(не) предсказуемый эксперимент. последовательность рассказов

Дмитрий Чайка

Пионеры, школьники 80-х! Вспомнить, во что мы играли, о чём мы мечтали… А может, и своё настоящее детство – будьте готовы!

Станционный почтмейстер

Раздобудь себе холм, чтобы видеть с него…

Я часто говорю, мол, «используя преимущество моего классического образования». Копирую фразу биолога Лоренца? Более чем вероятно: книги, определившие мой слог, были классикой. Иное читать на территории СТ, да и всего остального СССР было опасно, а классику… классику кто запретит? Так, помнится, пели мы дифирамбы непогрешимым кремлёвским старпёрам — и тут же, на том же уроке читали, заучивали наизусть «Ворону и Лисицу»…

Итак, по порядку. Для коего расставим точки над i (так как «истина не в устах говорящего, но в ушах слушающего»): мой переход на Базу, моё оставление мира СТ, предательством не было: Штирлиц не предавал Германию, он изначально ей не служил.

Как я попал туда? Элементарно. И специально: на втором периоде, когда будущее СТ влипло в войнушку за Новые территории, а что будет Базой — начало первый «виток», границы фактически не было. У них просто не было сил на охрану, а мы… мы начинали «виток».

Да и не сдерживали мы взаимной миграции: от нас уходили в надежде прославиться, ибо славу проще добыть на войне, а мы воевать как-то не собирались; нас покидали те, кто жаждал власти: для «витка» мы должны были стать «чокнутыми профессорами», которым никто не мешает творить. Убегали и те, кто не выдержал бешеных темпов, кто, просыпаясь в лаборатории от того что замерли стримеры или встал робот, завернувший последнюю гайку, понял: это не для него. К нам приходили другие, кто жаждал знаний как воздуха, кто был готов опускаться на дно и карабкаться в горы.

В тот момент я решил, что «у них» должен быть Штирлиц: рано или поздно граница должна обрести осязаемость, это — закон. И тогда без агента «на той стороне» будет трудно.

В те дни собирались мы в клубе (Зал стыка наук — плод «витков»). Я вышел к трибуне и всё изложил. Замечания были, однако идея понравилась; день или два — мы додумали каждую мелочь. Решать, кто пойдёт, не пришлось: и идея моя, да и я, оказалось, умею настаивать.

Я уходил «в пустоту», в неизвестность. Задача была ассимилироваться, быть, по возможности, ближе к технической связи. Перед отправкой я выучил схемы телеграфа Морзе и грозоотметчика Попова, чем, правда, не обогатил технический опыт противника. Удалось между тем настоять на строго определённом расстоянии между столбами. Не знаю зачем — что-то связано с радио.

Я перешёл, быстро «впрягся» в войну. Воевал страстно, отчаянно, не раз ловя себя на том, что драка и ожидание вылазки стали важней, чем прочтённая вечером книга. Но — удержался: едва заварушка закончилась, я влился в группу, налаживающую связь. Основой мы сделали железнодорожную сеть: помимо прочего станции были складами, почтовыми центрами, а линии связи, идущие вдоль полотна, было просто обслуживать. Кстати, похвастаюсь: даже когда мы гуляли по их территории, почта работала, и поезда шли по расписанию.

Я выбрал службу не в центре: боялся рутины, Макс Отто фон Печкин ни в коем случае не мог, как пели «Земляне», «врасти в будни». «На точке» ж почтмейстер там — это не Печкин. Почтмейстер на железнодорожной станции есть интендант и диспетчер, обходчик и стрелочник; он кладовщик и хранитель всей станции, он же кассир. Он встречает каждый поезд, обменивается почтой, сдаёт-принимает вагоны, «на нём» телеграф и, конечно, доставка. То есть «плюс Печкин». Помножьте всё это на некоторую уединённость, и вы получите требование высочайшего самоконтроля!

Тогда и не раньше открылась возможность работать. Но выйти на связь, при том что я давно уже был на связи, — задача была нерешаемой! По-нашему скажем, была интересной, ведь сложности были такого же рода, что и в «проблеме SETI»: связь односторонняя, уговор с абонентом технически невозможен. А уж с принимающей стороны это и вовсе напоминало поиск сигналов из Космоса: регистрировать «белый шум» и пытаться найти в нём хоть что-то разумное. Разница в том, что от нас доносилась куча разумного «хлама». Перебрав множество вариантов, я остановился на, пожалуй, самом изящном: цитировал классику. В своей станционной библиотеке я собрал все произведения, входящие в школьную программу, а также рекомендованные школьникам на дом. Надеясь, и небезосновательно, что на Базе библиотеки обширнее и что эти произведения там точно есть, я принялся сыпать цитатами — то намекая («не помню страницы») на некую цифру; то на следующую, на предыдущую фразы. Мои многочисленные «внутриэстэшные» абоненты и не подозревали, что рифмы из цифр, парадоксы цитат адресованы в том числе Базе.

Впрочем… впрочем, у базовцев и без меня было достаточно данных: практически всё что передавалось по телеграфу и радио, передавалось открытым текстом; то же что шифровалось, имело стандартную «шапку» гигантских размеров. Причём, смею заметить, эту бякость не я им подстроил — и ведь догадались…

Границу они перекрыли, что было естественно: каждый участок имеет забор. Но от нас к ним никто не пришёл, ибо База уже была Базой. И их пограничная стража как факт защитила не их, а противника. Стало быть, нас. Дело в том, что попытки пробраться к нам были, и были нередки. Пусть цель их была не пробраться, а выбраться, нам они были опасны: любой, кто пришёл бы, потребовал массу внимания. Это в процессе «витка» непременно бы «сбило дыхание» многим.

А выбраться люди хотели. Особенно те, кто не стал победителем.

«Первые», став в этих войнах сплочённее, поняли: шанс и возможность создать государство — на энтузиазме, едином порыве, ещё не распавшимся в мелкие струйки — победа даёт идеальный! И с мощью творцов, не боящихся делать ошибки, они сотворили своё государство.

Творец не боится ошибок, он знает: они неизбежны. Гарантия от ошибок исчерпывается двумя случаями: если имеется опыт (твой или чей-то), и если ты что-то построил, увидел ошибки, и теперь уже можешь отлаживать. Всё без ошибок и с первого раза — фантастика.

В общем, ребята взялись, и у них получилось. Их новое общество было пусть несколько странным, однако логичным: полная государственная собственность, тотальный военно-ориентированный план — как и в Союзе; но — чёткая кастовая система: все, бывшие в первом периоде, «высшая каста», а кто завоёван — рабы (я старался уйти от последнего слова, однако оно и лишь только оно будет точным).

Но так было лишь до второй войны с Базой. Потом упомянутое положение дел сохранилось (сохранялось!) только в сознании Наблюдателей. Разгром многочисленной, боеспособной и мотивированной армии был тем толчком, с которым пришло осознание: мы здесь не вечно!

И дело не столько в разгроме. Так, все мы знаем о крахе Великой Армады, но краха фактически не было. Мало того: через год или два англичане послали к Испании флот покрупнее Армады, и он потерпел поражение. Мы помним Армаду лишь потому, что испанцы трубили о ней, пугали Армадой, грозили «еретикам» неминуемой карой на копьях невиданного десанта! Великий крах ужаса — вот пораженье Армады. Великий и ужасный Таракан, державший в страхе слонов-крокодилов, был запросто слопан простым воробьём!

Казалось бы: три периода непрекращающихся войн (первый — СТ против Базы; второй — захват Новых территорий, и третий — их усмирение), в двух из которых воевали все, кто «не База», — вот идеальные условия для создания армии! Армии, где каждый готов к трудностям боевого похода, к яростным битвам… Что могла противопоставить им кучка «ботаников»?

К тому же им было за что драться: одним за контроль надо всей территорией, другим поважней — за свободу. Не за нашу, естественно, и не от нас: «старики» обещали им, что, если мы будем повержены, то безоговорочно займём их место. Им же вернут свободу и что-то из территорий… причины не верить им не было: каждый пацан в наше время считал враньё трусостью.

Но… не сложилось. Мы «раскатали» их в считанные минуты. Расчёт на технику был безошибочным: да, один римский легионер в два счёта разделается с тремя операторами, но дай им штурмкатер — хотя бы раздолбанный древний «Стрелоид» — и легион будет мёртв раньше, чем кто-то почует опасность!

Потом боевые действия шли по сценарию Базы: мы «жили» на их территории; линия фронта была явлением редким, локальным, сравнительно кратковременным… и, безусловно, диктуемым нами. Противник не мог быть в тылу по причине отсутствия тыла: мы были и били на всей территории. И ладно бы группы по двое разведчиков — танковые колонны вдруг разносили важнейший тыловой объект… и тотчас же растворялись. Но это не главное: нами был выпущен комплекс «жучков». Дальнейшие боевые действия, продолжив тестировать гибкость противника, стали прикрытием их монтажа, а стадо баранов, лишённое связи, цели и целостности, весьма помогло нам тестировать схему.

Потом я вернулся. Не в этом периоде: я ещё верил в СТ, почти два периода верил. Однако они прекратили развитие: поняв, что Базу догнать не получится, и не пытались. В итоге — погрязли в рутине. Даже если бы мы не поставили датчики, то разве полезен был специалист, вросший в будни, с потухшим взглядом?! Надо мной всё отчётливей нависал дамоклов меч деградации. И я ушёл — ушёл от рутины, бежал от традиций, становящихся смыслом в бессмысленной остановке догоняющего; вернулся туда, где, обогнав, помешаны на дальнейшем разгоне, туда, где правят кайдзен и цейтнот.

Как я это сделал? Да очень просто: однажды послали меня на границу (пустячное дело как повод немного развеяться). А у военных было тогда развлечение: пересечь Жёлтую линию и, отскочив, глядеть, как вспыхивают сигнальные маяки, а из динамиков доносятся предупреждения. Особенно впечатляли табло, на которых мерцали гигантские цифры — время до начала атаки.

Так вот: поспорив «по глупости», что добегу до Красной линии и возвращусь, пока табло ещё не погаснут, я рванул вглубь базовской территории. Сто метров туда, сто метров обратно… а наши, естественно, ждали. Всё было разыграно как по нотам, не хуже «мёртвого города»! Едва я коснулся рубиновой лазерной вязи, как над деревьями тихой сверкающей тенью возник планалёт. Я замер — я не играл, я действительно замер — я был восхищён, удивлён и подавлен. Одновременно! Я знал о возможностях Базы, о любви к нетрадиционным решениям, но чтобы такое… Пропеллер, зажатый в кольцо диффузора, кольцом опоясал кабину.

Секунды — несколько секунд, пока я был в ступоре — и аппарат, зависнув, напрочь отрезал меня от «своих». Пожалуй, я мог убежать. «Рвануть» — и пилот пропустил бы. Однако…

Зная, что выгляжу идиотом, я то шёл к машине, то вдруг оборачивался, глядел на бегущее время; то, как во сне, метался то вправо, то влево…

И тут время кончилось. Вечность горело «0:01», гигантская пауза…

НОЛЬ. Сам не зная зачем, я сел на землю.

Планалёт издал вой трансформатора… нет, скорее предсмертный рёв репродуктора, по ошибке включённого в «двести двадцать». Я как был, так и замер, но на сей раз замер намерено. Стараясь не шевелиться, я машинально напрягся — напрягся так, что мгновенно вспотел — но продолжал сидеть, как вспотевшая статуя. Вскоре подъехало УБШ с модулем-«БМПшкой», вышли десантники, взяли «статую» да погрузили…

Я снова был в гуще познаний. СТ попросили вернуть меня, База ответила, мол, самим нужен. И мы им не врали: исследователь — невероятная штука. Ты можешь сманить его из автомобилей в авиацию, из астрономии в атом — откуда угодно и куда угодно — и он там раскроется. Лишь не мешай.

Почему я ушёл вместе с Базой? Во-первых, оставшимся там, на Земле, я был просто известен. Они б меня приняли, но… продолжать их обманывать я бы не смог. И, пожалуй, что это во-первых, а то, что известен, — неважно: ребятам пришлось вспоминать своё детство, кромсая щемящие, милые сны. Наблюдать это, помня и зная, глядеть, как счастливый «Артек» у кого-то сменяется фактом, я просто не мог.

Я укрылся на Базе… слегка отдышаться: потом всё равно ведь приду, чтобы возвратить друзьям их забытое детство. Используя их и моё разностороннее образование.

Используя его преимущество.

***

Однако с почтмейстером мы забежали вперёд. Вернёмся в каникулы 82-го. Именно так, командир не ошибся: Участок-1 смог напасть лишь в четвёртое лето, истратив июль 80-го и каникулы 81-го на подготовку: захват территории «Новых» прошёл «на ура», победители стали готовиться выступить против давнишних врагов, но как только они собирали войска у границы, в тылу начинались волнения. Им приходилось опять идти в тыл, подавлять побеждённых… В какой-то момент они стали воинственных, крепких парней рекрутировать. Дать только что покорённым оружие было опасно, однако казарма с её круглосуточной жёсткой, слепой дисциплиной дала первоклассную армию. Частые учения, в том числе возле границы, должны были сбить с толку разведку соседей. И в нужный момент они вышли в атаку на спящих «ботаников».