Гадание на любовь

Елена Арсеньева, 2019

Ах, как тяжело юной Липушке выбрать между двумя молодыми людьми! Один – давно знакомый помещик Николаша Полунин, другой – роковой брюнет Жорж Ской. Кому из них отдать свою руку, сердце и богатое приданое? Скорее раскинуть карты, найденные в кабинете покойного батюшки, и погадать на любовь! Гадалка имеется – приехавшая в имение Александра Хорошилова. Мало того, что она очаровала наивную Липушку, так еще и назвалась ее единокровной сестрой! Хорошо, что нянька Зосимовна стоит на страже интересов воспитанницы и не даст ее в обиду – ведь, похоже, девица пытается завладеть вниманием Липушкиных кавалеров! Ранее книга выходила под названием «Загадка старого имения».

Глава 3

Еще один персонаж

Кусты раздвинулись, и на дорожку выбрался высокий молодой человек. Он был широкоплеч, с растрепанными соломенными волосами, смущенно-простодушным выражением лица, и его вполне можно было принять за деревенского увальня, кабы не одежда, в которой обычно хаживают наши молодые помещики: черные брюки, заправленные в сапоги, просторная белая рубаха с накинутой поверх легкой тужуркой да картуз. Ну и когда он заговорил, весь строй речи немедля выдал в нем человека образованного и начитанного, хотя изъяснялся он чрезвычайно просто, без витиеватостей, свойственных, например, Жоржу Скому.

— Извините, сударыня, я надеялся, что меня никто не заметит.

— Вы, часом, не вор? — усмехнулась Александра, которая и вообще-то никогда за словом в карман не лезла, а кроме того, почувствовала себя рядом с незнакомцем необыкновенно легко и свободно, как будто знала его всю жизнь.

— Нет, я не вор, — улыбнулся он. Улыбка его была чуть застенчива, но еще больше красила его привлекательное лицо. — Я сосед господ Протасовых, меня зовут Николай Николаевич Полунин. А вы… вы Александра Даниловна Хорошилова, насколько я расслышал? И предпочитаете, чтобы вас именовали без отчества, просто Александрой?

— О, так вы довольно давно сидите в своем укрытии? — расхохоталась Александра. — И что еще успели услышать?

— Что сей хлыщ, который просит называть себя Жоржем, тоже намерен погостить в Протасовке, — помрачнел Николай Полунин.

— И вам это не нравится? — проницательно глянула Александра.

— Мне не нравится, что Липушка мгновенно подпала под его дешевое очарование.

— Ну почему вы полагаете, что оно дешевое? — удивилась Александра. — Сей господин кажется хорошо воспитанным, а что до образности выражений, это изобличает в нем известную начитанность.

— А по-моему, столь «образно» выражаются приказчики из галантерейных лавок на Большой Покровской улице в Нижнем Новгороде, а не истинно образованные люди, — упрямо набычившись, сказал Полунин.

— А по-моему, — лукаво поглядела на него Александра, — вы просто ревнуете. Вы влюблены в Липушку и боитесь, что…

— Ну да, да, и что?! — с вызовом перебил Николай. — Я всегда считал Липушку своей невестой, это правда, хоть Зосимовна терпеть меня не может и всячески отваживает. Когда был жив Андрей Андреевич, он ее умел в узде держать, а после его смерти чертова баба как с цепи сорвалась. И хотя господин Протасов вроде бы поговаривал, что отдаст мне Липушку, теперь я боюсь об этом даже заговорить с ней, ведь она шагу без совета Зосимовны не ступит. Что, если та скажет: откажи ему?! Как жить тогда?! — Голос его дрогнул.

— Вы, верно, с Зосимовной поссорились когда-то, вот она вас и невзлюбила? — предположила Александра.

— Я с ней не ссорился, но вечно спорил, — признался Николай. — В том смысле, что не скрывал от нее своих мыслей: крепостная крестьянка может быть для барышни кормилицей и нянюшкой, но не может быть ей наставницей во взрослой жизни и не имеет права диктовать, как и с кем себя вести. Андрей Андреевич это понимал и привозил к Липушке то бонну, то мамзель, то учителя музыки и танцев, но Зосимовна их очень скоро из дому выживала. А теперь она меня к Липушке, можно сказать, не подпускает, ни на минуту с ней не оставляет наедине, вечно твердит, что неприлично неженатому молодому человеку бывать запросто в доме, где живет одинокая сирота, молоденькая девушка. Ну и всякую такую благопристойную чушь несет.

— Может быть, она именно что намекает, вам-де пора к Липушке посвататься? — улыбнулась Александра.

— Я закидывал удочки, — угрюмо сказал Николай. — Но меня остановили на полуслове — дескать, не время еще, пусть хотя бы год после смерти Андрея Андреевича пройдет.

— Что-то я не заметила, чтобы кто-то здесь траур носил, — не удержалась от колкости Александра.

— Ну, знаете, мы, деревенские помещики, все эти тонкости не так блюдем, как городские, — извиняющимся тоном проговорил Полунин. — Прилично считается траур первый месяц носить, но потом уж кто как хочет, тем более летом…

— А вот, кстати, о приличиях, — задумчиво проговорила Александра. — Вам Зосимовна твердит, что неприлично оставаться наедине с Липушкой. Отчего же она так охотно оставила с ней господина Ского? Совершенно незнакомого, вообще случайного человека? И пригласила его пожить в доме, хотя видит его впервые? А сей господин весьма ловок в обращении с девушками, я таких навидалась в Нижнем! Остановят хорошенькую особу на улице, заговорят зубы, засыплют комплиментами… Тем, что потоньше в обхождении, букетик купят у цветочницы, а для простушек и леденец на палочке сойдет, потом в провожатые навяжутся, по пути примутся ручку пожимать или в плечико целовать, потом с этого плечика косыночку стянут, к шейке подберутся… а при этом такого наплетут, такого сладкого дурману навеют, что девушка увязнет в их речах, словно муха в паутине. Тут уж и до греха недалеко…

Полунин побледнел и произнес с отчаянием:

— Ну, пропал я, не видать мне Липушки, как своих ушей!

— Погодите, — строго сказала Александра. — Погодите впадать в тоску. Думаю, что дела ваши поправить можно, но сперва мне нужно посмотреть, что здесь и к чему творится. Может быть, не о чем и тревожиться, а может быть, нужно немедленно начинать действовать.

— И долго вы будете смотреть? — с надеждой воззрился на нее Полунин.

— Ну, я довольно приметлива, — усмехнулась Александра. — И соображаю быстро. Давайте завтра встретимся с вами в это же время в этом же месте. А теперь прощайте, мне пора идти. И вы тоже уезжайте домой!

— Прощайте, да хранит вас бог! — Полунин склонился к ее руке и снова полез в сиреневые кусты, за которыми, очевидно, пролегал его путь домой.