В когтях каменного века

Дмитрий Емец, 1997

Вы не поверите, но это было на самом деле! Вася Матвейщиков очнулся в каменном веке, за тридцать тысяч лет до нашей эры! А ведь мог бы испугаться, когда перед ним вдруг возникло пространственное окно. И тогда ничего бы этого не случилось. Ему не пришлосьбы убегать от Лесных Людей, сражаться с пещерным медведем, мамонтами и саблезубыми тиграми, спасать от неминуемой гибели племя Камышовых Котов. Все это страшно интересно, но Васе необходимо вернуться домой. А для этого нужно сделать почти невозможное – раскрыть тайну Духа Огня…

Глава I

Новый гарпун

«Так нечестно! Это я должен на тебя охотиться!» — крикнул пещерный человек, который, отправившись на охоту, вынужден был спасаться бегством от носорога.

Быль пещерных времен

Наукой зафиксировано, что время тянется не линейно, а закручивается по спирали — виток за витком. В качестве примера возьмем катушку с нитками. Вообразите себе, что нитки — это время. Сами по себе нитки прямые и не соединены друг с другом, но, будучи намотаны на катушку рядами, они соприкасаются, оказываются рядом, и муравей, который ползет по катушке, может с легкостью перебираться с витка на виток через многие метры ниток, как если бы они были одним целым.

Иногда в исключительных случаях происходит смещение времени, то есть как бы пересечение его нитей, когда прошлое и будущее на несколько мгновений сливаются воедино, и тогда открывается окно времен. Обычно это не приводит ни к каким особым последствиям, потому что помимо временных координат есть еще и пространственные, и если пространственные координаты в этот момент не совпадают, то дыра времени открывается где-нибудь в сотнях тысяч километров от Земли на ее орбите.

Но совсем редко, возможно, в одном случае из ста тысяч, случается, что пространственные и временные координаты как бы накладываются, то есть Земля в момент пересечения времени оказывается в одном и том же месте на своей орбите. Тогда может произойти так, что внезапно откроется дорога во времени и физическое тело, случайно оказавшееся поблизости, может быть перенесено из одной эпохи в другую. Но потом нити, которые какое-то время шли параллельно, опять разъединяются, и снова череда линейной истории движется своим обычным ходом…

* * *

Месяц Хода Лосося подходил к концу, когда четырнадцатилетний Агам из племени Камышовых Котов сделал свой первый гарпун. Тот надежный гарпун, который остался от отца и служил много лет, недавно унесла в своей спине крупная рыбина, а Агам не смог догнать ее, потому что подрался с Уюком.

Уюк, сильный подросток, который вскоре должен был пройти обряд посвящения в мужчины, невзлюбил Агама и часто дразнил его «лесным человеком» и «большеголовым». Действительно, лоб у него был высоким, не таким, как у многих мужчин его племени, у которых волосы росли сразу над бровями, как, например, у Уюка, но с Лесными Людьми Агам не имел ничего общего.

Лесные Люди — одно из соседних диких племен — были рослыми, покрыты шерстью, как обезьяны, они умели говорить, но чаще общались друг с другом криками и жестами. Лесные Люди имели мощные надбровные дуги, были низколобы, неуклюжи, с длинными, до колен, руками. Они обладали огромной силой и умели далеко метать камни и копья, но лук и стрелы были им неизвестны. Никаких орудий они не изготавливали, жилищ себе не строили, а зимой забивались в глубокие норы, которые выкапывали палками в крутом склоне.

Лесные Люди из-за своей неуклюжести часто не могли добыть для себя крупную дичь, плохо собирали корни и поедали зимой своих соплеменников. Они часто утоляли голод слабыми, стариками, а также больными и ранеными, поэтому племя их уменьшалось. А когда к людоедству добавились еще и браки с сестрами, стало ясно, что свою битву в эволюции Лесные Люди проиграли и теперь их племя постепенно вырождается и вымирает.

Женщины Лесных Людей к этому времени могли вырастить только одного ребенка, остальные дети либо рождались слишком слабыми и умирали, либо искра новой жизни вообще не могла вспыхнуть. И так как необходимого для развития притока свежей крови в сообщество не было, то вместо двух человек — мужчины и женщины — воспроизводился только один и племя Лесных Людей все уменьшалось.

В эволюции этот народ проиграл. Только иногда у Лесных Людей появлялась былая отвага, и тогда они нападали на соседнее племя Камышовых Котов, отбирали добычу, а иногда пытались их убить. Камышовые Коты не были так сильны, как Лесные Люди, но они умели хорошо бросать копья и дроты с помощью приспособлений из кости и рога — копьеметалок, к тому же их каменные топоры были изготовлены намного лучше, чем примитивное оружие Лесных Людей. Прошлой весной в упорной битве племя Лесных Людей было почти полностью уничтожено, и теперь только небольшая часть уцелевших скрывалась где-то в сосновой чаще.

Племя Камышовых Котов жило в глубоких извилистых пещерах, которые выходили к реке. Она пока не имела единого названия, каждое племя давало ей свое имя, только позднее, через 30 тысяч лет, она станет Амуром.

Пока же она была просто Большая Река, этим отличаясь от Маленькой — так племя называло небольшой приток, впадавший в Большую выше по течению.

Заболоченные берега притока и реки густо поросли камышом. В зарослях было очень удобно прятаться, а потом внезапно нападать на оленей и кабанов, приходивших сюда на водопой. Некоторые самые сообразительные охотники забирались в реку, ныряли и, дыша через полый стебель камыша, могли долгое время проводить под водой, поджидая жертву.

Там же, в болотистых местах, жили небольшие дикие животные с пятнистой шерстью, похожие на рысей, только меньше, — это были камышовые коты. Ловкие охотники, они бесшумно подкрадывались к утке или лебедю и убивали жертву, перекусив ей шею, а когда котов подстерегала опасность, они выгибали спину, шипели и исчезали в густых шелестящих зарослях.

Людей восхищали эти ловкие хищники, и они старались подражать животным в умении незаметно подкрадываться к дичи. На камышовых котов не охотились — в них мало мяса, к тому же колдун утверждал, что тому, кто убьет кота, перестанет везти на охоте и зимой в его пещере погаснет огонь, что считалось дурным предзнаменованием.

Это животное было тотемом племени, и именно от него оно получило свое название — племя Камышовых Котов.

Как-то раз Агам нашел в камыше у берега двух полосатых котят с недавно прорезавшимися глазками. Они потеряли мать, которая могла погибнуть в схватке с кабаном, волком или рысью, а возможно, малыши вывалились из своей норы в дупле старой ветлы.

Котята были маленькими, но нещадно царапались и кусались и изодрали мальчику в кровь все руки. Пожалев их, Агам взял малышей в пещеру и стал кормить бедняг кусочками мяса.

Члены его рода относились к зверькам по-разному. Некоторым, особенно малышам и девчонкам, котята нравились, а взрослых воинов и стариков непрерывное мяуканье нередко раздражало, и они хотели их выбросить в реку, но колдун пригрозил проклятием — нельзя убивать священное животное племени! Один из малышей вскоре сдох, Агам подозревал, что кто-то бросил в него камнем. Второй котенок вырос и вскоре убежал в камыши. Он так и не был приручен, хотя Агама не боялся, не прятался от него, а однажды даже позволил забрать у себя задушенную утку.

Племя Камышовых Котов состояло из нескольких родов, связанных между собой сложными родственными узами. В основном роды состояли из матери, отца, их взрослых сыновей с женами, дядьев и их детей. Женщины и незамужние дочери принадлежали к роду отца. После замужества девушка переходила в род к мужу.

Люди жили в десятках пещер, разбросанных вдоль берега. Всего племя насчитывало примерно 80 мужчин-охотников, женщины, дети и старики в расчет не принимались.

Самым сильным в племени считался тот род, в котором было больше всего мужчин-охотников. Довольно часто кто-то из них погибал в схватке со зверем или умирал от болезни. Тогда заботу о его жене и детях брал на себя весь род, хотя, разумеется, упреков, подзатыльников и угроз осиротевшим детям хватало.

Агаму хорошо было известно, каково остаться сиротой. Когда ему было семь весен, а его младшей сестре Омре четыре весны, их отец Яргле неудачно спрыгнул с дерева и сломал ногу. Перелом был очень тяжел, из раны текла кровь, и даже колдун не смог помочь, хотя усердно плевал на рану, кувыркался через костер и посыпал место перелома сухим медвежьим пометом. Через два дня Яргле умер, а его жена Рынна и двое детей остались без защиты кормильца.

Правда, у Яргле были братья — дяди Агама и Омры, но у них хватало забот со своими семьями, поэтому они оказывали лишь незначительную помощь, и детям Рынны приходилось рассчитывать только на самих себя.

Может быть, поэтому Агам вырос таким решительным и самостоятельным.

Он быстро научился искать в лесу и на полянах съедобные корни и травы, знал все ягоды в лесу и кормил себя и свою сестру Омру. Иногда ему удавалось поймать на мелководье какую-нибудь небольшую рыбу, и они съедали ее или жаренной на костре, или, если были голодны, сырой.

Когда Агаму исполнилось десять весен, он отцовской острогой убил первого большого лосося, а потом сделал себе лук и стал охотиться на уток, так как для серьезной охоты на оленей или на диких свиней он был еще слишком слаб. Иногда ему удавалось подстрелить утку, и если его добычу не отнимали старшие мальчишки вроде Уюка, а в пещерные времена это часто происходило, то он приносил добычу матери и сестре. Жили они впроголодь, но держались.

Теперь же, когда отцовская острога уплыла в спине рыбины, которую он не смог настичь, их семья оказалась в очень сложном положении. Без остроги крупную рыбу не добыть, тем более что нерест лосося, когда река буквально кипела стаями, уже закончился и теперь только изредка можно было видеть небольшие скопления рыбин.

Чужую острогу нельзя было взять даже у их сородичей, за такое могли поколотить, причем очень сильно. Любые орудия, особенно остроги и копья, изготавливались с большим трудом и ценились очень дорого. За одну острогу нужно было отдать бусы из медвежьих зубов или два каменных ножа. Но дороже всего ценился кремень, которым высекали огонь. Такой кремень был один на весь род, и за него соседи не пожалели бы трех убитых оленей и двух десятков острог, но никто не согласился бы на такой обмен, потому что искрящийся камень не встречался в этих краях.

Весен десять назад по реке к ним прибило плот с седым желтокожим стариком с узким разрезом глаз и без единого зуба. Старик был еле жив от голода и что-то бормотал на непонятном языке. Должно быть, его несколько дней несло по реке, вздувшейся весной от половодья, а старик был слишком слаб, чтобы добраться до берега вплавь.

Тогда глазеть на незнакомца собралось все племя. Среди Камышовых Котов редко кто доживал до старости, чаще всего умирали, не дожив до седых волос. Вначале мужчины наставили на непрошеного гостя копья, но потом, увидев, что он не опасен, опустили их. Желтый человек что-то повторял на чужом языке и показывал на рот — просил есть.

Яргле, отец Агама, пожалев, накормил старика и пустил его к костру в своей пещере. Тогда был сезон хорошей охоты и дичи было много.

Чужак через несколько недель поправился и научился кое-как изъясняться на их языке. К тому времени к нему привыкли и не возражали, чтобы он остался. Возвращаться в свое племя старик не стал, потому что это было опасно, да и силы у него были не те.

Тогда путешествия были связаны с риском. Вверх по течению жили несколько враждебных племен, которые могли убить незнакомца, да и хищников в прибрежных зарослях хватало. Агам еще помнил этого старика, хотя тот умер за год до отца. Маленьким он проводил с ним много времени. Желтокожий чужак научил мальчика немногим словам из своего родного языка, а также показал, как вырезать фигурки из дерева обломком каменного ножа. Перед смертью старик оставил Яргле кремень, которым можно было высекать огонь.

После того как отец Агама погиб, этот кремень остался в его семье как самая большая их ценность: больше у них ничего не было, кроме пары старых шкур и остроги. Кремень не раз хотели у них отобрать или украсть, но Рынна его спрятала в укромное место.

Как-то Агам, проснувшись ночью, увидел, как мать, тревожно озираясь, разгребла в углу пещеры траву и сунула руку в щель, скрытую сухой травой и камнями. Мальчик догадался, что там она прячет кремень.

Когда острога пропала и они стали голодать, Рынна не ругала сына, а с грустью сказала, что, вероятно, им все же придется обменять кремень и тогда у них ничего не останется в запасе на случай зимнего голода.

Понимая, что лишиться кремня они не могут, потому что без него им не пережить зиму, Агам стал делать новую острогу. Девятилетняя Омра крутилась рядом, пытаясь найти для брата маленькие камешки с острыми краями, необходимые для изготовления зубцов на остроге.

Уже довольно давно люди поняли, что совсем не нужно искать большой кусок подходящего камня, чтобы сделать нож, пилу или гарпун. Большие камни годятся только на охотничий топор, которым оглушают раненую дичь, а для наконечников стрел или кинжалов они не подойдут. Чаще всего Камышовые Коты вообще не делали наконечников, а просто брали прямые стебли сухого прошлогоднего камыша, полые внутри, и вставляли в пустоту для утяжеления небольшие прямые палочки. Вместо наконечника у таких стрел был продольный срез камыша, острый настолько, что, зазевавшись, им можно было проткнуть насквозь ладонь. Правда, такие стрелы легко ломались и на крупную дичь не годились, но для птицы были в самый раз, потому что летели далеко и прямо.

Отец Агама внешне отличался от соплеменников. Лоб у него был значительно выше, чем у остальных, надбровные дуги, очень развитые у отца Уюка Уа-Аяха, у Яргле были почти незаметны. Он так выглядел потому, что его мать, бабушка Агама, была похищена из далекого маленького племени, расположенного вниз по течению реки. Жен Камышовые Коты обычно выбирали не из своего племени, где все связаны родственными узами — были двоюродными, троюродными сестрами и братьями, а чаще всего воровали их из соседних племен. Впрочем, и соседи не оставались в долгу: только прошлой осенью у Камышовых Котов украли сразу двух молодых женщин, которые собирали коренья на дальней поляне.

Возможно, племя, из которого дед Агама похитил свою жену, стояло на полтысячелетия выше по своей эволюции и обладало большими навыками. Эти умения передались Яргле и в какой-то степени его сыну. Мальчик помнил, что раньше отец часто показывал ему, как нужно обтесывать камень или выпрямлять ствол молодого дерева для того, чтобы сделать древко копья или лук.

В это утро после поисков в ближайшем лесу Агам нашел прямую крепкую ветку, негнилую внутри, длиной примерно в пять локтей. Кору с ветки он счищать не стал, потому что знал, что, очищенная, она быстрее высохнет и сломается. Кору он снимет потом, когда острога будет полностью готова, а свежие срезы обмажет специальной вяжущей глиной и высушит над костром, как это делал отец.

— Агам все уже сделал? — спросила Омра. — Агам теперь будет привязывать к остроге камень или рыбью кость?

Мальчик понял, что сестра имела в виду. К наконечнику остроги привязывались или просто защемлялись длинные острые кости большой рыбы, а иногда даже не рыбьи, а оленьи или кабаньи, заостренные, с вырезанными зубцами и прокаленные на костре.

Такое орудие было вполне надежным, но недолговечным. Кости часто ломались, к тому же с ними острога летела бы не так далеко и не точно в цель, потому что кости были слишком легкими. Агам же хотел сделать совсем другую острогу — хоть и с костяным наконечником, но каменную, такую, как была у его отца. Каменную острогу сделать сложнее, но, если мальчику удастся, орудие будет служить намного дольше.

Теперь предстояла самая ответственная работа — так называемое скалывание. Камышовые Коты знали, что для того, чтобы изготовить хорошее орудие, не следует искать один-единственный камень нужной формы. Гораздо выгоднее откалывать от больших камней-ядрищ пластинки требуемой величины и остроты или расщеплять большие ножевидные пластины на мелкие. Полученные мелкие кусочки нужно вставить в костяную или деревянную основу, проделав в ней желобок, а потом укрепив их с помощью смолы. Этот способ, во-первых, экономил много времени, а во-вторых, что было удобно, позволял использовать при изготовлении орудий такие прочные и острые камни, как полудрагоценные халцедон и агат.

Агам сел на берегу реки, нашел несколько подходящих камней и, ударяя ими друг о друга, стал отбирать самые острые кусочки, чтобы потом вставить их в древко. Для лезвия гарпуна он нашел крепкую оленью кость, заострил ее и вырезал в ней несколько глубоких борозд, которые, застряв в добыче, не дали бы гарпуну выпасть.

Острога получалась просто замечательной, и даже маленькая Омра, которая все время крутилась рядом и шептала под руку заклинания, подражая колдуну, это понимала. «Чтоб острога была острой, чтобы рыбу убивала, пусть острога будет меткой, чтобы в цель она летала…» — бормотала девочка, и брат усмехнулся, как складно она пела. Разумеется, Агам не знал, что такое рифма, как не ведала об этом и Омра, но он чувствовал, что слова складно перекликаются, и это ему было приятно.

Но неожиданно девочка замолчала на полуслове, а потом вскрикнула. Кто-то сзади крепко схватил ее за перевязанные плетеным ремешком волосы и дернул. Агам и Омра увидела Уюка, который смотрел на них и хохотал. Он весь день слонялся по берегу без дела, приставал к младшим и мешал им. Отец и старшие братья лодыря были хорошими охотниками, мяса в их пещере было много, и Уюку ничего не приходилось добывать самому. Он не умел охотиться, плохо стрелял из лука и не смог бы сам смастерить даже каменный нож.

Мать Уюка, Гырка, толстая дебелая женщина, очень скандальная и злая, больше всех любила своего младшего сына и держала его под крылышком. Многие проделки сходили Уюку с рук, потому что его род был сильным, в нем было много взрослых охотников и никто из соплеменников не хотел с ними связываться.

В пещерной иерархии самое высокое место занимала та женщина, у которой было больше, чем у других, взрослых сыновей, защищавших ее. Такая женщина часто кричала, ругалась, могла подраться и постоянно оскорбляла других соплеменниц, называя их «пусточревными», «худобрюхими». «Я толстая, муж и сыновья у меня хорошие охотники, а ты тощая, значит, у тебя в роду плохие охотники!» — часто кричала она кому-нибудь из жен.

Если же у женщины не было защитников — сыновей или мужа — или были одни только дочери, то ее жизнь становилась тяжелой, как у овдовевшей Рынны. Положение ее осложнялось еще и тем, что она тоже была похищена из соседнего племени, а следовательно, не имела среди Камышовых Котов родных братьев и других родственников — мужчин, которые могли бы за нее заступиться.

Ее детей, Агама и Омру, пользуясь тем, что они не могли отвечать, часто обижали и называли «приблудными», «детьми обезьян» и так далее, изощряясь в зависимости от фантазии обидчиков. «Я вырасту, стану сильным и убью всех наших врагов! Женюсь на их женах и буду приносить тебе и Омре много мяса и дичи», — иногда говорил мальчик, когда видел, как мать плачет от обиды. Рынна улыбалась сквозь слезы и говорила: «Тогда расти скорее, только пока об этом никому не говори, чтобы тебя самого не убили, ты еще не вошел в силу».

Но это было давно. Сейчас Агам был самым сильным и ловким из всех подростков племени, которым уже исполнилось четырнадцать весен. Никто не мог сравниться с ним в умении бегать, плавать и стрелять из лука.

Уюк, на полторы весны старше Агама, массивный и плечистый, как его отец и братья, смотрел, как тот делает острогу, и насмехался над ним:

— Разве эта острога? Это просто сухая палка! Ею не убить даже дохлого рака! Вы как были голобрюхими, так и останетесь!

Мальчик долго сдерживался, ничего не отвечая, ожидая, пока обидчик уйдет. Он знал, что если ответит Уюку, то тот долго не отстанет.

Но Уюк явно нарывался на драку, уверенный в своей силе. Он стал выбивать из рук у мальчика мелкие камни, которые тот вставлял в острогу.

— Агам трус! — закричал он громко, чтобы все слышали. — Агам не осмелится дать сдачи Уюку! Агам трус и сын труса! Его отец не погиб на охоте, как должен погибать настоящий мужчина, а умер у костра!

Почетной смертью у Камышовых Котов считалась только гибель мужчины в бою или на охоте от клыков, рогов и копыт диких зверей. Смерть же от болезни или старости считалась позорной, недостойной воина.

Настоящий мужчина должен умереть с копьем или с каменным топором в руке, потому что иначе Высший Дух, Тот, Кто Зажигает Солнце, говорил колдун, не примет его в свое царство. Поэтому умершим не в бою в руки все-гда вкладывался топор или каменный нож, чтобы Высший Дух знал, что это были мужественные воины.

А отец Агама погиб от несчастного случая, сломав ногу, и это считалось непочетным. Хотя все знали, что Яргле был смелым охотником, но помнили, что он умер у костра, а не в схватке со зверем, и это тоже влияло на отношение к его детям и жене.

Видя, что Уюк не собирается отставать, а продолжает дразнить его, Агам встал и, взяв сестру за руку, пошел к лесу. Уюк обогнал их и загородил им дорогу.

— Твой отец был плохим воином и умер как трус!

— Мой отец не был трусом! — твердо сказал мальчик, крепко сжимая руку Омры.

— Твой отец умер у костра! И ты тоже трус, ты даже не сможешь защитить свою сестру! — Уюк схватил Омру за плечо и толкнул ее так, что она упала. Девочка заплакала.

Это переполнило чашу терпения даже спокойного Агама. Он мог еще не обращать внимания на слова, но, если обижали Омру, он сносить не намерен. Все вскипело у него внутри, и перед глазами замелькали красные полосы. А тут еще обидчик стоит напротив и насмешливо смотрит на него. Понимая, что в борьбе ему с ним не справиться, потому что тот больше и тяжелее, Агам ударил его кулаком в живот. Уюк набросился на него, вытянув вперед руки и стараясь схватить его за горло, но мальчик отскочил в сторону и подставил противнику подножку. Тот растянулся на земле носом вниз, но быстро вскочил.

Рядом послышался смех: Роса, четырнадцатилетняя девочка, которая нравилась Агаму, смотрела на них и смеялась. У Росы были длинные светлые волосы, синие глаза и чуть вздернутый нос. Она была сильной и ловкой, хорошо лазила по деревьям и знала много съедобных кореньев. Когда они с Агамом где-нибудь случайно сталкивались, то мальчик краснел и старался не смотреть на нее, а она смеялась, но не уходила, а стояла, наблюдая за ним. Наверное, Агам тоже нравился девочке.

Но Роса нравилась и Уюку. Он иногда часами ходил за ней, надоедая, хвастаясь своими братьями, и говорил, что когда он пройдет обряд посвящения в мужчины, то возьмет ее в жены, а она будет носить за ним его копья и добычу. Но Росе Уюк не нравился: он был грубым и неуклюжим, а вдобавок очень жадным — никогда ничего не дарил ей, даже амулета из волчьего зуба, который ей однажды сунул в ладонь Агам. Теперь этот амулет висел у девочки на шее, и когда она смотрела на него, то вспоминала о скромном приятеле.

— Уюк растянулся на земле, как ствол дерева! — крикнула Омра, у которой был бойкий язычок. — Уюк не воин, а девчонка, которой нужно собирать коренья!

Роса снова расхохоталась. Сообразив, что она смеется над ним, Уюк совершенно рассвирепел. Он схватил с земли какую-то палку и бросился на врага, крича, что переломает ему все кости.

Агам понял, что дело плохо. Конечно, можно было убежать, но тогда Роса и Омра решат, что он трус. Но если он побьет Уюка, тот может пожаловаться матери или старшим братьям, и тогда Рынне придется совсем плохо.

Но решать было поздно: Уюк занес палку над головой Агама. Мальчик резко вскинул вверх руки, держа свою острогу, и палка опустилась на ее древко, а потом сильно ударил противника в плечо тупым, без наконечника, краем остроги. В нем был небольшой сучок, который зацепил Уюку плечо, оставив на коже неглубокую царапину.

Неприятель оказался трусом и боялся крови. Он выронил свою палку, заплакал и, крича, что Агам хотел заколоть его и что он все скажет матери, помчался в свою пещеру.

— Ты меня еще запомнишь! Тебе мои братья череп пробьют! — закричал он, обернувшись.

Роса перестала смеяться. Она очень сочувственно смотрела на растерянного друга.

— Теперь родня Уюка станет вашими врагами, — сказала она очень серьезно. — Тебе не надо было этого делать.

— Я не хотел, просто на остроге оказался сучок. От такой пустяковой царапины никто не умирал, — оправдывался Агам. Он понимал, что натворил и какие неприятности ждут его семью.

Неожиданно Роса шагнула, быстро дотронулась своей щекой до щеки приятеля, а потом повернулась и убежала.

— Мне пора отнести коренья! Мама ждет. Нужно кормить младших братьев! — крикнула она.

У Камышовых Котов не были приняты поцелуи, и они просто прикасались щеками в знак доверия. И теперь Агам стоял, покраснев, как сваренный рак, а Омра подпрыгивала рядом, становилась на цыпочки, вертелась и старалась заглянуть брату в глаза.

— Что она сделала? Она тебя укусила? — допытывалась она.

— Нет.

— Раз не укусила, тогда ты ей нравишься и ты, когда станешь воином, сможешь жениться на ней! — решительно заявила девочка. Она хоть и была маленькой, но постоянно крутилась около взрослых женщин, слушала их разговоры и кое-что начала понимать.

Агам отошел за большой камень в стороне от пещер, где у него была секретная укромная лазейка, о которой знала только Омра, и стал доделывать свою острогу. Он думал об Уюке и о том, что теперь у них с матерью могут начаться серьезные неприятности. Вряд ли, конечно, братья и отец Уюка, взрослые охотники, которые знают, как выглядят настоящие раны от медвежьих когтей или ударов копыт лося, придадут значение ничтожной царапине, но мать Уюка, толстая грубая женщина, которую боится половина племени и которая нянчится со своим недорослем и не разрешает ему даже охотиться, может всерьез отравить жизнь Рынне.

Агам закончил затачивать острие своего гарпуна и взвесил его на руке — кажется, получилось что надо. Еще несколько зазубрин — и ни одна рыбина не соскочит, будет чем накормить мать и сестру, пока в реке остался лосось. Нужно только проверить, как гарпун полетит и будет ли точным бросок, хорошее ли древко он подобрал и не нужно ли еще больше утяжелить его конец с помощью каменных осколков.

Ждать ему пришлось не очень долго, вскоре рядом в воде показалась тугая горбатая спина рыбы. Агам размахнулся, перехватил гарпун за середину древка и бросил его в лосося. Он попал в цель, и рыбина рванулась, вспенивая хвостом воду. Мальчик видел, как древко гарпуна торчит в рыбе, мечущейся из стороны в сторону. Вскоре обессилевший лосось перестал биться, и Агам, прыгнув в воду, вплавь добрался до остроги и вытащил рыбу на берег. Она была тяжелая и большая — около трех локтей в длину. Вполне хватит на сегодняшний обед и даже на половину завтрашнего дня, если запечь ее в углях костра.

Довольный сделанной острогой, которая его не подвела, Агам пошел к их пещере, неся гарпун, а сзади Омра с важным видом, подражая женщинам, которые сопровождают мужей и братьев с удачной охоты, тянула на плече рыбину, хвост которой бил ее по спине.

— Рынна, я сделал новую острогу и добыл лосося! — крикнул мальчик, заглядывая в пещеру.

Но мама почему-то не ответила, а продолжала, сидя у костра, раскачиваться.

Лицо ее распухло от слез.

— Здесь только что была Гырка. Она заявила, что мой сын хотел убить Уюка острогой и сегодня вечером на совете племени, когда мужчины вернутся с охоты, она будет требовать, чтобы моего сына изгнали из племени.

— Но я ударил его не острием остроги, а только древком! Царапина пустяковая! — возразил Агам.

— Род Уюка имеет большой вес на совете, они вполне могут настоять, чтобы тебя изгнали, хоть ты еще и не прошел обряда посвящения в мужчины. Все будет зависеть от того, чью сторону примет вождь, а ведь его жена — родная сестра Гырки, — сказала Рынна.

Мальчик вспомнил, что существует закон, по которому члены племени не могут применять друг против друга оружие. Правда, закон этот нередко нарушался, и взрослые мужчины убивали друг друга в стычках, но если победитель храбр и силен или принадлежит к влиятельному роду, то закон, разумеется, обходят и все делают вид, что никакого кровопролития не произошло, а убитый сам случайно натолкнулся лбом на каменный топор или нечаянно упал на копье. Но если применивший оружие из слабого рода или если вождь примет сторону потерпевшего, то напавший может быть наказан смертью или изгнанием.

Обычно взрослые снисходительно относились к дракам мальчишек и не считали ссадин, но тут случай особый. Оба, и Агам и его мать, знали, что вождь — двоюродный брат Гырки, а его жена — сестра, а мать Уюка очень мстительна. К тому же она давно ополчилась на Рынну за то, что та не отдала ей кремень и спрятала его. Гырка не раз врывалась к ним в пещеру, когда в ней никого не было, и хотела украсть кремень, но найти его не могла.

Теперь она и ее ноющий отпрыск, конечно, сделают все возможное, чтобы уговорить вождя изгнать Агама из племени, а вождь стар и, чтобы удержаться у власти, избегает ссор с влиятельными родами, делая все по их указке, не говоря о том, что с Гыркой его связывают родственные узы.

Агам понимал, какие серьезные тучи над ними сгустились.

— Ты должен пойти к колдуну и поговорить с ним! Если он захочет, отдай ему кремень, — твердо сказала Рынна и вложила мальчику в руку высекающий огонь камень. — Если колдун сегодня вечером не примет твою сторону, тебя изгонят из племени, а это почти верная смерть.

Мать говорила сдержанно, но сын понимал, что она волнуется. В пещерные времена человек относился к смерти спокойно, так как она всегда была где-то рядом. Почти каждую зиму мор и голод уносили до четверти всего племени, и самые слабые, чаще всего дети, женщины и старики, умирали. Мужчины же погибали на охоте или от полученных ран, на них часто нападали соседние племена или охотники за женами, и тогда в междоусобных стычках многие воины находили свою смерть.

Редко кто доживал до сорока весен, а если кто-нибудь успевал достичь сорока пяти или пятидесяти весен, то это считалось редкой удачей.

Самым старым в племени был колдун, ему было более пятидесяти весен, и никто даже не помнил, когда он родился. Некоторые говорили, что колдун общается с Духами Огня и Воды, что он разговаривает с медведями на их языке и сам иногда превращается в медведя. Кто-то в это верил, кто-то нет, но все побаивались его и приходили к нему с подарками и подношениями, когда кто-нибудь заболевал или долго не было добычи.

Колдун нашептывал заговоры, прыгал вокруг костра, давал больным какие-то травы, от которых они иногда поправлялись, а иногда нет. Если они умирали, то колдун говорил, что Дух Смерти взял свое, и при этом важно хмурил брови и оглядывался куда-то в темный мрачный угол своей пещеры, где лежали черепа — волчьи, медвежьи, оленьи, человеческие — и висели пучки сухих трав.

Колдун умел предсказывать погоду и когда начнется нерест лосося. Если рыба долго не шла, то опять шли к колдуну, он крутил над головой камень на веревке, издававший свистящий звук, надевал вывернутую медвежью шкуру и что-то кричал, призывая Духа Реки послать им рыбу. Иногда после этого лосось действительно появлялся, и тогда это была заслуга колдуна. Если же рыбы не было, то все знали, что Дух Реки прогневался на племя за то, что ему давно не приносили жертв.

Колдун жил в верхней пещере, в которую долго нужно было подниматься по горной тропинке. Он не охотился и жил один, но почти каждый день кто-нибудь из племени приносил ему еду и добычу, стараясь задобрить или заручиться его поддержкой в чем-либо.

— Иди к колдуну! — повторила Рынна. — Иди, или сегодня вечером тебя изгонят! Расскажи ему все и попроси его спуститься на совет и поддержать тебя.

И она вытолкнула сына из пещеры. Солнце давно перевалило за полдень, и диск его стал красноватым. Должно быть, ночь будет холодной.

Еще раз оглянувшись на свою пещеру, где рядом с матерью стояла Омра, и увидев, что они машут ему, Агам быстро пошел к верхней пещере.

Когда он уже входил в лес, то оглянулся на стойбище, над которым поднимались дымки костров, и ему почему-то стало грустно.

Неожиданно из леса донесся волчий вой и злобное рычанье. Волки гнали добычу где-то совсем близко, и Агам насторожился, приготовившись влезть на дерево, чтобы не быть разорванным разгоряченными хищниками или не попасть на рога преследуемому стаей лосю, который в таких случаях несется, ничего не видя вокруг…