К югу от рая

Дмитрий Осин, 2021

Андрей молодой писатель мечтающий о славе. Он пьет, веселиться и живет беззаботной жизнью. Он соглашается на все что угодно, ради того, чтобы достигнуть поставленной цели, но стоит ему совершить одну ошибку, как все чем он жил начинает ускользать из рук.

«И тень чертогов наслажденья

Плыла по глади влажных сфер,

И стройный гул вставал от пенья,

И странно-слитен был размер

В напеве влаги и пещер.

Какое странное виденье —

Дворец любви и наслажденья

Меж вечных льдов и влажных сфер.»

С. Т. Кольридж.

Радость

Стоял теплый летний день. Ветер дул с востока. Он тянул за собой соленый морской бриз, который пролетая над полем, впитывал в себя запахи опаленной солнцем травы. Я отодвинул простынь, что была нам вместо двери, и вышел во двор. Мы жили в маленьком гостевом доме. По его крыше вился виноград, а весь двор был полон абрикосовыми деревьями. Я подошел к одному и сорвал две штуки себе на завтрак. Ветер наклонил его листья, а я пошел к умывальнику. Побрившись и умыв лицо, я поднял голову и заметил, что на небе не было ни облачка. Чистота… Чистое голубое небо. Чудесное утро, подумал тогда я и пошел обратно в дом. Сорвал с той же ветки еще две штуки и, отодвинув простынь, зашел в комнату.

Я сварил себе кофе и сел за стол. Окно, под которым он стоял, выходило на задний двор, и все что я в нем видел это все те же абрикосовые деревья. Этот год, по словам хозяина дома, выдался урожайным. Жители поселка были этому рады. Мы тоже были рады, потому что урожай в нашем дворе, входил в стоимость аренды. Выпив кофе, я достал бутылку портвейна и открыл её. Карина перевернулась с левого на правый бок, освободившись от простыни. Она была совершенно нага и прекрасна. Я сделал несколько глотков из бутылки и поставил ее на стол. Взял блокнот, карандаш и решил поработать. Рассказ давался сложно, и я то и дело прикладывался к бутылке. После того, как я ее прикончил, на листах стали появляться слова. Дело пошло. Я был рад. Это был первый день после приезда, когда я, наконец-то, взялся за карандаш и что-то из этого вышло. В открытое окно залетал теплый ветер и обдувал мне лицо. Это было приятно. Написав главу, я достал еще одну бутылку из-под стола. Портвейн был что надо. Откупорив ее, я взялся за продолжение. Рассказ выходил хорошим, и чем больше я писал, тем больше вникал в него. Потихоньку, как это обычно бывает, я все больше и больше отстранялся от внешнего мира и писал. Я не чувствовал уже ветра на лице, ни запаха спелых абрикосов. Я прикончил бутылку портвейна и вышел на улицу. Дошел до умывальника и умылся холодной водой. Сорвал с ветки абрикос и пошел в другую половину участка. Здесь жили хозяева. По стене их двухэтажного свежевыкрашенного дома вился виноград. Участок был чист и ухожен. Хозяин сидел у костра и курил сигарету. Я подошел к нему и оглядел дом.

— Доброе утро — сказал я.

— Доброе.

Рядом с его правой ногой стоял стакан. Курил он медленно, растягивая удовольствие, и попивая содержимое стакана.

— Послушай — сказал он, не глядя на меня. — Ты меня извини, но совсем вылетело, как говоришь, тебя зовут?

— Андрей.

— Точно! — оживился он — ты уж извини. После вчерашнего все вылетело из головы. Ты кстати, как?

— Да ничего — сказал я, и посмотрел на окна дома. Потом я посмотрел на крышу, на свежевыкрашенные стены и на вьющийся виноград и опять на костер.

— Угощайся — он протянул мне бутылку. Откуда он ее достал, я так и не понял. Но бутылке я был рад.

— Благодарю.

— На здоровье.

Я откупорил бутылку и выпил. Потом протянул ему, но он отмахнулся и сказал, что у него свое, домашнее, и показал на стакан.

— Андрей, знаешь, что? — спросил он помолчав.

— Что?

— А где твоя жена?

— Она спит.

— Но ведь уже девять утра — удивился он.

— Она любит поспать.

— Ясно, молодые, а спят до обеда — пробурчал он.

— Когда же еще нам спать?

— Работать надо, а не спать.

— Я уже поработал — ответил я.

— В смысле? — удивился старик, — как поработал? И кем ты работаешь, что ты сделал уже?

— Я писатель.

— Ааа, бездельник значит — усмехнулся он.

— В каком-то смысле да — согласился я с ним. Хорошее утро.

— И что же ты пишешь?

— Рассказы, я пишу рассказы.

Старик замолчал, поднял стакан и выпил. Он подкинул в костер палок и посмотрел на меня.

— Знаешь, что. Иди и разбуди свою жену, если хотите отведать вкуснейшего завтрака в своей жизни, потому что сейчас сюда придет Мария и будет готовить на костре, а я, пошел за добавкой — сказал старик, встал и зашагал в дом. Я смотрел на костер. Карина, пожалуй, не откажется от вкусного завтрака, подумал я., да никто не откажется от такого предложения, только если он не полный придурок. И вот, я уже иду сквозь абрикосовый сад, откидываю простыню и попадаю в комнату. Вижу Карину, медовые взъерошенные волосы, ее стан, ее ноги. Она по-прежнему нага и лежит на том же боку, на котором и лежала, когда я уходил. Я поставил бутылку на пол и лег рядом с ней. Мне захотелось спать. Глаза стали закрываться сами собой, и я ели справился, чтобы не уснуть. Я начал ее целовать. Ноги, потом спину, и шею, но Карина не просыпалась. Я был пьян, уже с самого утра, и ей навряд ли это понравится, но делать было нечего, ее нужно было разбудить. Ну, или мне постараться не уснуть.

Этот портвейн был хорош. Мы взяли сразу два ящика в ларьке при заводе. Проведя дегустацию всей представленной продукции, остановились именно на этом. Да, определенно, этот портвейн был чертовски хорош. Зимой мы пили белый Алушта, по рекомендации одного знакомого сомелье. Он хорошо согревал, две бутылки за ужином, записки охотника и вечер удался. Но сейчас была не зима, совсем не зима, черт возьми, на часах девять утра, а на градуснике двадцать пять по Цельсию. А я пьян, чертовски пьян и нет сил встать с кровати, Карина спит, Мария наверняка уже поставила готовиться потрясающий завтрак, а я пытаюсь поднять себя с кровати. Решено, нужно вставать, во что бы то ни стало. Я собрал последние силы и встал с кровати. Сделал шаг и задел ногой бутылку. Она с грохотом упала об пол, и Карина вскочила с подушки. Прекрасная испуганная растрепанная она стояла на кровати и смотрела на меня, а я на нее.

— Доброе утро, любовь моя — сказал я.

— ты уже надрался? — мило спросила она.

— Бутылка портвейна еще никому не вредила.

— Сколько мы вчера выпили?

— Не так много, как хотелось бы.

— Это точно — она посмотрела в окно — а тут хорошо. Ты все выпил?

— Нет, есть еще пара бутылок.

— Открывай, и неси сюда — сказала она и легла обратно.

— Карин, там Мария, готовит отличный завтрак, и мы с тобой приглашены.

— Это потрясающе милый, но сначала портвейн — засмеялась она — неси скорей и залезай ко мне.

Я пошел к погребу за бутылкой. Достал, откупорил, сделал пару глотков и вернулся к Карине. Она также лежала совершенно нагая и улыбалась своей чудесной улыбкой. Я протянул ей бутылку и лег рядом. Она взяла портвейн и выпила.

— Отличное утро, не правда ли?

— Да, то, что надо.

— Мы должны купить еще.

— Купим, сегодня же.

— Я — потянулась она — люблю тебя.

— И я тебя. — Я любил ее, любил уже давно, и она это знала. А я знал, что она любит меня и мы очень хотели детей, но пока эта песенка была не про нас. Я поцеловал ее.

— Пора завтракать.

— Сейчас — сказала Карина, — есть одно дело — она выпила еще, — поцелуй меня — сказала она и я поцеловал.

— Я хочу деток, хочу много деток.

— Это было бы чудесно дорогая — сказал я.

— давай постараемся, давай как вчера? Мне очень понравилось, так как было вчера, давай? — сказала она и, отдав мне бутылку, легла на живот. Я хлебнул портвейна и поставил его на пол. Мы занялись делом. Я целовал ее в шею и в ее алого цвета губы. Она стонала и целовала меня в ответ. Теплый ветер, что дул с востока и мешался с морским бризом, залетал к нам в комнату и обдувал нам лица. Он пролетал по саду и раздувал костер, который помешивал хозяин дома. По утрам он любил пить свою абрикосовую настойку, а после полудня он уходил на причал к своим друзьям, чтобы выйти с ними в море. Подкинув в костер хворост, он допил стакан. За спиной послышались шаги. Это была Мария. Она несла на подносе еду и бутылку с настойкой мужа.

— Ну и где твоя молодежь? — спросила она.

Позавтракав, мы прикончили еще одну бутылку портвейна. Был уже почти полдень. Стояла невыносимая жара. Карина хотела купаться и звала меня на пляж. Она стояла в одном купальнике упершись на старый дощатый забор. На досках, которого была потрескавшаяся выгоревшая на солнце белая краска. Она стояла с бутылкой и уговаривала меня пойти на пляж.

— Ну пойдем скорей, такая погода! Я так хочу купаться!

— Там полным-полно людей с детьми — отвечал я — мы там себе и места не найдем, уж поверь мне. — сказал я.

— Плевать! Я все найду, я так хочу купаться в море!

— Знаешь что? — сказал я.

— Что? — сказала она.

— У меня есть потрясающая идея.

— И что же это за потрясающая идея?

— Мы не пойдем купаться, мы поплывем.

— Но я же боюсь эти чертовы лодки.

— Не бойся, мы поплывем на яхте. Вчера весь вечер Михалыч мне рассказывал про своего друга, у которого своя яхта и как они со своим другом выходят в море на этой потрясающей яхте.

— Главное, чтобы мы не пошли ко дну вместе с этой потрясающей яхтой — сказала Карина и хлебнула портвейна.

— Не пойдем — сказал я. — дай-ка мне — я взял бутылку и глотнул, — пошли.

— Хозяин дома должен был сидеть у костра и пить свою настойку. По пути мы сорвали по абрикосу и, жуя свежие сочные плоды, пришли в хозяйский двор. Как я и думал, Михалыч сидел на том же месте, в тени деревьев и помешивал костер. Когда мы подошли, он залпом допил остатки в стакане и встал со стула.

— Михалыч — начал я подойдя. Его глаза блестели от выпитого, он был не против нашего присутствия.

— Чего?

— Ты вчера, мне весь вечер, рассказывал про одного отличного парня, с прекрасной яхтой.

— А! ты про Колю, что ли говоришь? — возбудился он.

— Именно — ответил я.

— Так и что?

— Я хотел спросить у тебя, не мог бы твой отличный парень нас прокатить на своей чудесной яхте?

— А почему нет, конечно, да. Поедем вместе, точнее поплывем — он задумался, потом сказал — пять минут, и едем к Колиньке.

Теплый морской бриз дул нам в лица и трепал волосы. Солнце было в ударе и жгло, что было мочи. Я стоял и всматривался в синюю даль. Карина была в желтом платье летнем платье и белом купальнике. Она прятала глаза под темными очками Авиаторами. Я же стоял в своих линзованных очках, потому что без них я бесполезен, и делал из своей ладони самодельный козырек. Правее от нас, в бухте качались на волнах лодки. Совершенно разные, от мала до велика. Я в них ни черта не смыслю. Я их поделил на красивые и не красивые. Мы стояли на самом конце волнореза и смотрели на всю эту красоту. Волны то и дело бились о бетонное награждение, вспениваясь, являя нам всю красоту своих седых гребней. Михалыч ушел от нас со всей нашей выпивкой в бухту, сказал, что мол надо немного подождать и он за нами вернется — я быстро, ребятки! Одна нога там, другая тут! Не успеешь оглянуться, как будете сидеть, и пить свой портвейн в Афродите! — кричал он нам уходя. Но пока, что ни портвейна, ни Афродиты, ни его самого на горизонте не было. Я достал сигарету и прикурил. Карина не курила, она бросила.

— Когда ты уже, наконец, тоже бросишь? — спросила она, сняв Авиаторы.

— Я об этом еще не думал.

— Зато я думала.

— И что же ты надумала?

— Да вот думаю, может опять начать?

— Я думаю не стоит — сказал я. — ты совершила серьезный поступок, бросить курить это тебе не хухры-мухры. Она задумалась, и мы замолчали. Волны всё с той же силой и уверенностью бились о волнорез, а их седину иногда подхватывал ветер и бросал нам в лица. Я сел на край и свесил ноги. Карина легла на спину и вернула Авиаторы на место.

— Милый — сказала она — ты знаешь, я люблю тебя.

— Знаю — ответил я.

— Сегодня очень хороший день — сказала Карина.

— Да, день что надо.

— Ты же помнишь, что я боюсь глубины?

— Помню.

— А там, куда мы поплывем, будет очень глубоко?

— Думаю, что не очень.

— Я надеюсь на это, ведь если там будет очень глубоко, то я не смогу там плавать.

— Не беспокойся, я думаю, что там, куда мы поплывем, будет подходящая глубина — сказал я.

Тут я заметил, вдалеке силуэт человека, идущего со стороны бухты, к нам. По походке было видно, что человек торопился. Он шел и всматривался в нашу сторону, наконец, увидев нас, он замахал руками. Я встал и посмотрел на лежащую Карину.

— Нам пора — сказал я.

— Уже? Куда?

— Покорять морские дали.

— Подай мне руку — попросила она и протянула мне ладонь. Я помог ей встать и, пропустив вперед, пошел за ней, на встречу машущему человеку.

Афродите было пятнадцать. Она была восемнадцати метров в длину, у нее был какой-то японский мотор, и каюта, в которой можно было жить. Сидя на палубе этой несовершеннолетней девицы, мы с Кариной запивали свою жажду к приключениям прохладным портвейном. Капитан — в прошлом местный депутат и школьный друг Михалыча, пил вместе с нами, абрикосовую настойку. Он молча выпил стакан и посмотрел на нас. Его обветренное лицо разрезала улыбка, и он протянул мне руку.

— Николай Петрович, ваш капитан — добродушно представился он.

— Андрей, просто Андрей — сказал я и пожал его руку.

— Карина, тоже просто Карина — сказала Карина, сидевшая рядом со мной.

— Очень приятно ребята — сказал капитан — мне тут Максимка, ой извиняюсь, Максим Михайлович — он засмеялся — сказал, что вы хотите поплавать на моей Афродите, что же, должен вам сказать — никаких проблем! Предлагаю выпить за нашу встречу!

— Предложение поддерживаю! — отозвался из каюты Максимка.

— И мы! — сказали мы хором и, чокнувшись, выпили.

— Ну, вы тут располагайтесь, а я пойду начинать, как ни как капитан! — громко сказал он и засмеялся.

Японский мотор Афродиты завелся с первого раза. Карина вздрогнула и посмотрела на меня.

— Мы же не утонем? — с жалостью в голосе, спросила она.

— Конечно, нет, не сегодня. Сегодня наш день — сказал я.

Мы сидели и смотрели на соседние яхты и лодки. Тут даже стоял какой-то старый баркас «Надежда». Насквозь весь проржавевший с выгоревшей краской, он легко покачивался на волнах. Мимо нас быстрым шагом прошел капитан и крикнув «Поехали!» убежал обратно. Максимка, громко выругавшись, вылез из каюты и сел рядом со мной.

— Пару маневров и эта красавица повезет нас в открытое море — сказал он.

— А там, куда мы поплывем, будет глубоко? — спросила его Карина.

— Конечно, глубоко, что за вопрос? — ответил Максимка.

— Ну, мы же там сможем купаться? — с надеждой спросила Карина.

— Конечно милая, еще как! Это отличное место для купания — сказал он.

— Ну, слава Богу.

Развернув восемнадцатиметровую Афродиту, наш капитан взял курс по прямой, да подальше от берега, как сказал Михалыч. Яхта стала набирать скорость, и Карина прижалась ко мне. Я сидел и думал только о том, как бы не началась морская болезнь, и весь выпитый портвейн не пошел бы к черту, извиняюсь, на дно, к морскому черту! Теплый бриз обдувал нам лица и размахивал нашими волосами что было сил. Все-таки это была отличная идея, поплыть на этой яхте. Берег удалялся, а наше судно, сбавив обороты, легло на курс. Мы стали забирать левей, в сторону отвесных береговых скал. Максимка достал свою настойку и предложил нам — с удовольствием — отозвался я. Карина пила портвейн. Мы выпили. Горло резко обожгло и тут же перестало. По внутренностям разлилось тепло. А на языке остался вкус свежих абрикосов.

— Максим Михайлович, отличная настойка — сказал я, и это была правда.

— А? Вот он-то мой ценитель, двадцать три года делаю. Бабка моя, царство ей небесное, научила, в школе еще учился.

— И вы со школы делаете это волшебство? (Хотелось сказать «волшебное пойло»)? — спросил я.

— Да, с самого девятого класса — он растянулся в довольную улыбку и показал нам блеск своих золотых резцов — если повезет — продолжил он — увидите дельфинов, их здесь море — сказал он, и рукой, как будто гладя, указал на синюю даль. Афродита плыла, как кит, легонько покачиваясь на волнах. Скалистые уступы берега были прекрасны. Отсюда, с палубы, они казались, огромными и прекрасными.

— здесь курят? — спросил я Максима

— А чего же нет — ответил он и достал из кармана пачку сигарет.

— А бычки куда? — спросил я. Я не допускал мысли кидать эту дрянь в воду.

— Видишь бутылку? — он показал пальцем, на катающуюся по полу бутылку кока-колы — вон туда.

Я закурил и обнял Карину. Она впилась глазами в берег и немного дрожала.

— Долго еще? — шепнула она мне на ухо.

— Думаю, нет

— Спроси у него.

— Михалыч, а куда мы плывем?

— В прекрасное место ребята — ответил он.

— А долго еще? — невзначай, спросил я, но он не обратил никакого внимания.

— Нет, совсем близко уже — сказал он — вон видите — и его рука, державшая в пальцах сигарету, взметнулась вверх — вон там — мы повернулись — там мыс Киик-Атлама, мы его огибаем и на месте, совсем немного.

— Вот видишь, осталось чуть-чуть — шепнул я на ухо Карине.

— Поскорей бы, а то даже портвейн в горло не лезет — вздохнула она.

Волны бились о правый борт Афродиты, пока я и Максимка пили его абрикосовую настойку. Карина сняла Авиаторы и радовалась появлению стаи дельфинов, показавшихся совсем недалеко от нас. Они плыли, выпрыгивая из воды и ныряя обратно, быстрее, чем Афродита в свои лучшие годы. Я встал и достал свою старую мыльницу Canon. Карина сидела в пол оборота и, забыв про все страхи, смотрела на дельфинов. Теплый ветер трепал ее медовые волосы, а солнце уже смотрело в другую сторону. Я сделал несколько снимков и убрал фотоаппарат обратно.