Небо молчаливое

Евгения Мулева, 2021

Небо молчаливое Верны ядовито и опасно. Когда-то здесь была процветающая колония, теперь же царит запустение. Редкие дирижабли курсируют между воздушными станциями-городами.Некогда великий герой молодой генерал Константин Кесаев проигрывает морскую кампанию, он не смог оправдать надежд отца. По его вине страна потеряла залив. Героя ссылают на Верну. Волей случая Константин подает на исследовательский корабль, которым управляют чокнутая ведьма, хмурый доктор и вор. Сможет ли он выжить в мире ядовитых облаков и прогорклой памяти?

Глава 2

вор, гадалка, доктор Фет

I

Ведьма встала, оправила юбку, на Константина и не глянула, она вообще старалась не смотреть ему в глаза. Принялась молча собирать свечи: одну задула, вторую, третью, свечи были толстые, чёрные и оплывшие, ведьма явно их берегла, других похоже не было. «А может и были», — одёрнул себя Константин, он вообще ни черта не понимал, что тут твориться, Луи ещё этот! Заварил этот бред и свалил. Зажав свечи подмышкой, ведьма отправилась рыться в шкафчике над диваном. Нужно было что-то сказать, а может встать и помочь: подать тот шар и пучок благовоний.

— Не трогай карты, — шикнула она, не оборачиваясь, и тут же оказалась у стола в обнимку с чёрным сундучком. — Они живут здесь.

Щёлкнул замок. Ведьма откинула крышку. Внутри на серебристом бархате лежал мешочек из чёрной холстины и тонкая книжка, не больше блокнота. Вещь то была совершенно колдовская и точно не здешняя.

— Прости, — прошептал Константин. — А почему нельзя?

— Работать не будут.

— Правда? — Константин улыбнулся. — И ты в это веришь?

— Я? — она тоже улыбнулась, но не приветливо, а как-то едко. — Местные верят, что всё это, — она стукнула ногтем по крышке, — магия. Мы с Луи эту веру продаём.

— Жестоко. Тебе не кажется? — спросил Константин.

— Кажется, — она равнодушно кивнула. — И что теперь? Подай лаванду.

— А?

— Вон тот пучок, — она взмахнула рукой, взметнулась тёмная ткань. — С краю.

Константин беспомощно оглядел стол.

— Не важно, — ведьма нашла быстрее. Нашла и сунула жухлый пучок в белый мешок побольше. Кажется, на нём была вышивка, кажется, веточка светло-сиреневых — лавандовых цветов.

«Ну, конечно», — подумал Константин. Что-то подобное он видел на бутылках с сиропом. Мешок тоже отправился в верхний шкаф. Стол опустел и стал похож на стол. На обычный, в смысле. Не то прямоугольный, не то почти овальный с закруглёнными краями, толстыми металлическими ножками и бежевой псевдодеревянной столешницей. Чёрная скатерть тоже отправилась в ящик. Всё колдовское отправилось в ящик. Сеанс закончен. За эти свечи ты, капитан поддельный, не заплатил, вот поддельная ведьма и не стала тебе гадать. Хотя какая она поддельная? Ведьма осталась ведьмой.

— Так и будешь тут торчать, капитан? — протянула она едко. Будто ему было куда идти!

— Хотел с тобой объясниться, — он глубоко вздохнул. Ну что за дело? Волнуется как на экзамене. Нет, на экзамены довольно быстро стало плевать. Как перед отцом. Константин откинул со лба отросшие волосы, с непривычки они его знатно бесили. — Я право не думал, — протянул он учтиво. Учтиво? Тоже ещё! Что в этой псевдоведьме такого важного? — Не думал, что будет… что Луи.

— Ты правда не думал, — хмыкнула она. — Вижу.

— Давай познакомимся, Эмма? Раз мы теперь на одном корабле?

Она взглянула на Константина крайне мрачно и снова отвернулась к шкафу. Хотя на столе больше ничего не было. Нечего убирать. Нечем занять руки.

— Я генералом был Тирхской армии. А ты? Ты не отсюда, так?

«Добрый день! Господа и дамы! С вами “Последняя буря утренней станции!”».

— Выключи, пожалуйста. — Эмма наконец отошла от шкафа. — Радио, — подсказала она устало. А сама направилась к двери. Неужели уйдёт вот так просто? Ведьма чёртова. Он же как лучше хочет! Будто ему это нравится? Быть не понятно на кем на каком-то странном корабле, у которого явно беды с законом, а у его «обитателей» — с башкой. И будто ему в радость объявлять всем и каждому: привет, я был генералом, героем Тирхи, а теперь я никто, до одури приятно познакомиться.

Радио нашлось куда быстрее. «Дурацкая лаванда, — думал Константин. — Чокнутая ведьма». Эмма тем временем сделала что-то с выключателями и в комнате сделалось светло, заработала вентиляция и под потолком загорелись плоские экраны с изображением облаков. Почти что окна. Но окон у корабля не было.

–Я не люблю говорить о себе, — ведьма повернулась к экрану, на котором так нелепо и бахвально красовались свинцовые вихри. Корабль несло в скоплении грозовых облаков. Мальчонке за штурвалом придётся несладко. Ведьма, повела затёкшими плечами. — Тебе не понять, — она усмехнулась: такого трепло как этот надо ещё поискать.

— Напротив, — Константин выдал ей лучшую улыбку, выдал со скрипом. Он бы предпочёл за штурвалом стоять. — Я хочу узнать тебя. Застряли мы, по-видимому, надолго, — он снова попытался улыбнуться, но сей раз вышла гримаса. А впрочем, какая разница? Ведьма всё равно не смотрит! — Значит надо как-то уживаться.

— Ты это откуда выучил? — спросила ведьма, но судя по тону ей было начхать. Долетят до ближайшей станции и выгонят его, а как обойти законника ведьма придумает. Ведьмы не пропадут. Ведьмы падают с метлы и встают. А героев лишних гонят взашей.

— Ниоткуда, — фыркнул Константин. — Я так думаю.

— Ну слушай, герой, — её голос сделался насмешливым и даже злым, да она попросту издевалась над его капитанским высочеством, его павшем величеством!

— Если тебе сложно, хочешь, я первый про себя расскажу?

Она покачала головой.

— Да плевать мне, если честно. Доберёмся к Южной, выправим документы и ссадим тебя, капитан.

Примерно это Константин и думал услышать.

— Справедливо, — буркнул он в пол.

Ни капельки не справедливо! Она даже не хочет попробовать, попробовать узнать его! Себе же хуже делает. Три человека на такой махине и без капитана, да им рук не хватает, а она гонит. Пусть не капитаном, пусть пилотом возьмёт. Ведьма, воришка и доктор. Да как они не разбились ещё?

— Рада, что ты понимаешь. Луи сглупил.

Она скидывала шаль за шалью, и на столе росло цветастое гнездо, а когда шали закончились, принялась за кольца. Сорочье гнездо.

— Ты накажешь его?

— А смысл? — пожала плечами. Под шалями она была одета в простую чёрную футболку, широкую точно парус, короткие рукава закрывали локти. Эмма оглядела свои руки и тотчас спрятала их под стол. Он не успел рассмотреть, но кажется, на правой у неё было вытатуировано нечто крылатое, а на левой — красные цветы. Странная ведьма. На Тирхе женщины таким не увлекались.

— Ты здесь главная?

— У нас демократия. Ладно, о боги…Хочешь чай? — Эмма поднялась, всё так же пряча руки в складках огромной юбки.

«А она ниже, чем кажется», — подумал Константин. Так обычно думают о музыкантах, эффект сцены. Сцена и голос всегда придают значимости и роста. Похоже с ведьмами работает так же.

— Чёрный с двумя ложками сахара, — попросил Константин, едва ли не вставив что-то про рост и сцену, хрен её знает, как отреагирует. А чай — идея хорошая.

— Ого, — хмыкнула ведьма. — Сахара нет. Ложки грязные. Ничего не попишешь, мы не генералитет. А чай там, — она махнула в сторону шкафчика и пошла к чайнику.

— Эмма?

— Ну спрашивай, что ты там хочешь…

«Невесёлое начало», — подумал Константин. Дома он с такими ведьмами дел не водил. Она странная, не чудная, не забавная, а именно странная.

— Ты не отсюда и похоже…

— Я из Нового мира. Это далеко. Другая солнечная система.

Константин обомлел.

— В смысле другая?

— Если о чем-то забыть, оно не исчезнет, капитан, — протянула она едко. — Старый мир позабыл о нас. Мы были когда-то, как Верна, колонией.

— Эм…

— Ладно, давай я сама расскажу. Быстрее будет. — Она упала на диванчик и, подтянув к себе чашку, сказала: — Это корабль моей научной группы. Мы прилетели сюда исследовать, как бы покороче? — она поморщилась, — Предположим, климат. Климат Верны. Чуть меньше года назад. На другом корабле. Здесь его нет. Сбежать обратно в твой славный мир не удастся.

— Я и не думал.

— Потом подумал бы.

Чего она умничает?

— Зачем мне улетать?

— Чтобы вернуться. Ты ж ссыльный. Людвиг ловит таких.

— Кто? — не понял Константин. Людвиг. Боже, что у них за имена такие? И что за порядки?

— Неважно, — отмахнулась ведьма. — Я поняла, потому что поняла. Дальше. Дальше, — она выпила и поморщилась. — Горячо. Дальше мы работали, а потом мои коллеги заболели, климат не курортный. Миссию решили свернуть. Многие захотели остаться, и деньги к тому же по гранту отрабатывать надо.

— Ты осталась? — спросил Константин с сомнением. Гадалка, пацан этот и некий Фет плохо вписываются в понятие «много», хуже только в «научную группу».

— Мм… — протянула гадалка, — не совсем. Моему учителю стало сильно хуже. Мы бы не смогли перевести его через звёзды.

— Он умер? — угадал Константин. Ведьма быстро кивнула, её белое лицо сделалось ещё бледнее. «Жуть», — подумал Константин. — И они улетели, а ты осталась с ним?

— Нет. И не жалей меня. А когда мой учитель умирал, я убежала бить татуировку. Эту, — она медленно-медленно точно кукла шарнирная подняла левую руку. — Красивая? Мне вот очень нравится, — поиграла пальцами и тут же спрятала руку под стол. — Верна то ещё местечко. Скоро сам почувствуешь, капитан.

— Прости. — Ничего другого на ум не приходило. Ведьма отвернулась. Что ей его слова? — Думаешь, я не смогу быть капитаном? Не справлюсь?

— Думаю, ты здесь ни к месту. Думаю Луи… — она вздохнула.

— Я был генералом. Я умею управляться с самолётами и с дирижаблем смогу. Я вообще-то…

— Мальчик, — прыснула ведьма.

«Мальчик!» — вспыхнул Константин, но вслух возразить не успел.

— Ты был символом. Посмотри на себя, — она вытянула руку, всей ладонью указывая то ли на него, то ли на стену. А рука такая тонкая и белая, точно бескровная, точно лист бумаги, а не живая плоть и вся в татуировках. Жуть. — Ты такой красивый. Высокий вон, кудрявый, плечи широкие. Такого хорошо на фоне флага снимать. — Под её взглядом он, напротив, чувствовал себя маленьким и бестолковым. Ведьма медленно опустила руку. — Тебя использовали и вышвырнули. Это же Тирха. — Морщится. Глумится. Ведьма, чёртова. — В двадцать лет не становятся во главе армии.

— Но… — начал было герой героев. Ему вообще-то почти двадцать пять. Да хоть сто двадцать пять! Будто это её переубедит.

— Ну? — хмыкнула она, глумливо скалясь.

— Ведьма, — бросил Константин и встал, так и не притронувшись к чаю.

II

— Привет, док! — Луи медленно-медленно, точно кот, крался в рубку. Доктор, ссутулившись, сидел в пилотском кресле. Оборачиваться он не спешил. И Луи даже хватило времени чтобы выдохнуть и вдохнуть, и споткнуться о приоткрытый люк, и замереть в шаге от кресла, в полуметре от докторской макушки. Сколько же усилий ему понадобилось, чтобы не сорваться с места, не сбежать, не запереться в собственной каюте и руку не тянуть к докторским дредам, собранным в плотный пучок на затылке, так и хочется…

— Ну и зачем, расскажи мне, ты это сделал, а Луис?

Кресло повернулось, и доктор уставился на него, благо, сегодня он был в очках, так чуть легче. Чуть-чуть совсем. Совсем.

Луи вздрогнул, Луи отшатнулся, Луи открыл рот, вздохнул и глянул на Фета так виновато, как только мог. Казаться невинным, казаться маленьким, казаться… Казаться Луи умел. Но Фет всё видел и чуял ложь, не хуже ловчей.

— Затем, — надулся Луи. — Затем, что нам нужен капитан. А ему был нужен корабль. И он спас меня от… — Об этом упоминать не хотелось, об этом… Фет разозлится. И Эмма просила не говорить ему о делах. Не рассказывать, что он по старой памяти покупает и перепродаёт кое-какие товары. Что среди ящиков с картошкой от станции к станции Небо возит контрабанду.

— Боже триединый! — вздохнул Фет. — Что с тобой опять приключилось? Законники? — Он встал. Корабль шёл ровно, Луи успел это отметить, пока отворачивался, пока смотрел вскользь докторова плеча на мелькающие дисплеи…

— Нет, придурок какой-то, — понурился Луи. — А Константин!.. — он сглотнул. Ведь доктор вдруг поднял руку, вдруг взял его за подбородок, заставляя смотреть вверх.

— Нос вроде цел, — Фет хмыкнул. — Голова не кружиться? Огрести не успел?

— Нет.

Прохладные докторские пальцы легонько погладили его по щеке. И Луи замер. Луи замер. Замер. Только бы не спугнуть. Но Фет отпустил его так же быстро, так же мягко и снова сел и повернулся полубоком, чтобы всё-таки видеть дисплеи.

— И хорошо. Боже, — покачал головой доктор. — Боже. В следующий раз одного не пущу, — проворчал он.

— Вот ещё! — возмутился Луи. И стало славно, стало тепло-тепло. И доктор, доктор кажется смотрел на него если не с нежностью, то почти. Может представить, что так. Можно ведь? Можно? — А капитан, — начал он, чтобы не думать. Если ведь думать, можно такое надумать. Это можно. Луи вздохнул. — Капитан, он хороший. Правда, Фет. Он был военным в том мире, — Луи указал пальцем на потолок. — И сказал, что умеет летать. И так нам не пришлось врать и платить за документы. Ну почти… — Кое-что за документы Луи отдал заранее, иначе бы просто их и регистрировать не стали, да и процесс черт знает на сколько бы растянулся. — И платить ему не нужно.

— Как ты это провернул? — не понял доктор.

— Он и не спрашивал о плате. Ему нужно было укрыться от законников. Нет, он не беглый! Не беглый! Он просто отказался служить.

— Ещё лучше, — вздохнул доктор. — Ещё лучше.

— Но Эмме правда нужна помощь. И нам нужна. А ему мы нужны. Фет! Меня же приняли! Приняли. Вы… вы… И не бурчи. Ты добрый.

— Добрый. Добрее некуда.

— Ну Фет!

— Чёрт с тобой, — смягчился доктор, — Привел, значит привел. А лишние руки нам действительно не помешают. Не улыбайся так. Эмма тебе ещё вставит. Или уже? — Фет усмехнулся. Но этого Луи уже не боялся. Эмма добрая, он-то знает, и раз доктор на его стороне, значит утрясётся. Значит, всё будет хорошо. — Подменишь меня? — спросил доктор. Луи кивнул. — Хочу на нового капитана посмотреть. Как зовут?

— Константин.

— Константин, — повторил Фет. — Константин. Ладно. С остальным-то разобрался?

— Да! — объявил он с гордостью. Доктор кивнул, уступая ему кресло. А что если… может сейчас?.. — Фет? — позвал Луи. Может, сейчас пока доктор спокоен и смотрит так славно, так тепло смотрит, пока на узких губах полуулыбка, а на лбу нет морщинок; может сейчас они, наконец…

— Ну? — Фет поднял бровь, нахмурился и губы сжались в бледную линию.

Нет, Луи не осмелиться. Не сейчас. Луи глупо помотал головой.

III

Что она знает? Ничего. Вот именно. Сама не местная, то есть не с Тирхи. Из нового мира какого-то. Учёная. Тоже ещё. Учёная! Куда уж там! Картишки за деньги раскладывает, людей дурит, да ещё сама охотно в том признаётся. На кой чёрт было идти с этим Луи? «И пиво моё осталось не выпитым», — с особой досадой припомнил Константин. «Ну и где этот Луи?» — рыкнул он в коридор, нисколько не ожидая ответа. Его и не последовало. Что делают капитаны в таком случае? Капитаны… Ему и каюты не выделили. Найти пацана казалось выходом, пусть объясняется, извиняется, предлагает. Зачем-то он же устроил этот капитанский шантаж, значит пусть и думает, что делать дальше. Константину очень не нравилась эту ситуация, она его откровенно бесила. Сначала сбежал из участка, потом влип в это, теперь полагайся на малолетнего идиота и ведьмину милость, а с собой ни оружия, ни хрена, одна шинель, чёрт бы её драл. На дирижабле шинель, конечно, вещь первой необходимости, но, если его и в правду вышибут на станции, можно будет первое время на ней спать и ей же укрываться как в походе, как бомжи. Последнее сравнение разозлило его больше. Неужели он это заслужил? Видимо, заслужил.

В зале суда удушливо пахло краской и растворителем, едкой дрянью. Однажды садовник заставил Константина ещё ребёнком оттирать рисунки с забора. Он ободрал костяшки и очень саднило, и сильно воняло. Ему было десять или двенадцать. Отец ничего не сказал. Не сказал, когда увидел разрисованный забор, ругань садовника пропустил, точно не было такого. На этаже перекрашивали стены. У Константина кружилась голова. Он ко многому был привычен, но тут ему почему-то сделалось худо. Судейская мантия казалась лужей опрокинутых на белый мрамор чернил. Под одеждой прикрытое парадным камзолом ныло плечо, перештопанное накануне. На скуле полоска пластыря. А так всё хорошо. Бывало хуже. Ох, хуже бывало! Ерунда.

— Кесаев Константин, вы признаёте…

— Признаю, — согласился Константин, защищаться не осталось сил. Отпираться незачем. Проиграл. Проиграл? Разве это была игра? Война. С живыми людьми.

Судья кивнул. Судьи кивают? Всё было невозможным, неправдивым и дымчатым, размытые люди, растворённые в зале суда. Этого не было вовсе? Это был сон.

— Вы приговариваетесь…

Нет, между этими и теми словами был перерыв. Суд прерывается на оглашение… на совещание. Куда там он прерывался. Его выводили из зала. Ему принесли стаканчик водички. Стаканчик водички. У Августина не бывает стаканов, только стаканчики. Только поменьше, не подешевле — поменьше, меньше, мельче.

–… к ссылке, — закончил судья и хлопнул молоточком, по тому, по чему судьи хлопают молоточком. И весь зал объял глухой деревянный безнадёжный тук. Тук. Тук в ушах, за барабанными перегородками тук, всюду тук, под кожей тоже. Тук рвётся наружу. Тук. Вырвался. Тук. — К ссылке.

Не расстрел значит. Герой предпочёл бы игристое и пулю в висок.

— Тук, — закончил судья.

— Тук, — понурился Константин.

Константин мотнул головой, не отпустило. Разве проигравших героев судят? Или проиграв, ты уже не герой, а просто человек, даже если имя у тебя отцовское и нос его, а вот ум ни на что не годен.

Константин так бы и шагал дальше, но чья-то тень перегородила проход. У тени были длинные ноги, обутые в мягкие кожаные ботинки, похожие на шкуру рыжего крокодила. Дальше к ногам крепилось тело на удивление длинное и худое с острым лицом и пучком неопределённо светлых волос, заплетённых в тонкие дреды, аккуратно собранные на затылке. Это видимо и есть тот самый доктор, к которому эта ведьма послала Луи. «Ведьма», — в который раз выругался Константин.

— Добрый день! — подал голос предполагаемый доктор. На доктора он походил мало. По крайне мере до этого Константин не видел докторов с дредами. — Вы, как я понимаю, наш новый капитан?

— Да! — с вызовом бросил разжалованный герой. — Константин Кесаев, — представился он куда бодрее.

— Фет, — кратко сообщил доктор, предлагая ладонь для рукопожатия. — Будем знакомы.

— Будем.

Ладонь у него была крепкая и сухая.

— Вас Эмма разозлила? — с улыбкой спросил доктор Фет.

— Неважно, — отмахнулся Константин.

— Отнюдь, — вступил доктор. Вот прилипала. Шёл бы куда шёл, но он же скорее всего к Константину и шёл. — Ха. Обычно это от меня все к Эмме жаловаться бегут.

— А вы?..

— А я смотрю за порядком, — представился Фет. «Этим ли занимаются врачи?» — подумалось Константину. Доктор тем временем продолжал: — Следуйте правилам, и мы подружимся, — он и в правду несколько походил на судью.

— Вы на моей стороне?! — Константин был готов выдохнуть, да что там! Он был готов обнять это длинного сурового доктора. Хотя какой же он суровый? А правила? Ну дайте сюда эти ваши правила, он выучит их лучше всех.

— Я на стороне… — задумался доктор. — Не выкидывать же вас за борт в серные облака? Сами подумайте. К чёрту, — он потёр нос под очками. Да, он носил очки, а под очками славные серо-зелёные глаза. — Пойдёмте, я покажу вашу каюту.

— Спасибо. — «Хоть кто-то!» — подумал Константин с досадой, но грубить доктору не стал:

— Я несколько растерялся. — Несколько! — Луи, — Константин изо всех старался не выдавать своё раздражение, незачем ещё и с доктором отношения портить, — привёл меня к ведьме… к Эмме и ушёл. Было бы славно увидеть весь корабль.

— Славно, — повторил за ним доктор. — Это более чем на него похоже. Тогда мне стоит показать и всё остальное. — Доктор улыбнулся. Константин благодарно кивнул. — До Южной неделя лёту, — продолжил доктор, — Это ближайшая к нам станция, — пояснил он, подмечая реакцию Константина. — Обычно мы задерживаемся в «пролётах». У Эммы есть определённый план. Ближайшая остановка не меньше, чем через десять дней, а значит, придётся нам уживаться.

— Я буду полезен. Я военный.

— А Эмма физик, — продолжил он хлёстко, в точности повторяя её слова, — на Верне это не играет роли, — с одной лишь разницей: ведьма грубила, а он объяснял. — Здесь нужно следить за машинами и по возможности не попадать в грозу. С машинного и начнём, капитан.

Корабль внутри, как и снаружи, походил на толстую вытянутую рыбу, разбитый на две с половиной палубы и воздушный отсек он был необычайно тесен при общей своей огромности и это как-то путало. С пространственным мышлением у Константина всегда было неплохо, но тут складывалось впечатление, что дурацкий докторский чертёж над ним посмеивается. На нижнем ярусе располагались обещанное машинное, грузовой отсек и два выхода в открытое небо: грузовой и пассажирский. Над пассажирским — рубка, над — грузовым лаборатории, под которые отводилось больше всего места; посредине — каюты. Из рубки можно было подняться в воздушный отсёк, в тот самый половинный ярус, как назвал его доктор.

Тирха потеряла залив. Тысячи гражданских стали подданными другого режима. Ссылка — не слишком ли мягко? Чем он заслужил такую лояльность? Если бы он не был Кесаев, если бы ему не было двадцать четыре… Но почему всё-таки Верна?

По новостям нескончаемым хаусом, тугим потоком цветного ада лилось страшное и патриотичное. То ли парад, то ли траур.

Он зажмурился. Потёр виски.

— Что призадумался, капитан?

— Да так, — пожал плечами Константин, — о прошлом.

Простил бы его отец, коли остался жив? Стал бы просить за него? Они бы могли сделать его не выездным, запереть в поместье. Что лучше, а? Там или здесь? Доктор ждал, выжидающе посматривал в его сторону. Вор, гадалка и доктор Фет.

— А-а, — протянул Константин, — Фет это как сыр?

Боги добрые, ну и зачем он это сказал? Доктор подозрительно нахмурился.

— Нет, — отрезал он. — Сыр как-то по-другому. И ты не первый, кто так шутит.

— Жаль, — улыбнулся Константин.

— Ты есть, кстати, не хочешь?

— Хочу.

— Тогда пойдём смотреть буфет. — Доктор развернулся как по команде «напрааво!». — Эмма должна была уже уйти, — он ухмыльнулся, так взрослые ухмыляются перед детьми. — В буфете ты уже был.

— Кухня там же?

— Кухня ниже. Там только чайник. Готовим по очереди. Я принесу расписание смен. Смена в машинном, в рубке, на кухне, уборка. Нас мало, поэтому делаем всё и по очереди.

— Понял.

— И молодец, — доктор хлопнул его по плечу.

— А… Ты доктор, Эмма физик, — Физик. Девка с картами. Физик! — Луи получается тоже из ученных?

— Луи? — прыснул доктор. — Луи вор. Он к Эмме пристал на Южной, кажется. Вообще чёрт его знает откуда он. Говорит, чуть ли на всех станциях обитаемых небес успел пожить. Ребёнком побирался, стал постарше начал воровать, сначала по мелочи: еду, тряпки всякие, чтоб не помереть. Мог бы в полицию пойти, там бы его устроили.

— Устроили? — хотел было возмутиться Константин, но доктор так на него зыркнул, что все хотенья расхотелись сами собой.

— Ты либо человек в системе…

— Либо не человек? — Константин усмехнулся. — Я по твоей логике уже не человек.

— Ты капитан.

— Капитан? — Константину стало горько и глупо. — Ты это Эмме скажи.

— Я с ней поговорю, — совершенно серьёзно пообещал доктор. «Ну пусть попробует», — подумалось Константину. Боги сколько безнадёжности в одной планетке!

— Ладно, а ты как сюда попал?

— Я врач. Прилетел на вызов. Я этим зарабатываю. Спасти господина не смог, а потом, когда все случилось, когда… Я даже сам не понял как, но я остался с Эммой. Ей нужен был человек, знающий небеса, да и одной управлять кораблём — гиблое дело. Мы, знаешь ли, быстро сошлись, хотя я с людьми плохо лажу, и Эмма неважно, может поэтому? А ты, расскажи, как к нам попал.

— Я? Я… — Константин открыл рот и почувствовал такую глухую черноту, что, о боги, безлунная ночь светлее, в подвале без фонарика светлее, ни слова не сказать. — Меня, — боги, а стыдно! Отмыться хочется, соскрести с себя этот позор. Герой героев! — Меня сослали. Я… — Ну давай, чего боишься, генерал! Рассказывай о своем провале! Стыдно что ли? Ох, стыдно ему! А люди умирали, за тебя умирали. Тогда стыдно не было? Им страшно не было? — Я был генералом Тирхи, и я проиграл, — выдавил Константин. — По моей вине мы потеряли залив и кучу людей, — Константин знал точную цифру, знал сколько раненных, знал сколько… — меня сослали на Верну. Я должен был работать в полиции на той станции, но я ушёл. В бар, — добавил Константин. Казалось, внутри у него ничего не осталось сплошная гадливая горечь. — А там какой-то бугай бил пацана. Ну я и спас идиота! — хвастливо добавил Константин. Ему так не хотелось, чтобы кто ещё, чтобы доктор увидел эту чёрную дрянь, плещущуюся у него в груди. — Ха, — добавил он, и стало совсем тухло. Ха-ха, герой. Ха.

— И часто ты так спасаешь идиотов? — доктор хлопнул банку на стол.

Чем-то этот доктор на ведьму похож.

— Только по вторникам, — улыбнулся Константин. Губы свело.

— На Верне сегодня суббота. День гостей. Это, если тебе интересно, когда станции принимают свободные корабли.

— Они точно всё заранее рассчитали! — возмутился Константин. Неужели действительно рассчитали? По дням. И корабль же для межзвёздных перелётов где-то надыбали, и пилотишку этого ветхого из чулана вытрясли! Добрый дядя прокуратор.

IV

Небо редко заглядывало в Портовую: Эмма эту станцию не любила. Хотя с чего бы? Станция и станция, поменьше Южной и Громовержца, но не в размерах дело. Здесь было слишком много от… Память услужливо рисовала ангар с НМ-1, и совладать с тем Эмма не могла. НМ-1 давно отчалил, а она всё равно пришла смотреть на светлый абрис, оставшийся на его месте. Корабли на Верну прилетали нечасто, ангары пустовали годами. А вот сегодня кого-то принесло на маленьком имперском ходунке. Ходунками звали кораблики, способные на быстрые межпланетные перелёты в пределах одной солнечной системы. «Из Старого мира?» — подумалось Эмме. Впрочем, в ангарах она искала не память, а мастера. Даже самому новому кораблю время от времени требуется ремонт. Небу шёл второй год. Для Вернских дирижаблей это не срок, если конечно они не встретились с бурей.

Мастер оказался сволочью. Но Эмма предпочла не думать о нём. Она убежала к себе, вскорости переоделась, подвела глаза чёрным, выбелила и без того бледное лицо, закрывая темные круги, нацепила браслеты и перестала быть Эммой и вышла к клиентам, расставила свечи, камни и пучки благовоний, вынула карты. Люди как-то находили её, искали не то совета, не то спасения, не кого-то, кто мог рассказать им о них самих. Эмме нужны были деньги: на содержания корабля, на еду и лекарские запасы Фета уходило не мало.

Она не любила быть среди людей, сколько себя помнила. Люди хорошие, раз за разом повторяла, тщетно пытаясь в это поверить, но выходило плохо. В хорошие дни почти получалось, в обычные — хотелось закрыться в лаборатории, чтобы никого рядом, никого. Но людям наплевать. Они вот они. Ходят и смеются, живут вроде как. Кричат, храпят. Если бы она была настоящей ведьмой, поселилась бы в башне в самом густом лесу, где никого, никого. Но за это не платят, а за карты платят.

В перерыве припёрся мастер. Растянул губы, прикрытые жиденькой щёточкой усов.

И всё закончилось. И снова потекли люди. И снова карты. От жжёного можжевельника щипало глаза. Но день заканчивался, и Фет готовил Небо к отплытию. Как правильно назвать отбытие летающего корабля? Луи отчитался, что с документами всё сделано. «Проблемой меньше», — думала Эмма. Поток людей почти иссяк. «Вот удивительно, — она листала карты, ни показательно, а так; карты уже потрёпанные, но благо крепкие, приятно лежали в руке, — приходят же!».

Последним оказался капитан.

Эмма вздохнула. Лабораторный компьютер погас.

— Я к тебе, — сказал Фет. — Надо переделать расписание.

Эмма кивнула, она тоже об этом думала, уже минут двадцать разглядывая потухший экран.

— Сейчас запущу. Как он, освоился?

— Ошарашен. Только с Тирхи и к нам.

— А генерал, — протянула она отстранено, — по званию выше капитана?

— Выше. Капитан дирижабля — вообще не военное звание. Небо гражданское судно.

— Да знаю. А Людвиг ведь предлагал, — напомнила Эмма. На самом деле отдавать Небо военным ей не хотелось. Да, это бы значило какое-никакое финансирование. Она бы могла работать как раньше, выкинуть карты, заняться наукой. Но тогда бы её знания, её наработки перешли бы какой-нибудь Тирхе. И Небо бы ей перешло.

Что-то подобно уже было. Лет шесть назад, Эмма тогда то ли закончила, то ли заканчивала последний курс бакалавриата. К ним приходили люди, искали специалистов по просьбе Рогача. Тимофей Владимирович, тогда ещё почти не старый много хлопотал о судьбе студентов. Им предлагали военку, парням по большей части, но Эмме тоже поскольку средний балл больше четырёх и восьми — это много. В стране царила автократия. Военным платили жирно. По ту сторону толпы со щитами, газом и резиновыми дубинками всегда платят больше. Эмме было не то двадцать один, не то двадцать, она хотела денег, но связываться с этими людьми не хотела.

— Больше слушай, — хмыкнул Фет. Людвига он недолюбливал. — Что там, кстати по ремонту вышло?

— Много, — тихо отозвалась Эмма.

— Что-то ты… Устала?

Эмма отвернулась.

— Не больше обычного.

— Из-за капитана этого? Хочешь я его, — Фет подмигнул и это вышло страшно для того, кто Фета не знал. — Триединый боже, — вздохнул он, — Что у тебя случилось?

— Ха, — сказала Эмма. — Да ничего вроде.

Вспоминать мастера, думать о капитане… Фет кашлянул.

— Эмма? — глянул грозно. Вот и нужно ему так смотреть? Мог бы спать пойти. Свободное время всё-таки… Эмма съёжилась в своём кресле.

Она вздохнула, щёлкнула пробелом, воскрешая экран. В матовой темноте отразилось её блёклое лицо.

— Я просто устала и надышалась можжевельником. Мутит немного, — она вздохнула. Фет просиял. Наконец! Наконец, она признала и призналась и… — А есть нашатырь?

— Есть, — мрачно ответил Фет. — Сиди.

— Сижу, — прошипела она в пол. — Хотя вроде бы… нормально.

— Точно?

Эмма промычала что-то неопределённо-утвердительное.

— С хера ли я такая хрупкая? — спросила она тихо. Фет неодобрительно фыркнул.

— Может воды?

— Не знаю. Ну дай. Да, дай пожалуйста. Этот мастер хренов. Он мерзкий. И старый. Боги, он такой старый. Морщинистый как кролик и жёлтый, волосы жёлтые как яичный желток, а глаза водянистые, взгляд липкий такой. Помыться хочется. Выскрести его пальцы, его касания с моих волос и плеч. Он хотел трогать и целовать хотел. Я сбежала. Промямлила что-то. Вот на черта мне гадость такая? Он выпить хотел. И трахнуть меня. Не сразу, может даже не сегодня. Его руки на моих… Мы же ему заплатили за ремонт, зачем?..

— Мразь, — заключил доктор. — Смотри на меня.

Она помогала головой.

— Пора с этим завязывать.

— Пора.

— Прости Фет. Я просто… просто пойду мыться.

— Иди. Всё мыло молчаливого неба твоё, — повторил старую шутку доктор.

С тем же успехом можно было ничего не говорить, но лучше всё же рассказать. А мыло, мыло с водой сейчас живительней нашатыря.

— И карты ещё, — Фет постучала пальцем по коробочке с зондами. — Как ты столько людей высидела? — Эмма неопределённо пожала плечами. Ей всё ещё было дурно, но теперь ещё и стыдно. Где там обещанная вода? — Какого чёрта ты вообще разрешила Луи втянуть себя в это?

Эмма кротко пожала плечами. Программа, составляющая расписание, запустилась. Эмма щелкнула пару раз, расширила диапазон. В коде высветилась новая переменная k, может кэп, а может Константин. Странно, что она так сразу запомнила его имя.

Фет кашлянул. Говорить не хотелось.

— Нам нужны деньги. Что я ещё могу сделать? Моё образование на Верне никому не сдалось. И я женщина, Фет. У меня есть тело и карты. Можно стать шлюхой или ведьмой. Шлюхой, как видишь мне не подходит. — Эмма со вздохом откинулась на спинку кресла. Кресла от такого слабо всхлипнуло и откатилось. Пришлось подползать на нём обратно ко столу. — Что ещё делать?

— Не это, — отрезал Фет. Смотрел он очень и очень холодно. Но Эмма не боялась, а просто отвернулась. Насрать.

— Не это, а что тогда? Альтернативы у меня всё равно нет.

Фет нахмурился, хотя куда уже! Они говорили будто бы на разных языках: он словами, Эмма на языке программирования — циклами, массивами, не прошедшими компиляцию алгоритмами.

— Я не знаю, прости, — вины своей Эмма не чувствовала только усталость и серовато-скучную злость, — как ещё.

Да и Фет.

— Может Луи и прав. Втроём с кораблём не управится. Просто, ты же знаешь, я не люблю людей. Мне с ними сложно. Не умею с ними. Всё время какое-то дерьмо получается. Мне б в лаборатории сидеть.

— Так сиди. Хочешь, перестроим расписание. Ну ты, то есть перестроишь, так чтоб твои смены капитану, — улыбнулся Фет, — отошли. Пусть в машинном трудится.

— Не, — Эмма качнула головой. — Нет. Я, кажется, проросла в этот корабль. Мои смены. Не отдам. Сейчас, правда, полегче будет. Всем. И у тебя времени побольше, и Луи разгрузим.

— Его то как раз можно ещё загрузить.

— Можно, — хмыкнула Эмма. — А нужно ли? Впрочем, мы… — она не продолжила и на экран указала. — Расписание уже. Смотри. Есть его… куда скинуть?

— Кидай мне. Я перешлю и покажу, и отведу. Надо парня проинструктировать.

— Ты ж уже инструктировал?

— Да нет. Эта так, обзорная экскурсия с видом на туалет. — Фет хмыкнул собственной шутке и посерьёзнел. — Луи ему даже каюту не показал.

— Луи его сразу ко мне привёл, как на сеанс. Я даже карты разложила. Но потом этот за документами притащился.

— Замечательно, — всплеснул руками Фет. — Я с ним поговорю.

— Ха, — вздохнула Эмма. Луи не поздоровится, но этого он и заслужил.

— Он, кстати, боится тебя.

— Кто? Я Луи не ругала. Ну то есть да. Я извинюсь.

— Капитан, — усмехнулся Фет.

— И хорошо.

— Ну я пойду?

Любимая моя, светлая девочка. Знаю не любишь, когда я так обращаюсь. Но вдруг разозлишься и захочешь ответь? Хотя бы так, Эмма, хотя бы так.

У нас всё хорошо, я консультирую Лавинскую. Скоро выйдет книга. Представляешь? С моим именем на обложке. Вот мама рассердиться, опять мол о своих грешниках. Смеюсь за кадром. Но кто, если не я, о них напишет. Скоро Колядки. Соня мастерит рога, выклянчила у бабы шубу, ту лохматую помнишь? Очень хочет показаться тебе. Ждёт, что приедешь. Я говорю, что приедешь, но к лету. Она согласна и летом колядовать. Спрашивает, как на Верне видно звёзды, а нас видно? Хочет, чтобы тебе премию дали, уже и платья выбрала себе. Говорит, что фуршет с шампанским — это, конечно, скучно, но она потерпит. Хочет помахать тебе из зала. Говорит, что восемь это уже очень много. Жалеет, что ты пропустила день Рождения Николаши.

Ни страшно. Третий день рождения можно прапустить. Прихади с машиной на читвёртый. Придешь?

«Не приду», — ответила Эмма пустой каюте. Между Верной и Новым миром около пяти световых лет. Не так и много, конечно, всего-то день лета сквозь кротовую нору — ерунда! Сколько лет прошло дома с тех пор, когда НМ-1 отчалил на Верну? Восьмилетняя девочка давно уже стала подростком, Эвину книгу напечатали, Дэвид защитил диссертацию. Первое время она старалась отвечать на письма, всё-таки Эва просила, а потом оказалось, что эти ответы запаздывают на месяц, на три, на половинку года. Связь сбоила, но почему-то только в одну сторону. Вернские бури крали сигналы, искажали, путали время. И Эмма перестала писать. Она никогда не любила делать что-то впустую. В этой замедленной беседе Эвиного голоса хватало на них обеих.

Ей хотелось разбить планшет в мелкую стекольную крошку, пусть рассыплется гадкий по комнате. Пусть не останется ни одной ниточки в этот счастливый, приглаженный розовый мир, в котором у всех всё ровненько, сладенько. Пусть провалиться в толщу Вернских облаков. Эмма тихонько выла, вжимаясь стену. Её тошнило. Мир качался мерзкий и мутный. Такой-то она и заслужила. Глупая ведьма. Дура. Слабачка. На Верне ей самое место. Сюда же ссылают всяких. Всяких. Всякий стоит за штурвалом. Даже капитаном собственного корабля не смогла быть. Планшет погас, и в мире писем и пикселей наступила глухая ночь сравни забвению. Эмма встала, шатаясь, ухватилась за край стола. Пробормотала хрипло в пустоту каюты что-то о богах и мире, а потом выругалась и упала на кровать. Её смена начнётся через пять часов и сорок три минуты. Нужно уснуть. Немедленно. Без возражения и нытья. Она опустила руку, нашарила под кроватью пузырёк, не глядя отчитала две таблетки, выпила и принялась считать обратно от пятисот.

«Верна не прощает слабость», — говорили в институте, на деле же Верне было плевать.

— Доброго рассвета, — Фет близоруко щурился в дисплей. Корабль летел ровно, ни бурь, ни попутчиков на радаре. — Выглядишь мёртвой. Хочешь ещё час поспать?

— Не поможет, — она покачала лохматой головой. — Пускай меня за штурвал. Тупая работа лучше всего прочищает голову.

— Ты себя гробишь, Эмм, — сообщил он устало. Другой бы увидел в тоне доктора упрёк, но Эмма знала это тихое неодобрение и прощения. Доктор многое отпускал ей, то, чего бы другим ни за что не простил. — Принести кофе?

— Буду признательна.

Сам он кофе не пьёт, считает, что вредно.

— Расцелуешь? — улыбнулся доктор.

— Оставь это Луи! — Она тоже улыбнулась, здесь у руля она была ровно на своём месте. Была смелой, самой смелой и самой сильной, великой и всемогущей. И Луи, и доктор умели управляться со штурвалом, и Эмма не делала этого лучше других, единственное и главное — она не боялась стоять у мостика и в самую тёмную Вернскую бурю. Ведь кто если не она? Если сейчас пробьёт обивку — значит пробьёт и будем чиниться, и никто в том не виноват, нужно выстоять и с минимальным ущербом. Корабль шёл ровно, и бед не предвещалось.

Доктор скрылся в темноте. Ночью большую часть освещения отключали, чтобы хоть как-то приблизить режим к «земному», и чтобы сэкономить энергию. Свет — деньги, как говорил Луи.

V

Проснулся он поздно. До смены оставалось всего семь минут — умыться и только. Сам распорядок «Неба» казался Константину пыткой. Как пить дать эта ведьма лично расставила смены, словно они тут не завтракают и не спят. И не разговаривают друг с другом. Понятно, что корабль большой, а их всего четверо, но разве это дело? Набрала бы людей.

Константин безучастно глянул в зеркало. Себя он старательно не узнавал. Узкая клетушка ванной вся пропахла мылом и зубной пастой. В белом стаканчике торчали три одинаковые, только что цвета разного: белая, синяя и зелёная зубные щётки. Константин докинул четвёртую, такую же, из той же пачки. Он и не думал раньше, что щётки продают пачками по семь одинаковых, но разноцветных штук.

Ему определили каюту, когда-то двухместную, теперь пустую и пыльную. «Швабра во-он там, — указал Фет, — постельное бельё в шкафу. Хочешь есть — иди на кухню. Связь по рации, ну или пиши. Эмме лучше пиши, — Фет постучал пальцем по часам. Константин понял, что Эмме и писать не стоит, лучше вообще не пресекаться. Пусть себе колдует. Доктор поправил очки. — Срочное мне, остальное — к Луи». На том инструкции закончились, и доктор с чувством выполненного долга свалил. Константин с трудом проглотил желание окликнуть доктора, схватить за ворот и потрясти, и трясти, и трясти, пока объяснения какого чёрта, какого хера, какого дьявола тут происходит не высыплются на пол. Будто Фет носит ответы в карманах. Будто он знает, почему Тирха потеряла залив, почему прокуратор одел Константина в отцовскую форму, почему в конце концов Верна и почему он кинулся защищать пацана в баре, почему исследовательское судно досталось ведьме, доктору с дредами и малолетнему вору?

Не ища ни белья, ни швабры, которая во-он там, ни расстилая покрывала, он только ботинки снял и вытянул ремень, Константин рухнул спать. А в голове укором пронеслось, что он уже около месяца не ходил в зал и почти неделю не отжимался, зато бухал каждый день, опустошая отцовскую коллекцию.

Будить его никто не стал. Где-то посреди ночи, или того, что теперь придётся называть ночью, сработал будильник — в Тирхе семь утра, на корабле, если верить охваченным болезненным фосфорным сиянием часов, около четырёх, но возможно и дня. Константин решил, что можно ещё поспать и проспал всё, включая возможность позавтракать. Неохотно он сгрёб себя с кровати, зашнуровал ботинки, застегнул ремень, отжался двадцать раз и пошёл искать ванную.

Корабль казался новым. Даже не так, корабль был чудом воскресшим из забвения. Он, по всей видимости мог лететь и без ручного пилотирования. В живых облаках точно бы мог, а здесь бури и прочая радость. В живых. Константин погрозил собственному отражению и вышел, стукнув по выключателю, вместо света включилась вентиляция. Ну и чёрт с ней. С начала смены утекло минут десять. И с ними чёрт. Много, однако чертей выходит. Небо Тирхи у восточной границы живей всех будет — сплошь ад, дурное варево меж крыльев бомбардировщиков. Отец сколько раз повторял: не суйся в авиацию? Без тебя наберут идиотов. Что бы теперь он сказал а, капитан дирижабля? Нет, он, конечно, конечно, уважал своих людей, и пилотам руки жал искренне, и Константина учил ценить людей превыше, превыше… да всего превыше. Вот и дверь в машинное. Минус пятнадцать минут смены. Она ж не заставит отрабатывать, ведьма эта?

Ведьма с доктором сидели в машинном. Она водила пальцем по экрану тончайшего планшета, а с пальца соскальзывало тонкое деревянное колечко. Без шалей и браслетов она выглядела совсем девчонкой в нелепом сером комбинезоне, в таком же ходит Луи, надетом поверх черной рубахи, и рубашка у него, кажется, была похожая, и ботинки, высокие почти армейские ботинки.

— Ты опоздал, — сказал, привставая, доктор. Доктор же выглядел точно, как вчера.

— Я… — начал Константин, но понял, что оправдываться совсем не хочется. Они бы поняли, будь оба нормальными людьми. — Что нужно делать?

— Следить за этой хреновиной, — ведьма махнула в сторону нагромождения серебристых труб. — Сейчас покажу. Ты хоть выспался?

— Выспался, — сухо кивнул Константин.

Она встала, а значит надо следовать за ней. В нагромождении труб оказались датчики и маленькие вентили.

— Сегодня Небо идёт хорошо, — сказала ведьма. — Тебе повезло. Обычно тут больше мороки. Просто смотри, чтобы этот уровень не уходил в красное. И если будет желание, подмети пол.

— Если не будет, тоже подмети, — добавил Фет из своего угла. — Часа через два придёт Луи, он покажет и расскажет, как тут вообще надо. Эмма!

Ведьма дёрнулась:

— Опять? Ну твою ж…

Что думать об этой парочке он не знал, странные они и злые. Не то, что Луи, Луи хоть и придурок, но кажется с ним ещё сойтись. Пацан улыбался здорово, шутил похабно и смеялся звонко, дурачился, — в общем, на человека хоть сколь-то был похож. А эти, будто из камня вытесаны.

Трубы и вентили нисколько не занимали Константина. И сесть здесь как назло было некуда. Константин угрюмо посмотрел на часы, надо бы их перевести на местное время. В корабле гудело и гудело со всех сторон.

— Ох, если б я была настоящей ведьмой! — она зажмурилась, припоминая как жмурится по-настоящему от золотого солнца. — Я бы подняла бурю, и всех уродов бы смело в океан. — Она раскинула руки в стороны, и казалось, казалось, что вот-вот её тонкие белые пальцы охватит настоящее пламя. — Фет?

— А? — обернулся доктор.

— На Верне есть океан? — спросила она тихо-тихо как-то совсем по-девчачьи, не состоявшееся пламя угасало.

— Метановый, — послушно отозвался доктор.

— Подойдёт, — подмигнула Эмма, на та яркая ведьмовская бравада потухла. — Я бы просто ушла отсюда, — сказала она горько и грубо. — Улетела бы к чёрту. Говорят, — нахмурила брови, — ведьмы как раз с чертями дружат.

Капитан все смотрел на неё и не мог постичь, о духи, чем же она так хороша? Лохматая как метла и худая в той же мере.

— Гхм… — кашлянул доктор.

— Время? — спросила ведьма, высвобождая руку с часами из-под многочисленных сладок. — Время, — сама и ответила. — Пойдём, Фет.

Доктор поднялся, длинный точно шпала. Быть бы ему не доктором, а прокуратором, думал Константин, жаль место занято.

–Капитанствуй, капитан, — бросил Фет, и не понятно: он серьёзно или шутит. — Луи к обеду сменит.

Они ушли, и лампочка над круглой дверью стала зелёной.

Через два часа действительно явился Луи, сумбурно оттараторил, потыкал, покрутил, пообещал всегда быть на связи, уронил разводной ключ в двух сантиметрах от ноги Константина и велел топать в рубку. Потому что у них перерыв как раз на то, чтобы объяснить, как управлять дирижаблем. Константин хотел поесть. Он ни черта не понял и не запомнил. И кажется, опять не поймёт.

Константин вошёл в рубку. Там, закинув ноги на стол, прямо на приборную панель, в ботинках прямо, сидел Луи, покачиваясь в такт неслышимой мелодии. На его голове громоздились потёртые фиолетовые наушники с лисьими ушами на толстом ободе. Одно ухо мигало, другое, кажется, не работало.

— Ну ты как, кэп?

Константин устало повел головой. Жаловаться он не любил, а врать не хотелось. Радар тревожно высвечивал грозу на северо-западе.

— Показывай, как здесь управляться.

Если ему предстоит стать капитаном, то он станет хорошим капитаном.

«Вы ещё узнаете, как я могу!» — браво рассудил Константин, подходя к штурвалу. На мостке отчаянно и горько пахло можжевельником, её можжевельником. Где там, Луи говорил включается вентиляция? С третий попытки Константин отыскал серенькую плашку «вентиляция». В рубке загудело. В корабле постоянно что-то гудело, точно за стенами автомагистраль. Он прошёлся по рубке: места тут было немного ровно на десять широких шагов. Приборная панель, над ней большие три больших экрана с наружными тучами, кресло, дверь в общий коридор, дверь-люк в стыковочный модуль, Фет называл его гостевым. Позади интерактивный план корабля.

За бортом собиралось серое, предгрозовое, пока не дождливое. Константин подумал, не страшно, но серое стало чёрным и на экранчике мелькнуло грозно: внимание. Он хорошо запомнил, что нужно делать в таких случаях, было бы что запоминать! Он сделал в точности, как велел Луи. И грозное перестало быть грозовым. Всё-таки есть толк от паренька. Объяснял Луи сумбурно: туда жми, это крути, а ещё потом ногой и на красную панель. По-хорошему следовало записать. Но Константин запомнил и так, у него отличная память. Этот дирижаблик в управлении будет попроще чем самолёт.

«Что теперь скажешь, папа? — думал он с издевкой. Точно отец может здесь появиться, посмотреть на него и ужаснуться. Константин хотел бы этого. Хотел бы показать: — Вот что вышло! Рад теперь?». Если бы он знал, на что злиться. Если бы…

Дисплеи заморгали оранжевым. «Ладно, оранжевый не красный», — подумал Константин. Лживые экраны перекрасили тихий закат во что-то сине-бурое. Константин уклонился в сторону, отмеченную чем-то менее оранжевым. Дирижабль особой маневренностью не отличался. Псевдо-тучи сделались темней и гуще. «Что за?.. — не успел додумать Константин. «Буря» высветил датчик. Буря?

«Вашу ж мать! — подумал Константин. — Где их чёртова рация?». Никаких передатчиков и микрофонов видно не было. Они что просто орут друг другу? Чёртов корабль. Чёртова Верна. Думай! ты капитан! Константин облетел всю рубку, места тут было немного, почти не было: кресло, приборная панель, куча бестолковых датчиков. Кресло, приборная, панель, дверь и лестница. «Буря», — мигало и подмигивало.

«Ну буря, — возмутился Константин, — и буря. Заткнись! Что я могу сделать?!». Залив потерял, дом потерял, отца не сберёг и девушку… Буря у них! Одна шинель от него прежнего осталась. Герой героев. Героев герой. Панель, дверь и кресло. Константин пнул злосчастное кресло и из-под него выкатился микрофон. «Чудесно», — подумал он мрачно. Потрогал микрофон. С боку была кнопка. Хорошо. Хоть увидел! Права эта чёртова ведьма, ничего он себя не представляет, ничего не стоит. Облака на панели стали ещё черней и злей. Нет, он не протащит корабль свозь бурю. Просто не сможет. Константин рухнул в кресло.

«Буря!», — объявил Константин.