Я – Рассвет

Ева Громова, 2023

Не в силах справиться с болью от утраты близкого и не видя в своей жизни больше никакого смысла, молодая девушка приезжает в незнакомый город, чтобы положить всему конец. Преследуемая воспоминаниями из мрачного прошлого, серого настоящего и вопросами к неопределённому будущему, она уже решает сотворить непоправимое, но дрожащие руки останавливает алый закат, едва заметный за высокими серыми зданиями из окна гостиницы.

Я написала черновой вариант этого рассказа в далёком и беспечном для меня 2019 году, когда всё вокруг казалось сказкой, а ради людей, окружавших меня тогда, я была готова на всё на свете. С тех пор многое изменилось, в том числе и я сама. И пускай с человеком, который вдохновил меня на написание этого рассказа, мы уже давно не общаемся, глупо отрицать то, как много он для меня тогда значил, да и, в какой-то степени, значит до сих пор.

Итак, я посвящаю этот рассказ одному очень дорогому мне человеку, который думает иногда о нехороших вещах. Пожалуйста, не делай глупостей, я до сих пор люблю тебя. Ты нужна своим собакам, без тебя они будут грустить.

Курение и употребление алкоголя вредит вашему здоровью. Пожалуйста, продолжайте чтение с осторожностью.

Я — рассвет

Закрыв за собой дверь, я осела на пол. Вокруг было одиноко и пустынно, отвратительно чисто и как-то уж слишком светло. Комната отдавала запахом хлорки, словно здесь совсем недавно убирались, и не производила впечатления самого уютного места на Земле. Обычные белые обои, серые диван и кресло, небольшой скромный камин, балкон и полупрозрачные занавески на окнах.

— Неужели это и есть конец? — болезненно вопросила я сама у себя, прижимая колени к груди.

Я задыхалась то ли от жгучего преследования постоянно гнетущих мыслей, то ли от жуткой духоты. Пришлось подхватиться на ноги и распахнуть окна, чтобы впустить в помещение хоть немного свежего воздуха. Запах дождя врезался в моё лицо, и занавески, точно испугавшись тёплого потока, заколыхались на окнах, вздымаясь вверх и вновь опускаясь к полу.

Я облокотилась о стену и закрыла глаза в наслаждении, пытаясь перевести дух и успокоиться. Глубокий вдох и всё такой же глубокий выдох, вновь и вновь. Я запустила пальцы в карман, нащупала в нём сигареты, и уже хотела было закурить, как вдруг вспомнила голос девушки с ресепшена:

«Обращаем ваше внимание на то, что у нас не курят»

Немного поколебавшись, я всё же спрятала сигарету обратно.

«Не стоит привлекать к себе внимание…» — подумала я.

Гостиничный номер выглядел именно так, как я его себе и представляла: серые холодные тона, резкая угловатая мебель — никакой души. Мне казалось, точно отовсюду отдавало морозом, не хотелось ни к чему прикасаться и вообще находиться здесь хоть сколько. Одна тоска, да желание закрыть глаза, чтобы всё поскорее закончилось.

Я всё же посмотрела на часы и поняла, что времени у меня ещё полно. До конца не понимая, хорошо это или плохо, я бросила дорожную сумку на пол и приземлилась на диван. Сложив ногу на ногу и опершись о холодный кожаный подлокотник, я устремила свой долгий томный взгляд куда-то вперёд. И вновь, сама собой, как по привычке, рука потянулась в карман. Но голос в голове продолжал настаивать:

«Обращаем ваше внимание на то, что у нас не курят»

Сжав в раздумьях пальцы, я вдруг резко скорчилась, махнула на замечание рукой и, убедившись в том, что на потолке нет пожарных сигнализаций, всё же закурила.

— Один раз живём.

Белый дым заструился в воздухе, и я задумчиво посмотрела вперёд, на небольшой тёмный камин, как будто бы лишний во всём этом параде холодных оттенков. В нём не было дров: очевидно, служила эта бандура исключительно для создания атмосферы. Камин находился прямо напротив меня, буквально в трёх метрах, и был обставлен всяким декоративным хламом. Ближе к краю стояла статуэтка тощей белой кошечки, изогнувшейся всем телом и украдкой прикрывшей глаза от удовольствия. И я смотрела на эту кошку, не отрываясь. Слегка прищурившись, рассматривала каждый изгиб этой абсолютно безвкусной статуэтки, выпускала дым в воздух и стряхивала пепел в стеклянное блюдце с фруктами. Серые комочки опадали на поверхность яблок и персиков, слегка касались их кожуры и остывали, скатившись на дно сосуда.

Негромко тикали часы. В номере было так тихо, что в ушах моих звенело, и каждый вздох отдавался тоскливой усталостью.

— Как же всё это, наверное, нелепо… — произнесла я задумчиво, вроде как, сама себе. — Приехать за десятки километров, в незнакомый город, в первую попавшуюся гостиницу, сесть на диван и, вопреки всем запретам и правилам, закурить, предвкушая конец. Конец всего, что осталось. Без чувств, без сожаления, без капельки стыда. Просто взять и уехать, чтобы смело посмотреть в глаза страху, покончить со всем этим и больше никогда не вернуться.

Я вдруг бросила сигарету и неспешно подошла к оставленной на полу сумке. Я словно желала убедиться в том, что ничего не забыла. Пошарила в ней рукой, провела пальцами по сложенной одежде и мятым тетрадкам с какими-то личными записями, и, наконец, нащупала что-то и холодное и твёрдое. Что-то столь же смертоносное, что и одиночество, настигшее меня в этом бездушном сером номере. Я потянула руку на себя и извлекла на свет небольшой чёрный пистолет.

Он был изящен и красив со всех сторон, как не посмотри: чёрный, блестящий, удобно лежал в моей руке. Отец хранил его как зеницу ока. Он почти никому не позволял прикасаться к своему сокровищу. Однажды пуля попала в колесо нашей машины и спустила ей покрышку: отец учил меня стрелять по банкам, и я случайно промахнулась. Сколько же шуму тогда было…

Да, стрелок из меня сделался неважный. Отец, конечно, запретил с тех пор мне его брать, но сегодня, возможно впервые жизни, я осмелилась ослушаться. Я покрутила оружие, осмотрела его со всех сторон и, тихо поднявшись на ноги, сунула пистолет во второй ящик белого деревянного комода, расписанного нежными розовыми цветами.

Послышался запах гари, и я резко обернулась: сигарета, неосмотрительно брошенная мной на деревянном столике, дымилась, точно печная труба. В мгновение ока я подлетела к дивану, на котором сидела пять минут назад, и схватила окурок, моментально затушив его о край блюдца с яблоками и персиками. На столе осталась прожженная вмятина, припорошенная серым пеплом.

Конец ознакомительного фрагмента.