Евангелие грешников

Евгений Петрович Горохов, 2021

Много искушений у Дьявола: кому богатство, кому власть. Валерию Суркову он обещал славу великого художника. Дьявол поселился в мастерской Валерия и помогает ему писать картины. Одновременно с этим в городе происходят убийства женщин. Они перед своей смертью встречались с Сурковым, а Дьявол рассказывал ему о том, что все эти женщины повинны в смерти многих людей. Постепенно Валерий стал выполнять все рекомендации Дьявола, а тот потребовал от Суркова убить невесту. Дьявол объяснил своё решение тем, что она мешает Суркову стать великим художником. Чтобы спасти свою невесту и избежать козней Дьявола, Сурков решает покончить жизнь самоубийством, выбросившись из окна четырнадцатого этажа. При этом Дьявол издевается над ним, сравнивая Валерия с Иисусом Христосом на горе Искушения.

2. Пляшут бесы

Полина пришла в восторг от картин.

— Я знала, что талантлив, — заявила она, — без преувеличения можно сказать, ты гений, но пьянство погубит тебя. Водка убьёт в тебе силы и талант.

— Гений отличается от обычных людей своим сумасшествием, — улыбнулся Валерий, у него было отличное настроение, в такие минуты ему хотелось петь или философствовать. Для пения была неподходящая атмосфера, и он принялся разглагольствовать: — Художник должен замечать необычное в обыденных вещах, а трезвому взгляду такое не по силам.

— Послушать тебя, так все художники алкаши, у меня много знакомых среди вашего брата, они нормальные, трезвые люди.

— Но не все гении, — рассмеялся Сурков.

— Болтун, — отмахнулась Полина.

— В самом деле, что-то я стал говорлив, — согласился Валерий. Он подошёл к стене: — Портрет Изабель Порсель предлагаю повесить здесь, в центре.

Валерий приложил картину к стене между окон:

— Слева лучше разместить «Галатею», — он приложил к месту развёрнутый холст, потом кивнул в сторону, — а тут, в светлом углу, следует повесить «Купальщиц». Получается плавный переход по тональности, с учётом естественного освещения и света ламп в зале.

— Да пожалуй, именно так и нужно сделать, — задумчиво согласилась Полина. Она набрала номер на своём смартфоне: — Здравствуй Анатолий, мне привезли картины. Приезжай немедленно и сними размеры для рам под них.

Положив сотовый телефон на стойку бара, она взяла в руки картину «Портрет Исабель де Порсель», с минуту смотрела, а потом сказала:

— Я видела эту картину Гойя в «Национальной галерее» в Лондоне, — рассмеявшись, заметила, — если сделать на ней кракелюр², то можно заявлять, что это подлинник. Тебе очень точно удалось подобрать цветовую палитру.

— Ты же сама сказала, что я талантлив, — пожал плечами Сурков.

— Теперь неплохо было бы что-то сюда повесить, — Полина подошла к стене отделяющей зал ресторана от вестибюля.

«Здесь хороши будут «Всадница» Брюллова, «Неизвестная» Крамского и «Русская Венера» Кустодиева, — внёс свою лепту голос в голове у Суркова, — возле бара отлично подойдёт копия «Тайной вечери» Леонардо да Винчи».

— Хорошо, — кивнул Валерий, — я уже знаю копии, каких картин должны висеть здесь.

— Сколько времени будешь выполнять заказ?

— Неделю.

— Тогда получи аванс, — Полина подошла к кассе бара.

После ухода Валерия Суркова, она принялась наводить порядок в своём заведении. Шеф-повар «Канцлера» Ованес Хачатурян, которого в интернете на рекламном сайте ресторана окрестили итальянцем Овидайо д’ Омацо, прозвал эти придирки «ежедневный тренаж». Полина без конца ко всем цеплялась: официанток по нескольку раз заставляла перетирать посуду, уборщиц перемывать залы, при этом она ворчала, постоянно высказывая претензии персоналу. Натешившись вволю, Полина закрывалась в своём кабинете. Подруга, Маринка Ведяева, несколько раз наблюдавшая такие сцены, заметила:

«Это от скудной половой жизни. Заведи себе молодого жеребца, он мигом угомонит тебя».

«Кому чего, а лысому расчёска, — поморщилась Полина, — все разговоры у тебя только о сексе».

« Нравится мне это дело», — улыбнулась Ведяева.

Маринка с девятилетнего возраста, флиртовала с мужчинами. Её мамаша — дама игривого характера приводила любовников домой. Квартира однокомнатная, и что бы дочь ни мешала адюльтеру, мамаша выпроваживала Маринку из дома. Сидя в тёмном дворе, и разглядывая окна своей квартиры, девочка мечтала, о том, как она вырастит, и приведёт своего любовника домой, выставив мамашу на улицу. Её мечтам не суждено было сбыться. Мать застрелил ревнивый любовник, когда Маринке было двенадцать лет. Воспитывала её бабушка.

Полина дружила с Маринкой Ведяевой с первого класса — практически всю жизнь. Это она уговорила её поступить в химико-технологический университет, уманив подругу тем, что в этом институте полно парней и мало девчонок.

Третьей школьной подругой была Регина Журавлёва, а заводилой в их компании всегда была Полина.

«В этом году тридцать три года нашей дружбе, — подумала она, стоя у окна своего кабинета.

На стоянку ресторана «Канцлер» въезжал красный «Шевроле», из которого вылезли её подруги.

«Легки на помине», — усмехнулась Полина, она вышла в зал и велела официантке накрыть стол в одном из ВИП-залов. Полина намеревалась обговорить с подругами одну свою идею. Собственно обсуждать она ничего не собиралась, потому, как всё уже решила, но ей нужна была Регина с её бойким журналистским пером.

— Васька Пирогов в городе объявился, — сообщила она подругам за обедом.

— Чем он занимается? — равнодушно поинтересовалась Регина.

Василий Пирогов был их одноклассником — тихий, стеснительный и тощий как шест. Оказалось, что он без ума влюблён в Полину, о чём сообщил ей на выпускном вечере, предварительно выпив для смелости стакан водки. Та зло пошутила над ним, и Васька надолго пропал со своей любовью.

— Всё такой же длинный и прыщавый? — спросила Марина, потягивая «Саперави».

— Немного оброс мясом, всё же сорок мужику, — пояснила Полина, — стал священником.

— Он всегда был каким-то пришибленным, — фыркнула Маринка, — не зря же ты прозвала его «Василий Блаженный».

— Регина, нужно, что бы ты встретилась с ним, — Полина сделала глоток вина, — он много чего может рассказать о церковной жизни.

— Что интересного может рассказать поп?! — захихикала Маринка, она налегала на «Саперави», и вино ударило ей в голову.

— Может, что и для своей книги получишь от Василия, — «закинула удочку» Полина.

Регина писала книгу об известных в городе людях: чиновниках, бизнесменах и артистах. Прыгая к ним в постель, она выведывала интимные стороны их жизни, собираясь впоследствии опубликовать всё это в книге.

«Это будет бомба!» — обещала она подругам, рассказывая о своей идее.

Зимние сумерки обволокли город, а сверху кружась, медленно падал снег, красивые снежинки не спеша опускались на землю, укрывая белым покрывалом черноту асфальта. В свете уличных фонарей, на фоне тёмного неба, блестел ярко-жёлтый купол церкви «Успенья Богородицы».

Полину Левину нельзя было назвать верующей, она частенько подшучивала над своим любовником Алексеем Поливановым, который отбивал поклоны на молебнах в церкви, но она всегда испытывала благоговейный трепет, когда входила в храм.

Перекрестившись, Полина вошла в церковь. До вечерней литургии было не меньше часа, и народа почти не было: две постоянные прихожанки, да продавец в церковной лавке. Полина спросила его, где можно найти отца Василия, и тот указал на дверь в коридоре.

Там был небольшой кабинет с письменным столом, двумя шкафами забитыми книгами и кожаный диван. Полина пробежала взглядом по корешкам книг в шкафу, и успела прочитать: Пьер Абеляр «Диалог между философом, иудеем и христианином», Виктор Кутковой «Философский универсум православной иконы» и Фридрих Энгельс «История первоначального христианства».

Отец Василий сидел за столом, что-то набирал на клавиатуре ноутбука, как только Полина вошла в кабинет, он выключил компьютер.

— Книга атеиста Энгельса в Божьем храме, как это понимать?! — усмехнулась Левина, кивнув на книжный шкаф.

— Нужно досконально знать все доводы оппонентов, что бы правильно опровергать их, доказывая существование Божье, — отец Василий встал из-за стола.

— А ты сам-то веришь в Бога?! — криво усмехнулась Полина. Она кивнула на дверь: — Многие из вашей братии атеисты, похлеще старых, идейных большевиков.

— В Бога верую, — отец Василий потрогал крест на груди. Подумав, он вздохнул: — Я веру в людей начинаю терять.

— А конкретнее батюшка, — Полина провела рукой по корешкам книг, стоящих на полке одного из шкафов.

— Это долго.

— Я никуда не тороплюсь.

Отец Василий подошёл к окну, открыл форточку и, закурив сигарету, начал:

— После окончания медицинского училища меня сразу призвали в армию, а там учёбка и пошёл воевать в Чечню. На войне известное дело: грязь, кровь и страх, — священник стряхнул пепел с сигареты в пепельницу, иным нравилась такая жизнь, я же совсем потерялся. Но время идёт, я демобилизовался, приехал домой, а тут жизнь почище войны была, люди друг другу за деньги глотки рвут. Однажды забрёл в храм, познакомился со священником отцом Серафимом. Общаясь с ним, до меня дошло: в вере в Бога настоящая жизнь! Люди в грехе живут, а Церковь человеку чистоту и силу даёт. Уехал я в городок Кирилов, он находится в Вологодской области. Поступил послушником в Кирилло-Белозерский монастырь. Прожил там три года и окончательно убедился, да это настоящая жизнь.

Отец Василий затушил в пепельнице сигарету, вновь закурил и чуть тише, продолжил:

— Разволновался что-то я, повествуя тебе свою историю.

— Что было дальше? — спросила Полина.

— Три года был трудником в монастыре.

— Кто это?

— Так в монастыре зовут помощника духовного лица. Трудники работают в монастырском хозяйстве. Мне пришлось быть плотником, каменщиком и штукатуром, — отец Василий махнул рукой, — десятком профессий овладел за это время. Вставали в пять утра, молились и принимались за работу, и до самого вечера, потом молились и спать. Тяжело было работать без выходных, но мне нравилось. Следующие три года я был послушником. Перечитал за это время все духовные книги в монастырской библиотеке, а когда настало время принимать монашеский постриг, тут один из священников монастыря — отец Варфоломей, говорит мне: «Не монахом ты Василий угоден Богу, а пастырем. Ступай в духовную семинарию».

— И ты его послушал?

— Да, — кивнул священник. Он затушил окурок сигареты в пепельнице и убрал её в стол: — Поступил я в Вологодскую духовную семинарию, а окончив её, получил приход в Вологодской епархии. Что это был за приход?! Разрушенная ещё в советские времена церковь в деревушке. В том храме ещё при колхозе зерносклад был. Нужно было всё восстанавливать. А где деньги взять?!

— Что ты стал делать?

— Здорово помог мне один старичок, прихожанин Яков Семёнович, бывший председатель колхоза, он в округе всех знал. Как говорится: «С миру по нитке — храму кирпич, цемент, доски и краска». Сам я был за каменщика, плотника штукатура и маляра. Как-то стоял на лесах, красил стену в храме, и, не удержавшись, с трёхметровой высоты свалился на бетонный пол. Тут из меня дух и вышел. Лежу без движения, а по храму, среди кирпичей и мешков с цементом, идёт Пресвятая Богородица. Подошла ко мне и говорит: «Ты разумеешь как человек, и берёшься за лёгкое!» — она обвела рукой всю стройку. Пнула ногой малярные кисти, и кричит: «Ты послан сюда для другого! Встань и иди к пастве, а не будь маляром!» После того как Богородица пропала, я встал, хоть и рухнул с высоты на бетон, но совершенно не чувствовал боли, словно на мягкую перину упал. Стал я кроме работы в храме, ещё ходить по домам прихожан, и проповедовать слово Божье. Молва обо мне по округе пошла, а Яков Семёнович опять подсуетился и нашёл спонсоров. Те дали денег, и нанял я бригаду строителей. Вскоре отремонтировали храм, засиял он божьей благодатью. Отовсюду шли ко мне люди, разросся мой приход, счастлив я был, что несу слово Божье пастве.

— Неужели от того счастлив был, что слово Божье людям нёс, — рассмеялась Полина, — сам же говорил, что разросся приход, и много богатых спонсоров было у тебя. Наверное, и пожертвования большие в храм пошли.

— Не о деньгах, а о пастве были мои мысли, — сдвинул брови отец Василий. — Это только звон идёт, что священники на дорогих автомобилях разъезжают. Таких среди нас единицы, основная масса живёт небогато, а в сельских приходах, где в деревнях с десяток домов и живут одни старушки, священники и вовсе со своим многочисленным семейством бедствуют. Только и спасает их приусадебный участок, я на себе всё это испытал.

— Ты же говорил, что нашёл богатых спонсоров?!

— Да это так, с Божьей помощью и при поддержке людской, дела в моём приходе пошли неплохо, и счастлив я был долей своей.

— Чего же ты в город перебрался, если говоришь, нравилось тебе в деревне?

— Мы священники не в своей воле находимся, — вздохнул отец Василий, — Богу служим, и во всём подчинены воле архиерея. Вот меня и перевели служить в городской храм «Успенья Богородицы».

— Разве в городе хуже, чем в деревне?

— В деревне хоть я и работал во сто рук, однако был сам себе голова, а здесь служу при настоятеле, третьим пристяжным.

— Ты из-за этого разочаровался в людях?

— Служение Богу для священника везде одинаково. Тут другое дело.

— В чём именно?

— В селе священник живёт среди мирян, словно отшельник и не видится с братией своей, я имею в виду других священников. Здесь же в городе мы общаемся и от этих разговоров дух мой в смятении.

— Слышала я, что половина вашего брата и в Бога то не верит, — улыбнулась Полина. — Тебя это смущает?

— Да многие из священников в Бога не веруют, и служат чисто автоматически, — согласился отец Василий, — конечно, их не половина среди нашей братии, но значительное количество. Я их не могу осуждать, это дело совести каждого. Хотя как раз один из таких циников и бросил зёрна сомнения в душу мою.

— Он доказал тебе что Бога нет?!

— Не говорили мы с ним на эту тему, потому как знали, что бесполезно, каждый при своём мнении окажется.

— Тогда о чём же вы говорили?

— О том, что внук настоятеля храма нашего после окончания семинарии, получил мой приход, когда меня перевели в город! Вот о чём рассказал мне брат. Моими неустанными трудами, храм стал приносить приличный доход, потому меня перевели сюда, а внука настоятеля, назначили в мой приход.

— Обычное дело, — пожала плечами Полина. Она посмотрела на скорбную физиономию священника и рассмеялась: — Ты настоящий Василий Блаженный, коли, прожив четыре десятка лет, не понял, люди везде одинаковы, что священник, что мирянин.

— Но горько от такого понимания, ибо не должен пастырь поддаваться слабостям греховным подобно мирянину.

— Эх, больше бы таких людей как ты Церкви! — Полина подошла к двери, приоткрыла её и выглянула в коридор. Закрыв дверь, она продолжила: — Когда такие люди как ты, будут занимать большие должности в епархии, может и изменится что у вас в Церкви, и потянутся люди в Храмы.

— На всё воля Господня, лишь на неё уповаю.

— Ну и зря! На Бога надейся, да сам не плошай. Нужно разворошить ваш муравейник. В прошлый раз ты мне говорил, что при переводе сюда тебе обещали место настоятеля храма.

— Это всё пустые слова, — махнул рукой священник, — настоятель нашего храма отец Мефодий достаточно крепкий человек.

— Ему же семьдесят пять лет!

— Господь дал ему хорошее здоровье, и он ещё силён.

— В прошлый раз ты мне много чего про него интересного рассказал, — задумчиво произнесла Полина.

— Это от того, что обида изглодала сердце моё, — вздохнул отец Василий, — бес вселился в душу мою и поддался я искушению злословия.

— Точнее будет сказать не злословие, а критика, — Полина подошла к священнику. — Мусор не прячут в избе, рассовывая его по углам, а выносят на улицу. В доме от этого чище и людям лучше. В Церкви нужно поступать так же. Регина Журавлёва в нашем городе популярный журналист. Тебе нужно встретиться с ней и рассказать о вашем настоятеле.

— Но это же грех злословия!

— Плохо по углам шептаться и ничего не делать. Вашему настоятелю на покой пора, а он от сытного корыта оторваться не может, вот мы его и подвинем. Ты более достоин, занять место настоятеля храма «Успенья Богородицы».

— Ты так думаешь?

— Убеждена!

После ухода Полины, священник в смятении заходил по кабинету. С ним поступили несправедливо, лишив его прихода, в который он вложил душу и труд. Ладно бы это было ради дела, а так, что бы посадить на «хлебное место» внука отца Мефодия, понятно, что всё это не без его участия.

В глубине их церковного двора стоит каменный одноэтажный дом, в котором находятся кабинеты настоятеля и бухгалтера Ольги, класс церковно-приходской школы, там же есть маленькая кладовая, где хранится хозяйственный инвентарь их храма. В начале декабря прошлого года, отец Василий взял ключи от этой комнаты у церковного старосты Николая Степановича.

Отец Василий купил своим детям спортивный уголок, нужна была дрель, вот и решил он взять домой на вечер церковный инструмент. В тот день вечерняя литургия в храме закончилась, и кругом было тихо. Настоятель засиделся у себя в кабинете с бухгалтером. Вероятно, они думали, что остались вдвоём в храме, (не считая сторожа, который здесь никак появиться не мог), потому дверь в кабинете была приоткрыта. Отец Василий ненароком подслушал разговор настоятеля с церковным бухгалтером. Дело в том, что в декабре каждого года составляется финансовый отчёт в епархию: сколько пожертвований получено, какие суммы были направлены на ремонт храма, на приобретение церковной утвари, указываются траты на церковно-приходскую школу и на православные праздники, проводимые в храме.

— Излишек между расходом и приходом за год составил два миллиона семьсот пятьдесят семь тысяч рублей, — докладывала бухгалтер.

— Непорядок это, — покачал головой отец Мефодий, — прознают в епархии и повысят нам отчисления. Ольга переделай отчёт, раскидай эти деньги на проведение православных праздников в нашей церковно-приходской школе.

— Хорошо, — кивнула Ольга. Она сделала пометку в своих бумагах, потом спросила: — Оставим излишек на счёте. Может, часть денег пустим на премии к рождеству?

— На счетах деньги оставлять нельзя! — настоятель встал из-за стола. Он закрыл форточку и повернулся к бухгалтеру: — Это у вас мирян подарки ждут от начальства. Мы божьи слуги не корыстью живём, ибо сказано в Священном Писании: «Корыстолюбивый расстроит дом свой, а ненавидящий подарки будет жить».

Отец Мефодий погладив бороду, улыбнулся:

— Бог дал единожды, а человек он же алчен в желаниях своих. Дашь ему раз, а в другой раз он уже требовать будет. Так ведь Господь сегодня дал, а завтра взял.

— Что же делать?

— Деньги со счета нужно убрать, но что бы по документам всё чисто было!

— Я понимаю, — кивнула Ольга.

Отец Мефодий рассмеялся и затряс своей бородой, потирая свои пухленькие ручки:

— Воистину Бог гордыне противится, а смиренным даёт благодать. Мишутка, внучок мой младшенький, мечтает о машине, а с просьбами своими деду не докучает. В Рождество Господне он своё двадцатилетие отмечает, подарю ему машину.

Долго потом отец Васили не мог забыть мелкий, словно бисер смех отца настоятеля и его пухленькие ручки.

«Пусть поступок настоятеля недостойный, но кто я, что бы судить его?!» — думал отец Василий после ухода Полины, стоя у книжного шкафа в своём кабинете.

«А почему ты не можешь судить его?! — раздался у него в голове незнакомый голос. Это было так неожиданно, что отец Василий в страхе оглядел кабинет, он здесь был один. Голос меж тем продолжал: — Отец Мефодий Храм Господень превратил в собственную торговую лавку. Старухи кладут рублик в церковный ящик для пожертвований не от избытка, а от скудости своей, отрывая рублик от себя. Последнюю копейку несут они в Храм. А Мефодий?! Не во славу Господа эту лепту употребляет, а на «Мерседес» внуку своему. Не по заслугам он настоятель храма. Ты же наоборот достоин места этого!»

Отец Василий встряхнул головой, прогоняя назойливый голос, и для себя решил:

«Встречусь с Региной и расскажу ей всё, должна наша Церковь очищаться от скверны!» — и мысли его понеслись в сладкие фантазии, как станет он настоятелем этого храма.

— Господи сотвори справедливость! — зашептал отец Василий, осеняя себя крестным знамением, и рисовались в голове его радужные картины.

«Доход отца настоятеля это тебе не тридцатитысячный оклад, на который нужно жить с матушкой да пятерыми детишками. Станешь настоятелем, тут же справишь матушке шубу, — возбуждённо шептал голос, — а то стыдно сказать, твоя жена Екатерина, ходит в стареньком китайском пуховике».

И тут священник с ужасом заметил, что когда размышлял о том, как купит матушке шубу, руки он потирал точно так же как отец Мефодий.

«Бес попутал!» — ужаснулся священник.

Вспомнился ему один случай из его послушнической жизни: был у него товарищ в Кирилло-Белозерском монастыре, которого звали Николай Смирнов, такой же послушник, как и он сам. Однажды Николай задал вопрос их наставнику отцу Варфоломею:

— Батюшка, вразуми! Выбрали мы с Василием служение Богу, но плоть наша бунтует, по ночам женщины сняться.

— В IV веке, — отвечал отец Варфоломей, — Макарий Египетский посетил братию в далёкой пустыньке. Проходя мимо кельи одного из монахов, увидел он множество веселящихся бесов. Монаха того, так же как вас одолевали бесы, волнуя плоть. Понял святой Макарий, что брат сей пренебрегает своими монашескими обетами и предаётся нечестивым мыслям. Макарий посоветовал этому брату читать молитвенное правило и бесы пропали. Тоже я посоветую и вам, читайте молитву дети мои и отстанут бесы.

Выскочил отец Василий из кабинета и бросился к иконе Спасителя.

— Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя твоё, — зашептал священник крестясь. Тут знакомый уже голос в голове его, интимно зашептал:

«Станешь настоятелем храма, и вознесёшь среди паствы своей славу Господу, житием, любовью и верой чистою».

С улицы через окно, проникал свет фонарей и луны, падал он на лик Иисуса Христа. Свет играл на иконе, и казалось священнику, что подмигивает ему Сын человеческий с иконы, словно заговорщику.

— Пляшут бесы, — с тоской прошептал священник.

«Почему?!» — искренне удивился голос.

Отец Василий опять оглянулся, в храме был церковный сторож Иван, задувающий свечи, но говорил явно не он. Голос меж тем продолжал вразумлять священника:

«Сказано же апостолом Павлом: «Ибо никто не имел ненависти к своей плоти, но питают и греют её». Ты будь, как все, питай и грей плоть свою, матушки и детушек».

Вышел отец Василий на крыльцо церкви. Шёл снег, подставив лицо под кружащие снежинки, подумал священник:

«Сделаю, как ты говоришь Полина».

В это время та ехала на машине и разговаривала по телефону с Региной Журавлёвой.

— Василий Блаженный согласился поговорить с тобой. Не откладывай дело, пока он не передумал.

— Хорошо, завтра с ним встречусь, — пообещала Регина. — Он стоящий материал предоставит?

— Убойный! — заверила Левина.

Женщина в белом пуховике переходила перекрёсток на красный свет светофора, и Полина едва успела нажать на тормоз.

— Чёрт! — выругалась она.

— Что у тебя?

— Дура одна под колёса лезет, — Полина проводила взглядом удаляющуюся женщину в белом пуховике.

Примечания

2

Кракелюр — трещины на красочном слое в произведении живописи или на другом лакокрасочном пкрытии.