Фата в горошек

Екатерина Крыласова

Посвящается моей подруге Тамаре.Маленькая Сашка и Александра – одно и то же лицо. Она мечтает стать счастливой и, конечно же, хочет выйти замуж, и непременно в белом платье. Но непростые отношения с матерью могут поломать ей всю жизнь: на эмоциях она собирается выйти замуж за парня с очень сомнительной репутацией.Неожиданно она получает помощь, откуда и не ждала, в лице своей закадычной подруги, с её интересной жизнью и невыдуманной историей.

Глава вторая, в которой бабушка идет в Инстаграмм¹

Облетали листочки календаря, которые Евгения Васильевна аккуратно обрывала, заходя утром на кухню.

Пролетело несколько лет. Сашка уже училась в старших классах и готовилась к экзаменам. Уроки, занятия в музыкалке, бассейн, танцы, экзамены — всё это вихрем кружило её, неделя за неделей. Она всё реже и реже заходила к своей бабуле.

— Бабуль, привет! Нет, не зайду сегодня, — громко говорила она в телефон, идя по улице, — спешу на занятия…

Но обходиться долго без своей закадычной подруги она не могла. Сашка сейчас находилась в таком «золотом периоде», нежно именуемым трудным подростковым возрастом. И когда на её светлую голову обрушивались настоящие трагедии, она в самом мрачном расположении духа появлялась на пороге у Евгении Васильевны.

— Бабуль! Ты дома?

— Ах ты, Господи! — неслось из кухни или из комнаты, откуда выбегала Евгения Васильевна, слыша родной голос, — Санечка, ты? А чего не предупредила? Я тебя сегодня и не ждала. Ну, заходи, заходи, милая. Пойду чайку тебе сразу поставлю.

Сашка медленно сняла пальто и шапку и засеменила к бабушке на кухню.

Она сидела на своём любимом месте у окна, положив ногу на ногу и, нервно барабаня пальцами по столу, смотрела в свой телефон. Евгения Васильевна знала, что в такие минуты к ней лучше не приставать с разговорами, а дать время остыть, успокоится и тогда уже поговорить по душам.

— Пишет там кто-то тебе? — спросила она, ставя перед Сашкой заварник с её любимым зелёным чаем.

— Нет, я просто в инстаграмме² фотки смотрю, — буркнула Сашка.

Стоя у плиты Евгения Васильевна спросила:

— Санечка, а почему название такое странное — «сто грамм»? Они что, лучше ничего придумать не могли?

Сашка громко цокнула и закатила глаза.

— Бабушка, ин-ста — грамм³, — подчеркивая каждый слог с раздражением, сказала она, — мне уже перед подругами стыдно, когда к тебе вместе заходим, ты все слова коверкаешь… И называй меня, пожалуйста, при них Александра. Надо мной все уже смеются «Са-анечка», — передразнила она и тоном учительницы пояснила, — Инстаграмм⁴ — это сеть такая, где фотки красивые выкладывают. Запомни уже!

Евгения Васильевна, делая вид, что не замечает её бурчания, поставила перед ней горячие пирожки.

— На-ка, ешь, Александра! И убери со стола эту заразу, — она забрала из её рук телефон, положила его на холодильник и проворчала, — в туалет уже без него сходить не можете.

И присев у стола спросила:

— Ну, выкладывай, что стряслось у тебя? Ты же не из-за фоток этих расстроилась? — и она взмахом головы показала в сторону телефона.

— Ничё не стряслось, — сказала Сашка, но горячий чай уже отогрел её раненую душу, и слёзы прозрачными бусинками покатились по щеке, утопая в горячем чае.

Евгения Васильевна терпеливо ждала.

— Да с матерью опять поругались… Сейчас, по телефону, — сквозь слёзы начала Сашка, — орёт на меня как ненормальная… С ней вообще невозможно разговаривать… Скорее бы школу закончить и свалить отсюда, — уже рыдая, закончила она.

Евгения Васильевна налила в стакан тёплой воды.

— На-ка, попей, мелкими глоточками, как я тебя учила, — говорила она, гладя Сашку по голове. — Успокойся, девочка моя… У тебя ещё возраст такой… Скоро всё пройдёт, и будет легче.

— Да причём тут возраст? — снова зарыдала было уже успокоившаяся Сашка. — Она постоянно орёт как резаная, я даже не успеваю договорить… Попросить что-то, — и слёзы с новой силой покатились из глаз. — Почему она не такая, как ты?.. И никогда такой не будет… Ненавижу её!

— Ну-ну! Успокойся! — Евгения Васильевна вытирала Сашке слёзы своей мягкой, тёплой рукой. — У мамы твоей отец-то, ой, с каким тяжёлым характером-то был! Не дай Бог!.. Но в молодости разве думаешь об этом? И что дитё может не твой характер перенять… Об этом же не загадываешь, — задумчиво повторила она и спросила, — Повод-то какой нынче нашли?

— Понимаешь, у нас через месяц уже выпускной, все наряды себе покупают. Ну, мы сегодня с Маринкой зашли в один магазин, она мне показала, где ей будут платье покупать… Показала, какое она выбрала и отложила, а рядом, бабушка, такое платье, закачаешься!.. И мой цвет, и мой размер…

— Ну?

— Звоню матери, говорю: «Маринке купили, а мне…» — и она снова зарыдала.

Худенькие плечики её тряслись, лицо сильно покраснело. Она размазала уже всю тушь по глазам, чёрные от краски слёзы падали на её белую школьную блузку.

— А стоит-то сколько? — спросила Евгения Васильевна.

— Мать сказала вообще тебе об этом не заикаться даже, сказала убьёт, если скажу… пенсии твоей точно не хватит! — всхлипывая, закончила Сашка и немного погодя снова заревела, — Маринке вон всё покупают, что она захочет, а у нас то стройка, то ремонт, вечно денег нет!

— Бедная твоя Маринка… — сказала бабушка.

— Это почему? — Сашка подняла на неё свои удивлённые большие глаза, в которых вдруг высохли слёзы, — почему это бедная? Ты что говоришь? У неё есть всё, что пожелает, сколько бы это ни стоило, а я… — и она снова хотела заплакать.

— Понимаешь, внученька, жизнь — она же не сахар один, будут и тяжелые времена. А Маринку твою балуют очень, а как она жить-то будет, когда река родительских денег иссякнет? Родители же бесконечно работать не смогут, а на пенсию-то не разбежишься, сама знаешь, и вот что тогда твоя Маринка делать будет? Работать она не привыкшая… Презирает всех, и только разговоры что о тряпках. Удивляюсь я, что тебе с ней интересно.

— Она весёлая очень. Смеётся постоянно, легко с ней. Она всё время говорит, что замуж только за богатого выйдет, сразу после школы, мечта у неё такая, — говорила Сашка, вытирая ладошкой свои глаза.

Бабушка рассмеялась:

— Да-да, сидит такой богатый мужчина и думает: «Куда же мне деньги-то свои большие деть?» — и переживает, где ему такую дурочку молодую да сразу со школы себе в жены взять, да ленивую, да без образования…

Они ведь, богатые-то, тоже не дураки. Им ведь друг нужен, с которым и поговорить можно. А о чем с твоей Маринкой можно поговорить, кроме как о тряпках да о помадах?

А коль и выйдет, да за такого же, как она, то надолго ли? Если и у него будут одни вещи на уме, полюбуется да бросит, и ладно, если дитём наградить не успеет… Счастье ведь не в тряпках… И даже не в брильянтах, — закончила она. Потом, немного помолчав, начала рассказывать:

— Знаешь, я когда семилетку-то кончила, время тяжелое было, и тогда ни у кого ничего и не было. Платья ситцевые если и были, в том и на выпускной ходили, но тогда и это богатством считалось… а уже потом… Когда я работать пошла, я делала так, когда наряд новый хотела: я с одной зарплаты кусок ткани покупала, а на следующий месяц выкраивала денег на шитьё, так и обходилась. И платья у меня были не хуже, чем в хороших магазинах! Швея, Зина, замечательная женщина была, руки золотые!

Санечка, слушай, — Евгению Васильевну вдруг осенила идея, — а давай мы тоже платье тебе пошьём, я вот денег на ткань дам, родители за шитьё заплатят, а фасон можно ещё лучше магазинного придумать!

Санька с восхищением посмотрела на бабушку, перестав растирать свои глаза. С красным носом, черной краской вокруг глаз, она сейчас походила на маленького клоуна из цирка.

— Бабушка, какая же ты… — она подбежала к Евгении Васильевне и порывисто обняла её, — замечательная! Как же я тебя люблю!… Вот только что мама скажет, она же сказала тебе ни слова…

— С Наташей я сама поговорю. А завтра сходим в магазин вместе и посмотрим ткань, я сама качество и цвет посмотрю, а то ты выберешь такое, что шить будет нельзя…

Но Сашка уже не слышала её, она звонила Маринке сообщить ей радостную новость…

Через несколько минут Сашка рылась в бабушкином шифоньере, отыскивая что-нибудь из своих вещей, чтобы переодеться. Вдруг она вытащила бабушкин светлый шарфик в белый горошек.

— Смотри, — рассмеялась она, показывая его бабушке, — «фата» моя! Как же я любила с ней играть… — и, вздохнув, сказала, — не хочу уходить от тебя… Но надо — последний класс ведь в музыкалке…

Евгения Васильевна обняла её на прощание:

— А на мать ты не обижайся и не кричи в ответ. Отойди и успокойся. Ты же знаешь, она побушует, покричит, а потом успокоится и сделает. А кричать привыкнешь, потом всю жизнь отвыкать придётся.

— Ладно, ладно, — насупившись, пообещала Сашка и открыла входную дверь.

— Да, Санечка, занеси по пути Зое Алексеевне пару пирожков горяченьких.

— Ну, бабушка! — возмутилась Сашка, — я опаздываю, во — первых… А во-вторых, я уже выросла из возраста Красной Шапочки, чтобы пирожки твоим подружкам носить. А к твоей Зое Алексеевне как попадёшь, потом как из бермудского треугольника не выберешься!

Но Евгения Васильевна уже вручила ей тарелочку с пирогами и выталкивая её легонько за дверь, говорила:

— Из добра, милая, никогда не вырастают. А коль среди людей живёшь, по-людски и жить надо. Она мне сегодня лекарства вот привезла из дальней аптеки. Ну, иди с Богом.

Уже стоя на площадке, Сашка обернулась:

— Бабуль, можно я к тебе сегодня ночевать приду.

— Приходи, родная, приходи…

Зоя Алексеевна жила на первом этаже прямо под бабушкой. Сашка спускалась по лестнице и вспоминала, как в детстве бабушка постоянно отправляла её вот с такой же тарелочкой то к одной своей соседке, то к другой. Сашка делала тогда это с большим удовольствием — она с замиранием сердца ждала, когда откроется дверь и на неё восторженно посмотрят удивлённые глаза какой-нибудь бабушкиной подруги… Но годы безжалостно проредили и подъезд бабушкин, и дом, осталась только Зоя Алексеевна, старенькая учительница.

Заходя к ней, маленькой Сашке казалось, что попадает она в какой-то сказочный мир: на стенах у Зои Алексеевны было много картин, на стеллажах — бессчётное количество книг и статуэток. Сашка могла разглядывать всё это часами… а Зоя Алексеевна ей что-нибудь читала.

Бабушка, спохватившись, находила там свою «потерю» и, уводя её за руку домой, всегда извинялась:

— Простите нас, Зоя Алексеевна, она вас так отвлекла.

— Что вы, что вы! — отвечала неизменно та, — я так люблю, когда Александра ко мне заходит, мне так приятно…

И от того, что такой взрослый и интеллигентный человек называл её Александрой и от этой сказочно-музейной обстановки, Сашка, как в тумане, следовала за бабушкой наверх, не слыша её ворчания.

— Ушла и пропала! Два часа тебя нет… Посиди немного для вежливости и домой, — наставляла она внучку, — ей же некогда! У неё ученики каждый день, и ты ещё тут…

Но каждый раз, унося Зое Алексеевне пирожки, всё повторялось: Сашка безвозвратно исчезала, и каждый раз бабушка за руку уводила её домой.

Сашка вспомнила это и улыбнулась. Через пару минут после звонка дверь открылась:

— Ах, Александра, это вы! — услышала она восторженный голос…

Примечания

1

Организация, запрещённая на территории России.

2

Организация, запрещённая на территории России.

3

Организация, запрещённая на территории России.

4

Организация, запрещённая на территории России.