S-T-I-K-S. Вмерзшие

Дмитрий Крам, 2020

В этих местах кровь стынет в жилах не только от ужаса, но и от всепоглощающего, всепроникающего, вездесущего холода. Это самый далекий участок Улья. Здесь тебе придется вступить в схватку не только с зараженными, но и с силами природы. Ты попадаешь в непростую ситуацию – твой кластер оказался на вершине горы. Как спуститься вниз, если нет нужного снаряжения, а у подножья огромный мутант караулит свежее мясцо? По обмолвкам крестного, который бросил тебя умирать, известно, куда идти. В этом всеми богами забытом месте есть люди, и нужно до них добраться, ведь ты чувствуешь, что еще немного, и психика не выдержит. Ледоруб в руке. Ракетница за поясом. Рюкзак на спине. Придется рискнуть, ведь кроме собственной жизни терять нечего.

Глава 7. Новые знания

Я достал фонарик, сунул голову в люк и щелкнул кнопкой. Тонкий луч света разрезал тьму и выхватил очертания железных прутьев лестницы, ведущей вверх.

— Залазь давай, — поторопил меня старик.

Он покопался в своем бауле и сунул мне моток веревки. Я скинул рюкзак, так как проход был слишком узкий, перебросил репшнур через плечо, зажал фонарик в зубах и начал подниматься. Метров через пять подъем кончился, и мне удалось вскарабкаться на горизонтальную поверхность.

Внутренность тарелки и правда чем-то напоминала космический корабль. Коридор, как и сама конструкция, уходил вверх под тридцать пять градусов. Черный решетчатый пол, трубы и кабеля вдоль стен. Только все какое-то маленькое, словно для хоббитов.

— Ну что там? — нетерпеливо донеслось снизу.

— Сейчас, — крикнул я в ответ.

Подвязал веревку за рукоять ледоруба и спустил инструмент вниз. Поднял по очереди оба рюкзака, сноуборды, лыжи и встал над проходом, чтоб подсветить попутчикам лестницу. Первым поднялся Дембель. Старый же залез внутрь, ногой сбил стопор и закрыл люк.

— Куда теперь? — спросил я.

— Налево, — сказал дед и щелкнул своим фонарем. — Только не упадите. Больно круто тут.

Пригибаясь, мы пошли за ним. Если б пол был гладким, то точно бы улетели. А так, ничего вроде. Идти можно, если осторожно. Мы свернули, прошли зал с прикрученными к полу столами и шкафами. Миновали коридор, повернули налево и оказались в маленькой комнатушке. Впереди у стены стояли ящики с железной посудой и еще каким-то барахлом. От скатывания их удерживали торчащие из пола шурупы.

В левом углу между полом и стеной параллельно земле на креплениях стояла буржуйка из старой алюминиевой фляги. Труба выходила в прорезанную в стене дыру. Под печкой лежали поломанные доски.

— И что это вообще за хрень? — озвучил я мучивший меня с Дембелем вопрос.

— Обычная полярная станция. Только откуда-то из будущего. По догадкам некоторых ученых голов ее как раз должны были устанавливать, когда случился перенос, и она просто рухнула.

— А чего все такое маленькое?

— Не знаю, не я ж ее проектировал. Может, люди мелковаты были, или еще дурость какая, — старик уселся у печи и начал ее растапливать.

Я скинул рюкзак и улегся сверху.

— Как выбрался? — спросил я.

— Нормально, — отмахнулся старик. — Молодежь живцом уже поил?

— Да.

Я порылся в рюкзаке. Достал очередную банку тушенки и пару сникерсов. Дембель вынул из ящика железную посуду.

— А воду где брать? — спросил он у старика.

— А вон, люк видишь?

Я посветил в то место, куда указал дед, и, действительно, там обнаружилась неровность. Дембель долго кряхтел и матерился, но все-таки разобрался с хитрым механизмом и поднял крышку. Высунулся наружу, нагреб с поверхности тарелки снега и поставил причудливый закопченный чайник в печь.

— И откуда у тебя ключ от этой обители заблудших путников?

— О, как заговорил, — рассмеялся старик. — Ничего мы не заблудшие. Дорога нам известна. А то, что путь извилист, это в Улье завсегда так. А место это людям знакомое. Хоть и не многим. Не знаю только, кто и как ключ изначально сделал, но теперь его спокойно в Цитадели купить можно. Не во всех, конечно, магазинах, но кто ищет, тот найдет. Те, кто в рейды на запад идут, всегда его с собой берут. Это вроде перевалочного пункта.

— Что-то здесь не очень нахожено было. И если тут так безопасно, почему в стаб не превратят?

— Говорю же, мало кто про эту станцию знает. Район здесь непопулярный, а на запад не так чтобы уж слишком часто ходят. Понимаешь, тут места глухие. Бельмом эта территория зовется. Потому что сам заметил, на десятки километров ни одной живой души. Поселений почти нет. Полтора хутора — вот и весь народ. Зараженным тут неинтересно, людям тоже, так как брать здесь по сути нечего. Весь наш участок Улья представляет из себя что-то вроде горизонтального прямоугольника. На севере и востоке его запирают непроходимые горы. Хотя, может, и проходимые, да только никто из ушедших их штурмовать смельчаков так и не вернулся. Слухи, конечно, всякие бродят. Некоторые верят, что за горами теплые края. Пальмы, песок.

— Загорелые туземки с коктейлями и опахалами, — продолжил я.

— Во-во, — кивнул старик.

Он взял из ящика ухват и вытащил чайник. Дембель тут же начал разливать кипяток по чашкам.

— Ты давай мне по своему рецепту запарь, — попросил я деда.

— Что, понравился? — заулыбался тот.

— Еще как.

— Чего там с географией? — нетерпеливо выдал Дембель.

— С юга долина обрывается чернотой.

— Чем? — не понял я.

— Как тебе объяснить… — задумался старик и отхлебнул горячего чая. — Мертвая земля. Никто толком не знает, что это. Но она как бы вытягивает жизнь из всего живого. Через нее не пройти. Все, что туда попало, рано или поздно она поглотит. Но за ней расположен остальной Улей. С нормальным климатом. Там все немного по-другому. Зараженные без шерсти. Да много всяких отличий.

— А откуда знаешь, если через нее не пройти?

— Это мы туда не можем. А к нам оттуда приходили люди. Достоверно известно о трех случаях. А сколько их было на самом деле, остается загадкой. В Цитадели тебе об этом подробней расскажут.

— А на западе что?

— Запад — это самое интересное. Там еды прилетает море. В прямом смысле этого слова. На западе побережье. Со всеми вытекающими. Там в наш мир перемещаются толпы тюленей, моржей и прочего. Десятки тысяч пингвинов. В теории даже королевский пингвин может переродиться. Ему вес позволяет. Ходят слухи, что даже видели таких, да только я не верю. Самые лютые зараженные из белых медведей получаются. Они изначально сильнее всех, а когда такой вот Умка схарчит стадо тюленей, представляешь, во что он превращается?

— Не хочется такое представлять.

— А я о чем. А там еще всякие касатки. Мне даже страшно думать, во что они могут переродиться.

Меня аж передернуло от представшей перед глазами картины.

— Вот и получается, что зараженным от побережья смысла уходить нет. У них там вся кормовая база. Да и с центра к нам не прутся. Потому что, опять же, еды нет.

— А там в аэропорту, что это было?

— Небольшая орда. Как раз увидели самолет и всей толпой побежали. А дикие здесь ученые. Видел мужика на снегоходе?

— Угу.

— Крысолов. Он их за собой таскает, пока его дружки чемоданы собирают. А потом контроль спадает, и твари всей толпой на самолет накидываются. Им до диких тогда дела нет.

— То есть, мы с тобой у самого пекла были? — уточнил я.

— Ну, не то чтобы у самого. Там до пекла еще прилично. Просто зараженные уже наученные. Знают примерно, когда птичка с кормом подлетит, вот и подбираются поближе к этому времени. Там кластер долгий. Два месяца перезагрузка.

— А как ты Дембеля вычислил?

— Дар у меня такой — вижу иммунных.

— А побезопасней мест не было, где свежака можно утащить?

— Это в здешних краях самое безопасное и было. Считай, почти Улей задобрил, — вернулся старик к своей излюбленной теме. — Осталось только помочь вам до места добраться, и все.

В этот момент откуда-то снизу раздался металлический звон. А затем скрежет.

— Это что еще за на… — хотел было сказать побледневший от страха Дембель.

— Тихо, — оборвал его старик. — А ну выгляни, кто там, — сказал он уже мне.

Я отпер люк и высунул голову. Внизу у входа топтался едва различимый силуэт. Звезды давали достаточно света, но белая шкура сливалась со снегом, и мне не удалось разглядеть тварь в деталях. Понял лишь, что она крупная.

— Дембель, иди глянь на это, — улыбнулся я пришедшей в голову мысли.

Парень с опаской подошел к окну и выглянул. Я вспомнил про бинокль и вручил его свежаку.

— Мать! — выругался он.

Зверюга внизу разглядела людей и попыталась запрыгнуть на тарелку. Да только покатая поверхность без единого выступа не позволила ей взобраться.

— Кто там? — поинтересовался так и не сдвинувшийся с места старик.

— Я в классификациях не силен. Кто-то не меньше сугробника.

— Плохо. Завтра за нами увязаться может.

— Что он тут вообще забыл? Ты же говорил, не заходят они так далеко.

— Не знаю, — пожал плечами дедок. — Может, ему у самолета пайки не хватило, вот он за вами по следу и увязался. Или просто поиграться захотел. Они ведь умнеют со временем. Вот у него мозги и зачесались, надо размять, и решил он следы пораспутывать. А распутывать-то и нечего. Дорога до еды прямая как взлетная полоса.

— Да не до петляний мне как-то было. Добрались живыми, и то хорошо.

— Вот тебе и наука на будущее. А если б я не вернулся, то он бы уже вами поужинал. Всегда, особенно перед ночевкой, следы запутывай. Тем более, вас двое было, вы за час такого могли накрутить, что у твари терпения бы не хватило вас найти.

— Запомню на будущее, — кивнул я в знак того, что усвоил.

Тварь внизу еще полчаса бушевала, пытаясь попасть внутрь или запрыгнуть на тарелку, но потом все же затихла. Ушла или затаилась — неизвестно.

После позднего ужина очень захотелось спать. Но я переборол сонливость и достал трофейное оружие, чтоб как следует его обслужить. Старик подтянул к себе сноуборды, достал нож-пилу и начал что-то выпиливать. Скорей всего, снегоступы для новичка.

Я ушел в работу, а свежак накинулся на старика с вопросами. Похоже, после того как увидел тварь, он окончательно поверил в реальность происходящего и решил чем-нибудь вооружиться. Хотя бы информацией. Так как другого оружия ему пока никто не дал.

Я тем временем взял в руки «Вальтер». Какой бы он ни был убитый, а все равно вызывал приступ какого-то эстетического наслаждения. Красивая вещь. Затвор открыт. Как мне помнится, это чтоб стрелять из бронемашины. Зацеп слева, и гильзы вылетают влево.

Я выщелкнул магазин. Отвел затворную раму, проверил, чтоб не было патрона в патроннике. Несмотря на это, отвел руку в сторону прохода и сделал контрольный спуск. Боек звонко щелкнул. Взвел еще раз и, теперь уже удерживая большим пальцем боек, аккуратно спустил курок.

Технику безопасности нам в армии намертво вбили после того, как один из контрабасов выстрелил в стену оружейки. Опустил флажок под рамой вниз в максимальное положение и снял ствол вместе с затворной группой. Стволик спокойно вынул из рамы. Вытащил клин.

Внутри ждал сюрприз — на одной из внутренних стенок была выгравирована надпись на английском: «Дорогому Генри». Интересно, однако. А пистолетик-то с историей. Впрочем, такое легендарное оружие, дошедшее до наших времен, почти всегда с историей.

Ограничился неполной разборкой. Трогать возвратные пружины, коих тут было целых две, или какие-то непонятные ролики и мелкие запчасти я не стал. Не такой специалист великий. Да и вообще не специалист. Просто в свое время вызвался дежурному по батарее помочь все «пээмы» перечистить.

До этого только травматы и держал в руках. «Калаши» на тот момент меня уже достали, а тут что-то новое все-таки. Да и за работой спать не так хочется. Плюс документы в штаб нести уже никто не отправит, когда видит, что солдат делом занят.

Слой ржавчины был такой, что пистолет надо бы на недельку отправить в масляные ванны, и только потом приниматься чистить. Или на худой конец «вэдэшкой» забрызгать, чтоб весь нагар сошел.

— Масло ружейное есть? — выловил я паузу между ответами и обратился к старику.

— Нет. Мне без надобности. Редко стрелять приходится. Я и не упомню, когда последний раз до встречи с тобой это делал. Проблемный ты какой-то, — рассмеялся старик.

— Ага, я. Как же, как же. Слушай, а чего эти дебилы какие-то совсем нулевые были в плане боевой подготовки?

— Да стволы им больше для самоуспокоения, и чтоб друг друга пугать. Не бойцы это, а собиратели.

— Это многое объясняет.

Я порылся в ящике с посудой и нашел отвертку, достал из рюкзака платок, порвал его на лоскуты и начал на сухую счищать нагар. Хоть так немного ржавчины уберу. В общем, снова погрузился в процесс. Попутно и в голове порядок наводил. А то там тоже за год скопилось всякого.

Свежак продолжал пытать старика. Что такое Улей, кластер, перезагрузка, паразит и прочее, и прочее. Я все это уже знал и не особо вслушивался до того момента, как речь не зашла о классификации зараженных.

Ее я слышал один раз от крестного еще в первые дни моего здесь пребывания, поэтому освежить память не мешало. Стадии развития низших зараженных я знал хорошо, так как сам наблюдал за ними не один десяток раз, а вот дальше для меня начинался уже темный лес. Так что я напряг слух, сосредоточившись на голосе старика.

— Начнем, пожалуй, с азов. С паразита. Споры, что попадают в твой организм, если не будет иммунитета, образуют что-то вроде грибницы. Она и контролирует все процессы перерождения. — Тут он сделал паузу, прокашлялся и менторским тоном закоренелого девственника выдал. — Это ничто иное, как генетическая программа, созданная для максимизации шансов выживания измененных.

— О как, — удивленно сказал я.

— Ага, — рассмеялся старик. — Местные профессора в Институте так говорят. В общем, паразит этот падлюка до одури хитрая, а раз у нас климатические условия отличаются, то и процесс перерождения тоже местами расхож. Теперь по видам, — тут он остановился, словно перечисляя всех в голове. — Значит, первый идет синяк или медляк, он же тормоз. Названий много всяких, за чернотой его зовут ползун, но у нас тут никто так не говорит. Медлительные обычно имеют синий оттенок кожи. Недавно нарвались с Фартом.

— Угу, — подтвердил я.

— Их легко узнать, они как киношные зомби. Почти всегда в одежде. Так паразит экономит ресурсы организма на обогрев. — Старик снова отпил чая. — Дальше идет пустыш. Он и в Африке, и в Антарктиде пустышом зваться будет. Нет в нем ни одного спорана голимого. Тоже одетые всегда. Известны даже случаи, когда изначально голые обратившиеся начинали одеваться. Хотя обычно мелкая моторика не их конек, им иногда мозгов не хватает ручку в машине потянуть, чтоб дверь открылась. Следующая стадия бегун. А по-нашенски жировик. На этом этапе зараженные начинают запасать жировые клетки. Все съеденное перерабатывается в жир. Кожа уплотняется. В ней активно прорастают новые волосяные луковицы, но самой шерсти еще нет. Их легко узнать по тяжелым обгаженным штанам. Дальше идет джампер или керамбитник. Все то же самое, только более резвые, и у них вырастает один коготь, на указательном пальце. В зависимости от того, был он правшой или левшой. Паразит хитрый — грамотно использует старые нейронные связи. Им они вскрывают пуховики и прочее. Еще этот инструмент помогает управляться с мясом. Следующий жрач или лотерейщик. Второе название, кстати, тоже тут прижилось. По-местному иногда зовут фавны, мохноноги, хоббиты, мохнозадые. Сбрасывают штаны, но еще оставляют куртку. Отращивают когти. Мышцы, как правило, получают интенсивное развитие, а не экстенсивное.

— Больше мышцы, больше расход энергии, — вставил я свои три копейки.

— Так оно, — подтвердил старик. — За ним идет топтун, ну сам понимаешь, какой тут топот. Мы зовем йети или снежный человек. У них широкие ступни, как снегоступы. Такая тварь уже сбрасывает куртку, так как полностью покрыта мехом. Теперь начинают расти вширь. Качают мышцу, так сказать. Дальше по шкале идет кусач или снеговик, он же снегоступ, он же морозильник. Любит прятаться в сугробе, но недолго. Жиров еще не хватает на длительную консервацию. Здоровый и быстрый. Шкура как броня, — на этой ноте старик постучал костяшками пальцев по стене тарелки. — Следующий по списку рубер — сугробник. Умеет впадать в анабиоз и длительное время не проявлять признаков жизнедеятельности, пока рядом не покажется добыча. Такой неделями может провести в снегу, ждать, пока ты мимо не пройдешь. Если заранее не заметил, то это стопроцентная смерть. За ним следует элитник, элита, жемчужник — высший из сугробников, может месяцами провести в анабиозе, если того требует ситуация. Обладает навыками маскировки. Крайне умен. Умеет устраивать ловушки. Следы от такого почти невозможно запутать. Но находятся, конечно, мастера, — тут старик подмигнул мне. — Из-за того, что приходится грызть мороженое мясо, у местных тварей клыки гораздо крепче и острее, чем у зараженных остальной части Улья. А еще, бывает, шип на левой руке зазубренный, как пила, а на правой острый и здоровый, как топор. Опять же для разделки. Ну вот и все. Есть еще одна зверюга, да только вам, ребятишки, еще знать о ней рано. Если увидишь такую, сразу поймешь, что она не относится ко всему вышеперечисленному.

С чисткой оружия как с ремонтом, закончить ее нельзя, только прервать. Так я подумал, когда наконец перешел на обрез. Ну, тут все куда проще и много времени не отняло. Дольше пришлось шить для него чехол. Нарезное я трогать не стал. Только протер в местах перелома.

Старик перешел на тему потрохов зараженных, рецептуры живца и всего прочего. И тут я вспомнил про одну неизвестную вещь.

— Слушай, — обратился я к нему. — У крестного были такие пилюли оранжевые. Что это такое?

— Это грелка. Вещь очень редкая и дорогая. Иногда выпадает из сугробника. Всегда из элитника. Закидываешь ее в любом виде и можешь самые лютые холода переждать в чистом поле. Но эффективней всего ее, конечно, в чай горячий кинуть. Тогда можно на нескольких человек поделить. Оранжевые хороши, но лучше всего красные.

— Понятно, — сказал я.

Старик наконец закончил ковыряться с деревяшками, но выстругал совсем не буратино вопреки ожиданиям, а снегоступы, хоть и кривоватые.

— Пока так походишь, а там разживемся, — прокомментировал дед свое изобретение, когда переставил крепления.

Дембель нацепил обновку. Походил и вынес вердикт.

— Пойдет.

А затем накинулся на старика с новыми вопросами.

Я вот ни разу иммунных новичков не встречал, но Дембель меня уже выбесил своими вопросами. А старик отвечал совершенно спокойно. Формулировки его были емкие и понятные. Складывалось впечатление, что он это рассказывал не раз и не два. Но при этом процесс его совершенно не утомляет, словно это что-то само самой разумеющееся. Как работа, например.

Все дела были переделаны. И меня нещадно начало клонить в сон. Я выставил ботинки в коридор, а сам расправил спальник. Залез в него по плечи, привалился спиной на стену, да так сидя и уснул.

Проснулся от того, что меня трясло от озноба. Словно я уснул не в одежде в спальнике, а голый и в снегу. Неужели старый хрыч в печку забыл дров подкинуть? Я с трудом открыл глаза и удивленно вытаращился на потрескивающие поленья в чуть приоткрытой дверце буржуйки. Старик улыбался и все еще травил байки Дембелю. Получается, уснул я совсем недавно. Какого хрена?

— С…с…сс…стар…старый, — еле выдавил из себя, стуча зубами.

Старик сразу подскочил и вытянул меня из спальника.

— Помоги, — сказал он Дембелю.

Вдвоем они раздели меня до трусов. «Что ж вы делаете, сволочи? И так холодно», — хотел я выругаться, но сил на это совершенно не осталось. Накатила абсолютная апатия. Желание было только одно — просто снова уснуть, несмотря на лютый холод.

Старик принялся отрывать от меня какие-то маленькие серо-черные галечные камни и кидать в кастрюлю. Камешек падал туда с металлическим «Диньк!». С каждым новым звоном веки становились все легче.

— Ну вроде все. В трусах сам посмотришь, — сказал старик.

Я посмотрел, но все как обычно, все на своих местах.

— Что это было? — вяло протянул, натягивая штаны.

— Стылые пиявки называются. Неизвестно, этого ли они мира порождения или занесло откуда, но обитают почти повсюду, где есть человек. Разве что кроме жилых стабов. Любят они вот такие места ночевок. Только непонятно, как сюда попали, не иначе, занес кто. Вот так обычно останавливается группа. Засыпают четверо, а просыпаются только трое.

— Эти камешки, получается, тепло высасывают? — уточнил я, катая горячий гладкий камень в руке.

— Да. Но прок с них тоже имеется. Можно в носок складывать и в ботинок совать, тогда они вроде просушки получаются. Или в кастрюлю их кладешь, или в мешок и под голову. Они друг другу тепло передают и воруют опять же друг у друга. Получается почти вечный двигатель. Только в неволе долго не живут, вечно их подзаряжать не получится. И в город эту дрянь тащить нельзя. — Старик подчерпнул горсточку камней и закинул в буржуйку.

— Не сгорят?

— Нет. Ничего им не делается.

Я послушал совета старика и насыпал камней в носки, которые засунул в ботинки. Пусть сушатся.

— Больше не приползут? — уточнил я.

— Нет. Пиявки как бы сигнал друг другу отправляют. Тебе не повезло, что на тебя заползла одна. Если они и остались, то все будут в печь ползти.

Ну и пусть горят. Я закрыл глаза. Все тело чесалось как после похода по лесу, когда снял с себя нескольких клещей, а все равно кажется, что по тебе кто-то ползает. Но надолго моей паранойи не хватило, усталость все-таки взяла верх, и я провалился в сон.