Источник вдохновения. Сборник малой прозы

Екатерина Берг

На страницах этого сборника вы встретите писателей, журналистов, поэтов, художников, композиторов, артистов, режиссеров и других персонажей.Кто-то еще совсем не понял себя, кто-то — лишь вступил на путь к этому знанию, а кто-то — уже нашел свое место в мире.Важные роль в их истории занимают и романтические чувства: влюбленность, обожание, зависимость, счастливая любовь — каждый проживает это по-своему.Однако персонажей объединяет одно. Все они открывают вам душу. Книга содержит нецензурную брань.

Источник вдохновения³²

Крепкий горячий чай согревает горло, в то время как дрожь в не на шутку промерзшем теле постепенно утихает. Моя верная подруга, или любовница, девушка, госпожа? — не знаю, как правильнее называть свою извечную спасительницу, — смотрит на меня пронзительным взглядом. Пытается укорить, но в зеленых глазах читается такая забота, что перед ней хочется разразиться скорее в бесконечной благодарности, чем в бесполезных извинениях за свое легкомысленное поведение.

Я люблю дождь. Мелкий, крупный; тихий, шумный; короткий, буквально на пять минут, или затяжной, на пару дней; чуть накрапывающий или льющий как из ведра. Как раз под последним я и пошел сегодня к ней в футболке и тонкой кожанке на другой конец города, конечно же, без зонта. А иначе в чем прелесть прогулок под дождем?

Когда я наконец добрался до ее квартиры, то засомневался, стоило ли вообще возвещать о своем приходе: казалось, что мои зубы стучали сильнее, чем сможет кулак. Но это такие мелочи, не правда ли?

Судя по тому, с каким беспокойством она протащила меня в квартиру, с какой быстротой стянула с меня мокрые вещи, принеся взамен теплый халат, и с какой спешкой побежала заваривать чай, она была со мной не согласна.

— Мелочи, говоришь? Ну почему ты иногда ведешь себя, как идиот? — Сказано это было, скорее, в шутку, но в каждой шутке, насколько всем известно…

— Не идиот, а творческий человек, — парировал я. — У нас другое восприятие мира. Вот для тебя прогулка под дождем — это глупость, а для меня — источник вдохновения.

На последней фразе мои зубы предательски стукнули особенно сильно. Из-за этого прозвучало не очень убедительно.

— Твое вдохновение порой слишком дорого тебе обходится.

Черт, вот как у нее получается так влиять на меня? Ни перед кем в подобной ситуации мне бы не было стыдно, даже если б меня обвиняли в открытую. А с ней… мне достаточно лишь услышать тревожные нотки в этом довольно деликатном упреке — и мое сердце уже сжимается из-за чувства вины. Ведь я столько раз заставлял ее за себя волноваться.

Прийти насквозь промокшим под проливным дождем* — это правда мелочь. Вот когда я заявился к ней под кайфом, с бесконтрольной тревогой и неотступной паникой, — это было событие. Событие, перевернувшее мою жизнь, которая, по сути, могла и вовсе легко оборваться.

Она была единственной, кто не оттолкнул меня, кто не стал ругать на чем свет стоит, говоря, какой я безответственный и ничтожный. Она просто была рядом. Помогла пережить этот момент. Помогла побороть желание прыгнуть в петлю, чтобы закончить все страдания разом. Бедная юность…* Когда я был подростком, я совсем по-другому представлял свои грядущие молодые годы.

Не знаю, было ли это чудо — или любовь? — но после того случая я твердо решил бросать. Видимо, мне просто нужно было увидеть, что кто-то в этом мире еще в меня верит. Что кому-то я еще важен, даже такой: молодой несчастный композитор, который хотел лишь выйти из творческого кризиса, давившего так нестерпимо, что я решился на крайние меры. Думал прибегнуть к этому средству только пару раз, а в итоге попался в ловушку наркотической зависимости. Так ведь происходит почти у всех, я лично видел много примеров среди своей братии. Но был уверен, что меня эта опасность обойдет стороной. Вообще, она права: я и правда идиот.

— Потанцуем? — бросаю я с улыбкой. После кружки горячего чая я наконец перестаю дрожать, отчасти вернув контроль над собственным телом. — Музыка у тебя такая классная играет.

Она беззлобно усмехается: знает, что иначе я сказать не мог. Playingtheangel, мой любимый исполнитель. Как же я его понимаю… У всех творческих людей есть что-то общее.

— Как ты танцевать собрался под лирикой³³?*

— Медленно и с чувством.

Лишая свою любимую подругу права отказа, я встаю из-за стола и, как есть, в ее розовом халате, который наверняка смотрится на мне очень смешно, подхожу к ней, протягивая руку. Она кладет свою ладонь в мою. Такая теплая. Такая родная.

Танцем это, конечно, назвать сложно. Обнявшись, мы плавно переминаемся под песню «Бедная юность», а звуки не утихающей за окном грозы* аккомпанируют давно полюбившейся мне мелодии, которая так точно описывает мою жизнь. Вернее, нашу с ней жизнь, в какую я ее поневоле втянул.

Вскоре наши губы встречаются. Забываясь в мириаде звуков и ощущений, мы ласкаем друг друга. Медленно и с чувством, как я обещал. Нам обоим это слишком нужно. Мне — чтобы было, ради чего жить. Ей — честно говоря, без понятия, зачем. Без меня она явно была бы счастливее. Но, когда я говорю ей об этом, она не соглашается.

Сами того не вполне замечая, мы перемещаемся в спальню. Как-то закономерно оно происходит, из раза в раз. Но сейчас — по-особенному романтично. Я невольно усмехаюсь своим мыслям. Она устремляет на меня вопрошающий взгляд.

— Никогда раньше не мог назвать романтикой то, чем мы с тобой занимаемся.

— Ты об этом? — буднично спрашивает она, отходя от меня и доставая из комода наручники. — Чем же не романтика?

— Встречать с тобой рассветы, привязанным к кровати?* — выдаю я с ироничным смешком. — Ну да, ты права, это действительно очень романтично.

— Какой-то ты сегодня непривычно разговорчивый, — молвит она с дружеской издевкой. — Прегабалины на твою речь уже не действуют?

— Я снижаю дозу, — отвечаю, вмиг сменив тон на непреклонно серьезный. Борьба с наркотиками стоит мне слишком больших усилий, чтобы шутить об этом. — Не вечно же на них сидеть.

Неотрывно глядя на ее губы, я вижу, что она собиралась отпустить еще одну колкость. И даже предполагаю, какую: обычно люди, начав принимать лирику, со временем увеличивают дозу, а не уменьшают. Но мне правда надоело это. Я больше не могу смотреть на то, как она мучается из-за моего поведения. Если уж решилась связаться со мной и связывать меня, то пусть знает, что это все не зря. Что я правда пытаюсь подняться со дна, хотя ломка порой бывает невыносима.

— Согрелся? — Я киваю. — Тогда сними уже этот чертов халат, я без смеха смотреть на тебя в нем не могу.

— Рад, что я вызываю у тебя не только грусть, но и смех, — произношу я искренне, с тенью сожаления за все проблемы, которые доставил верной подруге в недалеком прошлом. В спешке повесив одежду на кресло, я остаюсь в одних боксерах.

— Думаю, в будущем веселых моментов у нас с тобой станет еще больше, — говорит она с теплой улыбкой, как бы невзначай касаясь моего теперь уже оголенного плеча. Я, не сдержавшись, кладу руку на ее затылок и притягиваю к себе, с напором целуя эти восхитительные губы. Губы, которые столько раз вдыхали в меня жизнь, когда, казалось, черпать силы было уже неоткуда.

— Ну, что ты, не торопись, еще успеем, — дразняще протягивает она, быстро отстраняясь. Но — вижу по лицу — моей выходкой она довольна.

— Ложись на кровать. — Ее голос вмиг становится более властным. Однако не теряет неразрывную с ней мягкость.

Расположившись уже привычным образом на постели, я завожу руки назад — она, умело орудуя двумя парами наручников, приковывает меня к изголовью. Мой взгляд падает на ее высокую грудь, скрытую лишь под тонкой домашней майкой. Пытаюсь игриво коснуться губами зоны декольте, но она, заметив мое намерение, успевает подняться. Я изображаю разочарование — подруга коротко усмехается.

Кажется, я знаю, о чем она думает сейчас: еще не так давно я приходил к ней полностью разбитым. И связывать мне руки приходилось не ради изощренного развлечения, а буквально для того, чтобы я не потянулся к наркотикам, ведь раньше в кармане у меня всегда лежала доза — на случай если внезапно накроет. Теперь ситуация изменилась в лучшую сторону. Но мне все еще это нужно. Нужно на время отдать свою жизнь во власть человека, которому я доверяю больше, чем себе. Так я могу восстановить силы, чтобы бороться дальше. Благо, она понимает это, как никто другой.

Оставив меня на минуту наедине со своими мыслями, которые теперь, к счастью, и близко не стоят с тем ужасом, который я испытывал в одиночестве раньше, она возвращается с парой свечей и миниатюрным ножиком в руках. Что-то новенькое. Но мне даже не хочется тратить время, чтобы выспросить, для чего это все. Она лучше меня знает, что делать.

— Обойдемся сегодня безо льда, ты и так достаточно охладился, — произносит она с шутливым упреком, намекая на мою недавнюю прогулку под ливнем. — А вот разогреть перед поркой тебя придется. Заодно, может быть, откроешь для себя новый источник вдохновения.

Подруга говорит искренне, без тени издевки. Вот она — такая, какая есть. Она, по сути, не домина, да и я вряд ли сабмиссив в полном смысле этого слова. Хотя любой человек из моего окружения, узнав, что я позволяю девушке выпороть себя, с этим наверняка бы поспорил. Но строго говоря, мне плевать. Никто из них даже не пытался мне помочь. Это сделала только она, и она же продолжает до сих пор.

Зажегши свечи и поставив их на прикроватную тумбу, моя госпожа — в подобные моменты хочется называть ее так, хоть она и против, — раскатывает по ладоням несколько капель ароматного масла и медленно проводит по моему торсу, приглаживая волосы на оголенной груди. Под ее томными прикосновениями я не могу сдержаться, чтобы тихонько не застонать — она, видя, как быстро я расслабляюсь, довольно улыбается. Ее руки волшебны, я клянусь. И в этой фразе нет ни тени пошлости.

Закончив покрывать тонким слоем масла тело и ноги, она, наклонившись ко мне, оставляет несколько влажных поцелуев на шее. Я срываюсь на откровенный стон — мне кажется, она уже может вслепую найти все мои самые чувствительные точки. В такие моменты непреодолимо сильно хочется сжать ее в крепчайших объятиях и неистово целовать в ответ, пока из ее протяжных стонов будет сплетаться лучшая мелодия для моих ушей.

Поэтому, наверное, она меня и связывает. Иначе любая ее попытка создать долгую, чувственную прелюдию попросту бы пресекалась моим безудержным порывом страсти. Вообще, она первая девушка в моей жизни, которая нашла способ контролировать меня, причем делать это так, чтобы я оставался в полной мере доволен.

— Может, снимешь майку? — произношу хрипловатым от накатившего возбуждения голосом. — А то в масле замараешься.

— Не рискну. Иначе, мне кажется, ты разорвешь наручники, — отвечает она, усмехаясь. И я с ней согласен. Я уже чертовски ее хочу. Сообщать об этом не нужно — бугор, торчащий из-под боксеров, красноречиво говорит сам за себя. Но с ней торопиться не получится. Да и зачем, когда у нас впереди вся ночь.

Взяв одну из свечей, она наклоняет ее над моей грудью, и горячий воск капает на кожу. Стекая ниже кремовыми дорожками, он разносит тепло по телу. Я делаю глубокий вдох, раскрывая губы в легкой улыбке. Удовлетворенная моей реакцией, она выливает новую порцию воска на мои ребра — я невольно выгибаюсь. Но нежная кожа горит лишь пару секунд, а потом накатывает волна таких приятных ощущений, что я вновь начинаю тихо стонать. Подруга проводит ладонью по моей щеке — я, не задумываясь, касаюсь губами ее руки. Покрыть бы ее поцелуями с головы до ног… Но для этого еще будет время.

Отставив свечу в сторону, она неожиданно садится сверху. Я чувствую, как возбужденный член впивается ей в промежность, закрытую короткими шелковыми шортиками. Так дразнить меня слишком жестоко. Я невольно дергаю руками в бессознательном порыве снять этот мешающий кусок ткани, но в запястья тут же впивается металл. Боль немного отрезвляет, но вместе с тем — обостряет ощущения.

Ехидно улыбаясь моей выходке, она хватает меня за плечи и впивается в губы. Целует так жадно, с нещадной силой сминая их и норовя сплести наши языки. Я отвечаю с двойным жаром, скольжу языком по ее деснам, кусаю эти сладкие губы, заставляя ее простонать в поцелуй. Как же она восхитительно стонет…

Но длится это безумие недолго. Как ни в чем не бывало, совсем скоро она поднимается. Единственное, что ее выдает, — сбитое дыхание. И вставшие соски, которые теперь просвечивают через майку. Прекрасная картина.

Без лишних церемоний стянув с меня боксеры, она берет в руки обе свечи. Коротко приказав мне развести ноги в стороны, подносит свечи к моим бедрам и выливает на них порцию скопившегося в свечах воска. Из моей груди вырывается целая гамма звуков, начавшаяся с резкого крика боли. Но с каждым мгновением градус удовольствия и мимолетной эйфории лишь повышается. А как только ощущения начинают спадать — она, прочитав все на моем лице, подносит свечи максимально близко к телу и проливает воск на живот — мышцы пресса инстинктивно напрягаются. Меня вновь пронзает сладкая, тягучая боль. Это чем-то напоминает симфонию.

Цикличность, нарастание и утихание звуков…

Она была права. Не шутила, говоря про источник вдохновения. Все это несравненно лучше наркотиков.

Неожиданно улетев в свой водоворот мыслей, и я не замечаю сразу, что моя бесценная подруга отошла в другой угол комнаты. Сидя в кресле и подперев руками голову, она глядела на меня немного уставшим, но светлым взором. Видимо, ждала, пока я вернусь в реальность. Клянусь, я предложу ей встречаться, когда окончательно выберусь из зависимости. Девушки лучше нее для меня в этом мире нет и не будет.

— Как себя чувствуешь? — спрашивает она, поднявшись, и, подойдя ближе, в совершенно невинном жесте проводит рукой по моим вьющимся волосам.

— Как восставший из пепла феникс, — отвечаю без намека на сарказм. — Наверное, завтра сяду писать новую композицию.

Лицо моей дорогой подруги озаряется самой восторженной улыбкой из всех, что я видел у нее последнее время. Иногда мне кажется, что она радуется за меня больше, чем я сам.

— Я же говорила, что есть намного более приятные и безопасные способы поймать вдохновение, — декламирует она, впрочем, не скрывая своего облегчения. — А эти ваши наркотики — глупость и банальщина.

— Тысячу раз права… — выдыхаю я, невольно потупив глаза. Вина перед ней за свой наркотический период все еще не отпускает меня. — Кстати, ты не хочешь снять наручники? Клянусь, что сразу со всей страстью набрасываться не буду, — добавляю с непринужденной улыбкой.

— В это, конечно, поверить сложно… — произносит она, бросая на меня настороженный взгляд. — Но в любом случае тебя уже пора высвободить.

Едва успела щелкнуть вторая пара наручников, как мои руки, немного затекшие из-за долгого пребывания в одном положении, тут же хватают подругу за талию. Приподнявшись, глядя на нее снизу в восхищении ее красотой, я медленно, сам поражаясь своей выдержке, провожу ладонями вверх по ее телу, едва касаясь груди, лишь дразняще задевая большими пальцами возбужденные соски. Я вижу, как на этом моменте у нее задерживается дыхание, а глаза невольно закатываются в предвкушении. Я увожу руки ниже — она протяжно выдыхает, почти сорвавшись на стон. Мои руки проскальзывают ей на ягодицы и чуть сжимают их, в то время как я испытующе смотрю в ее глаза, не отрывая взгляда.

— Я все поняла, — произносит она на рваном выдохе, наконец принимая свое поражение. — Сдержал слово. Не набросился. Заставил меня хотеть этого самой. Мастер.

— Как ты там говорила, это называется? — спрашиваю я, по-доброму рассмеявшись, получив столь бескомпромиссный ответ. — Когда сначала ты виртуозно исполняешь роль верхней, а потом признаешь власть другого человека над тобой?

— «Свитч» это называется, — повторяет она с притворной обидой за то, что ее так бесцеремонно разоблачили. — Кстати, ты тоже вписываешься в эту категорию. Переключаешься между ролями так быстро, что я следить не успеваю.

— Ну… ты все еще можешь выпороть меня, если хочешь, — выдаю я, сам не задумываясь, в шутку или всерьез.

— Нет уж, на сегодня порка отменяется. Ты уже и так достаточно… вдохновился, — заявляет она, пытаясь звучать уверенно. Но язык женского тела предательски выдает, что теперь, по крайней мере, на ближайшее время ей самой совершенно не сдалась роль домины.

— Значит, я могу наброситься на тебя со всей страстью? — в шутливом тоне задаю вопрос, казалось бы, риторический.

— Позволишь хотя бы убрать воск с твоего красивого тела? — Лестью берет, хитрая. — Иначе, поверь, будет, как секс на пляже, только вместо песка…

— Понял. Так уж и быть, на пару минут придержу свой страстный порыв.

Взяв с тумбы маленький ножик, отведенный, видимо, специально для такой процедуры, она начинает в спешке, но явно умелыми движениями счищать уже застывший воск. Прикосновения прохладного металла приятно играют на контрасте с разгоряченным телом, в то время как в моей голове пульсирует мысль о том, насколько я доверяю человеку, которого подпускаю к себе с ножом, пусть он, похоже, и не особенно острый.

Но долго раздумывать об этом мне не приходится. Подруга довольно скоро заканчивает и, только она успевает отложить нож — я делаю то, чего хотел едва ли не с начала вечера. Резко сдернув с нее майку, я прижимаю ее к своей груди, наслаждаясь соприкосновением обнаженных тел, и впиваюсь вампирским поцелуем в ее шею и плечи, вырывая из ее губ череду протяжных стонов. Она крепче сжимает мою спину, льнет ко мне, каждым движением своего тела выдавая более не сдерживаемое желание почувствовать себя в моей власти.

Перевернув нас, я оказываюсь сверху и нападаю с жадными поцелуями на ее манящую грудь. Сжимаю ее в ладонях, закусываю соски — она извивается на постели и стонет так сладко, что я сдерживаюсь из последних сил, чтобы продлить прелюдию для нее. Моя рука проникает под шорты и белье, два пальца с легкостью входят внутрь, в то время как большой — массирует клитор. Она, притянув меня за шею, вовлекает в поцелуй, нещадно кусая мои губы. Я резко проникаю пальцами глубже, заставив ее простонать так громко, что этот звук подстегивает наше и так накалившееся возбуждение до предела.

— Презервативы в тумбочке, — все, что она говорит, разрывая поцелуй. Но намек предельно ясен.

Одним рывком открыв ящик, я вскрываю упаковку и быстро надеваю защиту. После чего, в жутком нетерпении стянув с подруги шорты и белье, беру ее на руки и, посадив на подоконник, резким движением вбиваюсь в ее тело. Она прогибается в спине — я, пользуясь моментом, приникаю к ее груди. Вбираю твердые соски губами, прикусывая их до той боли, от какой она заливается в стонах. Продолжаю медленно двигаться, лаская клитор, и сам улетаю все ближе к вершине наслаждения, видя, как ей хорошо со мной. Ее стоны — лучшая симфония. Ее глаза, закатывающиеся от восторга, ее тело, подрагивающее после оргазма — лучшая картина.

С подоконника мы перемещаемся на стол, а оттуда — на кровать, где теперь она двигается сверху, прижавшись к моей груди. Ускоряет темп, приближая меня к разрядке, сжимает внутренние мышцы так, что я не в силах сдерживать протяжные стоны. Еще пара ее движений — и я кончаю. Она, остановившись, целует меня, я вовлекаюсь в поцелуй, с нежностью сминая ее губы, скользя ладонями по прекрасным изгибам ее тела.

Едва подруга успевает подняться — я притягиваю ее к себе, укладывая рядом с собой, и начинаю ласкать ее пальцами. Она, сладко застонав, кладет голову мне на плечо, прижимаясь ближе. Свободной рукой я поглаживаю ее грудь, затем стягивая соски — она сходит с ума от контраста нежных прикосновений и легкой боли. Извиваясь в моих руках, стонет, не переставая, в то время как ее тело начинает дрожать в предвкушении оргазма. Я вбиваюсь пальцами сильнее, задевая ее самые чувствительные точки, — и совсем скоро ее захлестывает волна оргазма с моим именем на губах.

Мы еще долго лежим, обнявшись, слишком выбившись из сил, чтобы говорить. За окном шумит гроза, которая пару часов назад аккомпанировала нашему танцу на кухне, а теперь — мерному дыханию в постели.

С ней моя юность — не такая уж и бедная*. Она прекрасна в этом моменте, и я уверен, что, раз моя любовь рядом, мне хватит силы воли, чтобы окончательно избавиться от зависимости.

И тогда мы с ней вместе будем проводить не отдельные вечера, а целую жизнь.

Примечания

32

Вдохновлено песней «Бедная юность» playingtheangel, МУККА & Три дня дождя. Авторство: Юрий Перфилов, Серафим Сидорин, Глеб Викторов.

33

Лирика — одно из названий прегабалина. Это лекарство запускает процессы торможения в организме, но по своей силе оно сопоставимо с наркотиками. Поэтому употребляют прегабалин не только люди, которым он показан по рецепту, но и наркоманы, которые захотели сменить вещество.