Запах ведьмы

Евгений Зубарев, 2023

Остроумная история, начинающаяся как комедия положений, как веселый роман без обязательств, заканчивается чудовищным общечеловеческим катаклизмом. Вы увидите трагедию тысяч женщин, заклейменных как ведьмы четыреста лет назад. Эта трагедия возвращается в современность, становится актуальной. И снова, как в средневековье, даже образованные и воспитанные мужчины оказываются готовы убивать женщин, лишь только заподозрив в них ведьм.

Глава 7

В этом кабаке мы не задержались больше двух часов — Николь заявила, что нас ждут не дождутся в каком-то «Дятле», где, собственно, и состоится наш первый реальный выход в свет.

Николь откровенно волновалась, и ее волнение неожиданно стало передаваться Гансу — тот теперь сопел чаще обычного, а уж бдительно обозревал окрестности, играя в охранника, и вовсе каждую минуту.

Милу мы оставили в кабинете: когда я расплатился, Николь сама предложила ей «досидеть с друзьями за нас этот стол», и, не успели мы спуститься по лестнице на один пролет, как наверх с дробным топотом пронеслась ватага стройных девушек с голодными глазами. Некоторые, пробегая рядом со мной, успевали томно улыбнуться и даже слегка задеть меня своими бедрами или грудью, но потом все равно вприпрыжку неслись наверх, несмотря на каблуки и тесные платья.

В холле все еще дежурил тот самый седой швейцар, но на этот раз он отработал свою сотню баксов по полной программе — просеменил рядом, распахнул наружные двери, прикрыл меня зонтиком от несуществующего дождя и довел до уже раскрытых дверей нашего лимузина.

Я с легким сердцем дал ему тысячную купюру, про себя заметив, что стал привыкать к подобным тратам, хотя еще пару дней назад искренне назвал бы подобную выходку идиотской.

Швейцар благодарно кивнул и, прикрывая за мной дверь, шепнул себе в усы, но так, чтоб я услышал:

— Столичный УБОП ищет беглых солдатиков. А работают менты вместе с военной комендатурой.

Я вытаращил глаза на швейцара, а он уже через опущенное окно спокойно показал взглядом на черный бумер, припаркованный неподалеку.

Я открыл рот, чтобы задать очевидный вопрос, но швейцар тут же молодцевато отдал мне честь и пошел назад, к парадному входу.

Мы медленно тронулись с места, и я обернулся посмотреть, что там делает бумер.

— Миш, ты чего дергаешься? — спросила Николь, тоже бросая тревожный взгляд назад.

Я очень не хотел ее разочаровывать и потому просто отмахнулся, но она пересела из середины салона ко мне на заднее сиденье и потребовала:

— Говори. Я видела, швейцар тебе что-то сказал.

Я потянул время, поправляя парик, но потом понуро признал:

— Швейцар сказал, что менты нас ищут. И комендатура.

— Он тебя раскусил?! — взвилась Николь и схватила меня за грудки. — Ты что-то сказал ему, кретин? Как он тебя раскусил?

Я пожал плечами и снова повернулся назад.

Черный бумер уже вырулил со стоянки и ехал за нами.

Ганс наконец снял свои идиотские темные очки и тоже посмотрел в заднее стекло.

— «Хвост», что ли? — спросил он так легко и непринужденно, словно всю жизнь только и делал, что уходил от «наружки».

Заигрался человек в охранника, уже не унять — только пристрелить.

Николь устала смотреть назад и отвернулась, спрятав лицо в ладонях.

— Мля, столько денег впустую, столько времени! И все из-за вашей тупости! — донеслось до меня.

— А чего случилось-то? — снова обозрел окрестности Ганс.

— Твой приятель прокололся. Менты за нами едут, — сообщила сквозь всхлипы Николь.

— А зачем ментам за нами ездить? — удивился Ганс. — Если б мы им нужны были, они бы нас на выходе повязали.

— Им, наверное, третий нужен, — предположил я, но, увидев непонимающие физиономии, начал объяснять все сначала — с заметки в газете про солдат-насильников.

Николь слушала меня с нарастающим вниманием, даже слезы не вытерла, а потом вдруг спросила:

— А это не вы? По повадкам так точно подпадаете.

— Ты что, женщина, — возмутился Ганс. — Михась же русским языком тебе сказал: то ж танкисты были, из-под Кубинки. А мы — мотострелки! С Балашихи. Разницу надо понимать!

— Танкисты, мотострелки… Члены у всех одинаковые, — огрызнулась Николь, доставая пудреницу.

— Э, не скажи! Вот, к примеру, у нас в Саратове мужики на членах ведра носили на спор, — с воодушевлением начал было рассказывать Ганс.

— Ага, саратовские мужики настолько суровые, что вытирают задницу наждачной бумагой, — ухмыльнулась сквозь слезы Николь, припудривая носик.

— А саратовская порнуха настолько суровая, что ее запретили в Германии, — добавил я.

— А саратовские влагалища такие суровые, что откусывают гинекологам пальцы, — подхватила Николь.

— А саратовские студенты настолько суровы, что военком сам от них бегает, — рассказал я.

— А саратовские бабки… — начала было Николь.

Но Ганс привстал с сиденья, показал нам кулачище и рявкнул:

— А я вам сейчас челюсти сломаю!

И мы с Николь заткнулись.

Наш лимузин совершил плавный поворот, выруливая на неожиданно свободный проспект, и Ганс вдруг удивленно заметил:

— А бумера-то за нами нет. Отвалился ваш «хвост».

Мы все принялись всматриваться во всполохи огней за бортом, но лично я ничего обнадеживающего там не увидел. Впрочем, с моим зрением это наблюдение ни о чем не говорило, и я с надеждой уставился на Николь — она девчонка глазастая.

— Ну да, — спустя минуту-другую признала Николь. — Нет за нами никакого черного бумера. «Хонда» едет зеленая, мерс катит серебристый, еще какая-то хня невнятная пилит, а бумера не видно. Гнал твой швейцар, цену себе набивал.

— Ага, ложная тревога, — обрадовался я.

Но Николь испытующе взглянула мне в глаза.

— А как же он все-таки тебя раскусил, ты объяснить не хочешь? На лбу у тебя вроде никакого мотострелкового клейма не видно.

Я в который раз за эти дни пожал плечами, и тут наш лимузин встал.

— Приехали, — крикнул нам из кабины водитель.

И мы все повернули голову на голос.

Ганс показал толстым пальцем на кабину и негромко, но убедительно сказал:

— Вот кто нас сдал. Водилы и швейцары всегда заодно. И тусуются они вместе, пока господа гуляют.

Николь закусила губу и покачала головой.

— Этого водилу я больше года знаю. Это же Семен, человек Марка.

Ганс скривился.

— А мне и босс твой краснорожий тоже сразу не понравился. Липкий такой гнус, обходительный, тьфу.

Николь подняла голову и громко сказала:

— Вы, главное, не забывайте, на чьи деньги сейчас развлекаетесь. Пошли! Шоу маст го он!

— Шо? — удивился Ганс.

Но тут с обеих сторон распахнулись дверцы лимузина, а за ними показались озабоченные лица.

Мы с Гансом посмотрели друг на друга, одинаково тяжело вздохнули и полезли на выход.