Приключения Славки Щукина. 33 рассказа про враньё

Евгений Мамонтов, 2014

Как быть, если у тебя богатая фантазия, а вокруг столько всего интересного? Если тебе 12 лет, у тебя когда-то был прапрадедушка Фридрих с усами, как у императора Вильгельма? И как решить, что страшнее: синяя земляника или сумасшедший дом с привидениями? Эта книга о детях и взрослых – для детей и для взрослых. «Здравствуйте, меня зовут Славка Щукин. Сам не понимаю, как я стал героем этой книжки. Случилось так, что я однажды рассказал нашему соседу историю про ежика, а потом еще несколько других, ну так и пошло. Я рассказывал, а наш сосед их записал. Я прочитал и был в ужасе. Никому ничего нельзя рассказывать. Все в книжке правда, все как было, но выходит, что я сам все время вру. Тогда я сказал этому писателю: “Знаете что? Вы лучше скажите, что никакого Славки Щукина не было, и вы всё это сами придумали. А про меня потом нормальную книжку напишите, где я буду настоящим героем и совершу что-нибудь замечательное”». Об авторе: Евгений Мамонтов (1964 г. р.), писатель, педагог. Окончил Литературный институт им. А. М. Горького. Публиковался в журналах «Дальний Восток», «Октябрь», «Сибирские огни», «Нева» и «Новый мир». Лауреат премий «Ясная Поляна», В. Астафьева и О`Генри. Живет в Красноярске.

У дедушки

До конца каникул оставалось еще неделя. Последняя.

И меня отправили к деду, помогать ему клеить обои.

Это странно — я обои никогда раньше не клеил. Как же я буду помогать, если я сам не умею? «Вот и научишься заодно», — сказали мне родители. Когда я вырасту, обязательно научусь так говорить, чтобы со мной бесполезно было спорить. А пока стал собираться. «С ночевкой!» — крикнули мне вдогонку, и у меня аж рот задрожал от обиды.

Вообще-то, дед Данила (отец моего отца) у нас в семье самый прикольный. Поэтому его никто не любит. Дед, когда немножко выпьет, кричит на всех родственников: «Смирна-а!» Он бывший военный, полковник в отставке. У него есть медали на кителе в шкафу. Вообще, у него много чего есть. Например, виниловые пластинки и проигрыватель. Он их иногда включает. Странная музыка. «Это что, военная?» — спросил я как-то. «Олух, — крикнул дед, — это джаз!» Потом подозвал меня, погладил по голове и сказал: «Папаша твой остолоп — ничему тебя не учит».

Когда я был еще во втором классе, дед научил меня играть в шахматы. Когда мы с ним играем, он всегда убирает с доски своего ферзя и одну ладью, дает мне фору. Раньше он убирал две ладьи. Но я все равно всегда проигрываю. Правда, теперь мы играем долго. А раньше я проигрывал за одну минуту. Это называется киндермат.

А еще дедушка Данила пишет стихи. Прямо как Пушкин, только не про любовь.

В общем, я приехал к деду и позвонил в дверь. Дед открыл и уставился на меня.

— А где мамка твоя? — спросил он.

— Дома.

— А кто ж обои клеить будет?

— Я… Ну, когда ты меня научишь.

Дед пнул ногой связку с рулонами обоев, что стояла в коридоре, и сказал что-то ужасно длинное и непонятное. А потом сказал: «Заходи, помощник…»

Но вместо того, чтобы клеить обои, мы сели играть в шахматы. Потом обедали. Дед у меня сам готовит себе обед. На первое был борщ, на второе макароны по-флотски. И салат, в котором оказалось очень много лука. «Ешь, ешь — зимой болеть не будешь!» — сказал дед, видя, что я поморщился. За обедом он налил себе из графинчика жидкость, похожую на чай. Я знал, это настойка. Выпил, а потом сидел улыбаясь. И ему захотелось почитать мне свои стихи. «Слушай! Вот недавно написал…»

Я выпрямился. У нас все родственники напрягаются, когда дедушка читает стихи, потому что он зорко поглядывает на слушателей, и не дай бог кому-нибудь зевнуть или почесаться.

Дед надел очки, откашлялся и начал:

«С победою глупость вновь к власти пришла,

За шлагбаум народы она развела.

Уж Рузвельта нет, а наследник далек

От мыслей Франклина. И Черчилль завлек

Его Фултонским планом —

Восток обуздать —

Агрессивный блок НАТО в Европе создать.

Но двойственна палка — и вот уж ответ:

ВОС из Варшавы шлет НАТО привет.

Запад и „Сэм“ не сумели понять,

Что буфер хлыстом не должно заменять.

Советский Союз играл важную роль.

Для них это было, как на рану соль.

Совсем очевиден стал давний их план:

Рассеять в пространстве всю расу славян.

Блок братских народов развеять, как пух,

Впитавших давно героический дух…»

«Вот дает дед, — с гордостью подумал я, — ничего не понятно! Так бы даже Пушкин с Лермонтовым вдвоем не сумели, а деда мой — запросто!»

— Деда, это тебя в армии научили такие стихи писать? — спросил я.

— Нет, это божий дар, — ответил дед, снимая очки.

— Классно, — сказал я.

— Что классно?! — закричал дед, — Ты же не понял ни черта!

Но потом успокоился и сказал: «Вот подрастешь, подучишься и тогда поймешь…»

Обед и чтение стихов утомили деда, и он задремал на диване, укрыв лицо газетой. А я от нечего делать пускал по квартире самолетики. У деда на столе лежала стопка бумаги. И я сделал много самолетиков. На одних нарисовал звезды, на других немецкие кресты и пускал. Один из самолетиков летал лучше других. А потом он застрял на шкафу. Я тихонько взял стул, приставил его к шкафу, встал и потянулся за самолетиком. Там я нащупал еще деревянную шкатулку.

Я взял ее тоже. Посмотреть. В шкатулке было несколько писем, перетянутых резинкой, золотое кольцо и завиток золотистых волос, завернутый в бумажку, и еще монета с орлом на одной стороне и каким-то дядькой в профиль на другой. Тяжеленькая. В общем, ничего особо интересного. Солнце уже стало отражаться в старом трехстворчатом зеркале, и я совсем заскучал, пуская самолетики, когда один из них клюнул носом газету, которой дед накрыл лицо. Дед заворочался, проснулся и посмотрел на меня строго. «А ты что здесь делаешь? Ах, да…» — сказал он. «Долго я спал?» «Ты спал деда, как египетский фараон, целую вечность» — сказал я.

Дед взял со стола пачку папирос и стал искать спички.

— Деда, вредно курить, ты же сам доктор, понимать должен… — сказал я.

— Да, ты прав, — сказал дед.

— А почему куришь?

— Дурак, вот и курю. А ты будь умнее, не начинай, — дед чиркнул спичкой и вышел на балкон.

— А ты на войне ведь был? — спросил я его.

— На какой? — ответил он, не оборачиваясь.

— Ну, на той, с фашистами.

— Господи! Мне семьдесят лет будет. Посчитай сам, мог ли я быть на той войне. Или теперь в школе и арифметику не учат?

— Ну, а на какой же ты был?

— На разных. Ты и стран таких не знаешь.

— И ты людей убивал?

— Да ты что, Славка, очумел? Я же доктор. Я раненых оперировал.

Потом мы с дедом пошли в магазин покупать торт. Дед покупает торт, только когда я к нему приезжаю. Я просил еще купить мне жвачку и «сникерс», но дед посмотрел на меня сверху, нахмурив брови. Мы ужинали, потом пили чай с тортом. Потом опять сели играть в шахматы. Я спросил: «А когда же обои будем клеить?» «Не отвлекайся, — сказал дед, — тебе шах!» И когда я положил своего короля на доску, похвалил: «Молодец, на сорок втором ходу!» «Ты что, считал?!» «Не нарочно, само отложилось…» — сказал дед.

— А зачем ты шкатулку трогал? — спросил он, только сейчас заметив на столе деревянную коробочку, которую я снял со шкафа.

— У меня самолетик на шкафу застрял, вот я и снял его вместе с ней.

Дед кивнул, видно было, что он не сердится.

— А что там за монета?

— Монета? — дед открыл шкатулку. — А… Это золотой червонец, николаевский.

— Что, правда из золота? — Я взял подержать и заново стал рассматривать монету. Я никогда не видел золотых монет. — А это кто?

— Ну там же написано — император Николай второй.

— Русский?

— О господи… Японский!

— А можно мне ее взять?

— Чего захотел, — усмехнулся дед. А потом сказал: — Подарю, когда ты у меня в шахматы хоть раз выиграешь.

— У тебя выиграешь…

— А ты постарайся. Поучись.

Дед встал, подошел к шкафу, открыл дверцу и достал книжку:

— Вот, когда прочитаешь всю — выиграешь у меня.

Книжка была старая, автор иностранец, какой-то Левенвиш, но с русским именем Григорий Яковлевич. А напечатана аж в 1957 году. Наверное, еще при этом императоре Николае Втором.

Потом мы стали готовиться ко сну.

— Иди в коридор, вычисти хорошенько ботинки себе и мне, потом в ванную — чистить зубы, — велел дед.

Перед сном дед читал мне вслух книжку про следователя, какого-то комиссара Мигрень, как он по желтым перчаткам нашел преступника. А потом я уснул.