Рубиновое сердце богини

Екатерина Лесина, 2008

На обычную, ничем не примечательную молодую женщину Марию со смешной фамилией Пигалица обрушились несчастья: развод с мужем, понижение в должности, гибель собаки и, наконец, покушение на нее саму. И еще эти сны о прекрасном рубине, ограненном в форме сердца и названном «Кали» в честь древнеиндийской богини войны и смерти… Маша чувствовала: чтобы избежать гибели, она должна найти бесценный камень. Но как это сделать, если бывший муж отворачивается, помощь предлагает человек, которого Маша считала своим врагом, а поиски покушавшегося на нее человека оборачиваются охотой за «Кали» – таинственным рубином, чей путь сквозь время и страны отмечен кровью…

Охотник

Несмотря на все Димкины заверения, что на этот раз он рассказал всю правду, у Антона сложилось впечатление, будто его целенаправленно водят за нос, непонятно только ради чего. Есть ли смысл врать, когда и без слов понятно, что Пыляев дружка своего усатого выгораживает, — Сапоцкин припомнил этого Георгия. Тот с Димкой и в универе корешился, а то и раньше. В универе, правда, Георгий редко показывался — то ли факультет у него другой был, то ли даже университет, тогда Антона больше интересовала его собственная студенческая жизнь, чем чьи-то друзья-знакомые. А вон оно как вышло.

После разговора с Пыляевым, на доверии к которому Сапоцкин поставил жирный крест, Антон прямым ходом направился на фирму. А ничего, ему даже понравилось — офис деловой, все бегают, суетятся, правда, суета эта не рабочая — народ сплетнями обменивается, версии строит, и задача Сапоцкина все эти версии-сплетни выслушать.

Пигалицу он специально напоследок оставил, пускай посидит, понервничает. К удивлению Антона, сотрудников оказалось не так много, и сплетнями они делились с удовольствием, особенно одна дамочка, упакованная в строгий серый костюм. Дамочка почти с наслаждением рассказывала прекрасную историю о любви между директором фирмы и юной невинной девочкой, о стерве-жене, которая долго не желала отпускать мужа, а потом вдруг все-таки отпустила, но затаила злобу и всячески отравляла Эллочке жизнь. О том, что жену на фирме держали из милости — как специалист она полный ноль, но это не мешает ей ставить палки в колеса «людям с образованием». Светлана так сказала про это «образование», что Сапоцкин сразу понял — никакого образования у Пигалицы нету, и этот факт указывает на неполноценность оной гражданки.

Честно говоря, Антон ожидал увидеть этакую холеную, уверенную в себе стервозину, похожую на его собственную бывшую, которая пару лет назад осчастливила Сапоцкина разводом. Правда, бывшая, уходя, забрала из квартиры даже кружки и новую бритву Антона, но все равно он радовался обретенной свободе. А гражданка Пигалица на бывшую не походила ну ни капельки. Она вся была какая-то мягкая и уютная, робко улыбалась и следила за каждым его движением, точно опасаясь, что Антон сейчас разорется или, пуще того, ударит. Глупость какая, Сапоцкин в жизни на женщину руку не поднимет. Даже на бывшую супругу, которая регулярно, умело и с садистским удовольствием доводила его до состояния плохо контролируемого бешенства.

Пигалица Мария Петровна сидела на краешке стула, спина прямая, руки на коленях — ни дать ни взять примерная ученица. Пожалуй, Димка прав — такая и муху не обидит.

Димка, Димка, снова Димка. Верить или не верить? И кто из троих рассказал правду о разводе? Усатый псевдо-Лукас, Пыляев, который прежде, чем рот раскрыть, вытянул клятву, что история эта ни в какие бумаги не попадет, потому как отношения к делу не имеет, или эта русоволосая женщина с наивными глазами и собакой по кличке Степан.

Врут двое. Или трое.

Причем одного Сапоцкин уже вычислил. Не заезжал вчера Георгий Алексеевич в гости к бывшей супруге. Тогда вопрос — где он был?

И зачем лгал?

—Эй, Танг, что там?

— Какой-то парень свалился вон оттуда. — Танг-Карна махнул рукой на каменную стену. Где-то вверху светило солнце, и вершины гор казались голубовато-синими, точно сгустившееся небо, но здесь, на дне ущелья, камень был родного серовато-бурого цвета, холодный, тяжелый и скользкий. Лишь козам, без опаски ступающим по узким тропинкам, да птицам просторно в горах, а человеку здесь не место. Даже овцы и те чувствовали себя спокойнее, чем пастух.

—Жив?

Танг покачал головой. Воистину нужно быть любимцем всех богов, чтобы остаться в живых, свалившись с такой высоты.

—Ну, тогда пойдем. Нечего с ним возиться.

—Нехорошо бросать тело без погребения.

—Да ну тебя. Работы, что ли, мало.

Но Танг-Карна уже перевернул тело.

—Али, иди сюда!

—Чего?

—Это не парень!

—Чего?

—Не парень это, говорю!

—Да ты что? — Али осторожно съехал по насыпи. Надо же, девчонка, и прехорошенькая. Была прехорошенькой, поправил сам себя пастух.

—Ты что, сразу не понял, что это девка? Вон какие волосы.

Напарник не ответил. Эх, ну разве это жизнь для славного разбойника — в горах овец пасти? Кому сказать — засмеют. А ведь пару лет назад не было караванщика, который бы не знал имени Али Проклятого. Сам Али предпочитал, чтобы его величали Львом Пустыни. Но минули дни былой славы, словно их и не было. Где теперь серебряный ятаган да верный конь, добытый в первом бою, неизменный товарищ, не раз спасавший разбойничью шкуру от преследователей. В конюшнях султана тысячи лошадей, но ни одна не сравнилась бы с Каюром. Знать бы, чья же рука поднесла ему отраву, знать бы, в чьем сердце взошли горькие ростки измены, кто указал грязным псам султана путь к тихому оазису. Чудом избежал расправы Али, чудом скрылся, чудом выжил в пустыне, чудом обвел вокруг пальца проклятых заптиев^[11]. И вот теперь великий воин пасет в горах тупых овец на пару с не менее тупым напарником.

И девка эта непонятная. Откуда она только взялась? Танг склонился над телом, бормочет чего-то. Вот уж точно дикая страна, дикие люди, и боги у них тоже дикие. Али однажды заглянул в местный храм, так чуть не умер со страху, такое чудище там стояло: человек — не человек, зверь — не зверь, так, не пойми что. И молятся странно, лоб краской мажут, цветы какие-то на алтарь кладут, и лежат цветочки целый год, высохнут, гнить начнут, запах в храме ужасный, но нет, не убирают служители приношение, ждут, пока снова зацветет священный лотос.

— Обыскать надо, — заметил Али. Танг замотал головой. Эх, послал же Аллах напарника, ни поговорить, ни подвигами былыми похвалиться — не поймет индус проклятый или, паче того, донесет куда надо. И закончится тогда вольная жизнь Льва Пустыни на плахе у местного султана. Раджи. Местный султан правильно называется «раджа».

—А я тебе говорю — надо. Неспроста эта девка в горы поперлась.

Танг задумался. На лице написано, не нравится ему идея, но и перечить не смеет, Али сильнее.

— Не хочешь ты, давай я. — Бывший разбойник ловко оттер напарника от тела. Девка. И хорошенькая была, кругленькая, ладненькая, волосы что твой шелк, густые, мягкие, и личико соответствует. Даром что мертвая да чумазая. Али мокрой тряпочкой вытер грязь с лица, зачем, и сам не знал. Захотелось.

И не пожалел. Подобной красоте в серале место, а не в горном ущелье, и чтобы вокруг птички певчие в золоченых клетках, масла душистые, ткани легчайшие, украшенья золотые, а не жесткий камень да ледяная вода горной реки.

—Видать, плохо ты своим богам молилась, девонька, не те цветы на алтарь клала, не теми колокольчиками звенела, раз лежишь здесь.

Танг-Карна сопел рядом, а Лев Пустыни не мог отвести взгляд от мертвого лица. Ему все казалось, что еще немного, и холодные веки дрогнут, глаза откроются, и девушка улыбнется. Интересно, какие у нее глаза? Голубые, точно вода в здешних озерах, или зеленые, будто цейлонские изумруды? Нет, такие встречаются лишь у северянок с бледной кожей и желтыми волосами. У мертвой красавицы глаза черные, подобно бездонной бархатной ночи, крылья которой несут покой и прохладу…

—Похоронить нужно, — напомнил напарник. Али встрепенулся. Шайтан! Что это с ним? Поплыл, точно сопливый юнец. Не бывать такому! Ни одна баба, ни живая, ни мертвая, не будет вертеть Али Проклятым!

А не простая, видать, девчонка, демоны в ней сидят, ищут новое тело, душу свежую, вот и ворожат. Прав Танг-Карна — хоронить надо, и быстрее, пока бесы из мертвого тела в живое не перебрались. Но Али не стал бы великим разбойником, если бы не умел задуманное до конца доводить. Отвернувшись, чтобы не видеть лица, разбойник обыскал тело.

—Что-то есть!

Танг отвернулся, чтобы не видеть, как напарник грабит мертвую. Брама накажет нечестивца, так пусть мудрейший видит, что Танг-Карна не одобряет поступков Али. Но удивленный полувздох-полухрип заставил индуса обернуться.

Али стоял на коленях, а рядом на огромном, вылизанном водой и временем камне, сияло НЕЧТО.

—Ты… Ты видишь? — просипел разбойник. Танг кивнул. Брама Милосерднейший, неужели подобное и в самом деле возможно?

Примечания

11

Стража.