Хочу тебя использовать

Екатерина Орлова, 2022

– Кирилл сообщил, что женится этой зимой. – Хорошо, – выдыхаю я счастливо. Даже не думала, что все пройдет так легко. Вообще заявление Кира о том, что он собирается просить у родителей моей руки, застало меня врасплох, но теперь я вижу, что все складывается как нельзя лучше. – Надеюсь, маме к тому времени станет лучше, я бы хотела, чтобы она присутствовала на нашей свадьбе.– Он женится не на тебе, Маша.Как можно отомстить парню, который предал твои ожидания? Забрать деньги и скрыться на несколько лет, оставив этого предателя гадать, что пошло не так. Вот только нужно быть готовой, что при следующей встрече придется столкнуться с его яростью. А еще с тем, что чувства так и не угасли, как бы каждый из нас ни пытался от них избавиться.

Глава 9

Следующим утром я снова и снова перекладываю полотенце и воду из сумки в рюкзак, и обратно. Почему-то так волнительно идти на речку с Кириллом вдвоем, что заходится сердце. Никогда еще не оставалась с парнем наедине в такой обстановке. А в какой, собственно? Ничего такого на речке нет, чтобы переживать. Идем мы не ночью, да и намеков Кир никаких не делал. Просто идем на речку. Или не просто?

Нет, все же сумка. Слегка потрепанная, но на речку самое то. Наконец я шумно выдыхаю, когда длинная стрелка часов дергается и указывает на двенадцать. Восемь утра. Быстро прокручиваю в голове, все ли утренние дела сделала, и, убедившись, что все в порядке, быстро целую маму и сбегаю из дома. Надо бы, наверное, слегка задержаться, так советуют в интернете. Но у нас же, вроде как, не свидание, так что я успокаиваю себя этим, решив, что пунктуальность — моя сильная сторона, — даст Кириллу понять, что я уважаю его время. Господи, ну и бред мне лезет в голову. Надо просто расслабиться и насладиться походом на речку.

Выхожу из дома, и сразу за забором на покосившейся скамейке обнаруживаю Кира.

— Привет, — здороваюсь я.

— Доброе утро, — отзывается он, вставая.

Я быстро прослеживаю взглядом его подкаченную фигуру в футболке и шортах, а потом отвожу смущенный взгляд, потому что Кирилл смотрит на меня с кривой улыбкой.

Мы молча разворачиваемся и идем. Тишина между нами неловкая. Как будто в воздухе висят слова, но никак не хотят быть озвучены вслух. Может, мне стоит сказать что-нибудь? Начать разговор, чтобы разорвать эту странную атмосферу? Но что я ему скажу? Расскажу, как утром снова из-под моего носа утащили последнюю буханку хлеба, и мне снова пришлось его печь?

— А что у вас тут за проблема с хлебом? — спрашивает он, словно читая мои мысли, и я чувствую, как вспыхивают щеки.

— У нас тут есть один… м-м-м… предприниматель. Точнее, не у нас, а в соседнем селе. В общем, он держит магазин. И по утрам, в пять, сюда приезжает хлебовозка. Так вот он скупает весь хлеб и продает его дороже.

— А почему он на свой магазин специально не заказывает?

Я пожимаю плечами.

— Не знаю.

— Мне пришлось сегодня утром ехать в соседнее село за хлебом. Полагаю, это и был тот самый магазин.

— Не знаю, я там ни разу не была.

— А где же ты берешь хлеб? Или успеваешь?

— Пеку.

— Правда? — он бросает на меня заинтересованный взгляд, а потом снова отворачивается. — А почему не прийти раньше?

— Бесполезно. Приезжает Демчук — это его фамилия — и доплачивает водителю хлебовозки, чтобы тот отдал ему весь хлеб.

— Странная схема.

— Ой, сколько уже все с ним ругались, писали и звонили на хлебзавод. Водители меняются, а схема — нет.

— Ясно, — задумчиво бормочет Кирилл. И вдруг я представляю себе, как он — практически как супергерой в плаще — решит проблему с хлебом. Хотя какое ему дело до этой ситуации? Он погостит у бабушки и уедет назад в свою сытую жизнь, в которой нет Демчука и утреннего хлебного кризиса в отдельно взятом крохотном селе.

На речку мы добираемся слишком быстро. Слишком — потому что идти рядом с Кириллом так, словно мы пара, — это так волнительно. Я могу украсть в свои фантазии еще один короткий эпизод, чтобы, оставшись наедине со своими мыслями, прокручивать его раз за разом. Там, в своей голове, я очень смелая и отважная. Там я могу поцеловать его, сказать, что он мне нравится и даже больше. А в реальности я смотрю на этого красивого парня и не решаюсь даже первой завязать разговор. Потому что каждый раз кажется, что он сейчас рассмеется надо мной и скажет, что пошутил, что я не пара такому, как он. Что я наивная и глупая. Хотя я же не такая, совсем нет! Просто… устала жить в напряжении изо дня в день. Устала слышать, какая я криворукая и тупая. Хочу, чтобы хоть кто-нибудь сказал мне: «Марья, я люблю тебя! Ты сама я умная и красивая! Ты самая!..»

— Ух ты, круто как! — Кирилл прерывает поток моих мысленных комплиментов самой себе. Прослеживаю его взгляд и улыбаюсь.

— Да, здесь красиво не только ночью.

— Ночью как раз почти ничего не видно, — отзывается он с улыбкой.

Пытаюсь посмотреть на место его глазами, но у меня слабо получается. Да, понимаю, что он видит безупречную гладь реки, которая слегка бурлит потоками, песчаные берега, заросли травы вперемежку с луговыми цветами, нависающие над рекой огромные ивы и низко плывущие хлопья облаков по безмятежному голубому небу. И правда красиво. Но в моих глазах эта картинка уже не такая яркая. Словно фотография, потускневшая от времени. И былого восторга я уже не испытываю, потому что вижу это почти каждый день. Но мне невероятно приятно, что Кирилл стал еще одним человеком, оценившим красоту нашего села по достоинству.

Любование природой резко прерывается, когда я вижу, как Кир сбрасывает с себя футболку. Я замираю, любуясь тем, как перекатываются мышцы на его спине, когда он оставляет футболку на песке и идет к воде в купальных шортах. Все в этом парне идеально: от буйной копны волос с нависающей на лоб челкой — до кончиков пальцев с аккуратно постриженными ногтями. Буквально все, что есть в нем, крадет мое дыхание.

Когда Кир ныряет, я наконец отмираю. Расстилаю покрывало, снимаю с себя сарафан, повернувшись спиной к речке. Жутко волнуюсь о том, что ему не понравится моя фигура. И вообще смущаюсь раздеваться перед ним. А кто бы не смущался? Когда парень выглядит как греческий бог, невольно засомневаешься в себе, даже если обладаешь параметрами модели. Всегда найдется какой-то изъян. Наверняка и у Кирилла он есть, но я пока вижу только достоинства в нем.

Поворачиваюсь лицом к речке и сталкиваюсь со взглядом прищуренных глаз. Кир уже успел отплыть на приличное расстояние, и все равно я чувствую то, как он сканирует меня. Тороплюсь войти в воду, чтобы поскорее скрыть свое тело под ней. Все же я пока не готова демонстрировать себя во всей красе, еще и с синяками.

Ныряю, и мне кажется, что наконец голова охлаждается настолько, чтобы я могла вернуть себе ясность мышления. Вряд ли, конечно, но уж как есть.

Когда я выныриваю, Кира нигде нет. Кручу головой, а потом вскрикиваю, когда он под водой хватает меня за лодыжки. И замираю, когда наглые руки скользят по моим ногам по мере того, как Кирилл поднимается на поверхность. Я, наверное, позволяю ему больше, чем должна. Но, с другой стороны, я бы хотела, чтобы такой парень, как Кир, стал моим первым. Он уверен в себе, красив и ему хватает наглости на то, чтобы не смущаться своих смелых поступков.

Кирилл становится напротив меня, оставив руки на моей талии. Я с восторгом заглядываю в серо-зеленые глаза, обвожу взглядом идеальные черты лица и подаюсь немного вперед в надежде, что получу поцелуй. И надежда не призрачная. Кир притягивает меня к себе, заставляя прижаться к его телу и обвить ногами талию, а сам впивается в мои губы поцелуем. Наглым и жадным, в меру грубым, но таким чертовски вкусным. Я думала, что моя разбитая губа при этом будет болеть, но кроме небольшого дискомфорта, я ничего не испытываю. Запускаю пальцы в его волосы, отдаваясь поцелую без остатка. Даже не замечаю, как мы оказываемся в воде уже глубже, практически по шею Кирилла. И мимо меня проходит момент, когда наш поцелуй стал откровеннее настолько, что я уже бесстыдно трусь промежностью о его твердый член. Никогда так не делала, никогда бы не посмела. А тут словно у меня в голове кто-то отключил внутреннего цензора, позволив делать все, что только захочет тело.

Наше тяжелое дыхание смешивается, сердце грохочет, толкаясь в ребра в попытке встретиться с сердцем Кира. Интересно, у него там такой же ритмичный грохот внутри? Чувствует ли он то же, что и я?

Постепенно мысли уплывают, оставляя только шум крови в ушах и абсолютную, звенящую пустоту в голове, которая кружится. Как будто окружающий мир взяли и выключили, давая нам время насладиться друг другом. Никогда не задумывалась о том, что мужчина с женщиной должны совпадать в поцелуях. А сейчас осознаю, что была бы не просто расстроена, а, наверное, убита, если бы мы не совпали. И вроде целовались раньше, а такого фейерверка чувств я не испытала. То есть, был трепет, бабочки в животе и все необходимые атрибуты волнительного поцелуя. Но этот… он просто взрывает мой мир.

Кир крепко прижимает меня за попку к своему паху, давая прочувствовать всю силу его желания. Я смущаюсь, но в то же время наглею настолько, что буквально вталкиваю свой язык ему в рот, чтобы он облизывал его и всасывал, пока я растворяюсь и плавлюсь. Не поцелуй — взрыв.

— Тормозим, — резко выдыхает Кир, отрываясь от моих губ.

— Что? — растерянно бормочу я, пытаясь взять его лицо в фокус. — Почему?

— Потому что я тебя сейчас здесь трахну. Вряд ли соседи оценят это шоу. И вряд ли твоя репутация его переживет.

— А… о…

Наконец до меня доходит, где мы находимся и в котором часу. И что вокруг нас село уже давно проснулось, вдоль реки могут ходить люди, у которых будет возможность рассмотреть происходящее в воде. Насколько легкодоступной я покажусь, если предложу ему уединиться под ветками ивы? Она скрыла бы нас от нежелательных взглядов… Но нет, я никогда на такое не решусь.

— Мне надо остыть, — хрипит Кир и, быстро чмокнув меня в губы, отрывается и уходит под воду.

И мне надо остыть. Мысли разбрелись, мозг как будто превратился в желе. Я смотрю на то, как Кир рассекает гладь реки, пока делаю глубокие вдохи, а потом медленно, намеренно задерживая дыхание, выдыхаю.

Спустя минут пятнадцать мы одеваемся, чтобы идти домой, но при этом бросаем друг на друга многозначительные взгляды и обмениваемся улыбками. Если бы сейчас кто-то посмотрел на нас, то без сомнения понял бы, что мы разделяем какую-то тайну. Подхватив с песка покрывало, Кир берет меня за руку и ведет в сторону дома.

— Это шелковица там? — спрашивает он, указывая на небольшую рощицу слева.

— Она.

— Спелая уже?

— Должна быть, — пожимаю плечами.

— Ты должна знать: ту, которая нависает с вашего дерева над двором бабушки, я уже объел. Если у тебя были на нее планы, мне жаль, но тебе придется их перекроить.

Я смеюсь, глядя в улыбающееся лицо Кира.

— Раньше твоя бабушка просила соседа обрезать ветки с ее стороны. Не знаю, почему перестала.

— Она же поставила там столик и кресло, и теперь сидит отдыхает в жару.

— Видела, да, — киваю.

Я даже не заметила, как Кир сменил направление, и мы уже шагаем к шелковице.

— Это раньше был двор какого-то склочного дедугана. Видишь там, за кустами, остатки дома?

Кирилл вытягивает шею, чтобы посмотреть в указанном направлении.

— Ага.

— В общем, вокруг дома он посадил деревья шелковицы, но никому не разрешал есть ягоды. Даже ружье, говорят, заряжал солью, чтобы стрелять по детям, воровавшим шелковицу.

— А зачем ему было столько?

— А кто его знает? — пожимаю плечами. — Эта история тянется еще с тех времен, когда моя мама была девочкой. При ней жил этот дедуган. Когда он умер, его дети приехали, похоронили деда и уехали. Дом никто не продавал, в нем никто не жил. В общем, вот этот сарай как раз раньше и именовался домом. Теперь там просто лазают мальчишки, растаскивая то, что не растащили раньше. У нас шутят, что если не можешь найти сына, то он или на речке, или у деда Панаса в хате.

Кирилл улыбается.

— Люблю такие истории, — усмехается он, наклоняя ветку. Все нижние уже, конечно, обнесены местными детьми. — Иди сюда.

— Я буду грязная.

— Прожить лето и не испачкаться в шелковице — это же преступление.

— А ты каждое лето в ней пачкаешься? — улыбаюсь я, подходя ближе и останавливаясь под раскидистой веткой, обсыпанной ягодами.

— Да. Только жаль, что ко мне шелковица попадает, как правило, в пластиковых контейнерах. С деревьев я ел ее всего пару раз в жизни. Открой ротик, — переходит он на интимный шепот, и мои губы сами собой распахиваются. Так странно слышать из уст уверенного, наглого парня уменьшительно-ласкательное «ротик», что я даже зависаю на пару секунд. — Вкусно?

— Мхм.

— Еще?

— Да.

Кир кладет новую ягоду мне между губ и так внимательно наблюдает за тем, как она исчезает у меня во рту, что все мое тело вспыхивает. Я понимаю, какие ассоциации проскакивают в его голове. Понимаю, чего именно он хочет. И все это порождает новые волны возбуждения и смущения в моем теле.

— О, вы тут! — слышу окрик Дашки за спиной. — А что так рано? Вы на речку или с речки?

Я делаю шаг от Кирилла и поворачиваюсь лицом к подруге.

— Хочу вечером поесть шелковицы. Пойдешь со мной? — успевает Кирилл шепнуть мне на ухо, и тело вздрагивает от обещаний в его голосе.