Снайпер разведотряда. Наш человек в ГРУ

Дмитрий Светлов, 2016

В наши дни он был обычным студентом. Но провалившись в 1941 год и с боями прорвавшись из окружения, «попаданец» получает назначение в сверхсекретную разведшколу ГРУ. Элитная стрелковая подготовка и рукопашный бой, целеуказание и минно-взрывное дело – из «студента» готовят не обычного диверсанта, а суперснайпера и аса глубокой разведки для заброски в глубокий тыл противника. Боевым крещением для его разведгруппы становится диверсия на военном заводе по производству ФАУ-1. Затем – угон новейшего экспериментального самолета Люфтваффе. Захват куратора школы Абвера. И, наконец, совершенно «невыполнимая миссия» – проникнуть через 15-километровую охраняемую зону на территорию ставки Гитлера «Вервольф» и зажечь сигнальные огни над бункером фюрера, чтобы навести на него две дивизии Авиации Дальнего Действия…

Глава 2

Важное задание

Через деревню проехал верховой посыльный, и по домам побежал тревожный шепоток. На другой день власть вместе с участковым укатила в область, и волнение усилилось. Немцы взяли Бобруйск и повернули на юг, что предвещает полное окружение Полесья. К деду зачастили селяне, для них русский заготовитель оказался бóльшим авторитетом, чем представители советской и партийной власти.

После обеда Олег переварил сорную рыбу в муку и начал развешивать мешочки на просушку. Его внимание привлек послышавшийся на канале треск мотора. Дозорные катера меняются каждое утро. На этот раз военные возвращались в неурочное время, причем на корме сидели пассажиры в непонятной форме, а некоторые из них с винтовками. Событие требовало незамедлительного обсуждения, и он побежал к деду.

— Флотилия уходит на защиту Гомеля, забирая с собой персонал шлюзов и охрану НКВД, — пояснил тот.

— Мне пора собираться? — предположил внук.

— До города сто километров, на мотоцикле долетишь за пару часов. Так что время есть, уедешь завтра после обеда, — ответил дед и склонился над тетрадью.

Олег выкатил из сарая мотоцикл и начал разбирать вещи. В качестве дорожной одежды выбрал темно-синий бостоновый костюм и щегольские хромовые сапоги. Все прочее уложил в трофейный ранец, включая одежду из двадцать первого века. По словам деда, у молодежи Ленинграда середины тридцатых джинсовые костюмы считались писком моды. Сверху бросил купленные в сельпо туалетные принадлежности. Кстати, одеколоны «Черная маска» и «Табак» обладали изысканным ароматом. С утра дед озадачил неожиданным заявлением:

— Тебя направили в «Сталинградское военно-авиационное училище летчиков имени Сталинградского Краснознаменного пролетариата».

— Кто направил? — растерялся Олег.

— В это училище принимают только по направлению комсомольских организаций. Бумаги пересылают отдельно, поэтому можешь ехать спокойно.

— А там от ворот поворот и что дальше?

— С твоим уровнем знаний и физическим развитием? Не прогонят, в крайнем случае получишь отличный повод для легализации в городе.

Олег вынужден был согласиться с доводами деда. У него появилась конкретная цель, а наступление немцев исключало обратное возвращение.

— Как я объясню незнание белорусского языка? — спохватился он.

— Ты Ленинградский, отца направили на партийную работу в Пинск. Придется немного погулять по городу, только не суйся к причалам Военной флотилии.

Погулять Олег был согласен. Шаря по кабинетам НКВД, вместе с документами заготовителя дед забрал толстенный лопатник^[10] с астрономической суммой. Так что деньгами его обеспечат, и, ухмыляясь, предложил:

— Лучше запиши запретные адресочки.

— Балбес! До сих пор пулемет на коляске не закреплен по-походному! Въедешь в город и сразу в комендатуре сдашь трофеи!

Олег не собирался раскатывать по неизвестному городу на мотоцикле с пулеметом, тем не менее огрызнулся:

— Я хотел в тире пострелять и девочек покатать.

Проигнорировав реплику внука, дед положил на стол пакет из плотной бумаги с броской надписью по диагонали: «НКВД СССР Фельдъегерская служба». Затем демонстративно повернул обратной стороной, где оказалась хитроумная прошивка шпагатом, завершающаяся пятью сургучными печатями, и сказал:

— Это самая сложная часть твоего задания. Постарайся передать непосредственно фельдъегерю, причем как можно ближе к Москве.

Заметив на тыльной стороне следы крови, Олег осторожно пододвинул пакет и прочитал адрес:

— «Заместителю наркома авиационной промышленности А.С. Яковлеву», — и спросил: — А где адрес?

— Цифры в нижнем углу обозначают город и учреждение получателя, наверху код отправителя. Кровь немецкого солдата у канала, — пояснил дед.

Продуманный антураж говорил о заблаговременной и тщательной подготовке буквально с первых часов войны. Олег невольно поежился и сказал:

— С этим пакетом меня могут взять под белы ручки и отправить на Лубянку.

— Бояться тебе нечего. Адреса и печати настоящие, пакет взял на той развилке у умирающего фельдъегеря, вот его документ. — Дед протянул ярко-желтое удостоверение.

— Ты забываешь о содержании! — воскликнул внук!

— Ничего я не забываю! — огрызнулся старик. — Бумаги подписаны Яном Нагурским и Николаем Сукневичем.

— Что это меняет?

— Известные в авиастроении люди, оба работали с Григоровичем и Сикорским, после революции перебрались в Польшу, — спокойно ответил дед.

— Не припомню польских самолетов, — демонстративно фыркнул Олег.

Не ввязываясь в бесполезную дискуссию, старик начал рассказывать об инженерах и конструкторах Российской империи, которые после революции перебрались в Польшу. В качестве примера показал польский пистолет WIS конструкции Петра Вильневича. До революции инженер работал на Сестрорецком оружейном заводе, где и создал это оружие.

Мотоцикл резво катил под палящим солнцем, а Олег с ног до головы покрылся слоем пыли. Даже шляпа в коляске стала выглядеть серой и жалостливой. Проклиная себя за необдуманный наряд, он решил снизить скорость, но результат получился обратный. Бурые фонтаны из-под колес моментально забили нос и рот, пришлось спешно давать газ. После очередной деревни проселок превратился в грейдерную дорогу, а перед мостом показался шлагбаум с оборудованным пулеметным гнездом.

— Документы! — строго потребовал матрос с винтовкой на плече.

Скрывая нахлынувшее волнение, Олег протянул чужие бумаги.

— Пострелять пришлось? — спросил подошедший сзади второй часовой.

Вот раззява! Пулемет закрепил по-походному, а ленту оставил заправленной! Пустые звенья длинной змеей извивались в коляске.

— Это они возле Муховца вдарили по нам. Один остался. — Выдав заготовленную отговорку, Олег указал на полевую сумку.

— Куда едешь? — словно не слыша, спросил матрос.

— Первым делом в комендатуру, надо отдать документы, оружие и мотоцикл.

— Город знаешь? — спросил второй часовой и, не дожидаясь ответа, пояснил: — Через мост прямо до площади, там справа увидишь.

Колеса тихо прошуршали по доскам и зарычали по булыжной мостовой. Под вывеской «Военная комендатура» на лавочке сидел офицер в морской форме, у входа стоял матрос с непонятным автоматом на груди. Олег лихо затормозил и по-военному представился:

— Товарищ капитан-лейтенант, передаю трофейную технику, оружие и документы.

— Для начала покажи свои.

Пришлось показать все, включая письма и пакет из полевой сумки. Из комендатуры вышел офицер со звездой политработника на рукаве и строго спросил:

— Немцев из чего бил?

— Вот. — Олег вытащил из кармана WIS.

Дежурный без слов забрал пистолет и передал документы с полевой сумкой политработнику. Переглянувшись, оба офицера вернулись в комендатуру. Тотчас из двери, словно чертики, выбежали матросы и начали подчистую выгребать содержимое коляски. Даже прикрученный пулемет сумели в минуту снять. Скрашивая ожидание и желая немного размять ноги, Олег начал прохаживаться по мостовой. Как-то неожиданно перед ним материализовался матрос с повязкой вахтенного и вернул документы. Дилемму «Уходить или ждать» решил политработник — сев на мотоцикл, он указал на коляску:

— Запрыгивай, иначе долго будешь плутать по нашим улочкам.

Какие в данной ситуации могут быть вопросы или предположения? Мотоцикл по диагонали пересек площадь, лихо проскочил несколько переулков и остановился под раскидистыми каштанами. Через несколько минут они вошли в кабинет Первого секретаря обкома партии.

— Вот он, долгожданный герой! Лично трех немцев уложил и документы в целости доставил. — С этими словами политработник положил на стол полевую сумку и документы погибших. Затем небрежно бросил солдатские книжки немцев.

Из-за стола вышел рослый мужчина, внимательно посмотрел на серого от пыли Олега с немецким ранцем в руке и крепко обнял:

— С прибытием! Обойдемся без формальностей, ты третий секретарь комсомола! Комната отдыха на первом этаже, завтра в семь жду тебя на вокзале.

Битый час Олег с остервенением выбивал из одежды въевшуюся пыль. Надо же так вляпаться! Он отдавал полевую сумку с документами и пакетом как объяснение своего приезда в Пинск! А вышло мгновенное превращение в комсомольского функционера! Как теперь выворачиваться — без малейшего представления об этом самом комсомоле? Горестно вздохнув, отправился в душ, где вымылся сам и постирал несчастный костюм.

Утром его растолкал один из милиционеров охраны, затем сообща позавтракали в безлюдном обкомовском буфете и начали собираться. Злосчастный костюм оказался сухим и выглаженным. По этому поводу Олег не постеснялся поклониться милиционерам и поблагодарить за заботу. Пора! Он бежал по пустынным улицам в окружении четырех сотрудников НКВД, пересекал парки с благоухающими цветами и перепрыгивал через канавы в частном секторе.

Привокзальная площадь оказалась запружена людьми. Крики отчаяния или угрозы смешивались с визгом женщин и плачем детей. Громадную толпу обежали стороной и оказались у маленького домика с надписью «Дежурный обходчик». Тотчас открылась железная дверь, дальше они бежали уже вшестером. Галоп по рельсам закончился у выходного семафора, где тихо попыхивал паровоз с тремя вагонами.

— Тебе в плацкартный. — Милиционер легонько подтолкнул в спину и запрыгнул с товарищами в мягкий.

Не успел Олег встать на ступеньку, как поезд тихонько тронулся. Мимо замелькали огороды и сады частного сектора, затем загудел мост через реку. На выезде поезд замедлил ход, а стоящий на насыпи милиционер с винтовкой ловко вскочил на подножку вагона. Мчались на зависть курьерским экспрессам, не сбавляя скорость на переездах и не давая предупредительных гудков. Плацкартный вагон оказался забит сверх всякого предела. Люди сидели в проходах или скрючившись в три погибели на полках. Олег устроился на ранце и вскоре задремал под стук колес.

Проснулся за полдень от резкого торможения. В вагоне полная тишина, люди или спят, или безучастно смотрят в потолок. На всякий случай Олег выпрыгнул из вагона и тревожно посмотрел на небо. Причиной остановки оказался стоящий впереди пассажирский поезд с расстрелянным паровозом, о чем сообщил вышедший следом кондуктор. Пока Олег раздумывал, перебежать в пробитый пулями вагон, или остаться здесь, сцепщик соединил оба состава и паровоз начал набирать скорость.

Пришлось снова примоститься на ранце и, в надежде уснуть, закрыть глаза. Очень хотел пить, а деревянный ретровагон не предусматривал подобной услуги, воды нет даже в туалете. Жажда заставила вспомнить укладку трофейного мотоцикла. Пехотинец тащил все на себе, а мотоциклисты везли в багажнике коляски. Расположенная вверху двойная крышка позволяла брать вещи, не вытаскивая ранец из гнезда. Объемный, из толстой желтой кожи, с гнездом для фляги, с плоской кружкой. Собираясь в дорогу, он бросил на дно немецкий штык-нож в чехле, не подумав о воде, продуктах в дорогу и ложке с вилкой.

Вот и Гомель; не дожидаясь полной остановки поезда, Олег ринулся на поиски магазина. Увы, на вокзале лишь ресторан с буфетом да газетным киоском, а выход в город закрыт для транзитных пассажиров. От жажды купил три стакана чая, которые оказались приторно-сладкими и огненно-горячими. В спешке обжигаясь, он едва успел выпить два, как мужчина в железнодорожной форме тронул его за плечо:

— Товарищ, через минуту отойдет ваш поезд.

Бежать пришлось к голове длиннющего состава с пробитыми пулями вагонами. Олег едва успел, прыгать на подножку пришлось почти с края платформы, а далее ожидал приятный сюрприз — народ куда-то исчез. Его попутчиками оказались девять девушек, комсомолок-активисток в серо-синих шароварах и полосатых футболках. Они отгородили половину вагона простыней, за которой разместились милиционеры с семьями. На боковой полке появилась пятиведерная бадья с кружкой на цепочке, а рядом стоял зеленый армейский термос. Встретившись с девушками взглядом, он представился:

— Олег Осипович Антохин, зовите просто Олег. Приехал из Питера и сразу попал к вам на бал.

Активистки сдержанно хихикнули и по очереди назвали свои имена и должности. Все оказались ВРИО секретарей райкомов с обязанностью передать вывозимые документы в Центральный архив.

— Товарищ Олег, расскажите о своем подвиге, — попросила девушка по имени Лена и густо покраснела.

— Подвиге? — удивился он. — На моем счету всего лишь трое, в одного долго не мог попасть, второго убил со страха, а третьего — из ненависти.

— Наших ребят записали в партизаны, а девушек отправили в тыл, — горестно вздохнула Яна.

— Не горюйте, красавицы, скоро объявят набор в снайперы! После войны многие похвастаются орденами! — снисходительно заявил Олег.

Девушки радостно зашумели, на столе появились миски с гречневой кашей, и комсомольский актив дружно приступил к ужину. Снова наступила неловкая тишина, и Олег начал рассказывать о достопримечательностях родного города. Заговорившись, описал в красках памятник Победы и был прерван Иванкой:

— Правильно сказал товарищ Олег! На войне без жертв не обойтись, мы обязаны увековечить память павших товарищей!

Девушки принялись шумно обсуждать идею жертвенности во имя спасения товарищей. Каша незаметно кончилась, на столе появились чайники с горячей водой и крутобокий заварной чайник. Взяв кусочек пиленого сахара, Олег вспомнил спринтерский забег по перрону, где стояли утыканные кранами будки с надписью «кипяток». Разговор оживился, и девушки начали рассказывать о себе. Биографии у всех были одинаковы: училась, пошла работать, вышла замуж, вступила в комсомол. Выделялась одна неожиданная деталь. Во время польской оккупации, а девушки говорили именно так, белорусы были серьезно ущемлены в правах. Они платили повышенные налоги, не могли занимать государственные должности, а высшее образование вообще было недоступно.

Начало смеркаться, и проводник развесил в проходе керосиновые лампы. Девушки ушли мыть посуду, а Олег с удовольствием вытянулся на комковатом матрасе. Как он устал, и сколько за прошедшие сутки произошло невероятных событий!

Его разбудил бесцеремонный стук в стенку вагона:

— Воздушная тревога! Выключить свет! Всем немедленно выключить свет! Воздушная тревога!

Проводники суматошно сдергивали с крючков керосиновые лампы, а вдали пылало зарево горящего Брянска. Постепенно ночная мгла укутала сполохи пожаров, и поезд помчался дальше. После безуспешных попыток что-либо рассмотреть в темноте Олег снова завалился спать и проснулся от непривычной тишины. Вагоны сиротливо стояли на запасном пути под охраной милиционеров с винтовками. Он побежал в домик недвусмысленного назначения, рядом с которым оказался душ с корытами для стирки. Нашлась и гладильня с утюгом, правда, за угольками надо идти в котельную, из которой торчал кран с надписью «кипяток».

— Товарищ Олег, завтракать! Пшенная каша с мясом! — звонко позвала Лена.

— Где это мы стоим? — пробегая мимо милиционеров, поинтересовался он.

— В Орле, и никто не знает, когда и куда двинемся дальше, — последовал ответ.

Питание из привокзальной спецстоловой можно признать достаточным, но Олег ради девушек отправился в ближайший магазин. Хотелось порадовать и как-то скрасить их скромную жизнь с явно выраженным недостатком денежных средств. Заштатный гастроном вдали от центра поразил обильным выбором и отсутствием очередей. Ценники подсказывали о существовании государственного регулирования. Килограмм черной икры равнялся годовой зарплате инженера. Он не стал шиковать, благоразумно накупив дешевеньких карамелек с пряниками и сушками. Единственным исключением стал китайский чай в алых жестяных коробках.

— Ой, мы не можем себе это позволить! — увидев разложенные на столе кулечки, воскликнула Яна и попыталась уйти.

— Это будет не по-товарищески, — возразил Олег и бесцеремонно всучил ей покупки.

С этого дня девушки надели платья и начали собираться на вечерний чай с конфетами, где тишком играли в подкидного дурака. Постепенно из обращения исчезло слово «товарищ», даже рассерженно шипели при неправильном карточном ходе. Олег не забыл о поручении деда, заглянул в комнату фельдъегерей, которая располагалась на вокзале рядом с отделением железнодорожной милиции. Посмотрев на усталых милиционеров и горку опломбированных почтовых мешков, понял бесперспективность задуманного варианта.

Поразмыслив, решил зайти с другой стороны и решил сблизиться с обкомовским руководством в головном вагоне. Он стоически выдерживал заседания, где решался один-единственный вопрос. Партийное начальство ежедневно звонило в Москву и добивалось назначения на фронт. После неизменного приказа «ждите» они собирались снова в надежде найти какой-либо убедительный довод. Очередное совещание началось с сообщения о взятии немцами Гомеля.

— Немецкие войска повернули на юг, а севернее Киева нет наших войск, — произнес первый секретарь и уронил листок.

— Город под ударом с двух сторон, — шепнул кто-то из членов партбюро.

Второй секретарь поднял телеграмму и сердито стукнул кулаком по столу:

— Хуже, товарищи, намного хуже! Южная группа германских войск неожиданно повернула на Крым.

В купе повисла напряженная тишина, Киеву не устоять, это ясно каждому. Немцы пересекли Днепр и наступают практически с тыла. Резервы успели занять оборону, а новые обстоятельства требуют спешно уходить. Главные силы Киевского военного округа раздроблены и потеряли связь с командованием. Первый секретарь залпом выпил стакан воды и более спокойно сказал:

— Наша флотилия практически не имеет потерь и идет на соединение с кораблями из Дуная.

Олег напряженно вспоминал полученную от деда информацию. В конечном итоге корабли уйдут в Ейск, где сформируются в Азовскую военную флотилию. Рассеянные по степи части Красной Армии сдадутся в плен, а белорусские леса станут проклятием Вермахта. Вот он, шанс, и Олег громко заявил:

— В лесах осталось много пограничников и красноармейцев, скоро появятся стихийные партизанские отряды со случайными людьми во главе.

— Правильно сказал товарищ! Такое дело нельзя пускать на самотек! — поддержал первый секретарь.

Областное руководство оживилось и быстренько составило тезисы к очередному звонку в Москву.

Идея получила поддержку, и вернувшееся начальство село за составление подробного проекта. Олег и здесь сказал свое слово, предложив отправить радистов для непрерывной связи с московским руководством. В результате получился объемный документ, которому прилагался список кандидатов в комиссары партизанских отрядов. Откорректированный вариант напечатали на пишущей машинке и запечатали в знакомый конверт с маркировкой: «НКВД СССР Фельдъегерская служба». Сработало!

— Позвольте мне, я быстро добегу, — протянул руку Олег.

— Прием почты на втором этаже обкома, вход с лестничной площадки, — пояснил третий секретарь, которому явно не хотелось относить пакет.

Легкий, словно во сне, Олег помчался в свой вагон. Вытащив из-под подкладки ранца пакет деда, побежал вприпрыжку через железнодорожные пути и вскоре оказался на привокзальной площади. Пролетка извозчика под цокот копыт довезла до обкома партии.

— Документ! — потребовал охранник на входе.

— Вот! — Растерявшись от неожиданности, он показал пакеты фельдъегерской службы.

— Документ! — невозмутимо повторил милиционер.

Ни о каких пропусках не было речи, Олег спохватился и достал паспорт с комсомольским билетом. Паспорт остался незамеченным, охранник полистал комсомольский билет, проверил последнюю дату уплаты взносов и открыл калитку. Взлетев на второй этаж, Олег открыл заветную дверь и оказался у приемного окошка. Пожилая женщина профессионально глянула на адреса, тщательно проверила прошивку с сургучными печатями и небрежно бросила пакеты в большую стопку на столе. Затем гулко стукнула железной печатью по квитанциям и сказала:

— Держите, вам повезло, сегодня ночью в Москву уходит спецпоезд. Товарищ Каганович собирает секретарей обкомов.

Олег вежливо попрощался и, только столкнувшись на выходе с курьерами фельдъегерской службы, понял смысл слов о поезде и Кагановиче. Партийная почтовая служба давала почти стопроцентную гарантию сохранности, но не являлась синонимом экспресс-доставки. На радостях от выполнения самого важного задания Олег снова сел на извозчика и по пути заехал в гастроном, где купил десять бутылок лимонада под названием «Ситро». Затем не сдержался и добавил самую большую банку китайского чая с изречениями Конфуция и тиснеными золотыми рыбками.

Позвякивая бутылками в авоське, Олег пролез под очередной платформой с неупакованными станками и увидел свои вагоны в сцепке с паровозом. Поспешив, поставил покупки в тамбур, затем побежал отдавать квитанцию о сдаче пакета.

— Молодец, правильно мыслишь! — Первый секретарь торжественно пожал руку. — В ближайшее время нас забросят в немецкий тыл.

Вагоны неожиданно дернулись, прервав похвалу начальства. Возвращаться обратно пришлось уже на ходу, где сразу попал в плотное кольцо девушек.

— Товарищ Олег, мы вам не барышни из городского парка и решительно отказываемся от буржуазных угощений! — сурово заявила Лена.

Разве можно быть такими упертыми?! Он от чистого сердца, с желанием сделать приятное! И ухаживает за ними без хамства и ханжества. Пришлось выкручиваться:

— У нас праздник! Скоро прыгнем на парашютах туда! — и показал пальцем за спину.

Суровые лица вмиг озарились радостными улыбками, с восторженным криком девушки бросились его обнимать. На шум выглянул милиционер и озадаченно спросил:

— За что это вы его так?

Олег приложил палец к губам и многозначительно подмигнул.

— Значит заслужил! — откликнулась Иванка и лукаво добавила: — И ты, Василич, постарайся, тогда тебя зацелуем.

Милиционер смущенно кашлянул и скрылся за занавеской. Девушки захлопотали в купейном отсеке, который получил название столовой, боковушку прозвали кухней. Ситро оказалось приторно-сладким, и Олег пил его без удовольствия, зато девушки смаковали, излишне громко обсуждая вкусовые достоинства. Покончив с лимонадом, без перерыва приступили к чаепитию с обсуждением предстоящих героических поступков. Сначала зациклились на парашютах и предстоящих учебных прыжках с вышки, а затем из настоящего самолета.

Второй этап эвакуации с первого дня превратился в настоящую пытку. От паровоза отцепили вагоны на ближайшем разъезде, где отсутствовали элементарные бытовые удобства. Через сутки их прицепили к пассажирскому поезду с пустыми вагонами и снова бросили на каком-то полустанке. Рельсы гремели от составов, где на платформах рядом с оборудованием сидели сутулые беженцы. Иногда навстречу шли поезда с солдатами, и совсем редко встречались платформы с пушками и танками.

К изнуряющей неизвестности добавилось резко ухудшившееся питание. Чаще всего девушки приносили хлеб и полный термос квашеной капусты. Порой капусту сменяли соленые огурцы или моченые яблоки. Бурую сельдь с торчащими костями встречали криками ура. Переход на скудное питание не вызвал у людей ни жалоб, ни ропота недовольства, а Олег очень быстро скис. Выдав гневную тираду о зажравшихся тыловиках, отправился в спецстоловую. Склад действительно оказался почти пустым, зато залежалое «почти» можно было легально купить.

С этого дня началась пора обмана. Чаще всего Олег приносил пятикилограммовые жестянки с яблочным мармеладом, который девушки нарезали тонкими ломтиками. Реже удавалось купить фанерный ящик макарон. Эти продукты входили в перечень довольствия старших офицеров, которых на полустанках никогда не видели. Порой случался полный облом, и Олег шел на привокзальный рынок, где покупал сало с яйцами. В такие дни объявлялся общевагонный банкет, милиционеры приходили с водкой и гармонью. Подвыпившая компания, включая девушек, закуривала «Беломор», прозванный офицерскими папиросами. Некурящие Олег с Василичем уходили за занавеску, где начинали бесконечный разговор «за жизнь».

— Почему ты выходишь на дежурство с разным оружием? — как-то раз поинтересовался Олег.

— Действуем согласно инструкции, — многозначительно ответил Василич и тут же пояснил: — Винтовка устрашает, поэтому берем в многолюдные места.

Логично, людей пугает громоздкая трехлинейка с примкнутым штыком и отбивает желание подойти с досужими вопросами. С «Наганом» в кобуре тоже ясно — часовой вооружен и вместе с тем не внушает страха.

— В каком случае выходите с автоматом? — продолжал допытываться Олег.

— Есть особый перечень станций, где бандиты грабили вагоны. Там выходим удвоенным нарядом, пара у вагонов, вторая пара на стульчике у окна не сводит глаз с товарища.

Олег даже не догадывался, что дежурства так глубоко продуманы! В зависимости от обстоятельств один и тот же милиционер может оказаться вежливым или готовым в любой момент открыть огонь. Захотел разобраться со странным видом автоматического оружия:

— Почему милицейские автоматы совсем не похожи на «ППД» или «ППШ»?

Василич загадочно улыбнулся и ответил:

— Потому что это польский Mors, панские арсеналы переданы под контроль НКВД.

— Польские патроны закончатся, и останетесь безоружными, — заметил Олег и похвастался: — У меня был WIS, в комендатуру с мотоциклом сдал.

— Оружие создано царским капитаном Петром Вильневичем, поэтому патрон стандартный, сейчас называется «ТТ».

— Не может быть! Патрон разработан вместе с пистолетом!

— Твой отец воевал в империалистическую? — спросил Василич.

— Нет, — и прикусил язык. Олег хотел сказать: «еще не родился», да вовремя вспомнил о собственном «рождении» в восемнадцатом.

— Тогда понятно, у офицеров было много оружия под патроны 7.62х25 и 6.5х50. Петроградский патронный завод выпускал их десятками тысяч.

Олег не был фанатом оружия и никогда не интересовался патронами, тем более дореволюционными. Но разговор затеял он сам и необходимо проявить внимание:

— Не понял, на вооружении царской армии были трехлинейки и «Наганы».

— Эх, молодежь, молодежь! — покачал головой Василич. — Офицеры и казаки воевали собственным оружием!

— Как это — собственным, а устав?

— Устав и дозволял. Оружейные заводы принадлежали буржуям и выпускали что хотели. В ходу были самозарядные винтовки Щукина под патрон 6.5х50 и автоматические карабины Квасцова под патрон 7.62х25. Любители щеголяли даже скорострельными пистолетами, но их часто клинило.

— Погоди, у офицеров с казаками был выбор? Они могли купить оружие или получить казенное? — уточнил Олег.

— Фу ты, ничего не знаешь! При царе офицеры в любом случае покупали оружие! Казакам было особое послабление, за «мосинку» они платили лишь тридцать пять рублей, остальное гасила казна.

— И патроны за свои кровные покупали?

— Патроны сами крутили. Мосин специально сделал донце с фланцем, хоть сто раз перезаряди, а осечки не будет, — пояснил Василич.

— И гвардия на парадах ходила с разнокалиберным оружием? — не сдавался Олег.

— Нашел о чем говорить! Твои гвардейцы пижонили вокруг царя в золоченых кирасах, а воевали простые солдатики из второго состава.

— Точно! — вспомнил Олег. — У Кавалергардского полка на Шпалерной во дворе казармы запасного полка!

— Твой отец совсем не воевал? — заинтересовался Василич.

— Воевал, выучился на летчика и бил… этих, басмачей. Я тоже хочу стать летчиком.

— Вот как! И я Туркестан прошел! Басмачи завидят самолет, с лошади прыг и голову в песок! Голыми руками брали! — хохотнул Василич.

На другой стороне вагона заиграла гармонь, и оба, словно по команде, встали. Танцы были главным развлечением, парочки умудрялись кружиться в узеньком коридоре вагона без синяков и столкновений. Причем на Олега возлагалась обязанность станцевать с каждой из девушек. Милиционеры ехали семьями, а жены ревностно контролировали мужей. После танцев начиналось хоровое пение, керосин у проводников давно закончился, поэтому расходились в кромешной темноте.

Все имеет свой конец, вскоре опустел кошелек с полученными у деда немалыми капиталами. Олег занервничал, жить впроголодь он не умел и не хотел. На станции Трофимовка в вагон зашел посыльный с долгожданным сообщением о прибытии в конечный пункт. Едва комсомольский актив выгрузился на бетонный перрон, как поезд покатил в обратную сторону.

— Куда? А мы? Почему? — панически закричал Олег.

Ответом послужил прощальный взмах руки первого секретаря обкома. Их бросили посреди степи у маленького рабочего поселка!

— Нам недалеко идти, но багаж придется разделить поровну.

Слова посыльного заставили оценить объем ручной клади. Из объемистых узлов выпирали каблуки сапог, торчали валенки, обшитые бархатом ватники и позвякивала железом посуда. Идти пришлось согнувшись под тяжестью неудобной клади. Знойное солнце припекало сквозь одежду, пот заливал глаза, поэтому звонок трамвая показался эхом позабытого Питера.

— Садимся не спеша, это конечная, до отправления десять минут, — тоном врача заговорил посыльный и добавил в сторону кондуктора: — Беженцы, совсем без денег.

— Где мы? — сипло спросил Олег.

— В Саратове, сейчас вас устрою в общежитии сельхозтехникума. Дальнейшие инструкции товарищ Антохин получит завтра.

Самая обычная общага разделена тюремной решеткой на женскую и мужскую половины. Слабому полу выделили парадную лестницу, а юношам достался пожарный выход. Девушек поселили в двух комнатах на пять коек каждая, зато Олег шиковал по местным меркам в люксе с умывальником. Развесив одежду в фанерном шкафу с гвоздиками вместо ручек, он сел на шаткий стул. Его гардероб состоял из мятого костюма, джинсов и застиранных рубашек без воротника.

В качестве НЗ^[11] дед выделил парочку трофейных часов. Решив не спешить с продажей и дождаться информации о дальнейшей судьбе, отправился в баню. Ощущение чистоты пришло после четвертого захода в парилку, а парикмахерская у входа в мужское отделение восстановила жизненный тонус. Наутро в отутюженном костюме предстал перед первым секретарем областной комсомольской организации.

— Пойдешь ко мне вторым секретарем? — без предисловий предложил тот.

— Лучше дай направление в летное училище, — попросил Олег и добавил в качестве аргумента: — Отец служил в авиации.

— Все направления аннулированы, — последовал угрюмый ответ. — Наши летчики, танкисты и артиллеристы воюют в окопах. — И неожиданно выкрикнул: — За полтора месяца войны немцы уничтожили всю технику!

— Видел, фрицев у границы встретил, но война только начинается. Настанет час — и тысячи наших самолетов начнут бить врага! — уверенно ответил Олег.

— Читал сопроводиловку^[12], завидую, успел открыть личный счет. А меня не отпускают, — угрюмо ответил комсомольский вожак.

— Не торопись, вот вернутся ребята с инвалидностью, и настанет твоя очередь, — подбодрил Олег.

— Отпустят, да в другую сторону. Моих замов отправили в Сибирь — поднимать эвакуированные заводы.

— Сочувствую ребятам, им предстоит высадиться в чистом поле и запустить производство до наступления холодов. Такое дело по плечу настоящим героям.

Дед снова оказался прав. Молодых призывников отправляли на восток, а Олегу поручили проводить с ними комсомольскую работу. Право первоочередного прохода принадлежало поездам с заводским оборудованием, и времени для общения было предостаточно. Утром со стопкой газет в руках отправлялся на берег Волги. Скудные сообщения не давали общей картины развернувшихся боев, но он знал главное — война закончится взятием Берлина.

— На твои выступления перед солдатами приходят даже старые коммунисты! — похвалил первый секретарь обкома комсомола.

Похвала приятна, если не отягощается дополнительными обязанностями. Олег получил график выступлений перед молодежью заводов и школ.

Зачастили грозы с ливнями, вместе с ними резко менялась температура воздуха от пятнадцати до тридцати пяти градусов. Насморк с температурой заставили позаботиться о собственном здоровье. Пришлось продать на барахолке одни часы и отправиться в магазин одежды. Выбор на любой вкус: от зимних пальто с каракулевым воротником до простеньких сандалий на кожаной подошве, правда, цены кусачие. Олег уже разобрался с модой, вернее, с тем, что носили обычные люди, и сделал «правильные» покупки.

Он уже завалился в кровать и сквозь дрему слушал сводку Совинформбюро, когда пришел посыльный с повесткой из военкомата. Олег давно ждал этого момента, даже держал наготове трофейный ранец. Его прадед прошел Финскую и Отечественную, летал на торпедоносце и ни разу не был сбит. Лишь в сорок четвертом, когда над Тютерсом сшиб крылом дерево, пересел на «Бостон». Его «Ил» решили не ремонтировать, оставив памятником с торчащими из крыла ветками. Утром перепроверил собранные вещи и точно в назначенное время постучал в указанный кабинет.

— Пойдешь на курсы младших политруков. Здесь на Астраханской, в здании Железнодорожного техникума, — не глядя на вошедшего, сказал военком.

Олег чуть было не расплакался. Он ожидал чего угодно, даже автобат с перевозкой портянок со склада. Но политработник — это чересчур! Со слов деда, комиссары в основном занимались писаниной, именно они, а не командиры, составляли наградные листы. Надо как-то отбиваться и он жалобно попросил:

— Мне бы в авиацию, с детства мечтал стать летчиком.

— Могу устроить на авиазавод и подписать бронь, — доброжелательно ответил офицер.

Намек? Причем чуть ли не прямым текстом! Олег осторожно положил на стол часы и тихо сказал:

— Лучше поближе к врагу, хочу посмотреть немцу в глаза.

Подношение соскользнуло в стол, а военком принялся деловито перекладывать папки. Поиск остановился на самой тоненькой с приклеенным машинописным листочком. Внимательно перечитав инструкцию, офицер уточнил:

— Отправлен на комсомольскую работу с последнего курса Ленинградского автодорожного института Наркомата внутренних дел.

— Так точно!

— В таком случае подойдешь, можно считать законченным высшим образованием.

— Куда подойду?

— В шестую роту, вот куда! Возвращайся в общежитие и жди сопровождающего. — Пожав руку, военком снова уткнулся в бумаги.

Что такое шестая рота? В кино девятая рота воевала в Афгане, а чем знаменита шестая? Чапаев командовал дивизией, еще Олег слышал о Железной дивизии, но здесь всего лишь рота. Они сотворили нечто героическое на Халхин-Голе или у озера Хасан? Или это рота личной охраны Сталина? А куда пристегнуть высшее образование? Он что-то слышал о шарашках, где арестованные ученые и конструкторы под дулами пистолетов делали уникальные открытия. Идти охранником в лагеря? Нет, лучше бежать в тайгу. Решив не ломать себе голову, Олег отправился в обком комсомола. По существующим правилам он обязан сняться с учета, но важнее повод для встречи с первым секретарем.

— Привет, на фронт? Везет же людям, а мне тут штаны протирать, — приветствовал комсомольский вожак.

— В шестую роту, велели дожидаться сопровождающего, — небрежно ответил Олег и внимательно проследил за реакцией.

Ровным счетом ничего, без каких-либо эмоций первый секретарь расписался в графе «убыл» и пожелал победы в боях. Нет ничего хуже неопределенности; измучив себя всевозможными догадками, Олег в расстройстве завалился спать. Разбудили его среди ночи. Некто в милицейской форме разрешил сполоснуться под умывальником и затолкал в кузов грузовика. Машина промчалась по спящему городу и остановилась у дома с табличкой «охрана». На сонных ребят торопливо надели темно-синие шинели рядовых, вручили трехлинейки и повели в темноту.

Нестройно шагая сквозь кромешную темень по закоулкам работающего завода, юноши безуспешно пытались задать хоть один вопрос. Тщетно, вместо ответа их расставили по постам и велели никого не пускать.

— Куда не пропускать — вперед или назад? — спросил какой-то шутник.

— Никуда, — последовал лаконичный ответ.

Рассвет добавил вопросов — ребята стояли жидкой линией оцепления. Олег напрягся: а что, если здесь забастовка и прикажут стрелять? Вскоре в соседние цеха потянулась толпа рабочих, по гудку новая смена приступила к работе, а отработавшие ночь пошли к проходной. Затем появился разводящий с нестройным отрядом юношей в мешковатых шинелях, а уставший караул отвели в заводскую столовую.

Сытых ребят построили на заводском дворе и объявили двухчасовой отдых. Какой может быть отдых, если рядом под открытым небом собирают знаменитые «Яки»? Всезнайки двадцать первого века превозносят американские истребители, восхваляя за высокие скоростные показатели. Война отнюдь не соревнования на скорость, на первом месте маневр и мощь удара, в скороподъемности и на виражах «Яку» не было равных.

На Тихом океане американцы гонялись за Mitsubishi Zero, боевые характеристики которого равнялись «ишачку» — «И-16». Заокеанская доктрина требовала уничтожить как можно больше самолетов врага. У немецких и советских пилотов в приоритете выполнение задания, враг покинул зону — значит, мы победили. Кстати, по кодексу чести Luftwaffe летчики считали победы, а не сбитые самолеты.

После отдыха Олега поставили у собранного на скорую руку забора. За спиной слышалась какая-то возня, затем заурчал грузовик и резко запахло керосином. Через час неприятно завыл стартер, и после серии громких хлопков злобно зашипел огромный примус. Звук далек от рева реактивного двигателя, но сомнений нет, пакет деда доставлен адресату!

В реальности английские газовые турбины для катеров были закуплены в октябре сорок четвертого. Через четыре месяца ПВО Москвы получила два полка реактивных перехватчиков. Война заканчивалась, и Сталин приказал модифицировать английскую турбину, затем разработать самолеты нового поколения. Советская авиация получила «МиГ-15», «Ил-28» и «Ту-16», а бывшие союзники подняли в воздух улучшенные «Мессершмитты» с «Хенкелями». Американцы добились улучшения эксплуатационных качеств самолетов за счет деградации летных характеристик.

Сейчас иная ситуация, простенькую газовую турбину с компрессором типа «беличье колесо» нетрудно поставить на конвейер. Новый «Як-15» станет истинным королем воздуха и обязательно изменит ход войны. К тому же Туполев повторил ход Яковлева и оснастил турбинами свой «Ту-2». Новый самолет получил маркировку «Ту-14», но в серию не пошел по той же причине, что и «Як-15». Оба конструктора попытались модифицировать свои машины и окончательно проиграли конкурентам.

Примечания

10

Портмоне большого формата (жарг.).

11

Неприкосновенный запас.

12

Краткая характеристика.