Любовь на краю мира

Евгений Грушко

Детство уже прошло, а взрослая жизнь ещё не наступила. Именно в этом возрасте приходит такое потрясение, как первая любовь. И именно в это время люди впервые оказываются на судьбоносном перекрёстке, когда должны решить, кем они станут и по какому пути пойдут. От этого выбора зависит, что их будет ожидать: счастье или горе, радость или слёзы, боль или спасение… Но есть путь, который может спасти всех.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Наутро, как только Костя проснулся, сразу вспомнилось вчерашнее происшествие — и настроение вмиг испортилось. Захотелось сказаться больным, зарыться под одеяло и спать. Но мысль, что нож у Губенко, заставила его встать.

В ванной он оглядел себя: под глазом красовался фингал, чуть выше кисти расплылось фиолетовое пятно, на плече, куда пришёлся удар, чернел перфорированный след арматуры.

«Припечатал как следует, — подумал Костя. — Хорошо хоть руку не сломал».

Он открыл кран и принялся умываться.

А потом разговор с матерью всё же состоялся. Костя уплетал бутерброды и запивал их чаем, а мать сидела напротив.

— Ты мне расскажешь, что случилось? — спросила она.

Первым желанием было рассказать всё, как на духу, но Костя поднял взгляд и вдруг подумал, что она попросту не поймёт.

«Ну как она может понять? Ведь она женщина, и ей никогда не приходилось драться!»

А Косте ещё предстояло сегодня это сделать. Потому что вряд ли Губенко захочет отдать нож просто так.

— Мам, я в норме, — сказал он.

— Я вижу.

— Просто подрался. Обычное дело.

— По-твоему, арматура — обычное дело?! А если бы тебя покалечили?

Костя посмотрел на неё с упрёком.

— Мам, ну чего ты? Не покалечили же.

— Ты посмотри, куда ты катишься? Чем ты занимаешься? Что ты делаешь?!

— А что я делаю? — удивился Костя и улыбнулся. — Я завтракаю.

— Костя, ведь так жить нельзя!

— Почему это нельзя? Очень даже можно, — ответил он с улыбкой.

— Прекрати паясничать! — сказала мама.

Она заглянула ему в глаза и спросила уже спокойным тоном:

— Костя, тебе чего-то не хватает? Тебе плохо?

— Мам, мне хорошо. И мне всего хватает, — ответил он.

Но его слова всё равно её не успокоили. Лена была ещё молодой женщиной, и ей было страшно. После гибели мужа её сын всё больше отдалялся от неё. Он пропадал на улице, всё чаще ввязывался в неприятности и всё меньше разговаривал с ней. Раньше воспитанием занимался муж, но теперь всё лежало на ней. И она не знала, как быть. Вот и теперь он был неприступен и ничего не хотел рассказывать.

Лена вздохнула и произнесла:

— Если отец был бы рядом, ты бы так себя не вёл.

— Если бы он был рядом, то позволил бы мне решать проблемы самому, — ответил Костя.

Лена хотела возразить, но промолчала. Она вспомнила, что муж действительно всегда был за самостоятельность сына, и смягчилась. Она посмотрела на синяк и сказала:

— Может, тональником замазать?

— Может, мне ещё припудриться? — с улыбкой ответил Костя.

Лена всё чаще замечала, что он становился похож на своего отца.

— А как ты себя чувствуешь, не тошнит? Голова не болит?

— Говорю же, я в порядке.

«Ну вот, — подумала Лена, — совсем как Петя».

— Ладно, ешь, — сказала она. — Я после работы зайду в аптеку, куплю мазь от синяков.

Лопухов и Камыш курили возле входа на школьную территорию. Камыш, как обычно, втягивал руки в рукава, зажимая сигарету в кулаке. Казалось, что он и курил только лишь для того, чтобы согреться. Он затянулся и выкинул окурок.

— Ладно, погнали в школу. Холодно.

— Да чего тебе всё холодно-то! — сказал Лопухов, но он тоже порядком промёрз и поэтому приподнял воротник кожаной куртки.

На дороге показался Константин.

— Вон, Костян идёт! — сказал Дима.

Тот подошёл к друзьям.

— Здорово!

— Ну чего, как ты? — спросил Лопухов.

— А сам не видишь? — ответил Костя. — Дай сигарету.

Тот достал пачку. Константин закурил.

— Да уж, хорошо тебе въехали, — сказал Дима, разглядывая фингал под глазом друга.

— Губенко проходил? — спросил Костя.

— Какой?

— Из одиннадцатого.

— Не видел. А что?

— Он вчера мой нож забрал.

— И что?

— Сегодня он мне его вернёт.

Лопухов и Камыш переглянулись. Они знали характер Кости и понимали, что тот способен пойти до конца.

— Слушай, может, забьёшь ты на это? Окучили толпой, с кем не бывает, — сказал Камыш.

Во взгляде Кости мелькнула ненависть.

— Забить?!

— Костян, они всё-таки старшие, — пояснил Камыш, — от них потом проблем не оберёшься.

— Каких проблем?! Тех, что были вчера?! Так не страшно — переживу!

Константин выкинул сигарету и пошёл к школе.

«Тоже мне друзья! — подумал он. — Ссыкуны! Лопух ещё хоть сомневался, а Камыш убежал и глазом не моргнул!»

Друзья посмотрели ему вслед.

— Нехорошо получилось, — проговорил Лопухов.

— Ты о чём? — не понял Камыш.

— Зря вчера мы не остались с ним.

— Это зря Костян с нами не побежал. Включил героя — и получил!

Дима понимал, что Камыш в чём-то прав, но всё же чувствовал, что не стоило им вчера убегать.

— Не знаю, — сказал он, — как-то это не по-пацански.

Первым уроком у Константина была физкультура, на которую он редко ходил. Изменять традиции сегодня он не собирался, и вместо того чтобы идти в спортзал, изучал расписание одиннадцатого «А», в котором учился Губенко. С холода валили ученики, кругом резвилась малышня. Один пятиклашка подбежал к другому и стукнул его по голове «сменкой», а когда стал убегать, то налетел на Константина.

— Слышь! Сейчас как!.. — припугнул Костя, но ребятня уже убежала.

И тут он заметил маленького мальчика. Он сидел на скамейке и силился снять ботинок, но тот не поддавался, и на глаза малыша уже наворачивались слёзы. Константин подошёл к нему.

— Ты чего, малой?

— Узел завязался, — сказал паренёк с такой обидой в голосе, будто это было самое большое испытание в его жизни.

— Давай помогу.

Костя присел на корточки и принялся развязывать узел.

— Да не расстраивайся ты так! Подумаешь!

— Я на урок опоздаю.

— Нашёл из-за чего переживать! — сказал Костя и улыбнулся.

Малыш немного успокоился и принялся разглядывать его лицо.

— Тебя побили?

Костя кивнул.

— А это больно?

— Ерунда!

Когда шнурок был развязан, прозвенел звонок.

— Всё, малой, шуруй в класс!

Рядом на скамейку упала спортивная сумка. Константин поднял взгляд и увидел одноклассницу — Снигирёву Татьяну.

— Привет, — сказала она, расстегивая молнию на куртке.

— Хелоу! — ответил он с некоторой небрежностью и встал.

Они никогда не были дружны, более того, казалось, что они жили в разных мирах. То, что было важно для Татьяны, Костю не интересовало, а что было важно для него, ей казалось ерундой.

— Что это ты на физкультуру пришёл? — спросила она, и в её тоне послышалась ирония, но тут она заметила синяк на его лице и добавила: — Кто это тебя так?

— Какая тебе разница?

— Да так, — Таня пожала плечами.

— Так? Ну и вали!

— Видать, не зря тебе наваляли.

Татьяна взяла сумку и пошла в гардероб.

Вскоре ученики разбрелись по классам, и школьные коридоры опустели. Константин подошёл к кабинету и заглянул в замочную скважину. Он сразу же увидел Губенко, тот сидел за последней партой.

«Если ждать перемены, — подумал Костя, — то за Губу впишутся его дружки».

В коридоре появился малыш, который не мог развязать шнурок. Он испугался и спрятался за поворотом, но Костя его заметил.

— О, малой! Ты чего здесь?

Малыш узнал Костю и вышел из-за угла.

— Я на урок опоздал, а учительница будет ругаться.

— Слушай, может, ты мне поможешь?

— А как?

— Зайди в этот кабинет и скажи учительнице, что Губенко вызывают к медсестре. Понял?

— А там какой класс?

— Одиннадцатый.

Костя увидел в глазах паренька испуг.

— Да ты не бойся, они первоклашек не обижают.

— Я во втором, — с гордостью сказал малыш.

— И второклашек тоже, — Костя улыбнулся. — Ну что, поможешь?

Тот подумал и сказал:

— Губенко?

— Ага.

— А ты меня будешь защищать?

— Буду.

— Тогда договорились.

Второклашка смело вошёл в класс, набрал в лёгкие побольше воздуха, а когда хотел выпалить задуманную фразу, то увидел, что преподавателя в кабинете нет. Он оглядел старшеклассников и растерялся, попятился к двери, но упёрся в стену, да так и остался стоять.

— Тебе кого, малыш? — спросила девушка, что сидела за первой партой.

— Губенко. Его вызывают к медсестре, — сказал тот.

Губенко отвлёкся от разговора с соседом и выкрикнул:

— Скажи ей, что ты его не нашёл!

Малыш вышел из класса.

— Ну, что? — спросил Костя.

— Его нет, — ответил тот.

— Как нет? А что учительница сказала?

— И её тоже нет.

— Понятно. Ладно, беги!

Костя решил, что придётся ждать конца урока, но вдруг послышался тяжелый стук каблуков. В коридоре появилась грузная женщина сорока пяти лет — завуч и учительница химии в одном лице. Она-то и должна была вести урок у Губенко.

— Так, Александров, ты почему не на уроке? — спросила она. — Что у тебя с лицом?

— Вера Петровна, меня медсестра прислала. Губенко вызывают в медкабинет, — сказал Костя.

— Да? А с каких это пор ты на посылках?

Завуч посмотрела на него с подозрением, но всё же ушла в кабинет.

Через минуту вышел Губенко.

— Губа! — окликнул его Константин.

Тот оглянулся.

— А, это ты, — проговорил он. — Чего тебе?

— У тебя мой нож. Его надо вернуть.

Губа мгновение подумал и посмотрел на Костю так, будто присматривался к нему.

— Ты уверен? — спросил он.

— Более чем.

Губенко достал из кармана нож и открыл лезвие.

— Ну раз ты такой борзый, так подойди и возьми, — сказал он и добавил: — Если не ссышь.

А в спортзале одноклассники Кости играли в волейбол. На площадке негласно руководили своими командами Таня Снигирёва и Алексей Родионов. Вот уже несколько лет они вместе ходили в одну секцию лёгкой атлетики. Лёша был широкоплечий и рослый, поэтому он специализировался на прыжках в высоту. А Татьяна делала успехи в беге на короткие дистанции. В жизни они дружили, но на физкультуре всегда играли за разные команды и соперничали с таким азартом, на какой способны только спортсмены.

Разводящий принял пас и выкинул мячик над сеткой. Алексей подпрыгнул. Хлёсткий удар! И кожаная сфера со звоном устремилась во вражескую половину поля — и попала в бедро Эли Киселёвой.

— Ай! — вскрикнула та. — Ты что делаешь?!

Эля была хрупкой девушкой и скорее старалась увернуться от мяча, чем принять его. Азарта ребят она не разделяла. В физкультуре её привлекал вовсе не спорт, а возможность покрасоваться в обтягивающих шортиках, чтобы парни не сводили с неё глаз.

— Эля, извини, — проговорил Лёша.

— Лось! — выпалила та.

У неё навернулись слёзы, и она вышла из спортзала. Алексей виновато посмотрел ей вслед. Ему хотелось пойти за ней, но он остался на площадке. А Татьяна заметила его взгляд и вдруг рассердилась:

— Лёша, подавай!

Тем временем Владимир Николаевич ходил за журналом в учительскую, а когда вернулся, то застал Элю в коридоре. Та плакала и растирала бедро ладошкой.

— Эля, что случилось? — спросил физрук.

— Родионов ударил.

— Как?!

— Мячом.

— А что ж ты плачешь? — физрук улыбнулся.

— У меня синяк теперь будет, — сказала Эля с обидой в голосе.

И тут в коридоре появилась Вера Петровна. Она почти бежала, впечатывая каблуки в пол.

— Вы медсестру не видели? — выпалила она. — Где её носит в рабочее время!

— Что стряслось?! — спросил физрук.

— Поножовщина!

— Так, Эля, иди в спортзал, — сказал Владимир Николаевич.

Взрослые пошли по коридору.

— Я в учительскую пошла за журналом, — стала объяснять Вера Петровна, — выхожу, а он стоит с ножом. Второй на полу сидит. И кровь кругом! Ужас! Я дар речи потеряла, думаю, лишь бы на меня не бросился. А он смотрит! И глазищи дикие!

Эля вошла в спортзал и сообщила:

— А завуч сказала, что кто-то устроил поножовщину.

— Да ладно! — проговорил Лопухов.

— Ты не шутишь? — спросила Татьяна.

— По-твоему это смешно? — сказала Эля.

Директор, плотный мужчина пятидесяти лет, сидел за столом в своём кабинете и грозно глядел на учеников. Константин стоял напротив. Губенко сидел на стуле, запрокинув голову и зажимая нос рукой. Нож, из-за которого произошла драка, лежал на директорском столе. Лезвие его было чистое и незапачканное кровью. В кабинет вошли завуч и Владимир Николаевич.

— Кирилл Андреевич, что произошло? — спросил физрук.

— Да вот, Владимир, устроили разборку.

Физрук бросил беглый взгляд на Константина и подошёл к Губенко, потрогал его нос.

— А! — прогнусавил тот.

— Нос цел. Ничего страшного, — сказал физрук и посмотрел на Веру Петровну. — Что ж вы панику поднимаете?

— Да если бы не я, они порезали бы друг друга! — проговорила та.

— Ага, а потом ещё школу взорвали бы, — сказал Губа.

— Ты, Губенко, помолчи! Дали по носу — значит, мало дали! — выпалила Вера Петровна и указала на Костю. — А этот! Александров! Это уже ни в какие ворота! Нагло, я бы даже сказала, хладнокровно обманул завуча! Вырвал ученика с урока! Устроил поножовщину!

— Вера Петровна, поножовщина — это когда есть ножевые ранения, — сказал физрук.

— Значит, устроил бы! — не унималась та. — Я двадцать лет в школе, но чтобы такое! Нину Васильевну довели до приступа, теперь за меня взялись!

— Губенко, кто начал драку? — спросил директор.

— Кирилл Андреевич, поверьте, я ни при чём, — сказал Губа таким тоном, будто говорил абсолютно искренне. — И вообще я ничего не видел.

— Вот, пожалуйста! — сказала завуч. — Уголовники!

— Так! — директор стукнул ладонью по столу, — Вера Петровна, почему вы ещё не на уроке?!

Он указал на Губенко.

— И вообще, отведите его в медпункт!

— Медсестры же всё равно нет, — растерялась завуч.

— Пусть тогда подождёт её в коридоре!

Губенко встал, зажимая нос рукой.

— Ну ты мне ещё ответишь, — тихо произнёс он, проходя мимо Константина.

Тот ухмыльнулся и сказал:

— Отвечу, отвечу.

Когда Губенко и завуч вышли из кабинета, директор посмотрел на Костю.

— Я не пойму, чего ты всё лыбишься? — спросил он.

— Потому что мой нож лежит на вашем столе.

— Значит, ты подтверждаешь, что нож твой?

— Подтверждаю.

— И что обманул завуча и вызвал с урока Губенко? Что подкараулил его с ножом?

Константин опустил взгляд, такая постановка вопроса совсем его не радовала.

— Ты понимаешь, что тут вызовом родителей не отделаешься? — спросил директор.

Костя прекрасно это понимал.

— Ты у меня не только из школы полетишь, ты у меня на зону поедешь! — продолжал директор.

— Кирилл, подожди с зоной, — сказал физрук и обратился к Константину: — Костя, давай по-мужски. Скажи, за что ты ему вмазал?

— Я хотел вернуть нож, — ответил тот. — Это подарок отца.

— Значит, нож был у Губенко? Это он на тебя с ним пошёл? — спросил физрук.

Константин молчал.

— Ну что ты молчишь? Ты что, не понимаешь, что это в корне меняет дело?

Костя хорошо это понимал, но он не хотел обвинять Губенко в попытке устроить поножовщину.

— Я к нему претензий не имею. И он, думаю, ко мне тоже.

— Зато мы имеем! — выкрикнул директор. — Такие претензии, что мало не покажется! Всё! Выйди и подожди за дверью!

— Нож верните.

— Пошёл вон!

Когда Костя вышел в коридор, то обнаружил, что его здесь ждали Лопухов и Татьяна.

— Ну чего, Костян, что сказали? — спросил Дима.

Константин сел на корточки и прислонился к стене.

— Я тебе говорю, ты вообще красава! — продолжил тот. — Как надо разукрасил Губу! Уработал — будь здоров! Он теперь надолго запомнит!

Константин молчал, а Лопухов, чувствуя вину за вчерашнее, хотел как-то поддержать друга:

— Костян, чего ты скис?

— Слушай, Лопух, что ты у меня над душой стоишь?

— А что?

Константин закрыл глаза. И Дима понял, что сказал лишнее и почувствовал себя ещё больше виноватым.

— Ну ладно, — сказал он, — скоро звонок. Я погнал переодеваться.

Когда он ушёл, Татьяна спросила:

— Костя, что там решили?

— Шла бы ты тоже! — проговорил он, не открывая глаз.

— Что ты мне грубишь? — сказала Татьяна.

Костя поднял взгляд.

— Да это вообще не твоё дело!

— Лопухов сказал, тебя побили толпой. И забрали вещи. Это правда?

— Лопухов — базарная баба!

— Ну как знаешь! — Татьяна пожала плечами и вошла в кабинет.

Это произошло так неожиданно, что Костя ничего не успел сказать. Он встал, но входить в кабинет не решился.

Потом он ходил по коридору и ждал, но через пару минут всё же не выдержал и вошёл в приёмную. Здесь за столом работала секретарша, Костя тихонечко приоткрыл дверь в кабинет.

Татьяна стояла перед Кириллом Андреевичем и говорила:

— Ведь вы директор школы, а не надзиратель. Ваша работа — учить людей, воспитывать, а не наказывать. Вы же понимаете, что этот нож для Кости — не оружие, а подарок отца. И он хотел его вернуть. Он не собирался никого резать. И не порезал.

Секретарша отвлеклась от работы и посмотрела на Костю.

— Мальчик, закрой дверь. И подожди в коридоре, когда тебя вызовут, — сказала она.

Когда Татьяна вышла от директора, Константин сидел на корточках возле двери. Он встал, но Таня бросила на него сердитый взгляд и ушла. Следом за ней из кабинета вышел физрук.

— В общем, считай, что тебе объявили устное предупреждение, — сказал он. — Скажи спасибо Татьяне. А нож я тебе после уроков отдам.

Вскоре прозвенел звонок. Дверь распахнулась, и с радостным криком выбежал мальчуган. За ним поспешили его одноклассники. И только потом в рекреацию стали выходить девочки. Началась перемена. И вновь школьные коридоры наполнились гулом и визгом. И вновь мелюзга носилась по рекреациям.

«Получается, что Татьяна заступилась за меня, — думал Константин. — Но зачем? Почему она это сделала?»

— Да она просто влюбилась в тебя! — сказал Лопухов после того, как Костя ему всё рассказал.

— Думаешь?

— Конечно! Иначе зачем ей тебе помогать?

На следующем уроке Костя наблюдал за Татьяной. Он вглядывался в неё, надеясь найти ответ в её глазах. Но она, то смотрела в учебник, то писала в тетради, изредка переговариваясь с Элей Киселёвой. Только один раз она посмотрела в его сторону, но встретившись с его взглядом, тут же отвела глаза. И ему показалось, что было в них что-то большее, чем просто взгляд одноклассницы. Потом, на перемене, когда они вместе с Лопуховым были за территорией школы, в окне второго этажа он увидел Татьяну, которая, как ему показалось, наблюдала за ними. И только на шестом уроке всё встало на свои места.

Они писали контрольную по алгебре. Учительница ходила по классу и следила за тем, чтобы никто не списывал, и вдруг обратилась к Татьяне:

— Снигирёва.

Но та не ответила. И тогда Костя оторвал взгляд от тетради и увидел, что Таня смотрит на него так пристально, будто силится что-то прочитать в его глазах.

— Снигирёва! — повторила учительница.

Татьяна будто очнулась и посмотрела на неё.

— Ты уже всё решила? — спросила Ирина Сергеевна.

— Нет, — ответила Татьяна и вернулась к решению задачи.

— На носу конец года, а что у тебя на уме?

Таня ничего не ответила. Она взяла ручку и принялась писать в тетради, но Костя заметил, что её щёки покрыл румянец. И ему всё стало ясно.

«Она действительно влюблена в меня! — подумал он и вдруг обрадовался. — Как же так? Таня Снигирёва! Такая серьёзная и ответственная! Такая умница! И влюбилась в меня?!»

— Александров, — обратилась учительница к нему, — может быть, ты уже всё решил?

— Нет, — ответил он.

— Тогда нечего так улыбаться. Скоро звонок.

Но ему уже было не до контрольной. Он посмотрел в окно… и то ли оттого, что солнце выглянуло из-за облаков, то ли потому, что воробьи расчирикались, словно сумасшедшие, но он почувствовал, что уже наступала весна, и на душе у него сделалось празднично.

Когда прозвенел звонок, все сдали работы и устремились на выход, а Костя пошёл в спортзал.

После занятий здесь было тише, чем в школьных коридорах, и шаги отдавались еле различимым эхом. Владимир Николаевич был в тренерской, в маленькой комнате в глубине школы, уставленной спортивным инвентарём. И здесь было ещё тише, чем в зале. Только поскрипывало старое кресло, и гулко шуршала шариковая ручка: физрук заполнял журнал.

Костя никогда не относился к нему, как к педагогу. Да и не был он на них похож. В спортивном костюме и со свистком на шее он всегда был в хорошем расположении духа. Он любил пошутить и часто подбадривал учеников, но, несмотря на его весёлый нрав, Косте он всегда казался более рассудительным, чем остальные преподаватели. Может быть, потому что он не твердил изо дня в день заученный урок, не ругал за прогулы, да и ничего не задавал на дом. А может быть, потому что вёл он себя совсем не как взрослый. Хотя сколько Константин ни гадал, но всё равно не мог определить его возраст. Мимические морщинки на лице физрука говорили, что ему было уже за сорок или даже под пятьдесят. Но по лёгкой походке и спортивному телосложению ему нельзя было дать больше тридцати.

Когда Костя вошёл в тренерскую, Владимир Николаевич посмотрел на него и улыбнулся.

— А, Константин, — сказал он. — Проходи. Чай будешь?

— Да нет, спасибо, — ответил Костя и оглядел комнату.

Здесь среди спортивного инвентаря стояли кубки и грамоты в рамках, на полке лежали медали. И Константину показалось странным, что они были не на стенде в вестибюле, а в этой комнатушке. Казалось, что их здесь попросту позабыли.

— Чьи они? — спросил он, указывая на дипломы.

— Наши, — ответил физрук. — Нашей школы.

— А я думал, это вы постарались.

Владимир Николаевич уловил в его голосе усмешку и парировал:

— А ты что на физкультуру не ходишь?

Константин промолчал. Но Владимиру Николаевичу и так всё было понятно: физкультура — это не математика, и Костя достаточно крепкий парень, чтобы спокойно сдать любой зачёт.

Он открыл ящик стола и достал нож.

— Вот, держи. И впредь будь аккуратней. Ты уже не в том возрасте, чтобы драться. За это можно и в тюрьму угодить.

— Спасибо, — сказал Константин и взял нож со стола.

И когда рукоятка привычно легла в ладонь, он почувствовал себя победителем.

— И приходи на физкультуру, — сказал Владимир Николаевич. — Будем в волейбол играть.

— Я подумаю.

— Я тебе зачёт не поставлю, вот тогда ты подумаешь! — физрук усмехнулся.

Костя знал, что с Владимиром Николаевичем проблем не будет, поэтому улыбнулся в ответ.

— Ладно. Приду.

Татьяна вышла из гардероба. Она надела куртку, взяла со скамейки спортивную сумку, закинула её на плечо и вышла на улицу. Когда она была на крыльце, её догнал Константин.

— Тань, подожди, — окликнул он.

Она остановилась.

— Ну, чего тебе?

В её тоне послышалось раздражение, и Костя растерялся:

— Да я…

— Говори быстрее. Я на тренировку опаздываю.

— Я хотел сказать спасибо.

— Всё?

— Да.

— Ну пока!

Татьяна легко сбежала по ступенькам, а Костя посмотрел ей вслед и подумал:

«Почему же я раньше не замечал, что она такая красивая?»

Татьяна шла через двор грациозная, гармонично сложённая, и в её походке ощущалась гибкость. Даже издалека в ней можно было узнать спортсменку.