И Люся. Повесть

Евгения Зольцман

Повесть или цикл миниатюр – решать читателю. «И Люся» – это сюжетные или просто анекдотические ситуации – иногда грустные, иногда забавные и парадоксальные – как будто вырванные из мыслей главной героини и представлены без купюр…

И…

ЛЮСЯ И ДНИ

Ритуалы

Люся слышала, что женщины не бывают серийными убийцами. И вовсе не потому, что они менее жестоки и менее склонны к подобным нарушениям психики. Люся уверена: все потому, что женщины гораздо более фантазийны и непредсказуемы: им просто было бы скучно соблюдать определенные правила и ритуалы.

Вот, например:

«Он удивляется: зачем мне новая сумка? Да затем, что не люблю я повторений — из недели в неделю, да что там — изо дня в день, в одних и тех же ботинках, в одном и том, же пиджаке, с одним и тем же галстуком, заботливо затянутом мною утром на воротничке. И где интрига? Нет, он определенно маниакально педантичен и последователен. Вот вам и ответ. А природная агрессия — она здесь точно ни при чем».

Правда, есть ритуалы, которые Люся свято чтит — поздний подъем по субботам и крепкий кофе по утрам. Чтит потому, что это не рутина, а скорее — некая инициация.

«Субботнее утро начинается с двенадцати, любое другое — с эспрессо. Или не начинаются вообще — ни то ни другое!».

Книги

Черные одежды, щетина, страндартный силуэт в тумане бокового зрения… и снова к полке.

«Наверное, это знак излечения, когда перестаешь узнавать того, с кем меньше года назад месяц не вылазил из постели», — думает Люся внимательно рассматривая Его уже у кассы.

— Не узнала тебя. Смотрю, какой-то бородатый мальчик, — конфузится Люся.

— Да ты что?! — хмыкает Он и выходит из магазина.

«Суббо-о-о-о-тнее утро, — протягивает Люся в мыслях, — если бы вчера за кофе, то и не увидились». Люся улыбается, выходит, надеется, но… Его нет.

«Значит, к лучшему», — думает Люся, допивая кофе и проваливаясь в очередную книгу. До понедельника.

Призраки

В городе третий день туман, трамваи не ходят. «Наверное, трамвайные „усы“ боятся повышенной влаги, а может, вагоновожатые боятся заблудиться на рельсах». Если бы не погода, Люся подумала бы, что это заговор против нее лично. Приходится брать такси.

В молочной завесе город-призрак разрождается внезапной толпой. Вторник. Люся надевает очки.

— Зачем? — спрашивает водитель, вскидывая брови вместе с головой в характерном движении.

— Что, зачем? — будто не понимая, переспрашивает Люся.

— Очки? Солнца нет. Да и неприлично разговаривать с человеком так! — с сознанием уязвленной гордости заявляет водитель.

«Как так? Что неприлично? Да и кто он вообще такой?» — хочет прорваться вся накопленная за последние месяцы усталость. Но Люся побеждает: она вздыхает и спокойно произносит: «Глаза болят…»

Разговор окончен. Работа, замерзшая ночью кошка, сны… Следующая остановка — четверг. Люся выходит на стрекот трамвая — туман не ушел, но тяжеловесный усач все же неуверенно выполз из депо.

«А все налаживается, — думает Люся, садясь на конечной и надевая очки. Глаза действительно болят, но отчего?

«Может, от нагрузки, может, просто больно видеть».

Самоубийцы

Люся закрывает глаза — просыпается. В том же такси. Угрюмый водитель. Очки на глазах. Водитель бубнит под нос что-то про туманных монстров, то и дело выскакивающих на дорогу.

— Самоубийцы! А ты виноват потом — убийство по неосторожности.

«Да уж, где грань между этой самость и чужой волей?» — снова задумывается Люся и вспоминает недавние сводки, озвученные директрисой: «19 миллионов попыток, 4 миллиона — удачных. Критический пик — среда».

«Непонятно, почему не понедельник, хотя… 2 будних дня прошли и 3 еще впереди — не каждый выдержит. Боже, о чем это я! Не лучшая тема, чтобы язвить. 19, 4 — удачных, ах да, и «мы на четвертом месте в мире» — она сказала это так, как будто есть, чем гордиться. Хотя для директора школы, наверное, нормально озвучивать любую статистику, в которой государство упоминается на лидирующих позициях, преувеличенно торжественным голосом.

Каторжники

Люсе никогда не нравилась метафора с граблями — ну это по поводу одних и тех же ошибок. Она рассуждала так: «Мы как каторжники или цирковые лошади ходим или бегаем, по кругу или арене — неважно. Важно, что мы также как и они бесправны в своем выборе. Мы, конечно, говорим: нет, больше никогда. А потом даем второй, третий… пятый шанс. Себе, тебе, Ему…»

Он опять позвонил после полугодового молчания, точнее — сразу после встречи в магазине. Он рассказывал… Люся не слушала. Она устала.

«Больше никогда!» — пообещала себе Люся и выключила телефон. До пятницы, точнее — до следующего утра.

Выходные

Ну вот — они начинаются опять с кофейного ритуала. Выходные… Опять… стоят трамваи («Да и кому они нужны в выходные!»), болят глаза, а Люся надевает очки в надежде быть неузнанной.

Он обязательно позвонит. Не сегодня — значит, еще через полгода. «Мы — каторжники, — повторяет Люся и обещает. — Больше никогда!»

«19 миллионов, 4 — удачных». И зачем тогда все…

ЛЮСЯ И СОБЫТИЯ

Точка восстановления

Люся собирает в памяти вчерашний вечер. Она точно помнит, как шла из гостей, но удивлена обнаружившимся на плите супом, своим нарядом из футболки на три размера больше, сломанным ногтем и перегоревшей лампочкой в ванной («Нет ну ноготь сломала о дверь машины, когда поехали за добавкой. Лампочка?.. Я решила душ принять, а она вспыхнула и тут же погасла, причем вместе с моей надеждой освежаться перед сном», футболка осталась от Пети, заходившего в субботу и облившегося пивом) и обрадована вовремя отключенным телефоном — пришедшее наутро сообщение сводилось к: «Хочешь? Напиши. Буду!»

«Странно было бы обнаружить утром рядом с собой еще и его. Да и перед Ликой неудобно — брат. Хотя вопрос: чья это была идея»

Люся любит своих подруг, но не терпит сводничества, наливает зеленого чаю, берет телефон.

Вопрос с супом остается невыясненным.

Багажный терминал

Самолет послезавтра, но чемодан уже собран и находится в предвкушении четырехчасового перелета. Люся не спит. Тоже в предвкушении, правда, сорокаградусной жары, которую она будет наблюдать из кондиционируемого помещения, и очередной конференции, «посвященной поиску новых проблем в нашем и без того проблемном образовании.

«А вот бы на пляж!» — Люся сладко потягивается, закрывает глаза и засыпает.

Ей снится Новый год и снег, таящий вместе с пляжным песком.

<…>

Полет в оба конца проходит без сюрпризов, как и конференция.

«А название-то было многообещающее: «Инновационные разработки в системе интегрального обучения»!

Люся в привычном графике сентября. Чемодан снова на антресолях, но все еще помнит резиновые валики багажного терминала, оставившего, по выражению Лики, «бороздку памяти» на бежевом материале.

Сбор урожая

Люся слышала, что, кажется, где-то в Канаде есть местечко с очень подвижным грунтом, таким, что приходится дважды в год перезахоранивать покойников, вытолкнутых землей на поверхность.

«Очень замечательная вещь для наших широт в сезон выкапывания картошки! Приезжаешь на дачу, собрал и домой» — размышляет Люся, придумывая, что бы в бить в строку поиска, чтобы все-таки вспомнить, «как его — это место».

<…>

На даче Люся не была уже лет десять, но воспоминания о трудовых выходных в детстве, настойчиво продолжали искать альтернативу поливу, прополке и прочему огородному веселью: «А что, тут даже машин никаких не надо изобретать, сама природа в помощь».

Конец ознакомительного фрагмента.