыне!» Эта мысль молнией прожгла сознание, и отголоски этой мысли-молнии снова обожгли грудь, заставляя молодую женщину чувствовать боль почти физическую.

Катя, оплатив покупку, подхватила пакет с продуктами и вышла из магазина, так ни разу больше и не оглянувшись в сторону Ирэны. А когда до Ирэны дошла очередь, она решительно произнесла:

— Тётя Клава, и мне тоже дайте пакет манки, молока и йогурт. Вон тот, с персиковым вкусом. А ещё такой же сыр и две булки хлеба.

Клавдия Петровна одобрительно кивнула:

— Правильно, девки, кормите деток молочкой. Молочку свежую утром с комбината привезли. Ещё и сутки не простояла.

Но когда Клавдия Петровна подсчитала стоимость покупки, Ирэна растерялась. В её кошельке не хватало триста рублей, чтобы оплатить. Молодой парень, стоящий рядом, быстро среагировал:

— Я заплачу, красавица, не переживай. Делов-то!

— Нет, нет, — всё так же растерянно произнесла Ирэна и, почувствовав нестерпимый стыд, произнесла, — Тётя Клава, запишите в долг. Я завтра же отдам!

— Да, конечно, — кивнула Клавдия Петровна, — Ты только не забудь, Иришка, а то мне потом из своего кошелька придётся платить.

— Нет, нет! Я не забуду, — поспешила Ирэна уверить продавщицу, быстро сложила покупки в сумку и выбежала из магазина.

— Ну куда ты, красивая? Погоди, сумку тебе помогу донести! — услышала она вослед навязчивый голос парня и поспешила ещё быстрее, стараясь скрыться за ближайшим забором.

Как только Ирэна пришла домой, принялась варить кашу на молоке. Молодая женщина стояла у плиты и тщательно помешивала венчиком закипающее молоко, сосредоточенно следя за тем, чтобы оно не убежало. Подлое оно, молоко это. Смотришь — смотришь за ним, глаз не спускаешь, оно и не шевелится, но стоит только на секунду зазеваться, и — нате вам, пожалуйста! — оно уже проворно выбегает из кастрюльки и радостно шипит на плите, распространяя предательски-горелый запах, сообщающий всем о том, какая нерасторопная хозяйка на кухне.

В этот раз молоко из кастрюли не выбежало. Ирэна была так ответственно-сосредоточена на этом действии кулинарном, что не дала ни малейшего шанса молоку проявить свою подлую привычку.

Она наполнила тарелку кашей и дала ей чуть остыть, робко заглянула в комнату и позвала мальчика, тихо собирающего на ковре лего-конструктор.

— Илюша… пойдём ужинать, — встала несмело в дверях, прислонилась плечом к стене и встретила такой же несмелый робкий взгляд ребёнка. И вдруг разозлилась на саму себя. Чего это вдруг она робеет? Это же её сын! Её родной сын! Резко отстранилась от стены и весело, нарочно бойко, произнесла, — Идём быстрее, сыночек! В кладовке я две банки варенья нашла. Ты какое любишь — брусничное или голубичное?

Мальчик пожал худыми плечами.

— А я вот в детстве любила и то, и другое. Если в манную кашу добавить брусничное, каша станет розовой, а если голубичное — то синей, как чернила. Пойдём, пойдём, — поторопила Ирэна ребёнка, — Манная каша с вареньем — это такая вкуснятина!

И действительно, есть разноцветную кашу оказалось очень увлекательным занятием. Так и не сумев сделать выбор, Илья положил на одну сторону тарелки брусничное варенье, а на другую — голубичное. Наблюдая, как её сын аппетитно ест сваренную ею кашу, Ирэна и сама не удержалась, съела бруснично-голубичную кашу за компанию с сыном, а после они сидели на полу друг напротив друга и собирали конструктор. Илья, соединяя мелкие детали друг с другом, объяснял Ирэне:

— В моём домике будет жить зайчик, а в твоём придёт жить лисичка, ей нужно домик побольше сделать, — говорит мальчик и кладёт в ладонь молодой женщины маленькую пластмассовую фигурку рыжей лисы. Ирэна невольно вздрагивает, зажимая в кулачок игрушечную фигурку. «Лисичка… Лисичка! — отчаянно произносит она в своих мыслях, — Так Денис меня называл». Это было её прозвище, которое ей ужасно нравилось — ласковое и милое. Так только он один её называл, никто больше. А в последнюю их встречу в коридоре больницы она, желая причинить ему больше боли, требует, чтобы он так её больше не называл. Грусть, горечь и тоска накрывают сердце Ирэны, и она безвольно разжимает пальцы, фигурка лисички выпадает из её рук. Молодая женщина не сразу замечает, что Илья смотрит неё обеспокоенно. И он спрашивает:

— Не нравится лисичка? Мы можем поменяться. Возьми моего зайчика, мама.

Ирэна снова вздрагивает и снова от неожиданности. В эту минуту, именно сейчас, в этот момент он назвал её мамой! Впервые назвал после того, как она приехала. Ирэна улыбается, едва сдерживая слёзы и дрожащим, надрывным голосом произносит:

Конец ознакомительного фрагмента.