Гламурёныши. Рассказы

Д. С. Гастинг

Давно это было, может, даже и вовсе при Медведеве, этого точно не помню, но помню, что оверсайзов тогда ещё не носили, а носили всякое в облипон, да чёлки лопатами, да джинсы в стразах, из которых непременно задница должна была вываливаться, так что если уж это правда, то правда и остальное, что тут написано, хотите верьте, а хотите, думайте, что автор рофлит, или таблетки забыл принять, или как вы там выражаетесь. Книга содержит нецензурную брань.

Донельзя банально

Проснувшись утром, жена инженера П. обнаружила, что она у себя в кровати превратилась в страшное насекомое. Если эта фраза задевает вас своей избитостью, ещё раз перечитайте заголовок, если же она задевает вас чем-то другим, я, конечно, готова тут же принести извинения всем инженерам П., тем более что наш герой вообще не П. и уж тем более не инженер, что в контексте этой истории совершенно неважно; важно то, что жена инженера П. никогда не была никем, кроме как женой инженера П., ну и ещё, разумеется, матерью его детей, и даже в её профиле во всех её социальных сетях именно так и указано — работаю мамой. Это может показаться вам по меньшей мере странным, учитывая, что младший из их детей на момент нашего рассказа учился на третьем курсе режиссёрского факультета, но, впрочем может и не показаться, учитывая, что вообще люди пишут в соцсетях; поэтому с одной стороны, наверное, хорошо, что теперь появилась возможность закрывать страницу от посторонних, а с другой стороны, определять идиотов стало ещё труднее; однако мы отвлеклись.

В общем-то, аккурат перед тем, как проснуться и обнаружить то, что обнаружила, жена инженера П. как раз задумывалась над вопросом острой нехватки социальных ролей. Если быть точнее, она задумывалась над этим уже полгода назад и полгода назад пришла к тому, что к статусу жены инженера П. неплохо бы добавить статус любовницы, скажем, живущего по соседству умеренно пьющего краснодеревщика Ж. Однако проблема заключалась в самом умеренно пьющем краснодеревщике Ж., который по части своих социальных ролей был столь же умерен, довольствовался теми, что уже имелись, и статус любовника жены инженера П. добавлять к ним не захотел. Некоторое время жена инженера П. пыталась понять причину такой индифферентности и довольно скоро пришла к выводу, что причина в недостаточном понимании краснодеревщиком Ж. важности поставленной перед ним задачи, после чего принялась демонстрировать в социальных сетях, аккурат под статусом «работаю мамой», свои фотографии разной степени сексуальной привлекательности. Но то ли у краснодеревщика Ж. возник когнитивный диссонанс, то ли он вообще не заходил в социальные сети, предпочитая умеренное пьянство, то ли, как ни печально это утверждать, сексуальной привлекательностью фотографии жены инженера П. обладали лишь с точки зрения самой жены инженера П., только как бы то ни было, а за минувшие полгода новый статус она так и не приобрела.

Аккурат перед тем, как уснуть аккурат перед тем, как проснуться, жена инженера П. лихорадочно искала новые пути выхода из сложившейся ситуации. Ей вспомнилось даже, что тридцать два года назад перед ней стояла такая же неразрешимая проблема, но всего за полгода вечерних молитв, три исповеди и два поста (не в социальных сетях) ей удалось заполучить желаемое — а именно, социальный статус матери и полное право с гордостью указывать его (а вот теперь в социальных сетях).

Однако же за дверью, которая теоретически могла вывести её из этого тупика, оказывался новый тупик — в отличие от деторождения, супружескую измену нельзя назвать богоугодным делом ни с какой точки зрения, и следовательно, напрямую с таким запросом обращаться к небесному покровителю было никак нельзя. К этому выводу жена инженера П., надо отдать ей должное, пришла самостоятельно, но, по-видимому, этот мыслительный процесс слишком сильно её утомил, потому что понять, каким образом ей тогда переформулировать запрос, она уже никак не могла. Ладно, решила она, покосившись на мирно храпевшего инженера П., завтра с мужем посоветуюсь — в конце концов, ведь это мужчина должен решать такие сложные да и вообще какие бы то ни было проблемы — и уснула с чувством выполненного долга, а утром проснулась и см. выше или, что ещё лучше, см. у Кафки: панцирнотвёрдая спина, дугообразные чешуйки, убого тонкие ножки, в которых нельзя удержать смартфон даже с целью получить сексуальное селфи, и т. д.

Сперва жену инженера П. всё это несколько расстроило, но ненадолго, потому что инженер П. должен был вскоре вернуться с работы и всё исправить — в конце концов, ведь это мужчина должен и см. выше или, что ещё лучше, см. в пабликах, на которые подписана жена инженера П. Но инженер П., как обычно, вернулся с работы, вяло улыбнулся ей, разогрел себе какие-то полуфабрикаты и спокойно занялся взятой на дом подработкой. Ты что, не видишь, что я превратилась в страшное насекомое? — попыталась крикнуть жена, но из нижней части её головы вырвалось только какое-то невнятное бульканье и писк. На миг оторвавшись, инженер П. рассеянно погладил её по бедру одной из многочисленных уродливо тонких ножек и вновь уткнулся в бумаги.

В принципе, это тоже можно объяснить логически — спустя долгое время в браке мы перестаём замечать внешность супруга, а инженер П. состоял в браке очень, очень долгое время. В принципе, немало людей не замечают, как супруг превращается в наркомана или алкоголика, и в общем-то, что он превратился в страшное насекомое, тоже можно не заметить. В принципе, жена инженера П. никогда и не была особенно красивой — по отзывам большинства знакомых, она была похожа на очень страшного мужика, похожего на очень страшную бабу, и вдобавок к этому не относилась к числу домохозяек, тратящих близкое к абсолюту свободное время на то, чтобы попытаться выглядеть как Габриэль Солис или по крайней мере как Даша Букина, а придерживалась той теории, что не имеет смысла менять на что-то поинтереснее растянутые треники и заляпанные футболки времён декрета, если уж из него в любом случае не требуется выходить.

Так что здесь не стоило очень уж удивляться — по крайней мере, удивляться так, как удивился, придя домой, сын инженера П., студент третьего курса режиссёрского факультета. Ошарашенный, он застыл в дверном проёме, и смартфон выпал у него из рук, так что инженеру П. открылось последнее сообщение их переписки с сестрой.

— А, доча, — рассеянно пробормотал инженер П. — Ну, как она там?

Дочь инженера П. сбежала из дома в шестнадцать. С тринадцати она работала — выгуливала чьих-то собак, расклеивала объявления, раздавала листовки, бегала за покупками и всё что угодно, чтобы только не стать похожей на мать. Не стать похожей на мать — вот в чём была её основная жизненная цель, её программа и её идеал. В тридцать один год она обросла длинным списком бесчисленного множества статусов — заместитель главного юрисконсульта, заместитель генерального секретаря по правовым вопросам, кандидат юридических наук и чёрт знает что ещё, чего ни инженер П., ни его сын не могли ни запомнить, ни выговорить. Статуса жены и матери среди них не было, что казалось абсолютно логичным с точки зрения дочери инженера П., но очень расстраивало самого инженера П — впрочем, с ним она не общалась, всеми фибрами души презирая за то, что по его вине ей из всех матерей мира досталась именно такая, как жена инженера П., а с братом общалась, одновременно презирая за то, в чём он был виноват, и любя за то, в чём он виноват не был, и не забывая при каждом удобном и неудобном случае напоминать, что она не паразит, как его мамаша.

По дороге в метро он как раз жаловался ей на творческий кризис, а она доказывала ему, что у человека, который занимается своим делом, на третьем курсе никакого творческого кризиса быть не может, что он должен просто фонтанировать идеями, а если идей нет, значит, он точно занимается совершенно не тем, значит, нужно это бросить и, пока не поздно, заняться тем. Последнее сообщение, которое он успел прочитать, прежде чем ошарашенно застыть в дверном проёме и выронить смартфон из рук, было следующее: делай ты уже хоть что-нибудь, а то закончишь паразитом, как твоя мамаша! И вот теперь он стоял и смотрел на страшное насекомое в кухне, не в силах сделать ничего, не в силах даже пошевелиться.

— Всё-таки не понимаю, — сказал инженер П., подразумевая дочь. — Ведь воспитывали её как положено, как человека, а она…

Сын, как обычно, отвернулся, чтобы отец не видел, как он закатил глаза, и, как обычно, поплёлся в ванную мыть руки, на ходу думая, что сестра права и что надо уже, конечно, съезжать от родителей, потому что… из-за его спины выплыл силуэт насекомого, сына замутило, и он как следует умылся ледяной водой, прежде чем идти ужинать. Отец, как обычно, сел напротив, насекомое, как обычно, заняло почётное место в центре стола.

— Слушай, — сказал отец, как обычно, ни с того ни с сего, — ну вот двадцать два тебе, когда ты уже девушку в дом приведёшь? Мы с матерью внуков хотим понянчить, а на сестру, сам понимаешь, надеяться нечего, ненормальная она у нас…

Замутило сильнее, сын поднял глаза вверх, с силой вдавил кнопку в пульт, включил какой-то праздничный концерт. На экран выплыл модный певец, затянул что-то — сын не слышал, что, он смотрел на экран, чтобы только не смотреть на отца и насекомое, но инженер П. выхватил у него пульт.

— Выключи этого ушлёпка, — строго велел он. — Ты разве не знаешь, что он из этих?

Сын неопределённо пожал плечами. Ему хотелось сказать, что он знает множество прекрасных странных людей, и множество прекрасных ненормальных людей, и множество прекрасных людей из этих, но ни одного человека, способного искренне не замечать, что он живёт с насекомым, он никогда ещё в своей жизни не видел; он мог бы всё это сказать, но он был слишком мягок и робок, и тошнота уже подкатывала к горлу, и он что-то неразборчиво промямлил, и вылетел на свежий морозный воздух, и, отдышавшись, набрал сестре, хотя она терпеть не могла, когда ей звонили.

— Ну чего там? — с раздражением ответила она после второго или третьего звонка, и он отчётливо услышал на заднем плане щёлканье клавиатуры и подумал, что всё-таки, наверное, презирает она его гораздо больше, чем любит.

— Там… это… — нет, он всё-таки не мог сказать ни слова, и тогда она выпалила на одном дыхании: говори-уже-хватит-сопли-жевать-мне-работать-надо-я-же-не-паразит-как-твоя-мамаша — и только после этого он промямлил, что она превратилась в страшное насекомое.

— Твоя мамаша, — повторила сестра таким тоном, что ему захотелось вскричать — вообще-то и твоя тоже! — но он не мог, не имел права, потому что она нашла в себе силы порвать со всем этим, а он не нашёл, — превратилась в страшное насекомое?

— Да, — пробормотал он и хотел добавить ещё что-то, но сестра сказала только:

— Можно подумать, она когда-то была чем-то другим, — и положила трубку.

Он понял, что в этот момент сестра вообще его не любила, только презирала, и ещё понял, что идти ему больше некуда, и какое-то время постоял, запрокинув голову и глядя чуть слезившимися глазами в промороженное январское небо с розоватым свечением на горизонте, а потом пошёл в бар, где мы с ним и познакомились и где он и рассказал мне эту историю.

Слушай, сказала я, а вот чем тебе не сюжет для фильма? Ты чего, ответил он, это же донельзя банально. И вообще, раз такое дело, может, я и правда никакой не режиссёр. Может, мне и правда лучше всё бросить и поступить на юридический. Тогда, сказала я, подари мне эту историю — для тебя банально, а для меня сойдёт. Да пожалуйста, ответил он, и я записала её с его слов и художественно обработала, потому что мой творческий кризис — ещё сильнее, чем у сына инженера П., и потому что я уже не смогу всё бросить и поступить на юридический, и потому что я не знаю, что мне дальше делать, но что-то делать всё-таки надо хотя бы для того только, чтобы не превратиться в страшное насекомое, а если уж превратиться, то, по крайней мере, чтобы разница эта была как можно более заметна.