По странам и страницам: в мире говорящих книг. Обзор аудиокниг

Дмитрий Померанцев, 2022

Литература – мир, который не знает закрытых границ и доступен каждому. С помощью профессионального обзора аудиокниг филологом Дмитрием Померанцевым этот мир станет еще ближе и увлекательнее. Сам по себе такой обзор – новое и уникальное явление в литературоведении, вполне отвечающее запросам времени, когда формат аудиокниг становится все популярнее. В книге представлены восемьдесят произведений мировой литературы, география и хронология которых обширны и разнообразны. Жозе Сарамаго, Хулио Кортасар, Габриэль Гарсиа Маркес, Мишель Уэльбек, Астрид Линдгрен, Иван Гончаров, Виктор Пелевин, Гузель Яхина – далеко не полный список имен, с которыми встретится и вряд ли захочет расстаться вдумчивый читатель. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Я люблю тебя, жизнь

Жозе Сарамаго. Перебои в смерти / Перев. с порт. Александра Богдановского. — М.: Эксмо; СПб.: Домино, 2008

Мы продолжаем наше виртуальное путешествие галопом по Европам и после солнечной Каталонии, пасмурной Дании и еще более ненастной Гренландии переносимся на умеренно южные просторы Португалии. Впрочем, Португалия у нас будет достаточно условной, поскольку место действия романа «Перебои в смерти» португальского писателя-нобелиата Жозе Сарамаго ни разу в тексте не названо. Сделано это было, надо думать, нарочно: мол, такое могло случиться где угодно — да хоть бы и у вас, однако по ряду весьма характерных признаков в безымянной стране все-таки угадывается родина автора.

Роман начинается, что называется, «с места в карьер», без раскачки. Автор ставит читателя перед фактом: в некой не названной европейской стране в некий прекрасный момент вдруг перестают умирать ее жители. Заинтригованы? Дальше будет еще интересней. Вы себе даже не представляете, к каким последствиям может привести отсутствие такого привычного, такого прискорбного и, увы, абсолютно неизбежного явления, как смерть.

По своей структуре роман напоминает этакий Посейдонов трезубец, где одно острие — разящее жало социальной сатиры, политический памфлет, второе — вполне традиционная для Сарамаго развернутая метафора, эпос и притча одновременно, третье — уже не столь характерная для автора щемящая лирическая нота. Книга, по сути, и состоит из трех частей, каждая из которых написана в своем ключе. Начало походит на шумный поток, где слова и события стремительно несутся, обгоняя друг друга, сталкиваясь лбами, мимолетно изумляясь взаимному сходству и тут же разлетаясь в разные стороны, подобно бильярдным шарам. Сарамаго — эта горькая португальская редька (именно так его фамилия переводится на русский) — не скупится на сарказм. Вот на орехи достается одному из главных фетишей всякой власти — национальному флагу, который гордо реет на ветру, «Веселя и вселяя ликование в воинственные души». Иначе и быть не может, ведь «знамена вывешены в ознаменование столь знаменательного события», как полная и окончательная отмена смерти.

Примечательно, что первыми, что называется, натянуть безносой нос сумели не ушлые чиновники, не поднаторевшее в словоблудии духовенство (с этой шатией у писателя свои давние счеты, которые, полагаю, не были закрыты и после его смерти), не озадаченные владельцы похоронных бюро и не хитрые хозяева страховых компаний, но простые и оттого особо нежно любимые автором крестьяне.

Так — незаметно, исподволь — в веселую и злую свистопляску повествования, как нож в масло, входит второе острие трезубца. Думается, вряд ли кого оставит равнодушным сцена смерти и погребения старика и младенца. Сегодня, перечитывая роман, убедился, что помню ее почти дословно: от скрежета тележного колеса до весьма спорного на первый взгляд, но продуманного и взвешенного замечания одной из участниц скорбной процессии, что «предавать смерти и убивать — не одно и то же».

Ну и, наконец, в третьей части нашего Марлезонского балета на сцене появляется уже сама смерть — не старуха, но женщина, да еще и не последнего разбора. «Дыша духами и туманами, она садится у окна» и откладывает в сторону свою верную косу — отнюдь не девичью красу, но чертовски острый сельскохозяйственный инструмент. Очевидно, последняя каким-то образом роднит свою хозяйку с трудовым крестьянством, иначе как объяснить явную симпатию автора, который и сам в свое время в полном соответствии с названием своего раннего романа поднялся с земли, поскольку родился в семье батраков, к своей героине? И вот эта милая сударыня, которая не любит, чтобы ее называли «сударыня», хотя собственным именем не обладает, ибо «смерть» (со строчной, а не заглавной буквы) имя не собственное, но нарицательное, — так вот эта дама затевает некие странные взаимоотношения с одним еще более странным виолончелистом, который, в свою очередь, столь одинок, что «заключил союз со своим псом на предмет того, что каждый из них будет видеть другого во сне».

Отдельная песня — обращение автора со словом. Думаю, прав переводчик этой книги Александр Богдановский: язык для Сарамаго — не строительный материал и не подручный инструмент, но инертная и зачастую враждебная среда, которую надлежит взламывать, вспарывать, крушить и перекраивать. В этой связи вспоминается фраза из романа Льва Славина «Ударивший в колокол»: «Герцен гнул язык по своей прихоти, каламбурил, забавлялся игрой слов. Могучий русский язык был в полном его подчинении, лежал у его ног, как влюбленный в хозяина пес, ластился к нему». Замените Герцена на Сарамаго и русский на португальский и получите довольно точное описание творческой манеры автора «Перебоев». Кстати, далее у Льва Славина Герцен восклицает: «А с языком не надо обращаться бережно. Язык от этого хиреет. Язык надо ломать, подбрасывать в воздух, низвергать с высоты, разбивать и лепить заново. Надо сдирать с него шелуху обыденности, и тогда он воссияет!» У Сарамаго язык именно что сияет. И спасибо замечательному переводчику Богдановскому, что в переводе на русский он (язык, а не переводчик) сияет тоже.

Собственно, об отношении Сарамаго к языку, к живому слову, будь оно написано или произнесено, лучше всего сказал сам писатель: «Со словами вообще следует держать ухо востро, они переменчивы не хуже людей». «Слова страшно подвижны и текучи и меняются день ото дня, они зыбки как тени, да они и есть тени и существуют в той же степени, в какой и не существуют, это мыльные пузыри, еле слышный рокот моря в витой раковине, срубленные стволы». К тому же «слова очень часто производят действие, обратное предполагаемому и тому, ради которого были произнесены».

В качестве примера весьма характерных для Сарамаго каламбуров приведу один из них: «Впервые в жизни смерть узнала». Как вам оксюморон? А затем уже совершенно другим тоном: «Смерть знает о нас все, и потому, должно быть, она так печальна».

Впрочем, не будем впадать в элегическое настроение и тешить себя иллюзиями. «Перебои в смерти» — всего лишь поэтическая вольность, мысленный эксперимент, фантастическое допущение или, если хотите, «заклинание смерти искусством». Иначе, если б смерть действительно «поняла, что художнику, занятому своим делом, мешать нельзя», мы бы сегодня читали последний, оставшийся незавершенным роман Жозе Сарамаго «Ружья и алебарды», который был бы благополучно дописан автором и переведен на русский, скажем, тем же Александром Богдановским. Увы, не читаем. Довольствуемся тем, что автор успел написать, и ждем новые яркие имена — пресловутых «молодых львов», что придут на смену. Должен же кто-то поднять упавшее знамя — чтоб «веселило и вселяло»?

Подобно тому, как почти все книги Жозе Сарамаго переведены на русский Александром Сергеевичем Богдановским, почти все они озвучены Ириной Александровной Ерисановой. И право же, это прекрасно, ибо все трое буквально созданы друг для друга: и автор, и переводчик, и диктор. Честно говоря, даже не представляю себе Сарамаго в чьем-то другом исполнении. Настоятельно рекомендую к прочтению.

И последнее. Помнится, был у российского писателя-фантаста Леонида Кудрявцева такой замечательный рассказ «День без смерти». Постоянно вспоминал его, когда читал «Перебои». Очень уж перекликаются эти произведения. Особенно живописной главной героиней — некой барышней с длинной и острой косой. Оба писателя будто с одной натуры писали. Плюс к этому отличное чувство юмора и неожиданная, парадоксальная развязка в обоих случаях. В озвучке рассказа, к сожалению, не нашел, но можно без труда найти в виде текста. Настоятельно рекомендую не полениться и найти. Рассказ небольшой, можно и синтезатор речи потерпеть, если нет возможности прочитать глазами, или попросить кого-нибудь прочесть вам вслух. Поверьте, оно того стоит.

Ну, и «Перебои», само собой, прослушать не забудьте.