Не без обломов

Евгений Макарихин

Сборник рассказов «Не без обломов» – это десяток отражённых эпизодов детства, отрочества, юности и молодости автора. Реалии советских 1980-х годов и бурных постсоветских 1990-х предстают перед читателем в разных ракурсах. Развенчание наивности и иллюзий, столкновение со случайностями и странностями, преодоление трудностей и познание мироустройства, в целом – «как молоды мы были» в исполнении среднестатистического нижегородца.

© Евгений Макарихин, 2023

ISBN 978-5-0056-4812-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ВЫСОКИЕ ЧУВСТВА И ОБЛОМЪ

В самом начале 1990-х гг. в выпускном классе обычной школы города NN училась одна девушка украинского происхождения, — ну, скажем, Марина. И очень ей нравился один парень из её класса, — ну, скажем, Лёша. Настолько же, насколько Лёша был для своих лет умён, саркастичен, циничен и аристократически «уставши от жизни», Марина была энергична, весела, жизнерадостна и целеустремлённа в донесении своих пробудившихся весенних чувств до Лёши.

Так как внешними данными Марина блистала не очень, и достаточно высокий коэффициент интеллекта — для того, чтобы Лёша обратил на неё внимание хотя бы по уму, — увы, не озарял её лицо (хотя бодрый жизненный настрой всегда освещал его улыбкой), то она решила привлечь внимание Лёши к себе тонкими культурными средствами.

Учительница русского языка и литературы старших классов этой школы, Галина Георгиевна, несла в себе приличный заряд шестидесятнического романтизма и всяческой морально-коммунистической придури. В её голову, незадолго до пробуждения Марининых чувств, пришла идея организации «литературных вечеров»: чтобы после уроков ученики старших классов — или, по крайней мере, хотя бы 11-х классов, коих было целых четыре — собирались в актовом зале, читали какие-нибудь стихи, куски прозы, пели песни под гитару, и т. п.

Никто из учащихся эпохи полного угасания советского коллективизма не горел энтузиазмом в ходе подготовки вечера. Разве что, мысль насчёт подтянуть итоговую оценку по литературе или русскому языку подталкивала отдельных лиц к тому, чтобы выучить стишок или спеть песенку… Но вот, на фоне общей апатии, Марина неожиданно предложила Галине Георгиевне не просто кусок прозы или поэзии со своей стороны, а пополнить программу вечера аж… танцевальным номером! Этим номером должна была стать, как и следовало ожидать, исходя из личностных культурных особенностей Марины, «цыганочка с выходом».

Несмотря на то, что цыганочка жанрово и тематически не очень вливалась в творческую линию Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого, А. П. Чехова, М. Ю. Лермонтова, А. А. Блока и т.п., понятное дело, она бы способствовала обращению внимания Лёши на Марину, — хотя бы на её внешнюю сторону, ещё не доходя до глубокого внутреннего мира… Галина Георгиевна, обрадованная инициативой снизу, дала Марине «добро», и работа закипела.

Девушкой была подобрана музыка, продуман и пошит соответствующий танцу наряд и, главное, за пару недель подготовлена какая-никакая оригинальная хореография на 3 минуты самостоятельного сольного танца; уже подвиг!.. Усилия Марины стоили свеч потому, что присутствие Лёши на литературном вечере было гарантировано, несмотря на его естественное отвращение к подобным мероприятиям. Он, отучившийся в музыкальной школе, был волюнтаристски задействован Галиной Георгиевной как аккомпаниатор на гитаре для сопровождения песни из кинофильма «Ирония судьбы» на стихи Цветаевой — «Мне нравится, что вы больны не мной».

Итак, человек сорок 11-классников расселись в актовом зале, поближе к сцене, и литературный вечер начался. Первым номером на сцену вышла красивая, хрупкая и интеллигентная девушка из параллельного Марине и Лёше класса, чтобы под аккомпанемент Лёши спеть «Мне нравится, что вы больны не мной». Лёша с гитарой в руках сидел на 4-м от сцены ряду в центре, но на сцену не вышел. Его саботаж состоял в том, что он просто не выучил этой песни, в чём откровенно и признался Галине Георгиевне; и вот, мол, что хотите, то и делайте… Сидевший на 5-м ряду приятель Лёши, — ну, скажем, Олег, — который на тот момент также втягивался в орбиту музыкального исполнительства как панк-гитарист, но музыкальных школ не оканчивал и потому, в отличие от Лёши, официально не котировался, — был крайне горд за своего товарища.

Так как никто из присутствовавших учеников и учениц не обладал более высокой музыкальной квалификацией, чем Лёша, отдавший семь лет скрипке, то крыть его цинизм было нечем. Милая девушка на сцене, собрав волю в кулак, ангельским голоском спела знакомую всем песню «а капелла».

Марина шла вторым номером. Галина Георгиевна, предварив её выступление словами о том, как здорово, когда в коллективе есть задорные и боевые девчонки — энтузиасты общего дела, поставила принесённую Мариной пластинку на казённый проигрыватель, помнивший, наверное, ещё времена Хрущёва.

Самобытная артистка, нервничавшая за дверью актового зала, вспорхнула на сцену, осветив — не поверхностной красотой, но не по годам рано вызревшим украинским нутряным сексапилом, — всё вокруг, включая и Лёшу на четвёртом ряду. Он, тихо тренькавший какую-то песню группы «Дип пёрпл» на принципиально нестроившей лад убогой гитаре, законно находившейся в его руках, поднял глаза и стал внимательно рассматривать контуры тела Марины, что и требовалось. Раздались первые аккорды цыганочки, и Марина, увешанная монисто и всей сопутствующей цыганской атрибутикой, в длинной красной юбке, поплыла по сцене, не переставая призывно строить глазки субъекту своего целеполагания. Мужская часть аудитории, переживавшая пору полового созревания и бродившая весенними гормонами, которой была непонятна конкретика интенций Марины, радостно внимала зрелищу. Девушки, бывшие в курсе девичьих страданий, метались взглядами между Мариной и Лёшей.

Музыка становилась громче и быстрее; наступил какой-то переломный момент, когда характер танца должен был измениться и перейти в более активную фазу. Замечательная в своей целенаправленности хореография Марины, успевшей за полминуты танца испепелить Лёшу призывными взглядами, обозначала этот переход вскидыванием рук вверх…

Внимание Лёши было уже сильно привлечено. Практически приватный по отношению к нему танец Марины совсем отвлёк его от игры на гитаре, и он смотрел только на сцену, а именно на колебания бёдер Марины, угадывавшихся под юбкой. Всякий мужчина в зале в тот момент желал бы, чтобы на Марине было поменьше одежды, а танец продолжался бы в том же духе. И коллективное желание неожиданным образом материализовалось. Резкое движение Марины создало критическое напряжение в области её талии; резинка, на которой держалась юбка, лопнула. Юбка упала вниз, — и руки Марины, именно в этот момент вскинутые вверх, никак не успели задержать её падение. Более того: Марина, смотревшая прямо перед собой, увлечённая танцем и соблазнением Лёши, откровенно говоря, не то что бы моментально заметила потерю существенной части своего наряда…

Все увидели Марину в исподнем, так сказать, «в свете рампы». Для советской школы — вернее, начинавшей становивться постсоветской, — это было круто. Лёша первым изо всех нарочито громко засмеялся. Такой стала кульминация вечера изысканной поэзии.

Дальнейшее происходило как в убыстренной съёмке: Марина, подняв юбку с пола, за долю секунды испарилась из зала. За ней побежал с десяток её одноклассниц, в полной мере оценивших степень её личной трагедии. За дверью актового зала они окружили танцовщицу плотным заслоном, создав ей нечто вроде живой кабинки для переодевания, — а Марина билась в истерике от произошедшего общественного позора. Публика начала расходиться, и растерянная Галина Георгиевна этому не препятствовала…

Вот так полёт души, практически flash-dance Марины в прямом смысле оборвался вместе с парой ниток; видимо, швейным делом Марина владела хуже, чем хореографией… Лёша вплоть до выпускного вечера не воспринимал её персону в каком-либо ключе, кроме юмористического. Первое мероприятие для духовного роста школьников от Галины Георгиевны стало и последним, — так как после Марининого дебюта у всякого старшеклассника при словах «литературный вечер» появлялась нездоровая ухмылка на лице и, психологически говоря, «эйфорические воспоминания».

А, в общем, зря Марина убежала со сцены…