Без смягчающих обстоятельств

Евгения Михайлова, 2024

Валентина Гринева перенесла сложную операцию и нуждается в заботе и уходе, но она живет в ужасных условиях. Почему, ведь Валентина – единственная дочь и наследница знаменитого писателя. Узнав правду, оперировавший ее доктор Веригин может спасти сразу несколько жизней… Евы считала себя самой обычной девушкой, пока не познакомилась с Митяем. Богатый бездельник и бедная тусовщица оказались родственными душами и стали деловыми партнерами. Их бизнес феерически успешен, но многим это не нравится… К известной актрисе Регине обращается зоозащитница с просьбой забрать брошенную собаку. Спасая ее, Регина понимает, что с хозяином случилась беда, и нанимает для поисков пропавшего частного детектива Сергея Кольцова… Герои остросюжетных рассказов Евгении Михайловой по-разному понимают справедливость, но готовы ради нее пойти на риск. Им приходится столкнуться с подлостью и предательством самых близких людей, но они, несмотря ни на что, находят в себе душевные силы противостоять злу и выйти из схватки с ним победителями. Герои этих новелл – обычные люди, они беспомощны, беззащитны и поодиночке пропадут, но могут помочь друг другу в схватке с несправедливостью.

Бедная богатая Ева

Ева — молодая женщина плотного, пропорционального сложения с миловидным круглым лицом, карими ясными глазами и всегда готовым к улыбке ртом. У нее здоровый и довольный вид… И это, пожалуй, все, что могли сказать люди о человеке по имени Ева. В меру приятном, активном, доброжелательном. Правильном, обыкновенном. Обыкновенная — вот ключевое слово общего позитивного впечатления от всего облика Евы.

Обыкновенная — вот тайная печаль, мука понимания, обреченность бесконечных попыток преодоления и временами глубоко спрятанное настоящее горе самой Евы.

Она нормально училась, нормально работает бухгалтером в нормальной фирме. Живет в нормальной квартире с нормальными родителями. Ее за все двадцать девять лет ни разу не назвали ни уродиной, ни тупицей. Такое унизительное утешение, которое лишь подчеркивает то обстоятельство, что Еву никто и никогда не называл красивой, умной и талантливой. Любой одобрительный взгляд или слово говорят только о стабильной и качественной серости.

Но у Евы имеются амбиции, которых еще никто не заметил. У нее есть не просто потребность, а жгучая необходимость выделяться на общем фоне, достаточно убогом, к слову. Многие увидели бы ее потенциал, если бы знали, как жестко, но справедливо она способна оценить любого, как безошибочно отмечает чужие пороки и слабости. Она скрывает это от друзей и знакомых по трем причинам. Первая — в ее здоровом организме нет желчности, зависти и не возникает удовольствия при виде чужих недостатков. Разве что чуть поднимается настроение. Вторая — статус обыкновенной и достаточно приятной в общении участницы любой компании, вечеринки, празднования не позволяет выходить за рамки. Ева кажется всем бесхитростной, искренней и доверчивой, то есть достаточно примитивной, но на самом деле ей хватает ума удержаться от язвительного замечания, насмешливой улыбки, саркастического комментария. А возникало такое желание постоянно. Но это может вызвать шок и раздражение, закрыть многие двери: она же не дочь безразмерного денежного мешка, от которой стерпят все. Ева просто бухгалтер. На групповом снимке коллектива — двадцать первая с краю. Ей нелегко далось звание пусть скромной, но многим известной тусовщицы. Таким результатом не рискуют. И третья — на внутреннем безмене Евы стабильность собственной, всеми принятой и одобренной обыкновенности весит гораздо больше, чем минутное удовольствие от крошечной победы и чужого унижения. Такая ерунда дорого стоит. Она как минимум вызывает ответную злобную реакцию. Ева столько раз наблюдала, как обычные приятельские отношения, проверенные временем, превращаются в многолетнию свару с публичными оскорблениями и отвратительным базаром.

Да, Ева никому особенно не завидовала, собственная обыкновенность ее огорчала, временами причиняла настоящую боль, но не вызвала ни затяжной депрессии, ни даже потери сна и хорошего аппетита. Но если бы ее спросил какой-то голос свыше, чего бы она хотела в первую очередь, если бы удалось вырваться из очерченного круга заданной обыденности, она бы ответила не задумываясь: денег. Много денег. Ибо только они и способны скрасить не только заурядность, но даже любое уродство, бездарность и тупость. А уж просто обычного человека могут легко превратить в кумира ослепленной толпы. Такие математические законы вывела из своих наблюдений и скрытых желаний скромный бухгалтер одной из миллионов незаметных фирм.

Да, Ева не страдала, она сумела обеспечить себе достаточно комфортное существование в заданных условиях. У нее неплохая зарплата, она разбирается в моде и умеет выглядеть достойно и стильно без сумасшедших затрат. У нее здоровая кожа, нормальная фигура — ей не требуются ни пластика, ни дорогие косметические процедуры, ни спортивные залы с орудиями пыток. Достаточно по утрам делать гимнастику, которую нашла в Интернете. У Евы очень много знакомых, и даже хорошо, что никто из них не становится близким другом или подругой. Именно прочные дружеские связи и разлетаются с громким треском и скандалами. Зато Еву часто зовут на вечеринки избранных, если кто-то заметный и значимый отпал, если постоянные спутник или спутница стали врагами. И Еву нисколько не смущает, даже радует роль замены. Так ее существование становится разнообразнее и значительнее: на Еву рассчитывают и знают, что на нее можно положиться.

В ту пятницу ей позвонил эпизодический знакомый Митяй, профессиональный тусовщик, классический обалдуй, убежденный бездельник и сын богатого бизнесмена. Он предложил сходить с ним на закрытую вечеринку по случаю дня рождения Анжелины, племянницы депутата, которой исполнилось двадцать лет. Вечеринка из разряда «там будут все наши».

— На самом деле Анжелина по паспорту Алла, ей тридцать один и она депутату не племянница, мягко говоря, — хихикнул Митяй. — Но тем интереснее будет сегодняшнее сборище.

Ева скромно промолчала, но сказанное ей доставило удовольствие. Она отпросилась домой пораньше. От маминого ужина отказалась. Съела баночку йогурта, выпила стакан холодной воды. Дальше три маски по очереди, ванна, душ. Мокрые волосы почти не расчесывала, чтобы легли как можно небрежнее. Надела темно-бордовое платье с открытой до поясницы спиной. Оно, конечно, китайское, но точная копия известного бренда.

Анжелина жила в небольшом элитном коттеджном поселке, в доме, подаренном якобы дядей якобы племяннице. Ева, как всегда, единственная из приглашенных без машины. Митяю это было прекрасно известно, но он сразу предупредил, что в этом смысле — пас. Он сам напрашивается к кому-то в попутчики, так как недавно опять разбил в хлам очередной новый «мерс». Папаша орал на всю вселенную, что Митяй до смерти теперь будет ходить пешком или ездить на инвалидной коляске. Но Митяю повезло: на нем ни царапины, а три человека из встречной машины попали в больницы. Папаша оплатил их лечение, закрыл уголовное дело сына по таксе и купил наследнику следующий «мерс», предупредив, что будет каждый день его обыскивать: если найдет там «косяк» или пакетик с дозой, сразу убьет сына и повезет на новой тачке его хоронить.

Митяй картинно и скорбно нес тяготы репрессий и с удовольствием находил себе извозчиков, рассказывая им свою банально-печальную повесть и горько жалуясь на собственную участь: у жестокого отца такой нежный сын, которого физически тошнит от помойки под названием «такси», за которую надо еще и деньги платить.

Ева сначала ехала на метро, затем автобусом до электрички. На платформе определила по карте, где примерно находится вилла Анжелины, и пошла пешком, предварительно сняв туфли на высоком каблуке. Она совершала такое путешествие привычно и не опасаясь быть замеченной и узнанной. Никто из приглашенных на вечеринку «там будут все наши» не может ее увидеть: она умело пробирается по лесным тропинкам. И только метров за двести Ева вышла к проезжей части, надела туфли, проголосовала и остановила такси.

От ворот дома ей навстречу двинулся Митяй. Ева с приветливой улыбкой смотрела, как виртуозно дергается его длинное и худое тело, каждая часть отдельно и в своем ритме: ноги, руки, шея, зад. Даже походка у Митяя — креативный диссонанс, приговор порядку и обыденности, протест против оков.

— Как я рад тебя видеть, моя путешественница. — Он легко прикоснулся своей впалой щекой к ее уху. — Скажи по секрету: сколько сантиметров ты проехала на такси? Ладно, не обижайся. Я просто шучу, любя. Ты как раз вовремя, основные клоуны уже на арене. Там начали выставлять напитки. Классное у тебя платье. Надеюсь, ты его не сама сшила.

Митяй был прав: публика не просто в сборе, но даже успела немного разогреться. Напитки на столах по периметру большого зала стояли в изобилии, на любой вкус. Там же огромные вазы с фруктами. В центре комнаты в живописном бепорядке помещались маленькие столики со стульями.

— Я нам выбрал самый удобный для обзора стол, — сказал Митяй. — И к нему удобнее всего приносить блюда. Сегодня будет горячее, мороженое и клубника. Скажи, что будешь пить, я сразу притащу.

— Я мало пью, ты же знаешь. Мне только бокал шампанского.

Они шли к облюбованному столику, их радостно приветствовали люди, в том числе и те, которых Ева видела в первый раз. Вот что значит прийти с профессиональным тусовщиком. Они подошли в тот момент, когда на стул у их стола уселся какой-то паренек и махал рукой девушке, которая пробиралась к нему.

— Брысь-брысь, детвора, — ласково произнес Митяй, стряхивая паренька со стула. — Это личный столик для особ, приближенных к хозяйке. Видишь, на салфетках буква «А»? Надо знать такие вещи.

Парень нахмурился, покраснел, но покорно попятился к девушке.

— А где ты увидел букву «А»? — спросила Ева, рассмотрев одну салфетку.

— Такое мое личное, внутреннее видение, — довольно ответил Митяй. — Главное, что они отлетели как ужаленные.

Ева с интересом осмотрелась. В огромной, богато отделанной комнате множество дорогих и стильных вещей. Они, как и сам интерьер помещения, демократично уживались с вульгарным кичем.

— А вот и виновница торжества, — произнес Митяй, кивнув в сторону высокой брюнетки в черном платье из сплошных бретелек и разрезов, которая слишком громко и неестественно хохотала, жеманно прикрывая рот костлявой рукой, у стола, заваленного коробками с бантами и блестящими упаковками.

— Черт, — хлопнул себя по лбу Митяй, — всегда забываю, что на день рождения принято приносить подарки. Даже в том случае, если он липовый, как все, что связано с Анжелиной. Ты ничего не прихватила?

— Надо было сказать, — пожала плечами Ева. — Что-то придумала бы. Но это же не проблема?

— Проблема только у Анжелины — в том, чтобы разобрать эту барахолку. Если ты еще не поняла по обстановке и ее наряду, она человек, который не в состоянии отличить хорошее от плохого.

— Интересная у нее прическа, — миролюбиво улыбнулась Ева. — Слева длинные, гладкие волосы почти закрывают половину лица. Справа пострижены совсем коротко, выше мочки уха. Даже, кажется, подбриты снизу. Это суперстильно.

— Супер-супер, — согласился Митяй. — Сплошное очарование. Особенно после того, как ее пластический хирург дал интервью всем СМИ, заявив, что она сама виновата в том, что после операции у нее одна скула пошла не туда, а глаз чуть не вытек. Говорит, она не соблюдала правил дезинфекции и вообще пила. А если она подаст на него в суд, он все докажет и поведает подробности предыдущих операций. Пластоправа в той же прессе горячо поддержали верные друзья Анжелины, наперегонки заявляя, что не она, а хирург их лучший друг.

— Елки, какой ужас, — попыталась сочувственно произнести Ева. — Надеюсь, все заживет. Но если нет… то я видела два неплохих сериала, в которых героини одноглазые. Они отлично смотрелись с черной повязкой вместо глаза. Так круто и даже женственно! У обеих по сюжету прекрасная личная жизнь. Секс, дети, чудесные семьи.

— Ты это серьезно сказала? — изумленно уставился на Еву Митяй. — Я к тому, что ты это так невинно и наивно сказала, как будто на самом деле так считаешь. Как будто не издеваешься ни разу. Или?..

Ева посмотрела на него серьезно и внимательно, как на всех и всегда, и вдруг вместо ответа подмигнула правым глазом. Без улыбки.

— Блин, — выдохнул Митяй. — Так ты не дурочка из переулочка? Честно скажу, я именно такой тебя и считал. Милой и приятной дурочкой, которая впишется в любой переулочек. А ты… Так ты интересная штучка.

Ева не стала ничего опровергать или подтверждать. Обоим и без того стало понятно, что каждый приобрел сейчас единомышленника и, возможно, товарища по развлечениям. Тогда они еще не думали ни о чем более серьезном. Но перешли с шампанского на более крепкие напитки. Затем на террасе выкурили один «косячок». Вернулись к мороженому и фруктам. Совсем повеселевший Митяй предложил:

— А давай выберем сладкого клиента для наблюдения и поиграем. Кто точнее определит его следующий поступок или слова.

— Как будем выбирать? — деловито спросила Ева. — Тут вообще глаза разбегаются.

— Засекаем время и пятнадцать минут рассматриваем всю ораву. Затем каждый называет свою кандидатуру. Если совпадем, это будет чудо из чудес. Как говорится, браки совершаются на небесах и Бог шельму метит.

— Давай, — кивнула Ева. Она даже отодвинула бокал, сосредоточилась и пристально уставилась на пеструю толпу гостей, как ястреб, выбирающий добычу.

Митяй действовал иначе: он живописно откинулся на спинку стула, раздвинул и вытянул длинные ноги, практически обняв ими стол. В одной руке бокал с коньяком, в другой — соленые орешки, которые он грыз прямо из ладони. Небольшие светло-карие глаза смотрят расслабленно и нежно, как у особо извращенного садиста.

Через пятнадцать минут он произнес:

— Готова? Говори первая, а то ты, оказывается, хитренькая, можешь просто пристроиться ко мне.

— Да, — уверенно произнесла Ева. — Василиса.

— Да ни фига же себе! Не могу поверить! У меня тоже Василиса, вот те крест. Так совпасть невозможно с родной мамой. Точнее, именно с ней и невозможно. Это и называется «конгениальность».

Выбор партнеров оказался необычен в том смысле, что Василиса была далеко не самой заметной участницей сбора. Даже не типичной. Она называла себя поэтессой и появлялась в самых разных местах, на коллективных мероприятиях — светских, политических, персональных, открытых, закрытых с допуском любой сложности, — исключительно для пиара своего творчества, о котором присутствующие чаще всего узнавали лишь от нее. Ева вообще запомнила ее только потому, что ее кошку звали Василисой. А сейчас почему-то ей бросилось в глаза выражение лица кошачьей тезки. Оно резко отличалось от остальных. Был такой период веселья, когда трезвых выражений вообще не осталось. Глаза возбужденно, азартно или призывно горели. В иных случаях уже туманно и полубезумно поплыли. Лица мокрые, красные, с растекшейся косметикой у женщин. И только Василиса сидела в одиночестве за своим столиком. Лицо не просто сухое, а подсушенное, как пергамент. В глубоко посаженных темных глазах — настороженное презрение, усталая надменность и что-то вроде отчаянного ожидания. Ева проследила за ее взглядом, который по очереди скользил по разным людям и неизменно возвращался к субтильному парню в очках и… с рюкзаком за спиной! Очкарик с этим рюкзаком и садился рядом с Василисой за стол, что-то перехватывал, выпивал и опять отправлялся слоняться по залу. Он явно приставал к людям в любой степени опьянения, в чем-то убеждал или просил, доставал из рюкзака маленькие книжки в тонкой обложке и держал в вытянутой руке, пока их не брали.

«Это ее агент! — сообразила Ева. — Он носит в рюкзаке произведения Василисы, а потом тащит любого, кто механически возьмет книжку, к столику автора. Василиса милостиво нарисует автограф якобы преданному поклоннику, который так ничего и не понял. Боже мой, какая прелесть, — восхитилась Ева. — Это на самом деле сладкий клиент не только для наблюдения, но и для любого розыгрыша».

— Нужен толчок, — вдруг произнес Митяй, цепко глядя на Василису. — Пойду прогуляюсь, случайно наступлю на этого прыща в очках… Дальше смотри внимательно.

Ева посмотрела на него почти с восторгом. Получается, они одновременно подумали о розыгрыше, без которого Василиса может так просидеть сколько угодно, пока не мумифицируется.

Митяй заскользил по залу, обмениваясь приветствиями и комплиментами со всеми подряд. Наконец почти упал в объятия паренька с рюкзаком. Застыл, как ударенный молнией. Повернулся и выразительно взглянул на Василису. Что-то потрясенно воскликнул, подняв руки к небесам. Это он понял, что встретил представителя великой поэтессы. Так отчаянно жестикулирует, восклицая явно восторженные слова, что сомнений нет: Митяй мечтал о подобной встрече много лет и не может поверить своему счастью. Агент дрожащими от нетерпения руками перевесил рюкзак со спины на грудь, достал три книжки, впарил их Митяю, помахал работодательнице и вцепился в локоть преданного фаната. Сцена у столика Василисы была шедевром актерского мастерства Митяя. Он что-то говорил долго и пылко, потом склонился к руке Василисы, которой она начертала автографы, и поцеловал ее. Лицо поэтессы больше не было сухим и пергаментным. Оно стало красным, потным и возбужденным, как и полагается на вечеринке. Василиса упивалась моментом славы.

«Забавная тетка, — с удовольствием разглядывала ее Ева. — Волосы на макушке собраны в затейливый пучок, две букли висят вдоль продолговатого лица с тяжелым подбородком. Под одеянием типа накидки, пончо или покрывала резких сочетаний — красного, зеленого и черного — обтягивающая черная майка, стянутая декоративными ремнями». Ева вспомнила одну инспекторшу налоговой, которую все ненавидели в их бухгалтерии. Кроме отвратительной привычки выискивать какие-то мелочи и орать, что это преступление против государства, у нее такая же страсть к примитивной и жалкой экзотике в украшении своей кондовой личности. Как говорит главный бухгалтер, вытирая пот с лица после ее ухода: «Достала. Да еще из кожи лезет, чтобы быть похожей на “городскую”».

Митяй вернулся, сияя от удовольствия. Положил на стол перед Евой три книжки — «Командиры страсти», «Рядовые любви» и «Обломки мечтаний».

— Трилогия, блин, — сказал он. — Давай быстро. Что она сделает сейчас? Я просто вбил в ее башку, что Ахматова с Ахмадулиной, вместе взятые, рядом с ней — абсолютный ноль.

— Я вижу такие варианты, — задумчиво сказала Ева. — Пошлет агента за водкой. Потащит его туда, где танцуют, будет толкать людей и наступать им на ноги. Потом…

— Так, совпадаем, — одобрительно кивнул Митяй. — Потом достанет пудреницу, узнает, где тут туалет, и прихватит туда с собой агента… как рядового любви. Дальше… Лишь бы не было детей.

Прогноз сбылся практически до мелочей. Митяй был впечатлен. Во время разъезда машин он даже нашел несчастного человека, который согласился сначала отвезти домой Еву, а потом его, Митяя. Они с Евой жили в разных концах Москвы.

Перед тем как она вышла из машины, он произнес почти без кривляний:

— То, что мы открыли сегодня, не должно остаться без результата. Это было похоже на дело, а оно должно приносить доход. Я подумаю и позвоню.

Так началось дело, которое стало жизнью Евы. Жизнью, победой, богатством и несчастьем.

Звонка Митяя Ева ждала с нетерпением и страхом. Это было похоже на приближение перемены, рывка из решеток клетки обыденности. Того, о чем она так напряженно, с болью и сознанием невозможности думала наедине с собой. В неотвратимых провальных паузах между придуманным, искусственным, даже игрушечным «светским» существованием в плотном ряду людей, никто из которых не заметит ее исчезновения и никогда о ней не вспомнит ни через день, ни через год. Разве что так: а помните, была такая обыкновенная Ева, на которую все постоянно натыкались…

То, что торжественно изложил Митяй, приехав к ней на новом «мерсе», Еву совершенно потрясло. Он предложил ей вести свой видеоканал на «Ютубе». Светская хроника в очень личном, оригинальном исполнении, над которым они поработают вместе. Главным станут результаты тонкой и в то же время беспощадной наблюдательности, изящной иронии, за которой не сразу заметят попадающего точно в цель издевательства. И убойные видеокадры, снятые профессиональной камерой разведчиков в самых закрытых местах для избранных и проверенных.

— Идеи мои, как и супероборудование студии, для которой отец разрешил использовать гостевой домик в нашем загородном поместье. Он даже согласился стать нашим первым инвестором. Потом, надеюсь, у нас от желающих отбоя не будет. Веду переговоры с профессиональными постановщиками, чтобы обеспечить привлекательную картинку, для которой нам непременно предложат рекламу известные бренды. Требуется и режиссер, который научит тебя непринужденно вести себя в кадре, забывать о публике, как будто ты общаешься только со мной. И конечно, отчетливый, хотя и ненавязчивый оттенок эротики. Если согласна, увольняйся из бухгалтерии завтра. Если нет — бреди и дальше по пыльной дороге забвения в плащ-палатке собственной невидимости.

— Кто же от такого отказывается? — неуверенно произнесла Ева. — Я только не поняла: почему вести канал должна я одна? Почему не вместе? Так было бы гораздо проще психологически, да и диалоги интереснее монологов.

— Разумные слова, что говорит о том, что ты понимаешь, о чем речь. Это уже много. Если так пойдет и дальше, ты скоро сама не захочешь прерывать свой монолог, а публика не согласится выпускать тебя из кадра даже на минуту, кроме времени видеокомпромата. А у меня есть очень веские и личные причины не светиться в эфире. Это сразу бы поставило под удар все дело. Во-первых, в кадре я теряю свое обаяние, которое бьет наповал только в жизни. Во-вторых, то, о чем мы хотим рассказывать, что показывать, неизбежно вызовет ответную реакцию — месть и агрессию. И я могу потерять не только обаяние, но и все остальное: репутацию, всякую симпатию наших и, главное, деньги, а с ними — доверие папы. Ты же бухгалтер, в состоянии предположить, какую травлю можно устроить успешному бизнесу отца, поискав счета, недвижимость, сунув нос в происхождение доходов. К слову, все считают меня дармоедом, а я с детства работаю папиным кошельком. То есть пашет записанный на меня бизнес. Короче, ты поняла, в чем риск.

— То есть меня травить можно?

— Тебя не за что схватить, моя дорогая. Потому-то ты одна и подходишь для осуществления плана. Ты чиста, как совесть бухгалтерии для трудящихся, как дитя рабочего и колхозницы, как отражение народных масс, которые больше хлеба и зрелищ обожают собственную ненависть к богатым и знаменитым. У нас будут миллионы подписчиков, можешь не сомневаться. И когда ты это увидишь, ты забудешь в принципе, что такое сомнения.

Примерно через полгода Ева потеряла ощущение времени как стабильного, неторопливого, вялотекущуего и лишенного особого смысла потока. Понятие времени, каким оно существует в обывательском представлении, вообще исчезло. Оно утонуло в буре событий, эмоций и все более внушительных денежных сумм. Число подписчиков, они же благодарные отправители донатов, в первые же месяцы дошло до десятков миллионов. Сейчас их уже не одна сотня. Вот когда Еве пригодились ее познания бухгалтера, ее способность скрывать, проводить и выгодно размещать большие средства. То, что она раньше делала только для других. Она работала круглосуточно и давно жила в гостевом домике отца Митяя, где разместилась их студия. Она забыла, что такое выходные и ночи для сна. Мысли о вечеринках даже не возникали. Митяй, который по документам оказался Дмитрием Петровичем Серовым, иногда буквально силой вытаскивал ее в свет. Ее узнавали все. О, как ее научились узнавать «наши» и «ваши». Прямо скулы им сводило в подобострастных улыбках, комплименты застревали в зубах, которыми они бы с удовольствием вцепились ей в горло. Все меньше оставалось представителей условной элиты, которых Ева еще не коснулась своим улыбчивым ртом, не осыпала особыми комплиментами с таким подвохом, что ее характеристики не требовались. Публика и так содрогалась в конвульсиях восторга и писала возбужденные комментарии типа: «Вот ведь кусок дерьма, а я думала…», «Так и вмазал бы по его (ее) поганой роже».

Инвесторы стояли к ним в очереди: по большей части мотивом было страстное желание обезвредить для себя этот сладкий источник пьянящего и поражающего все живое яда. Спонсоров и членов их семей парочка, конечно, не трогала. Разве что «по ошибке», для профилактики, чтобы не жадничали и не требовали процент от дохода больше, чем им положено.

В Интернете строили версии и ломали копья, пытаясь откопать информацию об источниках компромата, авторах видеосюжетов — выразительных, острых, убийственных и безжалостных. Скрыть участие Митяя, конечно, было нереально, да и не нужно. Его приглашали в разные студии для интервью, хватали за фалды на всех тусовках. И он, конечно, доверительно, с чистым, правдивым взором во всем признавался:

— Да, сознаюсь, что это я подал Еве идею, обнаружив в ней редкий дар наблюдательности и внутреннего видения. Даже мой подозрительный отец понял, что такой самородок не должен оставаться в тени, и разрешил устроить студию в нашем гостевом домике. Папа и был первым инвестором проекта. Спасибо, папуля (воздушный поцелуй в сторону камеры). Но Ева поставила меня в строгие рамки. И первое условие — это тайна ее творчества: мне совершенно неизвестны источники информации. Я смотрю выпуски уже в эфире и сам все вижу в первый раз. Эффект внезапности канала «Просто Ева» — и есть его особенность, причина успеха, этим нельзя рисковать. А у меня дел хватает: оборудование, команда профессионалов, безопасность хранения информации, исключение рисков для ведущей.

Митяй рассказывал это на голубом глазу, когда они уже забыли, как ютиться в гостевом домике папы. Через полтора года на имя Евы были оформлены три особняка, огромный гараж для коллекции автомобильных брендов, на которых был помешан Митяй. И, конечно, счета Евы. Их число постоянно увеличивалось, и все это надо было умело и вовремя убирать из публичного и доступного пространства.

Да, они пахали как кони, но удовлетворенность результатом делала их старания желанными, вдохновенными и радостными. И такая важная вещь: Ева, которая спала от силы по два часа в сутки, выглядела все лучше. На экране она казалась очень ухоженной и в то же время естественной. Не красавица, но восторженные зрители восхищались ее кожей, волосами, глазами, улыбкой, фигурой. Эффект достигался стараниями группы мастеров по уходу за лицом, телом и волосами, а также усилиями специалистов редактирования изображений и видео, но это обычная практика, и она добавляла Еве уверенности и непринужденности.

Конец ознакомительного фрагмента.