Новый год в пансионе «Цветы»

Дон Нигро, 2009

Входит в сагу «Пендрагон-Армитейдж». Пять актеров (2 женские и 3 мужские роли). Одноактовка. Продолжение пьесы «Руны». Вонни, главная героиня «Рун», родила, отдала ребенка в семью Фрэнни и Одина Гримов, стала экономкой и секретарем-регистратором доктора Брена. Для города имя отца так и остается неизвестным, но по ходу пьесы мы узнаем, что это Джеймс Роуз, школьный учитель и режиссер постановки «Ромео и Джульетты». Информация эта остается тайной для всех, кроме зрителей, так что пьеса – не более чем зарисовка встречи нового 1900 г. в пансионе «Цветы» города Армитейдж, расположенного в восточной части штата Огайо.

Входит в сагу «Пендрагон-Армитейдж». Пять актеров (2 женские и 3 мужские роли). Одноактовка. Продолжение пьесы «Руны». Вонни, главная героиня «Рун», родила, отдала ребенка в семью Фрэнни и Одина Гримов, стала экономкой и секретарем-регистратором доктора Брена. Для города имя отца так и остается неизвестным, но по ходу пьесы мы узнаем, что это Джеймс Роуз, школьный учитель и режиссер постановки «Ромео и Джульетты». Информация эта остается тайной для всех, кроме зрителей, так что пьеса — не более чем зарисовка встречи нового 1900 г. в пансионе «Цветы» города Армитейдж, расположенного в восточной части штата Огайо.

Действующие лица:

ДЖЕЙМС РОУЗ, 25 лет, руководитель драматического кружка и учитель музыки старшей школы.

ХЬЮ РОУЗ, 29 лет, учитель истории той же школы, брат Джеймса Роуза.

ЛУПИ РАЙ, 63 года, деревенский дурачок.

ДОКТОР БРЕН, 35 лет, городской доктор.

ЗИННИЯ КЕЙСИ, 50 лет, хозяйка пансиона «Цветы».

ВОННИ ВОЛЬФ, 17 лет, экономка и секретарь-регистратор доктора Брена.

Декорация:

Армитейдж, маленький город в холмистой части Огайо, в ночь 31 декабря 1899 г. Гостиная пансиона «Цветы», расположенного у городской площади. Удобная старая мебель. Журналы и газеты. Диван, несколько стульев, на полу красивый старый ковер с цветочным рисунком. Тикающие часы. Старое, темное пианино. У ЗИННИИ есть долговременные постояльцы и те, кто останавливается на ночь-другую, скажем, коммивояжеры. Долговременные постояльцы для нее — как члены семьи, и гостиная для многих горожан — дом родной. ЛУПИ РАЙ выполняет различные работы по хозяйству и заходит погреться. ДОК БРЕН арендует три комнаты на первом этаже, это его офис, а живет наверху, как и ВОННИ, у которой своя комната. Гостиная — приятное, уютное место, чтобы почитать газету, поболтать с другими постояльцами, поиграть в шашки, угоститься булочками и пирогами ЗИННИИ. ХЬЮ РОУЗ живет в соседнем доме, его брат ДЖЕЙМС — на противоположной стороне улицы.

(Свет зажигается в гостиной пансиона «Цветы» в Армитейдже, штат Огайо, поздним вечером 31 декабря 1899 г. ХЬЮ РОУЗ стоит у невидимого окна на авансцене. Смотрит в него, очень нервный. Его брат ДЖЕЙМС сидит на диване, смотрит на ХЬЮ. РАЙ, деревенский дурачок, пытается подобрать мелодию на пианино. Получается что-то похожее на мелодию песни «Алло, моя крошка/Hello, my baby», хита 1899 г. от Говарда и Эмерсон. Много лет позже эта мелодия будет увековечена танцующим и поющим лягушонком в мультфильме «Уорнер бразерс». Вообще-то получается у ЛУПИ неплохо, но он слишком долго смотрит на клавиши, прежде чем нажать на них. Ноты берет правильные, мелодия как бы растягивается, и это может раздражать, скажем, Хью, жена которого в этот самый момент рожает этажом ниже, а он, само собой, очень за нее тревожится).

ДЖЕЙМС. Присядь, Хьюи. Из-за тебя даже мебель начала вибрировать.

ХЬЮ. Я просто не понимаю, чего мы вообще пришли? Это же глупость, приходить сюда на ужин. Девять месяцев беременности, а она хочет отметить Новый Год. Что такого она могла съесть здесь, чего не могла бы съесть дома? Но нет. Ей хочется пойти сюда. И всегда она добивается своего. И посмотрите, что из этого вышло?

ДЖЕЙМС. Вы живете через переулок. В каких-то тридцати футах.

ХЬЮ. В переулке лед.

ДЖЕЙМС. Лед уже растаял.

ХЬЮ. Осталась грязь. Она могла поскользнуться. Я ей говорил. Он не слушает. Никогда не слушала, с того самого момента, как я надел ей на палец кольцо. Она обращает больше внимания на попугая.

ДЖЕЙМС. Она не поскользнулась. Просто во время обеда у нее отошли воды. И если ты об этом подумаешь, то поймешь, что лучшего места для этого просто не найти. До кабинета доктора два шага, а сам доктор в это время сидел за столом, напротив ее, поливая кетчупом кусок мясного рулета.

ХЬЮ. НЕ знаю я, хорошо это или плохо. Я бы хотел, что за этим столом сидел доктор Макгорт.

ДЖЕЙМС. Увы и ах, доктор Макгорт сегодня не смог составить нам компанию в связи с прискорбными обстоятельствами — уже девять лет, как умер.

ХЬЮ. И все равно мне хочется, чтобы он был здесь.

ДЖЕЙМС. Док Брен знает свое дело.

ХЬЮ. Нет у меня такой уверенности.

ДЖЕЙМС. А что с ним не так?

ХЬЮ. Во первых, он слишком много пьет.

ДЖЕЙМС. Он врач. Они все слишком много пьют. Будь ты врачом, ты бы тоже пил слишком много.

ХЬЮ. Он пьет не потому, что врач. Он пьет, потому что не знает, что он, черт побери, делает.

ДЖЕЙМС. Док Брен принял множество родов, в том числе и у наших жен. Все у Мэри будет хорошо.

ХЬЮ. Лупи, может, отойдешь от пианино?

ЛУПИ (прекращает играть). Почему? Оно горит?

ХЬЮ. Еще нет.

ЛУПИ. Один раз я видел горящее пианино.

ХЬЮ. И где? В аду?

ЛУПИ. На свалке. Его поджег Питт Рукс^[1].

ХЬЮ. И зачем Питт Рукс поджег пианино?

ЛУПИ. Наверное, чтобы посмотреть, будет ли оно гореть.

ХЬЮ. У этого парня совсем плохо с головой.

ЛУПИ. Он упал с дерева на стиральную машину.

ХЬЮ. Да что здесь такое происходит? Почему никто не приходит и ничего мне не говорит?

ЛУПИ. Теперь он женат.

ХЬЮ. Кто?

ЛУПИ. Питт Рукс.

ХЬЮ. Да плевать мне на Питта Рукса.

ЛУПИ. Накачал маленькую Герти Проктор.

ХЬЮ. Маленькую Герти? Это правда, Джейми?

ДЖЕЙМС. Я не знаю.

ХЬЮ. Герти Проктор совсем ребенок. Ей и шестнадцати нет.

ЛУПИ. Выглядит так, будто проглотила баскетбольный мяч.

ХЬЮ. Да каким надо быть чудовищем, чтобы сделать такое с шестнадцатилетней девчонкой?

ДЖЕЙМС. Я не знаю.

ЛУПИ. Семнадцатилетним парнем.

ХЬЮ. Это люди, которые живут у свалки, зачастую и врача не вызывают при родах. Выстреливают младенца, как теленка, и идут дальше.

ЛУПИ. Один из Прокторов родился с хвостом. Они отрубили его тесаком. Я его сохранил. Если хотите, покажу.

ХЬЮ. Знаешь, настроение у меня от этого не поднимется.

ЛУПИ. Кошки.

ХЬЮ. А они причем?

ЛУПИ. Мне они настроение поднимают.

ХЬЮ. Я кошек не люблю.

ЛУПИ. Это серьезная ошибка на нескольких уровнях реальности.

ХЬЮ. Лупи, если я дам тебе четвертак, ты сходишь в ресторан «У Муна» и купишь себе мороженое?

ЛУПИ. У Зиннии есть мороженое.

ХЬЮ. Как насчет сосисок? Сходишь в ресторан за сосисками?

ЛУПИ. Я люблю соленые огурчики.

ХЬЮ. Хорошо. Сходи на рынок и купи огурчики у Тони.

ЛУПИ. Лавка Тони закрыта.

ХЬЮ. Если я дам тебе четвертак, ты пойдешь куда-нибудь еще?

ЛУПИ. Если я останусь здесь, четвертак мне не понадобится. Здесь еще и теплее.

ХЬЮ. Ладно. Хорошо.

ЛУПИ. Я могу поиграть для тебя на пианино.

ХЬЮ. Это не обязательно.

ЛУПИ. Я могу сыграть эту мелодию не так и плохо, но моя левая рука постоянно стремится уползти в сторону.

ХЬЮ. Как и я.

ДОК БРЕН (входит в гостиную). Привет, Лупи. Играешь достойно.

ЛУПИ. Я практикуюсь, когда полная луна. Обычно три раза в месяц. Если только не переем кукурузы.

ХЬЮ. Как она, док? С ней все в порядке?

ДОК БРЕН. Все отлично.

ХЬЮ Ребенок уже пошел?

ДОК БРЕН. По большому счету.

ХЬЮ. Как это понимать?

ДОК БРЕН. Ребенок выходит, когда сочтет, что ему пора. Наша работа — просто сидеть бесполезными истуканами и ждать. (Достает фляжку, предлагает). Как насчет того, чтобы выпить со мной?

ХЬЮ. Нет, благодарю.

ДЖЕЙМС. Он очень волнуется, док.

ДОК БРЕН. А чего волноваться, Хьюи? Ты уже четырежды через это проходил.

ХЬЮ. На этот раз у меня дурное предчувствие. Она чуть не умерла, когда рожала Вилли.

ДОК БРЕН. У Вилли было плечевое предлежание. Скорее всего, такое не повторится. Не волнуйся. Она знает, что нужно делать. Это хорошо, что один из нас знает. (Пьет из фляжки. Видит, что ХЬЮ, смотрит на него). Что? Это шутка.

ХЬЮ. Надо ли тебе пить?

ДОК БРЕН. Черт, да. У нас не просто Новый Год. Наступает новое столетие. Если не теперь, то когда? Да, хронологически двадцатый век начнется с приходом тысяча девятьсот первого года, но будь я проклят, чтобы буду ждать целый год, прежде чем выпить. Не волнуйся. После пары глотков рука у меня только тверже. (Вытягивает руку. Она трясется).

ХЬЮ. У тебя трясется рука.

ДОК БРЕН. Это значит, что мне нужно выпить еще. (Новый глоток).

ХЬЮ. Док, я не хочу говорить тебе, как делать твою работу, но почему ты не рядом с моей женой, а здесь, пьешь и хвалишь игру Лупи на пианино?

ДОК БРЕН. Если по правде, прячусь от Вонни. Эта девушка настроена свести меня с ума, и должен тебе сказать, у нее получается. Она уже убила своего отца, и, думаю, я — следующий в ее списке.

ЛУПИ, Вонни не убивала своего отца.

ДОК БРЕН. Может, и нет, но она сделала все, чтобы уход из этого мира он счел за счастье. Она не только старается свести меня с ума, ей это еще и чертовски нравится.

ЛУПИ. Вонни красивая.

ДОК БРЕН. Пойми меня правильно, я рад, что Мэтт снял ее с крючка, и она очень помогает мне по работе, но клянусь, это девица сживет меня со света.

ХЬЮ. Если ты думаешь, что она убила своего отца, как ты можешь оставлять ее одну с моей женой и не родившимся ребенком, а самому напиваться в гостиной?

ДОК БРЕН. Что ж, в защиту Вонни скажу, что он, вероятно, это заслужил. И жизнь в этом городе для нее не сахар, особенно с Бадом Кейси, который до сих пор принимает в «Красной розе» ставки на то, кто отец ее ребенка.

ХЬЮ. Я думал, это Один Грим.

ДОК БРЕН. Что ж, если судить по ставкам, на данный момент фаворит — он, но на самом деле не знаем мы, точно ли он отец.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Питт Рукс — персонаж короткой пьесы «Верона».