Цветок Трех Миров

Дмитрий Емец, 2017

Закладка, охраняющая Шныр, умирает. Она теряет силу, а вместе с ней и способность удерживать ведьмарей на расстоянии. Не будет главной закладки – не будет и школы ныряльщиков, а значит, некому станет летать на пегасах на двушку, чтобы спасти чью-то жизнь или подарить кому-то второй шанс. Чтобы школа продолжила существовать, нужна новая мощная закладка, но такой в нашем мире нет, она находится на двушке, и достать ее оттуда невозможно… Было невозможно, пока в руки Калерии не попал Цветок Трех Миров, который может перетягивать силы закладок из одного мира в другой. С его помощью Шныр возродится! Если только цветок не достанется ведьмарям…

Оглавление

© Емец Д. А., 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2017

* * *
Дорожные знаки разведчика

Поучение молодым писателям: писать нужно так, чтобы забывался весь труд мастерства, чем больше забудешься, тем выйдет очаровательней (то есть и читатель забудется), а самое уже лучшее пишется так, чтобы и сама красота мира забылась: тайно присутствуя и всему душа — красота бы исчезла из сознания, как и мастерство, и все произведение писалось бы только из побуждения любви к людям и миру.

М. М. Пришвин

В продолжение многих поколений, покуда не истощилась унаследованная от Бога природа, правители Атлантиды повиновались законам и жили в дружбе со сродным им божественным началом: они блюли истинный и во всем великий строй мыслей, относились к неизбежным определениям судьбы и друг к другу с разумной терпеливостью, презирая все, кроме добродетели, ни во что не ставили богатство и с легкостью почитали чуть ли не за досадное бремя груды золота и прочих сокровищ. (…) Пока они так рассуждали, а божественная природа сохраняла в них свою силу, все их достояние, нами описанное, возрастало. Но когда унаследованная от Бога доля ослабела, многократно растворяясь в смертной примеси, и возобладал человеческий нрав, тогда они оказались не в состоянии долее выносить свое богатство и утратили благопристойность. (…) они являли собой постыдное зрелище, ибо промотали самую прекрасную из своих ценностей; неспособные усмотреть, в чем состоит истинно счастливая жизнь, они казались прекраснее и счастливее всего как раз тогда, когда в них кипела безудержная жадность и сила.

Платон. Из диалога «Критий»

Глава первая

Хозяйка дракона

— Ты мне нравишься исключительно как человек.

— Ну вот, хотела обидеть, а сказала удивительно умную вещь! Значит, только я тебе и подхожу.

Из дневника невернувшегося шныра

Дверь в кабинет Кавалерии была приоткрыта. Октавий прыгал на пороге, подбрасываемый собственным лаем. Он был не просто возмущен, а пребывал в крайнем негодовании. От лая передние лапы отрывались от пола, и на несколько мгновений крошечный пес застывал столбиком.

На полу, потому что, опустись он в кресло, голова-горшок уперлась бы в потолок, сидел Горшеня. Тулуп был распахнут. Медный котел выпирающего пуза был теплым от близости батареи. На удобном, точно для него созданном изгибе котла лежал дракончик. Он объелся и потому икал — примерно раз в шесть секунд. И когда икал, становилось видно, что из горла у него торчит не до конца проглоченный рыбий хвост.

За прошедшие дни дракончик заметно подрос. Теперь он был размером, пожалуй, с небольшую дыню. От головы к хвосту спину его пересекали полосы зарождавшихся чешуек, между которыми оставались участки розовой кожи. Горбики-наросты постепенно оформлялись в маленькие крылья с кожистыми перепонками. На нижней челюсти был кожистый гребень, похожий на петушиную бородку.

В кабинет вошли Кавалерия и Рина. За ними с кастрюлей в руках топала Суповна. Октавий ябедливо прыгал у них под ногами, призывая к совместной атаке на Горшеню. Себе он при этом отводил роль второго атакующего эшелона, а еще лучше — глубокого тыла.

— Вот, Суповна, новая нянька у нас! — сказала Кавалерия, кивнув на великана. — Трое суток с рук его не спускает! А до этого почти неделю на улице перед окном простоял. Ну я и подумала…

–…а не нагрузить ли? Эх, мамашки, все вы такие!

Кавалерия смущенно засмеялась. Суповна была недалека от истины.

— Да ты только посмотри на него! Этот котел! Этот изгиб в меди! Тебе не кажется, что Митяй Желтоглазый, когда делал Горшеню, знал про дракончика? А сам Горшеня? Ты когда-нибудь видела его таким счастливым?

Суповна поставила на стол дымящуюся кастрюлю. Подошла к Горшене, глянула на него снизу из-под косматых бровей. Глаза-пуговицы Горшени сияли. Он даже рукой двинуть боялся, чтобы не разбудить дракончика.

— Так видела его таким или нет? — повторила Кавалерия.

— Видела. Когда Кузепыча сожрал. Три дня без завхоза жили! Это ж счастье ж какое! — сказала Суповна и, перестав разглядывать Горшеню, уставилась на дракончика.

— Ишь, чудищща какая! Натуральная котлета! Опять обожрамшись!

— Ты хотела сказать: какой милый! — заметила Кавалерия.

Суповна уперла руки в бока:

— Что захотела, то и сказала! Только не надо в ладони мне чудищщу совать! Заспиртовать такую дрянь — да и в музей!.. Ладно-ладно, хозяина-то нашли ему? Если Горшене оставить, он его скоро так перекормит, что страшилищу вашу поперек разорвет.

Кавалерия взглянула на Рину. Рина застенчиво стояла и ковыряла ногтем кожу укороченной нерпи. Она догадывалась, зачем Кавалерия позвала ее к дракончику, хотя прямого разговора пока не было.

— Стесняшки? — хмыкнула Суповна. — Знаю я таких стесняшек! Давай приручай его!

Рина осторожно подошла. Великан не шевелился.

— Я возьму его, хорошо? — спросила она.

Огромный рот великана распахнулся, откинув верхнюю часть головы вместе с пуговицами глаз.

— Голова глиняная, пузо голодное, — предупредил Горшеня и приподнял громадную руку, мешая Рине приблизиться.

— Ты не съешь меня? — спросила Рина.

Горшеня не ответил.

— А взять его позволишь?

Рука великана предостерегающе качнулась. В его распахнутой голове, во всем огромном существе зрела и определялась пока неведомая, но важная мысль. Казалось, она была заложена в Горшеню с самого начала, а теперь медленно, с усилием всплывала из глубин.

— Сам… должен… выбрать… кого… — с усилием выговорил Горшеня.

Кавалерия кивнула.

— Хорошо. Он выберет. Попробуй гепарда! — велела она Рине.

Рина закатала рукав, высвобождая нерпь. Помня, как это было с Гавром, коснулась дракончика гепардом. Потом чуть подвинула гепарда и сама тоже коснулась гепарда и нерпи носом. Чтобы проделать это, ей пришлось лечь щекой на медный котел Горшени. В теплом котле было что-то успокаивающее, родственное материнской утробе. Рина лежала и пыталась услышать мысли дракончика, своего собрата по той же утробе.

Дракончик ни о чем особом не думал: просто дремал. Рина бережно вплелась в его сон. Догнала волну несложных желаний. Дракончик хотел плавать. Во сне он неясно видел воду, не зная, что это вода, и не смущаясь самим определением понятия. Он просто плыл. А зачем, почему, куда — об этом он не задумывался, как не задумывается младенец, чем и по какой причине дышит.

— Плывет… — шепнула Рина.

— Как? Лапами, что ль? — с сомнением спросила Суповна.

Рина показала на крылья. Маленькие крылышки дракончика подрагивали. Похожие движения проделывал и хвост.

— Надо ему, значит, воду обеспечить, — озаботилась Кавалерия. — Может, он оттого такой толстый, что они в этом возрасте в воде живут, а на суше им двигаться тяжело?

— Думаю, они и взрослыми плавают. Полет похож на плавание. Пеги и те пытаются иногда крыльями грести, а тут крылья кожистые, перьев нет, — с ощущением, что не ошибается, предположила Рина.

— Эта-то котлета плавает? Хм… Ну разве что ныряет… — Суповна с сомнением посмотрела на дракончика. — По мамке-то не скучает?

Рина не могла покачать головой, потому что это разорвало бы ее контакт с гепардом, но она поерзала губами.

— Не похоже, — ответила она. — Драконы — они как черепахи или как крокодилы. Может, мать и охраняет кладку, но о детях не заботится.

— Тогда это не мать, а самка! — задиристо заявила Суповна.

От ее громкого голоса, заставившего вздрогнуть стекла, дракончик проснулся. Мысли его заметались, после чего остановились на том, что можно бы подкрепиться, раз других идей все равно не возникает.

— Давай! — прошептала Кавалерия Рине. — Пусть он тебя выберет!

Рина сосредоточилась. Догнала волной своих мыслей волну мыслей дракончика. Представляясь ему, стала формировать свой образ. Поначалу вообразила себя в виде драконихи, привлекательной во всех отношениях. «Иди ко мне, мой маленький! Я научу тебя дышать огнем!» Не сработало. Дракончик тревожно вздрогнул и попытался отодвинуться. Видно, опасался, что его сожрут. Искупая невыгодное впечатление, Рина мгновенно убрала дракониху и переключилась на пищевой ряд. Представила себя с огромной миской фарша в руках: «Ну а так? Иди сюда, малыш!»

Но то ли потому, что рыбий хвост все еще торчал у дракончика в горле, то ли еще почему-то, но рекламная кампания оказалась неуспешной. Отодвинувшись от Рины и разорвав контакт с гепардом, дракончик заскользил по медному котлу, панически царапая лапками, чтобы не свалиться. Однако медь не тот материал, за который можно цепляться. Чем больше он царапался, тем быстрее скатывался. Пытаясь помочь ему, Рина схватила дракончика рукой. Он зашипел и, извернувшись, вцепился ей зубами в ладонь.

— А-а-а! Спятил?! Больно! Челюсти ему разожмите!

Дракончик шипел, Рина орала. Суповна и Горшеня тянули их в разные стороны: Суповна — Рину, а Горшеня — дракончика. Сцена вышла душераздирающая. Проще всего ее будет представить тому, кто хотя бы раз в жизни пытался удержать в ванне паникующего кота, с которого душем смывают шампунь.

Минуту спустя Рина, бледная от пережитого ужаса, сидела за столом Кавалерии и смотрела на свою изодранную руку, на которую Суповна щедро лила перекись. Перекись шипела и, окрашиваясь в розовый цвет, повисала на ране хлопьями.

— Ничо, девка! Терпи! Подштопаем тебя — будешь как новенькая! Это мужики пущай от крови в обморок грохаются! Женщины… — это слово Суповна произносила как «женьщини», — они храбрее мужиков во всех глобальных испытаниях. Даже в детстве девчонки кровь сдают в пять раз спокойнее мальчишек. Кто вечно валяется в коридорах детских поликлиник полуживой с прижатой к пальчику розовой ваткой?

— Я же хотела как лучше! — стараясь не смотреть на свою руку, обиженно повторяла Рина. — Чего он в меня вцепился?

— Просто… ты… не та! — медленно произнес Горшеня. — Нельзя было… трогать. Сам… должен… выбрать!

В коридоре что-то забухало, донеслись возбужденные голоса. Там кто-то с кем-то боролся. Один человек прорывался внутрь, а другой его задерживал. Потом в дверь чем-то одиночно стукнули — и опять возня. Видно, того, кто постучал, пытались оттащить.

— Войдите! — разрешила Кавалерия.

Что-то неуклюже завозилось, цепляя стены, и в кабинет на костылях ввалилась Наста. Она была раскрасневшаяся и очень злая. За ней, пытаясь ее успокоить, переваливался Рузя.

— Не надо! Не надо! — повторял он.

— Скажите своему Меркурию, чтобы пускал меня в пегасню! Я ему там все перебью, если не будет пускать! — крикнула Наста с порога.

Кавалерия посмотрела на Насту сперва сквозь очки, а потом поверх них, сверяя впечатление. Во внешности Насты с прошлой их встречи произошли некоторые изменения. Наста окончательно избавилась от своих бровей — прекраснейших во всем ШНыре — и на их месте написала не то тушью, не то еще чем-то «брови». Буквы, разумеется, располагались дугой. Одна дуга — там, где была правая бровь, другая — на месте левой.

— Что-то не так? — спросила Наста задиристо.

— Да нет. Все прекрасно, — заверила ее Кавалерия. — Так почему Меркурий Сергеич прогоняет тебя из пегасни?

— Она хочет верхом, — наябедничал Рузя.

— Да! Хочу!

— Тебе нельзя!

— Это тебе ничего нельзя! Отвали, пингвин!

Отгоняя Рузю, Наста взмахнула костылем. Стеллаж, разделявший кабинет на две части, покачнулся, и фарфоровая фигурка играющего ребенка скользнула к краю. Рузя тоненько взвизгнул. Коснувшись серебряной руки на нерпи, Кавалерия подхватила фигурку уже у самого пола и вернула на место.

— Так, — негромко сказала она. — НАСТА! Я считаю до трех. За это время ты должна успеть развернуться на сто восемьдесят градусов и сгинуть. Потому что, когда я скажу «четыре», ты окажешься у Лехура в больнице с банкой джема на тумбочке и с самым дурацким любовным романом, который я найду в шныровской библиотеке… Раз!

Опыт сотен книг и фильмов свидетельствует, что все самое интересное происходит всегда на счет «три», а порой, чтобы избежать клише, даже и на счет «раз». Однако сейчас все началось гораздо раньше. Фарфоровая фигурка ребенка, которую Кавалерия из осторожности отодвинула подальше от края, привела в движение и прочие фигурки, которыми была заставлена полка. Среди фигурок оказался и круглый мраморный шар, установленный на куске лавы с небольшим углублением. Шар покатился и с грохотом упал на пол, расколовшись вдребезги.

Испуганный дракончик завертелся на котле у Горшени, с котла перемахнул на рукав, с рукава на голову и, с силой оттолкнувшись задними лапами, прыгнул на руки к Насте. Ловя его в воздухе, Наста выпустила костыли и обрушилась на пол с шумом, ничуть не меньшим, чем шар. Только дракончик на этот раз не испугался. Уютно устроившись на животе у Насты, он свернулся и спрятал нос под крыло. Вид у него был довольный.

— Ну что вам сказать, вдовы? Кажется, я грохнулась! — сообщила Наста с пола, хотя это и так было всем понятно.

— Вы, конечно, хотите узнать, цела ли я? Большое спасибо! Пол не пострадал! — продолжала Наста.

Все молчали, глядя не на Насту, а на Горшеню, который, вскочив и раскинув руки, заполнил вдруг всю комнату от пола до потолка и от стены и до стены. Нависнув над Настой, он пристально уставился на нее. Глаза-пуговицы блестели невероятным торжеством.

— Она! — произнес он.

— Что «она»? — недоверчиво переспросила Кавалерия. — Хозяйка дракона?

— Да. Дракон выбрал… ее! — повторил Горшеня и, будто передавая ей нечто незримое, опустил огромную руку на лоб Насты.

— Эй, чучело, у тебя мусор из рукава сыплется!.. И прямо мне в глаза! — жалобно сказала Наста. — Может, меня все же кто-нибудь поднимет?.. Нет, я не против полежать, конечно, так что вы сами решайте!

Насту подняли и, как она сама прокомментировала, «установили на костылях». Дракончик перебрался к ней на плечо и устроился там. Ни Рине, ни Кавалерии он взять себя не позволял и, предостерегающе шипя, приоткрывал рот, показывая мелкие зубы.

— Не плюйся мне в ухо, ящерица! Раздражает! — сказала Наста. — Ну все, вдовы! Я потопала. Приятно было пообщаться!

И, забрасывая вперед загипсованную ногу, направилась к выходу. Потом остановилась.

— Может, кто-нибудь все-таки заберет это существо? — поинтересовалась она. — Нет, я, конечно, всех люблю, и яйцо даже, кажется, я притащила. Но просто, если кто-то хочет забрать, я не против!

Рина жалобно посмотрела вначале на свою прокушенную руку, потом на нерпь.

— А как же это вот? Мне его отдавать не надо? — спросила она, носом показывая на гепарда, потому что рукой было показывать больно.

В поисках ответа все уставились на Горшеню. Однако великан снова сидел на полу, занимая места ровно столько же, сколько и в самом начале. Вид у него был привычно дурковатый. Пророчеств он не произносил, и янтарные пуговицы глаз уже не столько смотрели, сколько таращились.

— А! Ну да! Все умное он уже сказал, всех нагрузил! А теперь «голова глиняная, пузо голодное», ля-ля тополя и всякое такое! — сказала Наста.

Вопрос с гепардом пришлось решать Кавалерии.

— Думаю, гепарда отдавать не нужно, раз он выбрал ее без гепарда. Пока ты жива, гепард — твой уникум, — сказала она Рине. Рина предпочла бы обойтись без таких уточнений, хотя и догадывалась, что у гепарда было немало хозяев до нее, равно как и после нее его кто-нибудь получит.

— Однако со временем Насте могут понадобиться твои советы, чтобы найти с ним общий язык, — добавила Кавалерия.

— Она и так уже его нашла! — сказала Рина не без зависти, хотя зависть эта не была такой уж сильной, потому что у нее ведь был Гавр.

Наста пыталась выйти, однако тяжелый дракончик, устроившийся у нее на плече, клонил ее на одну сторону. Чтобы устоять, приходилось откидывать костыль, и он начинал скользить.

— Чего стоишь как памятник? Сними его с меня! Он тяжелый, как утюг! — велела она Рузе.

Рузя пугливо потянул к дракончику руку. Дракончик зашипел.

— Та-ак! Это еще что?! Я тебе вякну! — Наста без всякого трепета сгребла дракончика и встряхнула его, как нашкодившего кота.

— Рузя — это все равно что я! — сказала Наста. — Понял? И только попробуй его укусить! Есть еще вопросы по организации производства?

Вопросов не оказалось. Дракончик перестал шипеть. Наста сгрузила его Рузе и удалилась, стуча гипсом как каменный гость. Верный Рузя спешил за ней с дракончиком на руках.

Первой пришла в себя Суповна.

— Ох, мамашки! — сказала она, подбоченившись. — Золотой зуб даю, что знаю, кто станет настоящим хранителем дракона!

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я