Клеопатра

Дик Вайс

Автор подробно воссоздал историю правления последних царей из династии Птолемеев. В романе описывается детство Клеопатры, период изгнания её отца, возвращение в Александрию и последующая битва за египетский престол. В романе уделено большое внимание старшей сестре Клеопатры – Беренике, а также интригам евнуха царского двора Потина. Некоторые из описанных событий ранее не встречались в трудах по данной теме, тем интереснее будет открывать их читателю.

© Дик Вайс, 2023

ISBN 978-5-0059-1678-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть I. Побег

Глава I. Александр и Александрия

Время открывает все сокрытое

и скрывает все ясное.

Софокл

Почерневшие небеса накрыли своей гигантской темной тогой¹ землю, где раскинулся самый прекрасный город на свете, величественная Александрия. Несравненная столица страны Та-Кемет² погружалась во мрак. Красота и изящество этого города, олицетворение кротости и смирения перед всевышними богами не терялись даже ночью. Но эта ночь, как и несколько предыдущих, была несколько другой. И если раньше шумный и крикливый город в это время обычно затихал, и только черные волны бились о скалы и мыс большой гавани убаюкивая столицу, то теперь все было иначе. Бог сновидений Гипнос словно выпустил на волю самые кошмарные создания из своего царства, и они, разлетевшись, заполнили каждый уголок этого города, раздирая его своими криками и истошными воплями.

О, Александрия! Что же произошло с тобой? Совсем недавно ты была как очаровательной красоты восточная женщина, в которую можно было влюбиться с первого взгляда и на всю жизнь. Ты потрясала своими изящными формами из проложенных дорог, невероятной красоты зданий, величественных храмов, причудливых кварталов.

От твоего запаха: сандала, бергамота и ванили, днем приятно кружилась голова, а ночью твой неповторимый воздух был мягок и прохладен. Теперь же все чаще от тебя исходит тяжелый смрад, ты начинаешь вонять гарью костров и становишься холодной, безжалостной и беспощадной. Что же случилось с тобой, скажи, Александрия?! Ведь так было не всегда…

Александрия была самой вселенной. Ни один из городов этого мира не мог сравниться по своей красоте со столицей Египта, даже вечный, золотой Рим! И ему, возвышенному и надменно смотрящему на всех, как Юпитеру с Капитолийского холма, было далеко до изящества Александрии. Рим пропах тщеславием, рабским потом, а Александрия была божественно красива, сверкала и благоухала! Особенно это проявлялось в летние ночи, когда с неба свисал в задумчивости серебряный полумесяц в окружении ожерелья звёзд. Но звёзды, что раскинулись на её земле, были не менее яркими.

Фаросский маяк. Высокий и светящийся знак богов, как одноглазый циклоп, не даёт затеряться даже маленькому суденышку с бедной командой посреди бездонной водной преисподней. Александрийские верфи тянутся вплоть до дамбы, и они похожи на крылья богини Исиды,³ которыми она защищала Осириса,⁴ превратившись в птицу Хат.

Почти посередине Александрию разрезает, словно острый нож масло, невероятно красивая и длинная улица, равная по протяженности сорока стадиям.⁵ Это вымощенный крупным базальтом Канопский проспект. Он начинается на востоке «Воротами Солнца» и оканчивается на западе «Воротами Луны». Там в разные времена талантливыми архитекторами были возведены роскошные здания и среди них: Гимнасий, Дикастерион⁶ и несколько храмов во славу египетским богам, каждый из которых по-своему необыкновенен.

Но особенное величие Александрии составляет утопающий в прекрасных садах северо-восточный квартал Брухейон. В нём располагается большой комплекс царских дворцов из гранита и мрамора, к которому примыкает кладезь всех знаний на этой земле — огромная и известная на весь мир Александрийская библиотека.

Есть в Александрии также особенное, почитаемое место. Имя ему Сома. Оно находится в самом центре города на площади Месопедион. Это место скорби и одновременно величия. Оно неброское внешне, небольшой каменный холм с пирамидальной крышей, который окружают полукольцом, словно охраняют, несколько часовенок и большой храм. Все эти сооружения защищены высокой стеной от внешнего мира, и попасть в них с недавних пор можно только по особым дням. Это место служит паломничеством для людей разных национальностей и вероисповеданий, со всего света к нему текут людские преисполненные печали реки, и они никогда не иссякнут. К сожалению, в этом месте иногда происходили беспорядки. Были даже случаи вандализма и поджогов, но зачастую просто актов безумия, которое иногда охватывает людей, когда они соприкасаются с чем-то сверхъестественным, а потому власти города приняли решение ограничить их свободное посещение.

В этом некрополе покоятся правители Египта последних столетий, а в главном подземном склепе спит вечным сном самый великий из мужей, ранее живших на этой земле, отец — основатель Александрии, её солнцеликий господин, завоеватель мира, несравненный Александр. Сон его долгий и прекрасный. И длится он уже несколько веков.

После загадочной смерти Александра Птолемей Сотер — основатель династии Птолемеев, выкрал тело властителя мира, поместив его от порчи в мед, и перевез в город Мемфис. Там забальзамированная мумия некоторое время хранилась в храме Серапейон, а потом по настоянию жрецов и по инициативе следующего правителя страны Та-Кемет была перевезена в роскошной, украшенной яркими лентами и цветами лодке в Александрию.

Весь город встречал возвращение своего земного бога. Немало потребовалось времени, чтобы навести порядок и расчистить проход колеснице, на которой перевозили отлитый из золота саркофаг.

В этот день со слов очевидцев особенно ярко светило солнце, отбрасывая свои лучи на золотые спицы цокающего колесами по мостовой катафалка, который тащили восемь послушных крепких мулов, украшенных золотыми коронами и ожерельями из драгоценных камней: изумрудов и карбункулов. Переливы разноцветных огней слепили глаза людям, отчего те, зажмурившись, и смеялись, и плакали. Наконец, процессия приблизилась к центральной площади, к новому мавзолею, месту современного упокоения Александра.

Возле этой усыпальницы, одним из описываемых летних вечеров, когда приятное богам спокойствие безмятежного города сменилось на нарастающий в нем хаос, несколько рослых, с отлитой, словно бронза, кожей слуг опустили на землю позолоченный паланкин, и из него выпорхнула молодая девочка невысокого роста, в легком, небесного цвета, расписанным замысловатым орнаментом калазирисе.⁷ На вид ей можно было дать десять-двенадцать лет от роду. Она была стройна, как мангровое деревце. Черты её лица скрывала темнота, но видно было по всему, что этот ребенок из знатного рода, так как одежда её была тонка и элегантна, а голову венчала сверкающая в темноте небольшая изящная диадема.

Один из слуг открыл тяжёлые ворота усыпальницы и первым стал спускаться по каменным ступеням в подземный склеп.

Горящие масляные лампы, закрепленные на каменных сводах, отбрасывали крадущиеся тени на стены склепа и тускло озаряли путь. Слуга с девочкой спустились глубоко под землю до третьего уровня. Проследовав по длинному то расширяющемуся, то сужающемуся коридору, они скоро очутились в большой, хорошо освещенной камере. Стены её были исписаны различными ритуальными надписями и рисунками. В центре на нескольких огромных мраморных плитах, как на ступенях, возвышался массивный позолоченный саркофаг. Каждая из его четырёх сторон была украшена изысканными резными изображениями. Если присмотреться, можно было без труда понять, что они означают.

Дивные сцены выразительно запечатлели знаменитую битву на реке Иссе, которая произошла между войсками Александра и царя Персии Дария III. Высеченный в дереве Александр в золотом шлеме на прекрасном коне поражал копьем неприятеля. На этом рельефе можно было узнать и других известных людей той ушедшей от нас эпохи. Близкие друзья великого полководца Гефестион и Пердикка также были изображены в пылу битвы. Голова Пердикки была обращена к своим воинам, которых он, по-видимому, призывал броситься в атаку, а Гефестион был запечатлен скачущим на коне с непокрытой головой, с развевающимися на ветру волосами, находясь чуть поодаль от Александра. Человека, закрывшего от смертельного ужаса лицо руками, находящегося на боевой колеснице, можно было опознать как правителя персов Дария. Эти изображения были настолько талантливо сделаны, что смотрелись как живые. Вот ещё немного, и колесница Дария повернет назад, и он от сжираемого внутри страха бросит своё войско на произвол судьбы, снискав в дальнейшем себе позор, а своему победителю Александру — вечную славу на века.

Купол саркофага был выполнен из великолепного алебастрового стекла, которое позволяло увидеть молодого, невысокого роста белокурого мужчину, с вьющимися золотыми локонами, которого, несмотря на время, прошедшее со дня смерти, почти не тронула разрушительная её сила. На лбу его сверкал золотой венец. Лик его был светлым, прямой нос, тонкие, как стрелы, очерченные брови. На лице застыла улыбка, которая если, присмотревшись, была больше похожа на лёгкую усмешку. Что её вызвало? Может быть, он смеялся над смертью, которая пришла побеждать непобеждённого?! Казалось, Александр только заснул и вот-вот проснется. Но этот сон продолжался уже несколько столетий, и ему не будет конца.

У подножия саркофага стоял на коленях, склонив голову, крупный, среднего роста мужчина, в белом одеянии, и что-то едва слышно бормотал. Черный парик сбился набок, обнажив его изрядно лысую голову. Этим мужчиной был царь страны Та-Кемет — Птолемей Теос Филопатор Филадельф Неос Дионис.⁸ Общую унылую картину дополнял доносящийся откуда-то из-под земли тихий, заунывный змеиный свист, похожий то ли на песнопение, то ли на легкий шум ветра.

— Хвала, Исиде, что ты здесь! — громко произнесла девочка. Её голос подхватило эхо и разнесло по всем углам усыпальницы. Она сделала знак слуге, и тот, поклонившись, скрылся в коридорах склепа.

— Я пришла за тобой. Скажи мне, что происходит?

Мужчина, немного вздрогнув, обернулся и, растерянно улыбнувшись, молвил:

— Дочь моя, как я рад тебя видеть! Ты же знаешь, в минуты радости и горя я всегда здесь. Я разговариваю с ним. Спрашиваю у Великого, что мне делать, что я сделал не так? И он… он иногда мне отвечает, — царь Египта перешел на шепот, — да, да, ты не ослышалась, клянусь Осирисом он дает мне советы!

— В городе и во дворце происходят странные дела. Никто никого не слушает. Слуги разбегаются. Жрецы в панике. Береника ходит, важно задрав нос в окружении многочисленной стражи. А тебя нет… — девочка сделала несколько шагов по направлению к отцу. Сейчас мы можем описать её гораздо лучше. Создатель наделил ребенка изящными формами. Она была неописуемо красива и похожа на маленькую богиню, сошедшую на землю, усыпанную лепестками лотоса. У неё была приятная матовая кожа, красивая упругая высокая шея, волнистые черные, как смоль, волосы, выразительные брови, слегка пухлые губы. В её глубокие, темные, как ночные воды, умные, большие глаза хотелось смотреть, не отрываясь.

Птолемей горько улыбнулся:

— Ты сама видишь, что творится, Клеопатра. Этот народ меня ненавидит, они считают, что я продал их страну Риму. Каждого из них предал. Если раньше они молчали, то сейчас об этом кричат на каждом углу. Они обезумели. Только сегодня случилось несколько погромов, и чем дальше, тем будет хуже. Ты еще была совсем маленькой, когда мы с трудом погасили эти страшные бунты, крестьянские восстания, которые охватили всю страну. Чего нам это тогда стоило?! Скольких хороших слуг я потерял. И вот всё начинается снова и с большей силой. Я вопрошаю у Александра. Как он смог держать в подчинении страны и народы?! Его все боялись и уважали, а про меня сочиняют только гнусные небылицы и мечтают скормить крокодилам. Береника, все она! Именно её окружение подговаривает людей, провоцирует их на беспорядки. Я это знаю. И давно за ней слежу. Они меня ненавидят с тех пор, когда я помог римлянам во время их кампании на востоке против царя Митридата, послав им на помощь тысячи наших всадников. Теперь они восстали против меня после событий на Кипре.

Да, мы зависим от проклятого Рима. Мы не можем жить без «Вечного города». Римская республика сегодня — это весь мир. Только Рим решает, кому рождаться, а кому — умереть, кому властвовать, а кому — прозябать в нищете.

Это такой колос, который невозможно обозреть, ибо он всегда будет тянуться за гранью и горизонтами того, что может увидеть смертный. Поистине для этого надо быть неким всевидящим Аргусом.⁹ Если бы я пошел против Рима и попытался бы спасти твоего дурака дядю, который не захотел делиться золотом с ними, нас бы раздавили, как блох, и не заметили. Вот тогда эти горлопаны поняли бы, что такое быть в рабстве у Рима. На что был силен Карфаген, каким бы умным и талантливым ни был Ганнибал, но в итоге всё пало к ногам Рима. Я не хотел такой судьбы, и мне незачем было идти против них, тем более сейчас, когда им нужно наше зерно, наши припасы, наше золото, а нам их поддержка. Но став союзником Рима, я стал врагом для всего Египта.

Клеопатра внимательно слушала отца. Занимаясь со своими учителями, она очень много слышала и знала о «Вечном городе». О его истории, великих людях, поэтах, публицистах, о тех, кто своими подвигами и делами воспел ему славу, поэтому она хорошо понимала отца. Как и то, почему он идет против своего народа, поддерживая их. «Бедный отец, как же тяжело тебе сейчас. Ты страдаешь, и вместе с тобой страдаю я». Их глаза встретились. Птолемей увидел во взгляде своей обожаемой дочери нежность и жалость по отношению к нему и потупил свой взор.

— Отец, я поддержу тебя во всём, ведь я твоя дочь. «Любимая земля богов» должна быть в дружбе с Римом. Его союзником. От этого зависит наше благосостояние. Клянусь тебе, я всегда буду помнить об этом. Мы должны быть хитрей вести свою политику, но не забывать о могущественном соседе, который может нас проглотить, как Амат.¹⁰ Но что нам делать сейчас, когда весь город горит, а разум людей затуманен, и они продолжают проклинать тебя. Мы погибнем?

— Они этого не дождутся, — Птолемей стиснув зубы крепко прижал к себе Клеопатру, и они долгое время молчали, только сердца их гулко стучали, поспевая друг за другом.

— Нам нужно отступить. Отступить, чтобы выжить и стать сильней. Чтобы не сгореть в огне этого пожара. Сколько слуг с тобой? — спросил он.

— Архандр привел шестерых, — с тревогой ответила Клеопатра.

— Хорошо. В порту нас ждет корабль, там уже находится Мардиан и несколько верных и оставшихся преданными мне людей, они должны всё подготовить для нашего отплытия.

— Куда мы бежим? — испугалась Клеопатра. — Ничего не взяв с собой? А как же все остальные: мои братья и сестры, друзья, учителя, твоя супруга? Мои книги, одежда…

— Здесь оставаться смертельно опасно. Боюсь, что через несколько дней бежать уже будет поздно. Но мы вернёмся, обещаю тебе это случится!

Затем он взял её за тонкую руку, крепко сжал, и быстро повел к выходу из гробницы.

Глава II. Ожерелье любви

Приближался рассвет. Просыпалось от ночного сна светило, и мутная пелена, окутавшая землю, постепенно рассеивалась. Вначале несмело, а потом все сильней и сильней закипела, как масло в чане, зашевелилась, как в муравейнике, жизнь в Александрии, а особенно в торговой её части — эмпориуме.

Как только специальный обученный люд объяснил приезжим купцам правила продаж, начался торговый день. На оптовой части этого огромного рынка заключались крупные сделки, всегда скрепляемые чаркой доброго вина. Здесь продавали и покупали лес, мрамор, гранит, металлы, оливковое масло. Степенные продавцы чинно предлагали свой товар богатым покупателям, спокойно обсуждали с ними вопросы доставки и страхования.

Суетиться и впрямь было ни к чему. А потому здесь торговая река текла неспешно и слегка лениво, но чуть дальше, вырвавшись на свободу, она набирала ход и становилась бойкой, словно в полноводье. В этом месте шла розничная торговля, и здесь совершенно в другом русле бежало время, которого никогда не хватало.

Бесчисленные торговые ряды и сотни небольших лавчонок поражали своим размахом и обилием всякой всячины. Тысячи людей различных национальностей, говорящих на разных наречиях: купцы, ремесленники, носильщики, покупатели, зеваки, попрошайки — смешались в один бурлящий, голосящий, водоворот, который затягивал всех без исключения, всё больше разрастаясь. Узкие улочки, примкнувшие к этому месту, пестрили разноцветьем одежд. Глаза разбегались от этого колорита и различных форм.

Не существовало в мире вещей и предметов, которые нельзя было бы не приобрести в Александрии. На этом самом крупном рынке мира можно было отыскать всё, от малого до великого, от редкого, бывшего в природе в небольшом и может единственном числе, до распространенного.

От назойливости продавцов, которые бесцеремонно хватают тебя и тащат к своим переполненным корзинам с товарами, которые, кажется, вот-вот лопнут, кругом идёт голова. В ноздри то там, то тут заползает ароматный дым от жареного, пареного, копченого. И устоять от этих запахов, которые сражают наповал, совершенно невозможно.

Над многолюдной толпой возвышаются, словно штандарты, сказочно красивые своим орнаментом ковры и покрывала из страны Персии.

А вот и ярчайшие шелка из Индии. Чистейшей синевы краситель — индиго! Шелк такого цвета носят только люди, занимающие высокое положение при дворе фараона, и у черного, как сажа, небольшого роста продавца по имени Чандан всегда много покупателей. Ох, он знает ему цену! Продавец надменен, с ним тяжело договориться. Хотя если с ним будет торговаться красивенькая служанка из дворца фараона, пожалуй, он и уступит немного в цене.

Тут же для египетских красавиц продают чудные товары из Сирии: коробочки для румян и мази с круглым дном, ручные зеркальца, флаконы с духами, палочки для косметических средств. Эти изделия изящных форм украшены изображениями людей, зверей и птиц.

Обратим внимание на животный рынок. Пумы, обезьяны, птицы, с длинными радужными хвостами, змеи, извивающиеся под звуки флейт. Конечно, везде полным-полно экзотических фруктов, напитков из разных стран мира. Продавцы этих товаров обычно горластее всех.

Вот один из них толстяк Бурхан, прибывший из Сирии. Он в серой тунике, подпоясанной тонким потрескавшимся ремнем и в старых тростниковых сандалиях. Бурхан уже охрип, зазывая покупателей, но никак не унимается и продолжает уже изрядно осипшим голосом нахваливать свой товар, различные фрукты и орехи.

Если зайти в лавчонки одного далёкого восточного государства, то там можно найти всевозможные лекарственные зелья. Настои, в которых плещутся змеиные головы, снадобья, приготовленные из женьшеня, масла из мирры, чудодейственные средства из медвежьей желчи, амулеты из когтей хищников, любовные эликсиры из корней мандрагоры, а также благовония для храмов, ювелирные украшения.

Но особые, необыкновенной красоты изделия из серебра, золота, драгоценных камней и жемчуга нужно искать в местах, где торгуют местные иудеи.

Сюда и держит путь один господин, неопределенного возраста, окруженный несколькими слугами. Заплывшее его лицо, с маленькими прорезями для глазок, похоже на лепешку, вытащенную только что из печи, по нему стекают крупные, грязные капли пота, оседающие на стеклянных шариках и бисере ускха,¹¹ соединяющего его нескладное туловище, не имеющее почти шеи, с головой, покрытой пышной растительностью, словно крона сикоморы.

На господине одет белый нарамник, который уже покрылся желтыми пятнами. Рот его перекошен брезгливой гримасой. Время от времени он своим тонким визгливым голосом приказывает слугам, чтобы те усердней обмахивали его опахалами.

Возле маленькой и неприметной лавчонки, куда направлялась эта процессия, на земляном полу рядом с мусорными отходами сидела сгорбленная старуха со слипшимися седыми волосами. Лицо её было изрыто глубокими траншеями морщин, во ввалившемся рту торчали несколько кривых зубов. Облизывая их, она просила милостыню.

От старухи страшно воняло грязным телом вперемежку с дешевым вином, и господина при виде её невольно передернуло. Эта карга напомнила ему его родную мать, вечно пьяную и недовольную. Мать, которая частенько избивала своего сына только потому, что была в дурном настроении.

Перешагнув через старуху, господин вошел в лавку, имя которой «Золотой телец» было коряво выведено на деревянной вывеске, которая болталась на ржавой цепи прямо над входом. Хозяином лавчонки был некий Ицхак, худой, сгорбленный, среднего возраста иудей. Внешность этого мужчины была довольно непривлекательной, и прежде всего из-за его огромных, выпученных черных глаз, которые безумно, как в лихорадке, сверкали красным огнём. Также он был от природы щедро одарен растительностью, которая густо покрывала все его тело, и весьма неприятно торчала клочьями из носовых и ушных раковин. Рядом с ним возились двое его черноволосых детей, одетых в какое-то бедняцкое тряпье, и гордо восседала на деревянной полке черная кошка, которая время от времени покусывала себя за хвост, перекусывая насекомых.

— Господин Потин! — радостно приветствовал он вошедшего, низко кланяясь и смешно приседая. — Желаю здравствовать тебе!

Толстяк ухмыльнулся и окинул взором это место. Несмотря на название, ассортимент его был достаточно скуден. На полках в общем доступе валялась какая-то дешевая мишура, серебряная посуда и безликие побрякушки.

— Все ценное ты, конечно же, спрятал?! — спросил он, ехидно прищурясь.

Иудей ощерил свой рот, обнажая черные зубы, угодливо улыбаясь.

— Смотря, что господин считает ценным.

— Мне нужен особый товар, что-то необыкновенно красивое и редкое. Я ищу подарок для одной очень важной особы. Поверь мне, она знает толк в украшениях. И моим подарком должна быть довольна. Скоро состоится празднование в храме богини Хатхор,¹² которому покровительствует моя госпожа, и было бы чудно, чтобы она предстала перед всем светом в золотом сиянии.

Ицхак понимал, зачем явился этот человек, которого следовало опасаться. Внутренне презирая его, но понимая, что тот может быть полезен, иудей хитро посмотрел на толстяка, затем закатил глаза, зрачки которых бешено завращались.

Потина передернуло. Он скривил рот и хотел выругать иудея, но тот его опередил.

— О! Я знаю, какой госпоже хочет угодить господин! Конечно, тут должен быть особый подарок. Пожалуй, я смогу помочь.

— Рад это слышать, мой друг, — тучный господин слащаво улыбнулся. — И кому предназначается этот подарок?

— Наверняка господин ищет украшение для божественной дочери нашего властителя Береники Эпифании.

Иудей вопросительно взглянул на толстяка.

— Её боготворит весь народ и мечтает, — тут он понизил голос… — чтобы она стала царицей.

— Народ? Ты имеешь в виду жалких иудеев, таких, как ты?

У иудея еще ярче вспыхнули глаза, но этого не заметил тот, кого звали Потин.

— Я всего лишь повторяю то, что слышал от моих друзей, а они мне поведали, что не только в наших кварталах любят эту госпожу. Египтяне из Ракотиса также желают ей долгих лет и здоровья.

Дородный господин залился тонким неприятным смешком.

— Клянусь Аписом,¹³ у тебя слишком длинный язык, ты чересчур много болтаешь. Будь на моем месте другой, он давно бы сдал тебя стражникам за вольные речи. Но не бойся, мне ты можешь говорить всё, что думаешь.

Иудей опасливо огляделся по сторонам и продолжил шёпотом.

— Многие недовольны тем, что нас продают Риму. Что мы скоро-таки станем их рабами. В городе все ненавидят римлян. А кто в этом виноват? Может быть, фараон, который задушил нас налогами? Что он сделал для меня, бедного Ицхака? Ровным счетом ничего! Наш народ голодает, а он только весело проводит время, пирует, да услаждает свою похоть. Каждый день ему поставляют новых рабынь со всех уголков этого несчастного мира. А чем он отличается от Ицхака? Ровным счетом — ничем. Он не царь, ни по духу, ни по происхождению.

А солнцеликая госпожа Береника, это же совсем другое дело! Она красива, благородна, часто устраивает для бедняков бесплатные обеды, при хорошем муже это будет верная партия. Вот за это её любят и очень многие поддерживают.

— Интересно, чем тебе не угодили римляне? — хмыкнул толстяк.

— Мой добрый господин! Всё, к чему притрагиваются римляне, в конечном счете, становится прахом. Они ведут себя в нашей стране как хозяева. Все захватывают и отбирают у бедного народа. Например, один из римлян, некий Марк Тулий Северус хочет забрать мою лавку, а меня, моих четверых детей и их бедную, больную мать лишить честного заработка. Разве это справедливо? Он ругается и говорит, что у вас, проклятых иудеев, есть свой рынок, и мы должны продавать товар только в своем квартале, где живем. Говорят, у него большие связи в «Вечном городе». Даже Гней Помпей лично знаком с ним. Ужасный человек этот Марк Тулий Северус. Не мог ли господин защитить меня от его нападок? Или, быть может, разрешить вопрос таким образом, чтобы с ним можно было разобраться другим хорошим людям.

Иудей смиренно поклонился.

— Хорошо, — толстяк одобрительно покачал головой. — Мы это обсудим немного позже. А сейчас я хочу, чтобы ты меня удивил. Покажи мне свою самую красивую вещь. Я весь в нетерпении.

— О, у меня есть одна славная штучка из Сиракуз, которая вам обязательно понравится. Говорят, её подарил возлюбленный Парис красавице Елене, когда увел её от Менелая. «Камни любви», так она называется.

Иудей ловко прошмыгнул в тайную комнатку и через пару минут вышел из неё, держа в руках небольшую блестящую чёрную шкатулку.

— Вот из-за этой красоты сердце прекрасной Елены навсегда стало принадлежать Парису. Даже страшно подумать, что она стало причиной Троянской войны, в ходе которой сложили свои головы и бесстрашный Гектор, и великий Ахилл, и тысячи других славных мужей. И что мы имеем сейчас? Красивая вещь осталась, а Троя канула в лету, — скалился во весь рот хозяин лавки.

Он протянул шкатулку гостю, тот открыл её, и его взору открылось необычайной красоты ожерелье. На основной цепочке, из желтого золота, с рыжеватым отливом, крепилось несколько подвесок разной длины, украшенных драгоценными камнями. Они были, словно лепестки разных волшебных цветков, но смотрелись удивительно гармонично. Каждый из камней: рубин, сердолик, лазурит, отливал своим неповторимым магическим цветом, и все они вместе создавали иллюзию постоянного движения этих сверкающих огней. Преобладали в колье необыкновенная бирюза и малахит.

— Очень символично, — задумчиво выдавил из себя толстяк. — Ты, удивил и порадовал меня. Этот цвет самой богини неба Хатхор. Сколько ты хочешь за эту штучку?

— О, сущие пустяки! Всего лишь внимание господина в том деле, что я рассказал. Красивые драгоценности должны носить самые красивые женщины!

Толстяк поблагодарил иудея и вышел к ожидающим его слугам. Вечером того же дня ему удалось встретиться с дочкой фараона.

***

Старшая дочь Птолемея Береника Эпифания со своими служанками между тем нежилась в одном из благоухающих летних садов в царском квартале, когда ей передали, что один из придворных служащих просит его принять по важному поводу.

Развалившись на мягком ложе, в окружении своих шумных служанок, в пышных париках из конского волоса и молчаливых стражников нубийцев, она была похожа на ленивую львицу, отдыхавшую вместе со своим прайдом на берегу реки после удачной охоты. Все они с удивлением разглядывали этого нескладного пузатого человечка, который приближался к ним на полусогнутых ногах, дрожа всем телом.

— Кто ты, что помешал моему покою? — пристально вглядываясь в его расплывшееся румяное лицо, недовольно произнесла дочь фараона. Её лик был грозен и прекрасен. Черные, пронзительные глаза, подчеркнутые сурьмой, сверкали на солнце ярче, чем дорогие золотые браслеты на её запястьях. Выразительные тонкие брови были похожи на стремительно летящие в небеса быстрые стрелы, а алые, пухлые губы, словно рубины, дополняли её красоту.

— Желаю здравствовать, солнцеликая госпожа приносящая радость и счастье своим поданным! Меня зовут Потин, я твой покорный слуга при дворе великого фараона. Зная, что несравненная дочь нашего обожаемого царя почтит своим присутствием церемонию открытия храма лучезарной богини Хатхор, хотел её порадовать и преподнести этот скромный подарок от её поданных.

— Я вспомнила твоё лицо, — задумчиво произнесла Береника. — Он кажется один из наших евнухов, — обратилась она к своим служанкам. — Ты полный кастрат?

— Нет, твоя милость. Меня кастрировали частично, около десяти лет назад. Господин Мардиан, старший евнух выкупал меня в горячей ванне и после этого отрезал ненужную мне плоть острым ножом.

— Чем ты занимаешься при дворе? — довольно холодно спросила Береника?

— Я нахожусь на среднем уровне среди других слуг, госпожа. Помогаю распространять указы нашего великого фараона, сопровождаю чиновников и зарубежных гостей в их прогулках, слежу за поведением наложниц, иногда наказываю провинившихся.

— Довольно, — перебила его Береника. — Мне становится ужасно скучно. Покажи свой подарок, — приказала она.

Одна из служанок по имени Ламия подошла к Потину, ей он и протянул заветную чёрную шкатулку, по-прежнему не смея поднять головы.

Береника открыла её. Служанки столпились возле дочери фараона, с любопытством заглядывая внутрь. На несколько секунд затихли их голоса, потом раздались восхищенные возгласы.

— Чудесно, какая прелесть, это украшение словно создано для нашей госпожи! — защебетали они, как ранние птицы, наперебой.

— Твоя светлость, оно необыкновенно. Ты будешь в нём словно золотая богиня, ведь это её любимые цвета! — пела златоволосая Пиерия.

— Ах! Такой красоты я прежде никогда не видела, — вторила ей изумленно самая старшая из служанок Хиона. — Саму Исиду, ослепило бы это украшение!

Даже молчаливые нубийцы, стоявшие на страже, и те искоса старались рассмотреть предмет всеобщего восхищения.

— Оно давно вышло из моды, — наконец задумчиво произнесла дочь царя.

— Это ожерелье, камни любви, которые вечны — несмело пискнул, как котенок, Потин. Он нарочито умиленно взглянул на Беренику, внимание которой было приковано к украшению.

— Позволь, мы поможем его надеть! — стрекотали в один голос служанки.

— Не здесь и не сейчас, — оборвала их восторженные речи Береника.

Она смерила с ног до головы вмиг сжавшегося Потина своим каменным взглядом.

— Я выражаю своему, так называемому народу благодарность. Кто решил меня порадовать, таким образом, могут рассчитывать на мою милость. А ты… — дочь фараона слегка улыбнулась, — учитывая, что безвреден для моих девочек, с этого момента можешь находиться иногда в моей свите. Надеюсь, ты наделен не только талантом угождать.

Потин был вне себя от радости, его сердце рвалось наружу из груди, как птица из клетки. Он припал к ногам дочери фараона и с благодарностью, как верный пес, смотрел, не отрываясь, в её красивые глаза.

Глава III. Рука помощи Цезаря

Каждый день к владыке Верхнего и Нижнего Египта прилетали тревожные вести из разных уголков страны. Они были словно большекрылые птицы — стервятники, которые обычно кружат над обессилевшей жертвой, ожидая, когда она лишится сил и падёт.

То там, то здесь, как докладывали государственные советники и тайные осведомители, в «земле возлюбленной» проходили бунты, стихийные выступления горожан, которые всё больше и больше проклинали незаконнорожденного правителя.

Птолемей Неос Дионис отлично помнил, как предыдущего властителя именно чернь забила насмерть в здании гимнасия, у него развились приступы страха, он стал подозрительным и с опаской глядел уже даже на самых преданных своих слуг. Государь, который раньше считался любителем пиров и танцев, всё больше и больше отстранялся от управления страной и всё реже появлялся при своей многочисленной свите, замыкаясь в себе.

Больше всего его угнетало то, что Рим, которому он уже неоднократно помогал и, по сути, являлся его вассалом, никак не хотел видеть в нём полноценного правителя. Правда, «Вечный город» несколько раз намекал царю страны Та-Кемет, что такое признание он может получить, нужно только хорошо раскошелиться, но сумма, которая была озвучена через египетского посла в Риме, доброго друга Птолемея Диоскарида, была поистине огромна. Даже если бы Птолемей Теос Филопатор Филадельф Неос Дионис выкачал бы всю государственную казну, обложил всеми мыслимыми и немыслимыми налогами живущих, а также ушедших в дуат¹⁴ и ещё не рожденных на свет, он так и не смог бы её собрать. Римское покровительство стоило безумно дорого.

Эта ситуация не могла его не беспокоить, так как вокруг его имени, словно навозные мухи, слетались немыслимые слухи. И все они сводились к тому, что дни его были уже сочтены. Сенат Рима якобы был недоволен божественным фараоном и срочно подбирал ему замену.

«Вечный город» действительно с легкостью мог это сделать, а потому получить его дружбу сейчас было бы как нельзя лучше. Это являлось бы гарантией счастливого царствования. Но мечты фараона о дружбе и покровительстве со стороны Римского сената до поры до времени так и оставались мечтами.

Начало этого дня не обещало хороших вестей. Царь дурно спал и был мрачнее тучи. На рассвете он в очередной раз отослал несколько свитков папируса разным адресатам, и один из них отправился в Рим могущественному человеку, с которым он старался быть близок. Он предназначался для прочтения великому полководцу Гнею Помпею Магну. Птолемей Неос Дионис заверял римского государственника в своей преданности, восхищался им как политиком и снова поздравлял Помпея и его и соратников: великих Марка Люциния Красса и Гая Юлия Цезаря, с союзом, который, как он писал, принесет Риму процветание, а его верному другу Египту — также великие блага. Птолемей в очередной раз приглашал Помпея посетить столицу страны Александрию и обещал невиданный прием, хотя прекрасно знал, что это приглашение им снова будет проигнорировано.

После жертвоприношения в одном из храмов бога Ра царь долгое время не выходил из молитвенной комнаты, где его и застало известие о прибытии к нему с важным посланием римлян.

Птолемей с осторожностью принял это известие, однако в скором времени, облачившись при помощи своих слуг во всё драгоценное великолепие, уже восседал на роскошном, отделанном золотом и финифтью, царском троне. Трон находился на нескольких мраморных плитах, образующих своего рода ступени, идущие вверх; это подчеркивало, что фараон является наместником бога Хора¹⁵ на земле, его недосягаемость и отличие от простых смертных. У подножия трона были нанесены резные иероглифические надписи, подчеркивающие божественное происхождение царя. Над ним возвышался небесной синевы купол, который поддерживали четыре колоны, капители которых были выполнены в виде священного цветка лотоса.

Голову властителя венчала двойная корона пшент, символизируя вечное единство египетского государства, его обеих земель и вселенскую гармонию Маат.¹⁶ Поверх короны был одет золотой обруч Урей — изображение богини-кобры Уаджит — покровительницы Нижнего Египта и изображение богини-коршуна Нехбет — покровительницы Верхнего Египта. Это были неотъемлемые символы единства египетского государства. В руках Птолемей держал трёххвостую плеть и скипетр власти. Фараона окружала придворная знать: министры, жрецы, несколько слуг и тайных советников, а также неизменная вооруженная охрана, состоящая из рельефных нубийцев.

Римлян было трое. Через огромный колонный зал с массивными чащами благовоний они входили в тронный, держась вместе. И если двое из них являвшиеся эквитами¹⁷ шли, уверенно чеканя шаг, то третий был, похоже, несколько растерян. Он часто оглядывался по сторонам и был излишне суетлив, что выдавало в нём человека не столь благородного происхождения.

На двоих из них были воинские доспехи, короткие красные плащи, в руках они держали шлемы с красными гребнями. Их владыка Египта хорошо знал; первый был человек Помпея Луций Септимий, он жил одно время в Египте и выполнял личные поручения римского государственного деятеля. Второй римлянин был новым послом республики, имя ему было Публий Тулий Туск, а вот их спутника он прежде никогда не видел.

Римляне низко опустили головы. Затем к царю обратился худощавый Луций Септимий. Лицо его рассекал глубокий косой шрам, тянущийся от переносицы и до подбородка. Этот шрам придавал ему суровость, которую дополняли безжизненные злые глаза и грубый командный голос.

— Divinum rex! Божественный царь, владыка верхнего и нижнего Египта Птолемей Теос Филопатор Филадельф! Приносящий дождь, свет и радость своим поданным. Желаю здравствовать тебе и твоему роду! Я спешу вручить послание от человека, оказывающего решающее влияние на римскую политику, великого Гнея Помпея Магна. Послание особой важности, поэтому я передаю его лично. Посланник передал свиток одному из приближённых фараона.

— Хочу также представить нашего друга Квинтуса Марция Аттиана, он выражает интересы Гая Рабирия Постума, о котором тебе сообщает в письме великий Помпей. У Квинтуса есть отдельный разговор к царю, — легат еще раз поклонился.

Птолемей Неос Дионис внимательно посмотрел на него. Внешне в этом человеке не было ничего примечательного. Он был маленького роста, черные курчавые волосы, темные глаза, толстый сплюснутый нос, дурацкая улыбка. Абсолютно не запоминающаяся внешность. Наверняка, торговец решил про себя государь. Как этот ничтожный человечишка может представлять интересы сильных мира сего?

Квинтус Марций Аттиан, словно почувствовав, что царь думает о нем, еще больше задергался и несмело молвил:

— Gratia Tua Divina! Твоя божественная светлость, мне много рассказывали об Александрии, о её красоте. Но эти слова ничто по сравнению с явью, что узрели мои глаза. Не скрою своего восхищения, это сказочный город обласкан богами. У меня еще не было времени его хорошо изучить, но то, что я уже увидел, превосходит всякое ожидание. Такого изящества я не встречал ни в одной из стран мира.

— О чем ты хотел поговорить со мной, Квинтус Марций Аттиан? — оборвал его царь, продолжая изучать этого человека словно папирусный свиток.

— Dominus de terra Aegypti! Владыка земли Египетской! Мне бы хотелось, чтобы наш разговор состоялся немного позже, и, если ты позволишь, в другом месте, — торговец несколько смущенно огляделся по сторонам, давая понять, что беседа не для лишних ушей.

Солнцеликий Птолемей Неос Дионис одобрительно качнул головой в знак согласия:

— Да будет так. Мы рады добрым друзьям из Рима. Сейчас вам покажут ваши покои, отдохните, а вечером мы найдем место, чтобы продолжить этот разговор.

Гости, раскланявшись, ушли вместе с сопровождающими их слугами.

Фараон, приняв все любезности от своей свиты, также удалился вместе со своим джати,¹⁸ по имени Мардиан, в одну из опочивален. Там он познакомился с текстом послания, после прочтения которого у него резко улучшилось настроение, и божественный лик Птолемея засиял подобно драгоценному камню.

— Сиятельного правителя, так порадовали новости, привезённые римлянами? — поинтересовался Мардиан, высокий евнух с морщинистым лбом и длинными, словно мотыга, руками. Боги не оставили нас?

— Это самое приятное, что могло произойти за последнее время! Гней Помпей, через нашего посла Диоскарида шлёт мне добрые вести и человека, который, возможно, спасёт наше царствование. Передай исполнителю празднеств, чтобы устроили пышный прием в честь наших гостей, — повелел царь.

****

Царский квартал Брухейон представлял собой уникальное место, занимавшее около трети всей городской территории. Он состоял из различных больших и малых дворцов, других зданий, которые выполняли различные административные функции: царского суда, царского флота, домов вечности. К ним примыкали усадьбы чиновников, дома для прислуги, театры, бани, зверинцы.

Но выделялся среди них один исполин, так называемый большой дворец фараона. Это была официальная резиденция царя. Со всех сторон его окружал большой и пышный сад, с белыми изящными ротондами и безмолвными статуями египетских и греческих богов, олицетворяющими картину мироздания.

В небольших водоемах сада, с кристально прозрачной водой плескались золотые рыбки. В оранжереях росли экзотические растения, деревья карликовых пород, собранные со всего мира, а воздух переливался неповторимым пением разноцветных маленьких певчих птиц. Несколько десятков больших и малых фонтанчиков брызгами воды аккомпанировали этим изумительно приятным для слуха трелям. Картина была настоящим воплощением земного блаженства. По саду свободно разгуливали, нисколько не пугаясь людей, почти ручные животные и шуршали, распушив свои хвосты, как веера, символы красоты, любви и богатства, павлины.

Пройдя сад, можно было войти в холлы дворца фараона. В западной её части располагались жилые, а в восточной стороне приемные залы, используемые для официальных церемоний.

В сопровождении нескольких слуг римляне, не спеша, шли по дворцу фараона к месту, где доносились прекрасные звуки музыки. Они негромко перебрасывались между собой впечатлениями.

— Hic vivunt sicut dii! Они живут здесь, как боги, на Капитолийском холме, — с нескрываемой завистью говорил Квинтус Марций Аттиан. — Честно говоря, я был бы не против задержаться в Александрии. Египтянки весьма недурны, надеюсь, царский гарем раскроет сегодня нам свои двери.

— Nec solum harem. И не только гарем. Клянусь Юпитером, Рим скоро заберет эти земли себе. Помяните мое слово. Этот царь просто старая изношенная сандалия, напыщенный индюк, которого здесь все презирают, от простого крестьянина до вельможи, — с пренебрежением процедил Луций Септимий. — Он ведь из черни, незаконнорожденный. Говорят, мать его была простой шлюхой. Болван, который только пьет и жрёт, ни о чем не думая своей бараньей головой. Даже удивляюсь, зачем с ним столько возится Помпей? — злобно добавил он.

— Мой друг должен знать, что бараны здесь особо почитаемы. Сказать так вслух, значит наслать на себя гнев богов. У Помпея далеко идущие планы, — ответил ему Публий Тулий Туск.

— Обратите внимание на эти нелепые фрески, изображающие людей с головами зверей, — кивнул на стены дворца пораженный Квинтус Марций Аттиан.

— Это их боги. Страна фанатиков. Они даже после смерти не оставляют в покое тела не только людей, но и зверей, издеваясь над трупами, бальзамируя их, — ответил ему Луций Септимий.

— De gustĭbus non est disputandum!¹⁹ — парировал ему Аттиан.

— Друзья, не забывайте про нашу миссию, — обратился к ним Публий Тулий Туск.

Римляне замолчали. Они прошли центральным зал, блистающий великолепием — тронный, и очутились в украшенном колоннами и пилястрами зале празднеств.

При фараоне Птолемее Неос Дионисе в нем регулярно ставились театральные представления и выступали хоры. И сегодня хору аккомпанировал на флейте сам божественный царь, возлюбленный Птахом и Исидой.

Римляне замешкались и переглянулись. В их взглядах читалось недоумение, граничащее с презрением.

— Царь играет на флейте вместе со своими рабами, как это мерзко, — прошептал пораженный Квинтус Марций Аттиан.

— Презренный Авлет,²⁰ так его любовно называют в народе, — оскалил десна Луций Септимий.

— Разрази меня Марс! И вот, это существо хотят признать в Риме? — неодобрительно покачал головой Квинтус. Цезарь и Помпей решили его узаконить?!

— Тише друзья, — одернул своих спутников Публий Тулий Туск. Тише. Помните, мы лишь выполняем работу, которую нам поручили.

Гостей встретили необыкновенно красивые, одетые в легкие, полупрозрачные одежды, которые подчеркивали их прелести, женщины. Они вручили посланникам по цветку лотоса, и одели каждому на шею гирлянду — из изумительных полевых цветов.

Музыка в зале замолкла. Царь, увидев прибывших гостей, поднялся им навстречу с золотым кубком.

— Божественный владыка, пусть славится имя твоё, — приветствовал его Публий Тулий Туск. — Да будешь жить ты вечно! Римляне низко поклонились фараону.

— Хлеб и вино моим друзьям из Рима, — приветствовал их Птолемей. — Пусть возрадуется бог Дионис!²¹ — настроение у государя было прекрасным.

Красивые шемсу,²² порхая, как бабочки, усадили римлян за праздничные столы, на отдельные, предназначенные для важных гостей, места.

А серебряные подносы на пиру ломились от угощений! Всё, что в этом мире представляло пищевую ценность и считалось необыкновенно вкусным, было на столах. Там же стояли кувшины с различными напитками и вином, на которых был указан возраст хмельного. Молодые рабы и рабыни услужливо подавали гостям закуски, которые те ели руками, пользуясь ножами, только разрезая огромные куски мяса.

Между тем в зале празднеств были притушены основные лампы и зажжены те, которые источали возбуждающий цвет огня. В одинаковых белых одеяниях, с украшениями на груди, в центр зала проследовали музыканты. В руках они держали арфы, лиры, флейты и небольшие барабаны. Снова зазвучали приятные звуки музыки, и в воздухе стали витать ноты соблазнительного аромата.

Откуда ни возьмись, появились невероятной красоты полуобнаженные молодые девушки и юноши, которые стали ласкать друг друга под эти чарующие звуки. Это были страстные танцы любви. Откровенные и несколько шокирующие, но, тем не менее, не переходящие ту самую грань дозволенного. Это зрелище соблазняло уже изрядно охмелевших гостей, некоторые из которых и сами решили принять участие в этой пьянящей телесной кутерьме. У многих выходило это неуклюже и настолько комично, что сильно веселило публику.

Рядом с фараоном, который восседал во главе стола, на красивейшем золотом кресле, украшенным камнями бирюзы, находилась черноволосая девочка, которая внимательно смотрела за пиром и иногда что-то спрашивала у царя. Тот, улыбаясь, отвечал ей.

— Eius filia? Насколько я понимаю, это дочь фараона? — изумленно спросил Луция Септимия Квинтус Марций Аттиан, вернувшийся за стол после объятий с египетскими красавицами, заморгав при этом своими сухими глазами.

— Да у этого жирного борова и такая недурная кроха дочь, — ответил тот. — Настоящий подарок богов. Она, несмотря на свой юный возраст, всегда с ним и знает все его секреты. Говорят, эта девочка заткнет за пояс любого знатного вельможу. Она хорошо образована, знает несколько языков. Он души в ней не чает. А вот другая его дочь, старшая Береника, не жалует папашу. Поговаривают, что она не против сбросить его с трона, но пока это невозможно. У Птолемея есть и другие дети, но они при дворе не играют никакой роли.

— Я слышал об этом в Риме. Мой господин всегда просчитывает риски, — ответил ему Квинтус Марций Аттиан. — Он не будет ввязываться в дела, которые не сулят ему выгоды.

— Roma non fallet! Рим свое не упустит, — согласился Луций Септимий.

— У Береники, говорят, появился новый фаворит, один из местных евнухов, — заметил Публий Тулий Туск. — Он нашептывает в одно ухо ей, а в другое — Птолемею.

— Я не слышал об этом, но удивлен твоей осведомленностью, — Луций Септимий от удивления вскинул вверх брови. — Впрочем, неудивительно, должность посла обязывает знать все секреты этого болота. Скажи, уважаемый Публий, правая рука царя — Мардиан, он ведь тоже неполноценный?

— О, да! Евнухи правят этой страной. Такие нравы!

— Интересно, где сейчас его супруга — Клеопатра Трифена? Сколько я здесь нахожусь, видел её только мельком, казалось, царицу достали из какого-то ящика со старым тряпьём и тут же спрятали, как ненужную вещь, — продолжал допытываться Луций Септимий.

— Она вне игры. Царь её ни во что не ставит, каждую ночь, засыпая в объятиях новой женщины. Эти Птолемеи гулящие, как коты, они и в жены не брезгуют брать своих родственников: дочерей, сестер, — насмешливо ответил ему Публий Тулий Туск.

— Дорогие наши гости! — по-домашнему обратился к римлянам царь, поднимая кубок с вином. — Я хочу, чтобы вы передали великому Помпею мое приглашение посетить, наконец, Александрию. Откровенно говоря, мы заждались этого великого человека. Расскажите ему о том, как вас встретил Египет. Он должен знать, что его здесь любят и ждут.

Римляне и все гости также подняли свои чаши.

Тем временем обстановка за столом становилась всё более непринужденной. Советники царя, его родственники громко разговаривали, смеялись, кого-то из них, изрядно перебравших с хмельными напитками, уже выводили слуги, отдыхать. Артисты сменяли друг друга, и одним из следующих номеров было великолепное театральное представление, посвященное богу Осирису. Используя бутафорские предметы, артисты, несколько девушек и юношей, красочно изобразили жизнь, смерть, погребение, и под всеобщее ликование присутствующих воскрешение и расправу над своими врагами великого бога. Представление называлось «Страсти Осириса». Особенно трогательной была сцена, в которой любящая супруга Осириса, богиня Исида собирала куски его расчленённого тела, разбросанного по всему Египту. Некоторые из пьяных гостей даже прослезились, размазывая по своим осоловевшим от выпитого лицам слёзы.

И снова загремели танцы, но на этот раз они, не успев начаться, также быстро и закончились, так как поддавшиеся искушению гости стали хватать танцовщиц, а некоторые — и юношей и уединяться с ними в разных уголках дворца.

Римлян от этого безумия спас один из советников царя.

— Почтенные господа, — обратился он к ним. — Вы желали поговорить с нашим божественным правителем. Он предлагает вам следовать за мной.

Посланники поднялись со своих мест. Слуга провел их сквозь запутанный лабиринт больших и малых залов, и чем дальше они шли по нему, тем тише и тише становились звуки музыки и веселья; затем он вывел римлян к тайным покоям государя, где их уже ждал фараон, его дочь и тайный советник евнух Мардиан.

Помещение было небольшим и тесным, единственная масляная лампа, тускло освещавшая его, замазывала лица присутствующих, делая их безликими, что создавало некую пугающую атмосферу. Как только захлопнулась массивная дверь, воцарилась гнетущая тишина, которую нарушил громогласный голос фараона.

— Великий Гней Помпей сообщает, что ты на словах расскажешь, как можно решить мою проблему с сенатом «Вечного города», — устремил он свой взор на Квинтуса Марция Аттиана.

— Divina Pharao! Божественный фараон. По милости богов в Риме сейчас только три могущественных человека, которые могут решить любые проблемы. Это Помпей, Красс и Цезарь. Союз этих людей прочен и неразрывен. Цезарь и Помпей к тому же успели, и породниться между собой. Дочь Цезаря Юлия в счастливом браке с Помпеем, — обратился к царю Публий Тулий Туск. — Господин, Гай Юлий Цезарь решил протянуть тебе руку дружбы и предлагает скрепить договор о союзе. Неопределенность мешает и Египту, и Риму. Рим должен быть уверен, что царь восточной страны является настоящим его верным последователем во всех делах. Но дружба с Римом, как ты понимаешь, стоит больших денег…

— Можешь не продолжать, — недовольно отозвался фараон, поморщившись, словно надкусив кислый фрукт.

— Я представляю интересы моего господина Гая Рабирия Постума, — подхватил речь посла Квинтус Марций Аттиан. — Он является большим сторонником Цезаря. Цезарю нужны деньги. Помпею также нужны деньги. Тебе нужно признание Рима и союз с ним. Но это тоже стоит денег. Но, увы, их всегда не хватает. Что же делать? Сумма большая. Собрать её полностью невероятно сложно. Но есть друзья, которые всегда могут помочь! Большую часть денег, а именно шесть тысяч талантов царю Египта может одолжить мой добрый господин, — торжественно заключил Квинтус. — Гай Рабирий Постум — известная личность и крупнейший мировой кредитор. Нужно лишь оформить долговую расписку. Господин Рабирий, выплатит за тебя часть наличных не только Помпею, но и Цезарю, точнее, его агенту в Риме, а также некоторым нашим друзьям в сенате.

Мы привезли определенные договоры, соглашения, которые божественному царю нужно только заверить и принять. И дело будет сделано!

Птолемей нервно переглянулся со своим советником и дочкой. Те безмолвствовали. Мардиан только развел в стороны свои огромные ручища. При дрожащем свете лампы они казались ещё больше, чем были на самом деле и обхватили тень царя. Птолемея передернуло. Он на мгновение погрузился в пучину прошлого и вспомнил о том, как верные ему люди доносили о кознях Цезаря. Знатный римлянин всегда был против его царствования. Ходили слухи, что он вместе с Марком Люцинием Крассом, этим римским завистником, победителем рабов, так презрительно за глаза называли Красса, несколько раз подбивали сенат на решение египетского вопроса, который состоял в свержении Птолемея. И вот теперь Цезарь хочет его дружбы? Удивительно! Но как можно доверять тому, кто желал его низвергнуть и растоптать.

С другой стороны о Цезаре много лестного говорил в своих письмах Помпей. Он характеризовал его, как человека слова и если в деле сам Гней, то оно приобретает совсем другой оборот. Но можно ли доверять полностью Помпею? Римляне все насквозь лживы. Хотя в этом мире за деньги покупается и продается всё. Вчера Цезарь был его враг, сегодня не против стать его другом. Видимо мир стоит накануне большой игры и его властителям нужно много золота. «Цезарь и Помпей хотят купить меня с потрохами за мои же деньги. Нашли толстосума — ростовщика и отдают ему Египет в залог. Но отказать Риму, значит приобрести в его лице смертельного врага. Тогда мои дни будут точно сочтены. Имея недовольных поданных и могучий Рим, такого не пожелаешь никому. Вопрос в том, получу ли я в случае своего согласия, признание от Рима и настоящую помощь или всё закончится только обещаниями»?

Из раздумий фараона вывел монотонный голос Квинтуса: — Цезарь от имени Римской республики готов признать Птолемея Теос Филопатора Филадельфа Неос Диониса законным властителем Египта; это будет равносильно отказу от притязаний на Египет со стороны Рима.

— В случае твоего отказа… не забудь о завещании предыдущего правителя Птолемея Александра. Согласно этому документу Египет должен перейти под власть Рима, подобно тому, как по завещанию Аттала к Римской республике отошло Пергамское царство, — добавил Публий Тулий Туск.

— Рим готов признать правление моего брата на Кипре?

— Я не уполномочен вести переговоры насчет Кипра. Твой брат, находящийся на кипрском троне, должен сам позаботиться о себе. Принимая руку дружбы, протянутую тебе Цезарем, ты решаешь судьбу только царского дома в Египте. Насколько я знаю, Птолемею кипрскому Цезарь также предложил союзнический договор.

— А если мой кипрский брат будет против этого? Что тогда?

— Богатству кипрского Птолемея может позавидовать сам Меркурий! Ему не нужны кредиторы. Ходят легенды о его немыслимых сокровищах, которые он зарыл по всему острову. Клянусь богами эти истории знают даже малые дети в «Золотом городе». Не думаю, что он откажет Цезарю и Помпею в такой малости. Надеюсь, кипрский царь ещё не выжил с ума и позаботится о себе сам.

Фараон задумался. Потирая подбородок, он несколько мгновений молчал, затем спросил о том, что его больше всего тревожило.

— Какие гарантии я получу? Действительно ли почтенный Гай Юлий Цезарь решит моё дело? — в голосе Птолемея звучали нотки сомнений. — Вдруг его решению воспротивится сенат? Он непредсказуем.

— Великий царь должен поверить, у Цезаря большое влияние на сенат. Патриции Рима, если он примет нашу помощь, моментально поддержат его, как единственного законного правителя Египта и союзника Рима. Разумеется, часть этих денег пойдет также и нашим друзьям сенаторам. К Цезарю сейчас примкнул народный трибун Публий Клодий Пульхр. Клодий имеет огромное влияние на римский плебс. Даже консулы не обладают такой властью в Риме, как дерзкий Клодий, — криво улыбнулся Публий Тулий Туск.

— Неужели Цезарь забыл оскорбление, которое нанёс ему этот человек, когда несколько лет назад он проник в женском платье в дом к его супруге, куда мужчинам в тот день был запрещён вход? Египет наслышан об этом.

«Люди охотно верят тому, чему желают верить», — это слова Цезаря, которые он произнес тогда. Они разобрались с этим недоразумением. Сегодня Пульхр самый ярый сторонник идей Цезаря. Говорят, у него есть даже своё небольшое войско из вольноотпущенников и рабов. Конечно, это смешно, но сенаторы его по-настоящему боятся. И больше всего его опасается сам Цицерон, который в своё время отверг дружбу Цезаря, а потом горько пожалел об этом.

— Условия очень лояльны, проценты небольшие, этот заём рассчитан на постепенное погашение в течение нескольких лет, египетский трон ничего не теряет, но, скрепляя долговую расписку, приобретает спокойствие на долгие годы, — по-деловому подхватил слова посла Квинтус Марций Аттиан.

— И все же я должен посоветоваться со своими министрами, обсудить все детали, гарантии нашего соглашения. Возможно, я приму его с некоторыми доработками, — Птолемей Неос Дионис нерешительно посмотрел на своего джати Мардиана. Тот одобрительно закачал головой.

— Боги наделили тебя мудростью, великий царь. Она не оставит тебя. Мы подождем твоего ответа — уважительно подчеркнуто отозвался Публий Тулий Туск, — но знай, наш корабль отплывает в Рим совсем скоро. И там ждут добрых вестей.

***

Через несколько дней римляне отправились в «Вечный город», заручившись полным согласием владыки Египта. Так Птолемей Теос Филопатор Филадельф Неос Дионис стал признанным Римом правителем страны Та-Кемет и другом римской республики, а еще крупным должником у ростовщика Гая Рабирия Постума.

Глава IV. Любимая дочь царя

В один из дней, когда по бескрайнему небесному океану восходила золотая ладья, на свет «любимой земли» появился ребенок, рождению которого возрадовались и люди, и всевышние боги.

В честь этого события в плодородной стране был устроен огромный государственный праздник. Девочку в расшитом золотыми нитями покрывале фараон вынес на всеобщее обозрение и показал всем своим любимым подданным, которые, как отмечали придворные летописцы, громко ликовали и долгое время гуляли, отмечая это событие. В честь дитя во всех храмах Александрии состоялись праздничные жертвоприношения в благодарность богам, а подарки младенцу приносили и привозили со всех уголков Египта и соседних стран.

Клеопатра Филопатор была вторым ребенком у божественного фараона Египта Птолемея Неос Диониса.

Произнося слова любви и целуя свою прекрасную супругу, имя которой было также Клеопатра, за этот подарок небес, Птолемей неотлучно находился с ней и днём и ночью. Вскоре он с тревогой стал замечать, что его любимая угасает, словно мотылек. Каждый день состояние царицы ухудшалось, и жрецы уже разводили руками, призывая правителя молиться богам и уповать только на чудо.

Чуда не случилось. Зашедшее яркое солнце скрыли набегающие черные тучи. Великая радость принесла с собой и горе. Супруга фараона, после рождения ребенка, через несколько месяцев ушла в загробный мир Аменти.

После смерти своей любимой, тревожась о судьбе дочери, царь окружил девочку небывалым вниманием. За её жизнь и здоровье под страхом смерти отвечало несколько десятков шемсу и хемуу. В связи с этим во дворце поддерживался невиданный уровень гигиены, а саму Клеопатру окружала большая толпа нянек и воспитателей. В отношении царевны они выполняли все рекомендации лекарей и жрецов по укреплению здоровья, это были постоянные прогулки, подвижные игры, различные процедуры. Куда бы ни ступала нога маленькой дочки царя, за ней всегда следили сотни глаз.

Клеопатра росла здоровой девочкой. Царь души не чаял в дочке, окружая её роскошью и развлечениями.

Любя искусство и в частности танцы, он пытался приобщить к нему и свою юную дочь. В распоряжении Клеопатры была своя группа музыкантов и танцоров. Они должны были не только развлекать её, но и формировать вкус к красоте. Однако танцы, хоть и приносили физическую пользу, так как они укрепляли ноги, не так сильно увлекали Клеопатру, как любовь к знаниям.

Девочка была непоседой и очень любознательной. Своими вопросами она иногда так доставала воспитателей, что старший из них философ грек Ксанфий порой засыпал от усталости, и тогда она дергала его за седую бороду и продолжала засыпать вопросами о мироздании.

Он был и первым человеком, который познакомил её с произведениями Гомера. Подвиги, благородство и любовь произвели на неё огромное впечатление. Поэмы Гомера были очень популярны во всех эллинистических городах того времени. Сложились настоящие культы, посвященные Ахиллу, Патроклу, Аяксу, Одиссею. Десятки раз перечитывал Ксанфий Клеопатре Троянскую войну. Книги Гомера дали толчок к дальнейшему образованию юной царевны.

В распоряжении Клеопатры были лучшие ученые того времени, известные мудрецы и блестящие ораторы, продолжатели известных философских школ. И самое главное рядом была уникальная Александрийская библиотека, которая насчитывала около семисот тысяч свитков, каждый из которых был настоящим сокровищем. Юная дочь царя проводила там большую часть свободного от царских ритуалов времени, порой засиживаясь за изучением того или иного свитка до глубокой ночи, и наставники, пораженные этим, докладывали о её увлечениях царю.

Клеопатра действительно жадно поглощала знания. Она, как губка, впитывала всё новое, не отвлекаясь на бесполезные и глупые, по её мнению, игры со сверстниками. В шестилетнем возрасте способная ученица уже добилась успехов в математике. Когда царице исполнилось восемь, она разбиралась в риторике, основах стихосложения, имела неплохие представление о живописи.

Познавательные гравюры известных мастеров, изображавшие жизнь разных народов или животных, расширяли её кругозор. Не имея возможности ещё побывать в других городах света, она представляла их по картинам, рассказам своих учителей, дополняя и своей бурной фантазией.

Природа наградила Клеопатру отличной памятью. Она наизусть знала басни Эзопа, часто цитировала произведения Экклезиаста. Её увлекала медицина, она присутствовала на занятиях, где вскрывали человеческие тела, в мусейоне обсуждала философию с греческими мыслителями, но самой большой страстью девочки было изучение иностранной речи.

Совсем маленькой она поняла, каким большим и разнообразным является мир, как он интересен и познавателен, но чтобы узнать его лучше, нужно было уметь и понимать его.

Уже к восьмилетнему возрасту юная дочь царя могла вполне сносно объясняться с некоторыми чужестранцами на их родных наречиях, в дальнейшем совершенствуя их и изучая новые. В Александрии проживало много иностранцев, и они с удовольствием практиковали девочку, разговаривая с нею на своих родных языках. Многие из правителей страны Та-Кемет не знали языка коренного народа, а некоторые забыли и македонский. По мнению Клеопатры, это было ненормальным. Как можно управлять своим народом, не зная его слов, истории и культуры? Она твердо решила выучить язык любимой земли и стала брать уроки по речи, и учить иероглифы, чтобы, когда наступит время, она могла бы обратиться к своему народу на его родном языке.

Успехи Клеопатры не могли пройти незамеченными. Царь, восхищаясь ею, всячески поощрял её увлечения и приглашал посетить Александрию все новых и новых мыслителей и передовых ученых того времени. Так в столицу, в том числе и по личной просьбе Клеопатры приехал Диодор — древнегреческий историк из сицилийской Агирии. Он работал над созданием сборников, описывающих географию, культуру и историю государств. Диодор был восхищен Египтом и остался в этой стране на несколько лет, чтобы подробно изучить её культуру, нравы и устройство. Птолемей всячески способствовал этому, обустроив его быт и отрядив ему в помощь несколько чиновников, которые помогали устранять препятствия, с которыми иногда сталкивался мифограф при изучении культуры Египта.

Царь по-доброму немного завидовал своей дочке, отмечая про себя то, что она в десятилетнем возрасте уже была более начитана и образованна, нежели он сам — в зрелом.

Незаметно Клеопатра стала одним из его советников и выполняла своеобразные функции секретаря и переводчика. Птолемей Теос Филопатор Филадельф Неос Дионис стал все чаще и чаще появляться с ней на праздниках, официальных приемах, где она неизменно находилась подле него.

Его разгульная жизнь, безусловно, не могла оставаться для неё незаметной. Но у юной царевны хватало мудрости не перечить ему, а просто не замечать его маленькие слабости, а в некоторых случаях, она напротив даже поддерживала отца. Это, прежде всего, касалось увлечений, которые считались не достойными божественного фараона, например, игре на флейте, либо, когда он принимал участие в театральных постановках, ну и, конечно, танцах вместе со своими слугами.

И если младшая дочь царя становилась его опорой и гордостью, была образованна, смышлена, то разительным контрастом была старшая дочь правителя Береника.

Она была на восемь лет старше Клеопатры. Внешне очень эффектная, грациозная, красавица не обладала и десятой доли тех талантов и умений, коими славилась младшая сестра. Ленивая, эгоистичная, ничего не замечающая, кроме себя в этом мире, Береника проводила всё своё время в сплетнях и развлечениях со своими слугами. Она подбирала людей в свою свиту только за умения льстить и воспевать её красоту.

Впрочем, у неё тоже были увлечения. И если Клеопатра искала их и находила в духовной составляющей, развивая себя, то её сестра исключительно в материальной. Блеск драгоценных камней и золото вдохновляли её больше, чем мудрость древних свитков.

Сестры практически не разговаривали друг с другом, и этому были свои объяснения. Береника презирала Клеопатру, давая ей различные прозвища, считая крысиным хвостом отца. Клеопатра в ответ считала свою старшую сестру чрезвычайно пустой.

Возможно, такая нелюбовь зародилась ещё несколько лет назад с детских игр. Клеопатра отлично помнила, когда, оставшись наедине в трехлетнем возрасте, старшая сестра, играя с ней, пугала её, надевая страшные маски гиксосов и украдкой щипала, доводя до слез. Все это, конечно, можно списать на забавы неразумных детей, но время шло, а сестры по-прежнему не находили общий язык, и чем старше становилась Клеопатра, тем больше её ненавидела Береника и только слепой не мог узреть это. Назревал серьёзный конфликт. Береника Эпифания была мстительной и жестокой. Клеопатра стала ей мешать.

Конечно, больше всего её раздражало, как Клеопатру выделяет среди всех своих детей отец. Чувство ревности жгло сердце Береники каленым железом. Задыхаясь от ненависти и, раздуваясь, как болотная жаба, она стала видеть в ней конкурентку. С отцом у Береники были очень натянутые отношения, не общалась она и с его новой супругой Клеопатрой Трифеной. Ничем не привлекательная сопровительница была в жизни государства до поры до времени незаметным человеком. Она сносила неверность своего супруга как должное и во всём старалась ему угодить. Такие качества царицы раздражали Птолемея, который ограничил её участие в государственных делах и старался как можно реже её видеть. Они практически не появлялись вместе на торжественных приемах, и многие из подданных даже забыли о существовании Клеопатры Трифены, вспоминая о ней только тогда, когда на свет божий появлялось очередное царское дитя от божественного фараона.

Вражда между дочками Птолемея достигла своего апогея, когда ранним утром произошел страшный случай, виновником которого многие догадливые люди посчитали старшую дочь.

В спальных покоях, где отдыхала Клеопатра, был обнаружен ядовитый аспид. Змею случайно увидела одна из нянек. Гад, свившись клубком, лежал рядом со спавшим ребенком. Удивительно, но кобра, находившаяся столько времени наедине с царевной, не тронула её. Царское дитя нисколько не пострадало.

Птолемей был взбешен, он подобно Зевсу метал гром и молнии. Змеи были не редкостью в Египте, недалеко от царского сада был целый террариум с различными пресмыкающимися, но за ними внимательно следили. Очень много полетело бы голов со слуг Клеопатры, если бы она не заступилась за них и не попросила царя о милости. Скрепя сердце Птолемей согласился, однако негласно всё же приказал расследовать этот случай. Но кто пронёс змею в царские покои, так и осталось загадкой.

— Божественный владыка, — посоветовал тогда царю его тайный советник Мардиан, — присмотрись к окружению своей старшей дочери. Возможно, там и кроется ответ на этот вопрос.

Царь, хоть и был недоволен таким предложением евнуха, все-таки последовал ему. Теперь о каждом шаге Береники его информировали осведомители. Почувствовала это и царевна. Она стала крайне осторожней. Так между отцом и дочкой выросла настоящая стена, которая по мере взросления Клеопатры становилась всё выше и толще.

У Клеопатры были ещё братья и одна сестра по имени Арсиноя. Мальчики не представляли никакого интереса в силу их малолетства. На момент описываемых событий один из них только делал свои первые робкие шаги, изучая окружающий мир, а другой потрясал воздух, захлебываясь громким рёвом. Другое дело сестра! Арсиноя, этот хрупкий цветок лотоса, с золотыми волосами, появилась на свет двумя годами позже Клеопатры. Событие это, хоть и было отмечено празднованиями, но они по пышности значительно уступали тем, которые последовали, когда родилась Клеопатра. У них были разные матери и, тем не менее, девочки до поры до времени лояльно относились друг к другу, даже дружили, хотя воспитывали их порознь. Арсиноя не проявляла такой жажды к знаниям, как её средняя сестра. Детство ребёнка всецело было посвящено играм, игрушкам и другим развлечениям. Береника не видела в этом существе, как она иногда называла Арсиною, никакой для себя угрозы.

Глава V. Путешествие в Та-Инд-Нетерт

Небольшой город Верхнего Египта Тентира (Та-Инд-Нетерт),²³ который располагался практически в самом сердце Египта, на побережье великого Нила, был известен, прежде всего как центр культа богини Хатхор. Эта богиня являлась одной из самых почитаемых в «любимой земле» ей принадлежали бескрайние небеса. Считалось, что она приносит радость, любовь и покровительствует танцорам.

Вместе со своим супругом, богом неба и солнца Хором, Хатхор являлась защитницей фараонов. Она даровала плодородие всем живущим на этой земле.

В древнейший период эта богиня представлялась в виде священной коровы, родившей солнце. Свет произошел от Хатхор, гласили старые легенды.

Местом «Золотой богини» был необычайно красивый храмовый комплекс, который был известен с древнейших времен. Многие из фараонов заботились и сохраняли древнее святилище, не забывая его расширять. Древние надписи в криптах хранят слова благодарности от жрецов своим правителям. Так, например, осталось в веках имя фараона Пепи I. Он получил титул «Возлюбленный Хатхор», так как храм был значительно укреплен при его правлении.

На протяжении многих веков величественный храм Хатхор активно строился и перестраивался, но по-настоящему вторую жизнь он получил при правлении македонских царей. Несмотря на эллинистическую культуру и воспитание, Птолемеи всё же поддерживали древние традиции Египта, и реконструкция храма в Тентире являлась тому подтверждением. Порядка двухсот лет шло его новое строительство, и в правлении Птолемея Теос Филопатора Филадельфа Неос Диониса оно подходило к концу.

Не только сам божественный фараон, но и члены царской семьи активно поддерживали храм Хатхор, жертвуя немалые суммы его жрецам. Особо в этом усердствовала старшая дочь царя. Береника знала, что её усилия не останутся напрасными и надеялась на особое их расположение. Практически каждый месяц в храм отправлялись различные богатые дары, а в ответ приходили заверения о преданности царскому дому. Жрецы ждали приезд Береники, чтобы по особенному отблагодарить её.

Приближался Новый год. Египтяне любили этот праздник и отмечали его, ориентируясь прежде всего на свою главную реку Нил, которая кормила и поила жителей страны Та-Кемет. В тот момент, когда восходила священная для египтян звезда Сириус и разливалась священная река, наступал этот великолепный праздник. Воды Нила в это время считались чудодейственными, ими наполняли специальные сосуды, святой водой из Нила лечили, её носили внутри специальных талисманов. Большое празднование Нового года проходило и в храме Хатхор. Его никак не мог пропустить властитель Египта, который вместе со своей свитой в один из таких дней и отправился с визитом в этот далекий город. В Египте осталась его супруга Клеопатра с малолетними детьми Птолемеями и младшей царевной Арсиноей.

Путешествие ожидалось долгим. Флотилия великого божественного фараона насчитывала более десяти разномастных судов во главе с гигантским флагманом «Хапи», длиною четыре стадии.²⁴ Его борта возвышались над водой на десять царских локтей.²⁵

На этом судне с яркими фиолетовыми парусами, борта которого сверкали позолотой сияющей на солнце, и проводил время божественный фараон во время своей поездки. Вино и танцы сопровождали его с обеда и до полуночи. Царский корабль мучительно скрипел и трещал по швам, сотрясаясь от музыки, смеха, пения, той кутерьмы, которую устроил фараон, дабы его путешествие не проходило скучно.

Во флотилии, направившейся в Тентиру, было несколько и боевых военных судов. Царскую колонну охранения возглавляла двухмачтовая пентера, нос которой украшал хвост скорпиона, на ней расположился штаб командующего флотом Армония. Убеленный сединами мужчина вместе со своими подчиненными отдыхал на кормовом мостике, под полукруглым веером, прикрепленным к древку длинного посоха. Командующий был уже изрядно стар. Его белая борода, словно мох, овила все его лицо, словно дерево, закрывая губы и скрывая шею. Всю свою жизнь он отдал служению дому Птолемеев. Удивить этого повидавшего на своем веку человека было практически невозможно, а поэтому флотоводец не обращал никакого внимания на грохочущие звуки, доносившиеся с царского корабля.

Жмурясь на солнышке и грея кости, он лишь изредка вслух высказывал свои сторонние житейские наблюдения. Нил был спокоен. Лишь опускающиеся по команде весла кораблей вызывали небольшое недовольство у великой реки, воды которой словно морщились от их прикосновений.

— Вода цвета крови. Хороший наплыв, хвала Анукет,²⁶ — удовлетворенно заметил Армоний, глядя на красные воды Нила. — Когда он отступит, крестьянам останется добрая почва.

— Нил создал эту страну, — вторил ему один из военачальников сухопутных войск Ахилла. — Он кормит, поит и карает. Когда черни нечего есть, она берётся за камни и палки.

Ахилла вспомнил, как несколько лет назад из-за недостаточного паводка были страшные неурожаи, которые сопровождались болезнями и голодом среди населения. Они стали причиной крестьянских бунтов, в подавлении которых ему пришлось принимать участие. Всё это так ярко пролетело у него в памяти, что он решил больше не развивать эту тему.

— Все мы зависим от божественной реки и воли мудрого Сераписа,²⁷ — вставил своё слово Армоний и погрузился в сладкую старческую дремоту.

Береника Эпифания со своей свитой находилась на отдельном торговом корабле. В трюмах его перевозили богатые дары, предназначавшиеся храму богини Хатхор. Это были пожертвования, собранные жителями «любимой земли», и подарки от царского двора. Она демонстративно отказалась быть на одном судне со своим отцом и сейчас в окружении своих слуг, забавлялась с котенком берберийского льва, которого подарил царице Потин.

Царский евнух всё чаще появлялся в её окружении став советником в некоторых пикантных вопросах. Она стала ему доверять. Царевну подкупало его рвение и услужливость, кроме того, богатый жизненный опыт. Ей показались интересными связи евнуха с низшими слоями общества, которые, по словам Потина, обожали старшую дочь царя. «Этот человек не так прост, как мне показалось вначале», — думала Береника, разглядывая своего нового фаворита. Она поймала себя на мысли, что уже не обращает внимания на его безобразную отталкивающую внешность. «Разумеется, он хочет моего покровительства, а потому и лезет из кожи вон, чтобы его получить. Что-ж пусть старается».

Окружение Береники, которое поначалу относилось к толстяку с неким пренебрежением, видя изменившееся отношение к нему их госпожи, также признали Потина и более того стали перед ним всячески заискивать. Евнух всё это чувствовал и быстро осваивался в новой роли. Свое будущее Потин уже определил. Учитывая шаткость царского трона, он твердо поставил на дочь фараона, а потому стал медленно и осторожно «раскачивать лодку», внушая Беренике мысли о её избранности.

— Он вырастет и станет правителем пустыни, — сладким голосом вещал Потин, трепя загривок дикой кошки.

— Если к этому времени останется цел, — прищурила глаза Береника, под смех своих служанок, которые тискали львёнка со всех сторон.

— Лучше не бояться и лежать на соломе, чем жить в постоянной тревоге на золотом ложе, — парировал евнух.

Царевна ничего не ответила, сделав вид, что не расслышала его слов, однако её выдала кривая улыбка, которая поползла по лицу. Казалось, ум молодой госпожи был занят только красивыми вещами и побрякушками, и эта женщина не способна была мыслить с прицелом на будущее, но Береника была не так уж и глупа. Мысли о том, чтобы стать единственной правительницей страны уже давно водили хоровод в её голове. Однако осторожность пока брала верх.

— Любимую дочь богов по приезду в Тентиру ждёт хорошая новость, — продолжал сладко стелить Потин. Я договорился обо всём с главными жрецами храма, и они обещали преподнести ей настоящий царский подарок.

— Ты уже принимаешь решения за меня? — притворно сурово спросила она. — Что меня ждет в Тентире?

— Позволь мне не раскрывать тайну, это будет приятная неожиданность.

— Смотрите, смотрите, кто-то вывалился с царского корабля, — взвизгнула одна из служанок Береники. Все повыскакивали со своих мест и с интересом стали наблюдать за барахтающимся в воде человеком.

— Похоже, у крокодилов сейчас будет вкусный обед, — под дружный хохот объявил толстый Потин. — Любопытное зрелище, советую его не пропустить! Эти животные такие изобретательные!

Вторая дочь фараона Клеопатра находилась в это время на корабле отца «Хапи». В окружении своих наставников и грека Ксанфия она вышла на палубу после окончания их лекций по риторике. Легкий бриз развивал её темные волосы. Воздух был изумительно свежим, и Клеопатра жадно глотала его. Погода стремительно менялась. На небе с востока, словно хищная птица, стремительно летела пепельного цвета туча, и с одного её крыла уже где-то недалеко полоскал дождь.

— Молю тебя Зевс пошли гром и молнии и успокой этих плясунов, — брюзжал грек, выражая своё недовольство атмосферой, царящей на царском корабле. — Постижение наук не терпит такого шума. Как можно говорить о великом, слыша эти пьяные визги, и видеть шатающихся по палубе безумных людей? — лицо старика было похоже на почерневший финик.

— Успокойся, милый учитель. Праздник уже заканчивается, — улыбнулась Клеопатра. — И мне он нисколько не мешает. Я слышу только твой недовольный голос, от которого меня ничто не может отвлечь. Даже если по палубе будут бегать слоны.

— И все же я выражу свое недовольство царю. Это мешает нашим урокам, — продолжал горячиться грек.

— Вы только посмотрите на этого дурака, зачем он туда полез? — воскликнул вдруг преподаватель по математике и личный секретарь дочки царя Диомед, указывая на одного изрядно выпившего придворного, который, чтобы продемонстрировать свою удаль под смех двух дам, карабкался на борт корабля. — О боги, какой ужас! Ну вот, что и требовалось ожидать, он упал в воду!

Пьяный молодой человек, отчаянно бултыхаясь, истошно вопил о помощи. Но всё было тщетно. Ничего, кроме праздного любопытства, его крики не вызывали. На него смотрели, показывали руками, его обсуждали, как что-то уже совершенно не нужное и бесполезное.

— Что двигало этим несчастным? Обыкновенная глупость! Теперь либо его раздавят идущие за нами корабли, либо он утонет, обессилев, — заключил Диомед.

— Меня возмущает ваше безразличие? Необходимо его спасти! — решительно заявила Клеопатра своим учителям.

Те недоуменно переглянулись между собой, на их лицах читалась глубокая растерянность. Никогда они еще не слышали таких жестких, повелительных ноток в голосе у своей воспитанницы.

— Мы же сами не прыгнем за ним в воду, — несмело пискнул Диомед. — Я не умею плавать.

— Госпожа, плавание тоже никогда не было моей сильной стороной, — сконфуженно молвил Ксанфий.

— Мой учитель боится запутаться в бороде и что она потянет его ко дну? — съязвила Клеопатра. — Не надо оправданий! Я приказываю спасти этого человека, — твердо настаивала на своем девочка.

Ксанфий без лишних слов бросился к капитанскому мостику. За ним побежали несколько воспитателей дочки фараона. Там отчаянно жестикулируя, они вступили в перепалку с капитаном. Доводы грека были услышаны, и вскоре команда из нескольких слуг погрузилась на вспомогательную лодку, которую имел «Хапи».

Через несколько минут лодка отчалила от корабля и заработала веслами. Те, кто находился на палубе, внимательно наблюдали за развернувшейся спасательной операцией. Клеопатра, скрестив руки на груди, молчала и, не отрываясь, смотрела, как борт приближался к обезумевшему и потерявшему уже всякую надежду на спасение утопающему.

Шансов выжить у тонущего человека было немного, силы покидали его, но большую опасность в это время представляли собой кровавые воды Нила, которые всегда были полны крокодилами. Однако речные твари на данный момент проявили удивительную беспечность или занятость, так или иначе обед из пьяного дурака не входил в их планы. Придворный родился под счастливой звездой, он выжил, и его подобрали спасатели. Через полчаса мокрый и жалкий, на трясущихся ногах, он стоял на палубе «Хапи», судорожно всхлипывая.

— Благодари богов и дочь нашего великого фараона, несчастный, — кричал на него Ксанфий, который готов был разорвать этого человека и тем самым выполнить работу за потерявшихся крокодилов. Спасённым оказался некий Алексас, он был одним из артистов придворной театральной труппы. Бросившись в ноги царевны, он что-то невнятно бормотал, повторяя множество раз её имя и посылая благодарности богам.

Клеопатра отстранилась от него и коротко бросила Ксанфию и Диомеду:

— Благодарю вас. Проследите за судьбой этого человека и накажите его за столь глупый поступок, но не бросайте снова в воды Нила, — последние слова она произнесла с еле заметной улыбкой.

Дальнейшее путешествие фараона и его свиты более не было отмечено никакими происшествиями за исключениями мелких, которые, право, не стоят упоминания.

В Фивах, в бывшей некогда столице «Любимой земли» фараона ждал торжественный прием. Толпы подданных приветствовали его хвалебными песнопениями, а жрецы и придворная знать устроили грандиозный праздник с волшебными огнями. Но сам Птолемей так и не вступил на эту землю своими божественными ногами. В закрытом паланкине его утомленное с перекошенным зеленым лицом тело было доставлено во дворец местного вельможи, где стало проходить курс полного очищения. Возле него кудахтали придворные лекари, а он тяжко кряхтел, словно объевшийся помоев боров, отлеживающийся на куче теплого навоза, не показываясь на публике.

Зато своего не упустила Береника. По настоятельным просьбам Потина она торжественно выходила в свет, появляясь в значимых местах этого города, возглавляя торжественные процессии и щедро раздавая милостыню. Рядом с ней гордо шествовал евнух.

Появление Береники сопровождалось громкими звуками серебряных труб. Впереди следовали глашатаи, комментируя каждое действие царевны.

— Возрадуйтесь, смиренные жители Фив. Сама дочь фараона, любимица Хатхор сошла до вас! — громогласно объявляли они. Затем приближённые Береники выпускали сотни белых голубей с прикреплёнными к их лапкам разноцветными лентами.

На простых египтян это производило неизгладимое впечатление. Сотни людей падали на колени и славили Беренику. Многие её называли своей заступницей. Женщины и мужчины молили дочь царя о покровительстве к ним.

Они видели в ней настоящую богиню, и она действительно выглядела очень эффектно. Сверкая золотом, красивая дева резко контрастировала среди черни. На фоне общей серости и нищеты она была из другого мира, холодного и главное безразличного ко всему несчастному земному.

Посещение Фив и тот почет, который ей устроили горожане, только закалили её тщеславие. Весьма вероятно, что после этого она по-настоящему поверила и возомнила себя настоящей единственной правительницей этой страны. Такие разительные перемены с удовольствием отметил и Потин. Он, радостно потирая руки, понимал, что его план начинает воплощаться. Вместе со своей госпожой он получал власть, к которой стремился со своего рождения.

Глава VI. Нищета и власть

Своё детство Потин старался не вспоминать. Но отголоски прошлой жизни не оставляли его, они преследовали евнуха в дневных видениях, крались за ним, словно страшные, безликие тени, жаркими, душными ночами. Что снилось этому человеку, когда он просыпался, крича в холодном поту?

Возможно, крошечный дом с прохудившейся крышей, в котором он родился, с маленькими, практически вросшими в землю, закрытыми даже днём окошками, в тесных комнатках которого царил абсолютный мрак. Грязный, бедный район на юго-западе Александрии, кривые, загаженные улочки со снующими просящими милостыню детьми и шарахающимися подозрительными взрослыми. Забытое и проклятое богами место было так ужасно, что его зловоние, несмотря на прошедшие годы, всё ещё чувствовал евнух, вдыхая воздух прошлого.

Может, он видел и вспоминал свою семью: вечно пьяную иссохшую мать, лежащую на сырой, гниющей соломенной подстилке, среди собственных экскрементов и остатков пищи, которые с удовольствием доедали большие крысы. То редкое время, когда мать была трезва, она либо плакала, либо на неё накатывали приступы непонятного веселья, когда безумная женщина беспричинно хохотала.

И если с матерью можно было как-то существовать, то встречи с отцом Потину не сулили ничего хорошего. Маленький, но невероятно коренастый, сильный человек, с острой лысой головой, широкоскулый и злобный он был настоящим тираном в семье.

Когда мужчина возвращался домой после тяжелой работы, то частенько срывал злобу на всех своих домочадцев, пуская в ход кулаки. Особенно доставалось старшей сестре Гезионе. Маленький Потин с ужасом видел, как отец превращался в злобного монстра, избивая её. Этого человека боялись даже соседи, которые обычно обходили их дом стороной, слыша крики о помощи, раздававшиеся в этом страшном гнезде боли.

Несмотря на ранний возраст, доставалось и Потину. Однажды отец чуть не забил его до смерти. Произошло это после того, как ребенок стащил в рыбной лавке, принадлежавшей одному старому сирийцу, большую рыбину. Взвалив свою добычу на стол, он, захлебываясь от восторга, стал рассказывать, как ему удалось это сделать. Увы, плодородный Нил в те времена не ко всем был милостив. Семья Потина постоянно чувствовала нужду и голод. Меню её было весьма скудным, и основу его составляла растительная пища. Мясо семья Потина видела только по большим праздникам и, разумеется, глупый мальчик ждал похвалы за свою находчивость.

Его глаза блестели от радости и счастья, но если бы он знал, что будет дальше! Узнав о краже, отец по-настоящему рассвирепел. Он заставил ребенка съесть эту рыбину сырой целиком, а когда она у него вываливалась с пеной изо рта, запихивал её назад своими ручищами, размазывая по зареванному лицу мальчика вонючую массу. Далее он стал его избивать, обзывая гадёнышем и другими самыми грязными словами.

За свою провинность опухший и покрытый синяками Потин целую неделю с раннего утра и до ночи отрабатывал в рыбной лавке, где своровал рыбу. И даже, когда старый её владелец умолял отца простить мальчонку, тот был непреклонен.

— Я не потерплю в своем доме ублюдка — вора!

Единственным светлым пятнышком в измазанной одежде жизни Потина была его старшая сестра. Говорят, у него были и братья, но Анубис забрал их всех в своё подземное царство мёртвых ещё до рождения мальчика.

С сестрой Потин проводил большую часть времени, она учила его тому немногому, что знала сама. Некоторые из её искусств, например, шитье, были сугубо женским занятием, это потихоньку и накладывало свой отпечаток на характере мальчика.

От неё маленький Потин в первый раз в жизни услышал чудесные рассказы о великих богах, фараонах, о жизни и смерти. Она рассказывала ему придуманные ей же самой сказки, а он, затаив дыхание, всё ближе прижимался к этому единственному родному и доброму для него человеку

Но однажды он заметил, что с Гезионой происходит что-то неладное. На её лице выскочили тёмные кровоточащие пятна. Девочка становилась менее подвижной, они всё меньше играли вместе, она сильно уставала. На последней их встрече её глаза возбужденно горели, а дыхание было таким жарким, что Потин чувствовал, как оно обжигает кожу его лица. Её сильно трясло, она пожаловалась мальчику, что у неё сильно кружится голова, а потом у девушки пошла кровь изо рта, и она, побелев, как мел, потеряла сознание.

Ребенок метался и звал взрослых, но всё было тщетно. Мать, как всегда, была пьяна, а отец несколько дней не появлялся дома.

Его ревущего услышали соседи и хоть и с опаской, но всё же откликнулись и пришли на помощь, отнеся девочку в один из небольших храмов. Пытаясь протиснуться среди взрослых, Потин услышал слова жрецов, столпившихся возле тела его сестры:

— Она заражена демонами, внутри её зло!

Хлопая текущими глазами, мальчик увидел, как девочку накрыли белой материей. Больше своей сестры он не видел никогда.

Но память продолжала хранить светлый образ юной девы. Потин хранил старые вещи девочки и часто примерял их на себя. Ребёнок пытался копировать её голос, походку, жесты, гулял в этих тряпках и просил детей называть его именем сестры — Гезиона.

Видя такие странности, многие от него стали шарахаться. Дети придумали сотни обидных прозвищ сумасшедшему мальчику, взрослые посматривали на него с опаской.

Разумеется, это не могло остаться без внимания отца, который возненавидел маленького уродца еще больше. Он с радостным остервенением лупил его, но если раньше ребенок заливался слезами, то теперь всё больше терпел и молчал. Такое упрямство ещё сильней раззадоривало тирана, но ничего поделать он не мог.

В обстановке всеобщей ненависти Потин научился ненавидеть и сам. Он множество раз мысленно прокручивал сцену мести над своим отцом, но когда судьба подарила ему такую возможность, — отец вместе с матерью лежали в беспробудном пьяном угаре, — из-за страха не смог этого сделать. Большой острый нож, которым он хотел перерезать ему горло, выпал у него из рук, ребенок залился слезами и выбежал на улицу.

Совсем скоро мстить было уже некому, чудовище пропало. Никто не знает, куда делся этот человек, он просто растворился, оставив после себя обрывки страшных воспоминаний и несколько предметов, которые мальчик закопал в землю на заднем дворе их лачуги.

После его исчезновения жизнь для Потина лучше не стала. Мать по-прежнему проводила большую часть жизни в бессознательном состоянии, а он был предоставлен самому себе, и, как зверек, от жизни и окружающих забивался в какие-то норы, мечтая о еде. Дни были чрезвычайно монотонными, а время тянулось весьма медленно, словно ленивая черепаха, греющаяся на солнце, но вдруг всё изменилось.

В один из дней, еще до конца не оправившись от похмелья, мать заявила:

— С тебя нет никакого толку.

Крепко схватив его за руку своими длинными, костлявыми пальцами, косматая женщина потащила ребенка в один из храмов. Там она о чём-то долго разговаривала с угрюмым человеком, в светлой льняной одежде и потом, не проронив ни слова, ушла. Так Потин получил новую жизнь мальчика — послушника в храме бога Осириса в Александрии. Как он узнал позже, родная мать продала его жрецам за очень небольшие деньги.

В храме Осириса было около ста жрецов разных санов, им активно помогали и миряне. Основной заботой их была служба в храме. Обряды и церемонии, молитвы с утра и до поздней ночи, заучивание священных текстов из писаний. Вот в основном, чем занималась эта почтенная каста, но, разумеется, помимо культовых обязанностей у жрецов были и другие заботы. Они вели своё большое хозяйство, работали на своих полях, помогали простому люду, лечили, присутствовали на праздничных мероприятиях, подготавливали умерших к погребению.

Его наставника звали Кратегон; это был чистый жрец, на котором лежала масса обязанностей, и главное — он отвечал за чистоту алтарей, святилищ и ниш.

— Чтобы находиться здесь, нужно быть абсолютно чистым и телом и душой, — грозно объявил он съёжившемуся мальчику и сразу повел его в купальню.

В храме Осириса, как и в других подобных местах, существовали специальные пруды, в которых проводили омовение жрецы перед службой. У них было особое отношение к воде, так как она считалась самой жизнью, ведь отец богов Нун, сотворивший себя, был первозданным океаном, с которого вышел бог Ра.²⁸ Но Потин пока был недостоин этой купальни.

— Чтобы стать жрецом, надо всю жизнь учиться, жрецы — это особенные люди. Ты будешь совершать омовения несколько раз в день, в месте, где делают это простые миряне, — поучал его Кратегон.

Потин боялся своего учителя и исправно выполнял всё то, что тот ему говорил. Он опасался и одновременно уважал жрецов. В его представлении они были теми людьми, которые разговаривают с мёртвыми, знают секреты, которые не были подвластны простым людям, а потому он твёрдо решил узнать их и благодарил судьбу таким переменам в своей жизни. Потин помогал служителям культа, работающим в библиотеке, на складах с продуктами. Участвовал в возложении даров статуям богов во время приношений.

Мальчик раздобрел. Он уже не мечтал о еде, хотя первое время долго не мог насытиться, и при удобном случае старался запастись провизией впрок, таская продукты в свою келью и пряча там, как хомяк, по разным углам. Делал он это с величайшей осторожностью, хотя его наставник прекрасно видел, что происходит, но не подавал виду.

Немного повзрослев, он стал «Тхаи Шебет» — одним из носителей жезла при различных службах и погребальных обрядах. При храме Потин научился читать и писать. У него закалился характер, он увидел, что такое настоящая сила и власть и главное, что они могут дать человеку, и больше всего мечтал, что когда-нибудь станет жрецом высшего сана ур, будет иметь золотую бороду и неограниченное влияние. Эта мысль прочно засела у него в голове, отравляя его душу с каждым днем.

И в жизни юноши снова произошли перемены. Боги, которым он отправлял ежеминутные мольбы, те самые боги, которые в детстве сделали из него гадкого зверька, теперь, похоже, решили снова вспомнить о нем.

На одной из служб его заприметил один важный высокий, как шест, вельможа из придворной свиты самого фараона. Он часто посещал храм Осириса и приглядывался к мальчику. Наконец, в один из дней он пригласил его в одну из келий и там рассказал о своём предложении, жить и служить при царском дворе.

Частенько двор фараона в ту пору пополнялся такими юношами, которые были нужны ему в силу своей образованности. Царская власть тратила немало денег, чтобы купить их и использовать в качестве прислуги: распорядителей домашнего хозяйства, воспитателей, виночерпиев, служителей гаремов.

Однако, чтобы обезопасить себя от них и получить только пользу, они не должны были представлять опасность двору. Эти люди не могли иметь собственных семей. Это гарантировало бы, что они будут более верны своим хозяевам.

Понимая, что власть, о которой он мечтал, совсем рядом, Потин с радостью согласился на предложение незнакомца, впрочем, его согласие и не требовалось, всё было уже решено и без него, а беседа имела просто ознакомительный характер.

— Наш правитель — воплощение бога Ра на земле. Чтобы служить ему, ты должен быть абсолютно чист и непорочен, — объявил мужчина, назвавшийся Мардианом.

— Господин, я совершаю омовения в священной холодной воде дважды днём и дважды ночью, — рассказывал Потин.

— Этого недостаточно, — отчеканил Мардиан. — Ты должен стать другим, избранным.

— Я готов. Скажи, мне что нужно делать. — Потин подскочил со своего места.

— Завтра. Все случится завтра. Если боги выберут тебя, и ты пройдешь испытание, то будешь служить нашему великому царю.

Потин не ведал о том, что ждёт его завтра. В ту ночь он спал и видел самые красивые в его жизни сказочные сны. В них он был важным господином, а может, даже самим фараоном и восседал в огромном, залитом солнце зале, на переливающемся от драгоценных камней троне. Рядом с ним находилась его прекрасная и любимая сестра Гезиона в голубых, украшенных красивым орнаментом одеждах. Она улыбалась и была невероятно красивой. Длинные её золотые волосы пахли свежим, сладким ветром, принесшим аромат с цветочных полей. Потин держал её руки и ощущал их теплоту.

Тысячи людей стояли перед ними на коленях, низко склонив головы. И среди этих безмолвных подданных он увидел трясущегося от страха маленького человека и рядом с ним худую изнеможденную женщину. Он сразу понял, что это были его отец и мать. Он поднялся с трона, чтобы подойти и посмотреть им в глаза, но внезапно потерял их. Все те люди, к которым он подходил, были чужими.

Рассвирепев, Потин стал толкать, бить этих людей, растаскивать их в попытках отыскать своих родителей, но всё было тщетно.

Ранним утром, когда несмелое солнце вкрадчиво заползало в щели его обители, пришел господин Мардиан вместе с другими жрецами. Они отвели мальчика в одно из подземных помещений храма. В длинной, узкой сырой каменной келье стоял деревянный настил и стол. На столе в большом, грубо отесанном деревянном открытом ящике лежали блестящие инструменты, а также соль, перец, рулоны материи, различные нити и веревки. Потин знал, для чего нужны эти инструменты, так как присутствовал на многих обрядах мумификации. Ребенок с опаской оглянулся на жрецов. Они были сосредоточены и молчали.

Его тщательно вымыли, дали выпить какого-то неприятного на вкус, болотного цвета настоя и уложили голого на настил. Затем крепко связали руки и ноги. Потин почувствовал, что сейчас произойдет что-то очень важное и страшное в его жизни, у него бешено задрожало, затрепетало, как птица в клетке, сердце, но сил сопротивляться уже не было, голова с каждой секундой становилась тяжелой, будто налитой металлом, а мысли затянуло какой-то туманной пеленой. Затем над ним склонился Мардиан вместе с другими жрецами.

Глава VII. Воплощение богини Хатхор

После приема в Фивах царский флот, к которому присоединилось еще два корабля с местной придворной знатью, двинулся дальше и через несколько дней, поздно вечером, в то время, когда богиня Нут²⁹ по обыкновению проглатывает солнце, божественного фараона Птолемея Неос Диониса и его двор встречала Тентира.

Казалось, весь Египет собрался в этом маленьком городке, расположенном на западном берегу реки Нил. Мужчины и очень много женщин, некоторые из которых были в положении, (богиня Хатхор считалась покровительницей беременных женщин), дети, старики, все они люди разных сословий, стекались сюда без остановки, словно бесчисленные притоки, впадающие в воды реки вечности. Своим участием в этом празднике фараон демонстрировал всем им, что он так же набожен и почитает древние египетские обычаи, хотя пришлые Птолемеи все же больше поклонялись греческим богам. Это было немаловажно и таким образом способствовало единению и спокойствию в стране. Пока его почитали, как любимого сына бога Ра, простолюдины мирились со своей, порой горькой судьбой. Мало, кто осмеливался пойти против порядка, установленного богами, и державшегося на этой землей тысячелетиями.

Придворная свита фараона растянулась на несколько сотен метров. Длинная, и изогнутая, как гигантская светящаяся змея, она подползала к огромной живой человеческой массе, которая при виде её, притихнув, расступалась и падала на колени, пропуская в глубь этого величественного храма.

Возле больших царских ворот, на которых были высечены рисунки с изображением встречи богини жрецами, процессия остановилась. Здесь царя ожидали одетые в праздничные белоснежные полотняные одежды, украшенные символическими орнаментами, имеющими сакральный смысл, высшие жрецы этого храма, которые преподнесли фараону особый царский менат и отделанный малахитом папирусный жезл, увенчанный двуликой головой богини с коровьими ушами.

— Хвала всевышнему Богу сыну Ра, владыке Верхнего и Нижнего Египта и его божественным детям, — вознёс руки к небу верховный жрец храма Саамон. — Приди же скорей к любимой матери богине неба, — запели жрецы, приглашая фараона и его детей пройти через царские ворота.

Первым через великие врата, которые освещали массивные масляные чаши, прошёл Птолемей Теос Филопатор Филадельф Неос Дионис. Следом в изумительном, расшитом золотыми нитями, голубом одеянии стремительно проследовала сквозь них его старшая дочь Береника. На её груди сияло невероятной красоты бирюзовое колье, то самое украшение, преподнесенное Потином. Чуть позже, медленно и почти невесомо ступая, как по облакам, вошла в обитель богини и младшая дочь фараона Клеопатра, которая, зайдя, остановилась и окинула взором людей. Тысячи египтян, затаив дыхание, смотрели на неё, не отрывая глаз. Что-то шевельнулось внутри у юной царевны, когда она увидела это бескрайнее поле, засеянное людьми, как злаками, над бездонным и бесконечным небесным чернозёмом.

Остальная свита: важные вельможи, дальние родственники, министры, казначеи и бесчисленное количество людей, выполняющих роль носителей личного знака фараона: вееров, сандалий, начальники хранилищ, ритуалов, писцы и другие проследовали внутрь храма Хатхор, огибая ворота, так как входить в них могли только царские особы. За царскими вратами располагался храмовый двор, чуть далее крытый колонный зал, который вёл в главный храмовый комплекс. Где-то совсем рядом раздалось пение хора жрецов из низших санов. Они славили богиню, исполняя в честь неё торжественные гимны. Эти звуки наполняли весь храмовый комплекс величественной умиротворенностью.

Сама богиня Хатхор, в сознании жителей страны Та-Кемет, неразрывно связывалась с небесной гладью. По ней плывет золотая ладья бога Ра миллионы лет. Перевозит она бесценный груз — солнечный диск. Проходит эта ладья сквозь дни и ночи, сквозь бури и грозы, сквозь загробные врата. Стерегут боги, и среди них Хатхор, находящееся на ладье солнце и уничтожают врагов, которые стараются им помешать. Эти свидетельства были запечатлены в виде многих изображений на потолке главного колонного зала храма.

Его же сердцем являлось святилище богини. В этом месте капители нескольких колонн зала были сделаны в виде цветков лотоса и папируса, именно из них являлась четырехликая богиня, покровительница четырех сторон света миру.

Большая часть рисунков на стенах храма имела характер поклонения Хатхор. Эти изображения являлись напоминанием жрецам, что они должны делать при внезапном появлении своей хозяйки, какую играть музыку, в каком порядке ей подавать угощения. Служители культа должны были находиться в постоянной готовности, так как их хозяйка могла явиться без предупреждения. И это возможное её появление чувствовалось во всем. Сам воздух был наполнен ожиданием встречи с ней. Чувство, что хозяйка, властительница мира, живёт или бывает здесь, не покидало никого из присутствующих.

За две ночи до Нового года верховный жрец храма со своими помощниками провели ритуальное очищение золотой статуи Хатхор, и теперь все было готово к празднику.

— Как требуют древние традиции, мы должны выбрать символ нашего праздника, самую достойную женщину, ту, которая будет земным воплощением богини и являть её волю людям, — громко обратился ко всем присутствующим верховный жрец Саамон. — Дочь нашего земного владыки, доброго и милостивого царя, несравненная Береника Эпифания — и есть живое воплощение богини Хатхор. Она её подобие. Невероятно красива, светла ликом, благородна и умна. Её длинные, темные волосы развеваются по ветру, как крылья Гоготуна³⁰ — первородного бога — творца в облике белой птицы, из яйца которого вылупилось Солнце. Так возрадуйтесь, жители страны Кемет, примите божественную Беренику!

Дружным одобрительным гулом откликнулись люди на эти слова, но они пришлись не по нраву самому фараону. Он скривился, многозначительно посмотрел на жрецов и тихо возразил:

— Достопочтенный Саамон, я как отец благодарю тебя за оказанную честь моей дочери, но ты должен знать, что у меня их три. И две находятся здесь.

— Солнцеликий государь! У нашей страны много богов. Вторая твоя дочь — настоящее земное воплощение богини Исиды. Это глубоко символично, ибо Хатхор и Исида это по сути одно единоначалие. На смену Хатхор приходит Исида.

Слыша этот разговор, к фараону наклонился Мардиан. Он что-то прошептал Птолемею Неос Дионису.

— Да будет так, — громко заключил Птолемей после некоторого раздумья, под общий рев толпы.

— Время приходит, — торжественно объявил один из высших служителей храма Тутмоз, обращая свои мольбы к небу. — Время рождения света и жизни. Время нашей богини!

Зазвучали песнопения жрецов, и процессия во главе с фараоном направилась к специальной часовне, с рельефными изображениями Хатхор в облике грозной львицы. Согласно преданиям бог Ра, живший среди смертных, однажды признался, что всегда опасался людей. Люди восприняли эти слова как слабость, и пошли войной против него. В наказание им великий бог бросил своё око в безжизненную пустыню. Глаз превратился в Хатхор. Превратившись в львицу, она стала уничтожать людей. Хатхор рвала их плоть, и ничто не могло её остановить. И тогда, видя, что человечество может погибнуть, боги пошли на хитрость. Они пролили на землю реки вина. Хатхор перепутала вино с кровью и напилась его. После этого она крепко уснула, и потом уже после пробуждения к ней вернулся её прежний добрый облик.

Золотая статуя богини Хатхор хранилась в подземной крипте, украшенной резными рисунками кобр и лотосов. Она была помещена в золотую ладью, и жрецы вместе с фараоном вознесли её на крышу храма, чтобы там она могла встретиться с солнцем.

И возрадовался при этом действии египетский народ. Теперь все ждали, что скажет по праву владыки этого государства великий Птолемей Неос Дионис, ведь он являлся одновременно и главным жрецом всех храмов страны Та-Кемет.

Птолемей с большой неохотой выполнял подобные ритуалы, но он понимал насколько они нужны набожному народу Египта и поэтому отправился выполнять свою заученную роль.

— Я земной сын богов наших, которые сотворили этот мир, — гремел его голос свысока, потрясая и разрезая воздух, словно молнии бога громовержца. Зачарованные, люди смотрели на своего правителя, и им казалось, что с ними говорит само небо.

— Великая Хатхор защищает нашу страну, дарует ей плодородие. Она с нами везде и всюду: в деревьях, траве, водах Нилах. Она заботится не только о живых оберегая их от злых демонов, но и о мёртвых. Выступая из ветвей сикоморы загробного мира, она поит души умерших живительной влагой. Мы должны помнить, что всем мы обязаны нашим богам, они едины, велики и наблюдают за каждым из нас. За нашими поступками. Наши сердца и помыслы должны быть чисты. Помоги нам, наша мать, чтобы каждый день, прожитый на этой земле, был достойным, чтобы мы, твои дети, радовали тебя. Сегодня наша богиня соединится с солнечным светом жизни, с божественными лучами своего отца Амона Ра, и мы будем веселиться, танцевать, радоваться, просить великую богиню о своем благополучии. Да, будет так!

Фараон вознёс руки к небу, и его примеру последовали все жрецы, мощный гул одобрения пронёсся по рядам египтян.

— Мы воздаём хвалу тебе,

— Мы возносим твою славу, — пропели жрецы.

— Над всеми богами и богинями, — подхватила хором толпа, соединяясь в этом духовном экстазе.

— Великая обладательница знаний!

После этих слов все взгляды египтян устремились вверх. Наступил долгожданный момент, первые утренние лучи солнца стали осторожно пробиваться сквозь рассеивающийся мрак. Толпа при виде этого взревела, подобно богу Апису, и снова хором запела гимны богине.

— Люди страны Та-Кемет. Встречайте земное воплощение богини Хатхор, хозяйки неба и хозяйки звезд. Возрадуйтесь её красоте и могуществу, — объявил жрец появление старшей дочери царя.

Под восхищенные крики египтян, под звуки систр³¹ символа богини появилась сияющая золотом восхитительная дочь царя Береника.

На её голове была одета небольшая корона в виде солнечного диска, а на груди известное нам изумительное малахитовое ожерелье. Она встала по правую руку от фараона.

Чуть поодаль держалась её свита. Потин, гордо выпятив живот, был на вершине блаженства. Безусловно, в сиянии и возвеличивании госпожи была и его заслуга. Береника одарила его своим взглядом, улыбнувшись и хитро прищурив глаза. Потин довольно поджал губы и восхищённо мотнул головой. Люди шумно ликовали появлению Береники-Хатхор, обнимались, целовались, а некоторые плакали.

— Люди страны Та-Кемет, земное воплощение прекрасной богини Исиды. Богини плодородия, ветра, воды и мореплавания. Возрадуйтесь её земному воплощению, — снова гремел голос жреца Тутмоза.

Следом появилась в окружении своих учителей, одетая в самые прекрасные изумрудного цвета одеяния Клеопатра. Она стала по левую сторону от фараона.

Птолемей Теос Филопатор Филадельф Неос Дионис протянул руки своим детям. Клеопатра сразу сжала ладонь своего отца, Береника же немного отстранилась, замешкалась, но потом все же обхватила его руку своими влажными тонкими пальцами. Великий фараон под громкие крики поднял их руки вверх.

— Богиня Хатхор! — послышались возгласы людей. — Богиня, приветствуй нас твоих слуг.

Жрецы жестами попросили Беренику выступить. Она смело вышла вперед, гордо подняв голову. И речь её была такова:

— Жители славной страны Та-Кемет. Приблизьте к себе мать матерей, почувствуйте её теплоту. Сегодня и всегда примите возвышенную энергию богини. Впитывайте её лучи, наполните ею свои тела. Примите радость земной любви. Пусть она будет источником тепла для всех вас. Танцуйте во славу богини вашей. Живите ради богини вашей. С радостью в сердце, глаза возведя к небесам. Славьте богиню вашу!

Последние её слова будто услышало небо, и золотую статую богини залили со всех сторон резкие солнечные лучи, ослепляя глаза смотрящих на неё.

— Это случилось! — заголосили в толпе. — Богиня приветствует нас. Она рада!

И началось всеобщее торжество. Рекой полилось припасённое пиво и пальмовое вино. Люди обнимались, целовались, дарили друг другу подарки, совершали омовения, пели и танцевали. Не забывали и о подношениях богам. То там, то здесь раздавались звуки бубна, лир и других инструментов. У некоторых женщин в руках были трещотки, которыми они гремели. Сам бог Ихи,³² казалось, сошел на землю в этот торжественный день.

«Вот она власть»! — торжествовала, не скрывая своих эмоций Береника. Она смотрела на снующих внизу людишек, осознавая, какая пропасть находится между ними. Она настоящая богиня, идеал совершенства, которая может всё. А кто они? Ничтожные черви. На мгновение ей показалось, что она способна сейчас воспарить к небесам, туда, где находятся её настоящие родители — верховные боги, а не это недоразумение стоящее рядом. Она попробовала взмахнуть руками, и оторваться от земли и даже подпрыгнула, но чуда не произошло. За её неудачным «взлетом» наблюдала Клеопатра. «Сестра, похоже, оторвалась от реальности», — думала она. Эта слава может сыграть с ней злую шутку. Клеопатра окликнула Беренику, но в ответ удостоилась только змеиного шипения. «Что ж если она хочет взлететь, пусть летит. Похоже, двум богиням не место на одной крыше», — решила Клеопатра и покинула кровлю храма.

Птолемей Неос Дионис также уединился с жрецами в одной из подземных крипт храма Хатхор. В этих помещениях хранились не только священные атрибуты культа, но и проводились тайные обряды и церемонии.

Теперь можно было снова стать самим собой. Птолемей скинул с себя массивные цепи с медальонами богини и тяжело вздохнул.

Выбор старшей дочери воплощением богини Хатхор очень тяготил его. Жрецы видели, что он недоволен, а потому верховный сановник храма Саамон попытался смягчить происшедшее.

— Твоя божественная милость чем-то опечален в такой праздничный день? — вкрадчиво спросил он.

— Ооо, я не опечален. Я раздосадован и зол! И причина этому — вы! Жрецы могли предупредить меня. Их выбор, связанный с моей старшей дочерью, должен был быть известен мне заранее. Я нахожу в этом непозволительное самоуправство.

— Божественный владыка, смилуйся, все помыслы наши связаны только с тем, чтобы принести больше добра царскому дому. Жрецы, выбирая твою дочь, сделали это в угоду тебе, не зная, что их решение может так огорчить владыку. Береника, как никто, достойная быть главным украшением этого праздника, она многое делает для нашего храма, и это маленькая наша благодарность за все её деяния.

— Я надеюсь, что в дальнейшем жрецы будут заранее согласовывать все свои действия со мной лично или моими советниками, — недовольно произнёс фараон.

— Мы намерены всегда оставаться вашими покорными слугами, — Саамон смиренно склонил голову.

— Расскажи моему казначею достопочтенному Джумоуку, на что тратятся наши средства? Когда, наконец, закончится строительство вашего храмового комплекса, которому не видно ни конца, ни края?

— Твоя милость, — хитро улыбнулся Саамон, — служение богам не терпит суеты, — храм строится сотни лет, всё в руках всевышнего Ра.

— У нас нет сотен лет, — оборвал его Птолемей. — Еще недавно Тутмоз, говорил мне, что ещё год, максимум два, и богиня Хатхор будет довольна своим земным домом. Однако, с той поры минуло уже больше десяти лет и её радости не видно.

— Все так, божественный правитель, — сложил руки на груди Тутмоз. — Она возрадовалась! Мы достроили ворота любви, облагородили священное озеро, почти закончены храмовые часовни, но потом богиня Хатхор заявила нам, что этого недостаточно и до завершения полного строительства еще, увы, далеко.

— Вот как! Значит, заявила вам? — поперхнулся и закашлялся от возмущения и такой циничной наглости фараон. — Интересно как? Прилетела и топнула ногой?

— У нас духовная связь с нашей повелительницей. Мы слышим её глас и днем и ночью, — нисколько не смутившись — ответил Саамон. — Боюсь, она останется недовольна словами великого фараона.

— Добрый владыка, как никто другой, знает, что этот храм — источник любви богине Хатхор, а она — покровительница дома фараона. Особая энергия, которую излучает это место, защищает царскую семью, призывает Аха³³ даровать им благополучие. Богине непонятно нетерпение нашего царя, — вставил своё слово Тутмоз.

— В этой стране сотни храмов, и все жрецы мне говорят одинаково. Но что будет, если иссякнет денежная река с нашей стороны? Вы перестанете петь гимны своему фараону? — раздосадованно произнес Птолемей.

— Великий правитель, чем лучше, величественнее будет земной дом богини, тем сильней мы получим её расположение. Тем больше приедет к нам паломников, чтобы увидеть это чудо света. Солнцеликого фараона простые люди будут славить во всех уголках мира за его покровительство, о добрых делах царя услышат наши верующие в «Вечном городе». Разве это не стоит небольшой благодарности?

— Хорошо, — внезапно несколько смягчился царь. Эта пустая болтовня ему надоела. — Обсудите все вопросы с моими распорядителями финансов. Надеюсь, что славить своего правителя отныне вы станете гораздо больше прежнего. И не будете больше его ставить в неловкое положение, как это произошло сегодня.

— Как можно, великий фараон наш покровитель и божественный сын, — в один голос взмолились хитрые жрецы.

— Занимайтесь своими делами. Вы свободны, — отпустил их Птолемей.

— Поганые лжецы, которым может позавидовать двуликий Янус! — презрительно молвил он после того, как раскланявшиеся служители покинули их. — Что ты думаешь, друг мой, насчет искренности этих слуг божьих? — обратился он к Мардиану.

— Она всегда покупается и продаётся, божественный владыка. Они славят тех, кто одаривает их золотом. И чем больше будет золота, тем больше будет хвалы.

— Я вижу в этом действии сговор. Они решили возвысить мою дочь в моём присутствии, зная о наших непростых отношениях с ней. Сыграли на этом. Береника может опьянеть от власти. Тысячи людей сейчас видят в ней богиню, её любят, ей поклоняются. Если она их позовет, они последуют за ней. Мне бы не хотелось иметь такого врага за своей спиной. Сейчас это особенно опасно, учитывая недовольство многих простолюдинов в стране.

— Владыка, будь милосерден, прежде всего, она твоя дочь, — взмолился Мардиан. — Капризная, может эгоистичная, но родная кровь. Хотя иметь своего человека в её окружении, который уберег бы царевну от необдуманных действий, было бы не лишним. Положись на меня, у меня, кажется, есть такой человек.

Мардиан поклонился Птолемею и оставил его.

Тем временем праздник был в самом разгаре. Но не все отмечали его, купаясь в брызгах пива, шумно и весело. Вторая дочь фараона Клеопатра вместе со своими учителями и несколькими жрецами низшего сана посвятила это время, осматривая культовые места храмового комплекса.

Священнослужители с большой радостью показали дочке царя святую обитель, многие её таинственные места, что побудило в Клеопатре особый интерес. Так они спустились в некоторые подземные крипты, где жрецы познакомили дочь фараона с производством целебных мазей и благовоний. Ей были преподнесены в подарок, в крошечном флаконе, «капли любви», как было объявлено служителями храма, единственные в своём роде от нежного дурмана которых приятно кружилась голова.

— Сиятельная госпожа, это магические запахи. Любой мужчина сойдет с ума, если женщина нанесёт их на себя, а добавленные в вино и вовсе сделают его ручным на всю жизнь, — нашептывали они.

— Я запомню вашу доброту! А если это будет не мужчина? Смогут ли ваши капли, сделать добрее, терпимее одного человека к другому? Клеопатра подумала о Беренике. «Как было бы здорово изменить свою сестру». Но девочка несмотря на то, что находилась под чарами рассказов жрецов, до конца не верила в чудодейственные свойства этой воды.

Жрецы что-то невнятно забормотали. Их слова застряли в бородах и не дошли до слуха Клеопатры.

— Мы передадим царскому дому корзину со специальными благовониями, лечебными мазями, которые делают женщин прекрасными, всевозможные красители для волос, различные инструменты для чистки тела, — щедро раздавали обещания Клеопатре служители храма.

Затем они снова вернулись в центральные залы храма.

— Расскажи мне почтенный старец об этих изображениях, — попросила дочь царя, не отрывая взгляда от расписанного различными символами потолка, сгорбленного в крючок мудрого Озахара.

Над центральным проходом был изображён ряд летящих грифов и крылатых дисков, которые отделяли левую часть потолка, представляющую южную сторону неба, от правой, посвящённой ночи.

— Здесь можно видеть изображение небесных тел, часов дня и ночи и сфер господства солнца и луны. Обрати внимание прекрасная госпожа, небо, разделено на северную и южную половины. Ока Ра путешествует в ладье, которую украшают души в обликах шакалов и птиц. Госпожа может наблюдать фигуры четырнадцати дней убывающей луны и четырнадцать дней растущей, что составляют полный лунный диск, — вялым дребезжащим голосом отчитался жрец, указывая своими иссохшими пальцами на свод потолка.

— Я слышала, что в храме есть врата, пройдя через которые можно загадать желание, и оно обязательно сбудется? — осторожно спросила Клеопатра.

— Да, так и есть, но только, если это желание касается любви, — хором заверили жрецы. — Они совсем рядом. — Лучезарная госпожа желает пройти сквозь них?

Клеопатра задумалась.

— Я хочу просто посмотреть, — ответила она. — У меня пока нет таких желаний. Возможно, они появятся в следующий раз, когда я еще раз посещу эти места.

— Тогда пойдемте, посмотрим их и спустимся к священному озеру, — предложил один из жрецов по имени Убэйд.

В это же самое время старшая дочь царя вместе со свитой наслаждалась почётом и вниманием со стороны простых египтян, принимая их подношения. Благодарные жители страны Та-Кемет наперебой спрашивали у неё совета, молили о помощи. Некоторые их просьбы были смешны, но наивные люди адресовали их Беренике, так как считали, что их желания она, как земное воплощение богини Хатхор, обязательно исполнит.

— Добрая богиня, пошли мне работящего, непьющего мужа, — под хохот толпы кричала громче всех одна толстая женщина, — попадаются одни пьяницы!

— Справедливая госпожа, мне нечем кормить детей, помоги, — заклинала, держа за руку грязного волосатого мальчугана, и прижимая к груди другое маленькое дитя, еще одна крестьянка.

Охрана Береники оттесняла эту толпу от своей повелительницы, но иногда по её велению она пропускала просителя, который тут же падал на колени и рассказывал о своих бедах дочке царя.

Евнух Потин, находящийся чуть в стороне от этого действия и не принимавший в нём активного участия, был погружён в свои мысли. Он был доволен происходящим, хотя его госпожа в мгновения своего величия совсем про него забыла. «Ничего», — утешал себя толстяк, — скоро всё закончится. Береника надолго запомнит этот день и наверняка захочет его повторить. Очень сложно с небес вновь возвратиться на землю, даже дочке царя. В этот момент чья-то тяжелая рука легла ему на плечо. Он вздрогнул от внезапного прикосновения. Обернувшись, чтобы покарать наглеца и обрушить на него свой гнев, евнух, встретившись с ним лицом к лицу, сразу немного обмяк и скис.

Перед ним находился главный распорядитель и советник царя Мардиан. Потин судорожно вздохнул, перед глазами промчались картины из его безрадостного прошлого.

— Мой милый друг, я рад тебя видеть во здравии, — обратился к нему, ехидно улыбаясь, Мардиан.

— Молю богов и о твоём здоровье и бодрости духа, — ответил тот, низко кланяясь. Он попытался прошмыгнуть мимо, но Мардиан дал ему понять, что хочет поговорить с ним, и показал место, где они могут уединиться. Потин нехотя поплелся за высоким евнухом.

— Ты не рад меня видеть? Неужели мальчик забыл господина, который так много сделал для него? Или же он, возвысившись, не замечает простых смертных?

— Господин мне льстит, — пискнул, отнекиваясь, Потин. — Мы сегодня несколько раз виделись.

— Полно, дружок, быть рядом с дочкой царя дорогого стоит. Но тебе не нужно забывать о своих старых знакомых, ведь твоя ступень к Олимпу начиналась с них.

— Я никогда этого не забуду, мой господин, — выдавил из себя евнух.

— Верю тебе, ибо не ожидал услышать другого, — вмиг стал серьезным советник царя. — Ты, как никто другой, должен понимать всю серьёзность положения, прислуживая сейчас старшей дочери царя. И за её настроение и за её здоровье, клянусь Исидой, ты несешь прямую ответственность. Разумеется, нужно беречь и своё здоровье тоже, — последние слова прозвучали угрожающе, и Потина передернуло.

— Я делаю все, чтобы несравненная госпожа Береника была довольна. Можешь мне поверить.

— А как же иначе?! Верит в это и наш царь. Он надеется, что ты будешь рассказывать нам иногда, что тревожит его дочь. Чем занята её голова, какими мыслями.

— Об этом попросил сам фараон? — у Потина задрожал голос.

— Разве мои уста сказали что-то другое? — недовольно спросил главный советник, пристально вглядываясь в лицо Потина.

— Нет, господин. Я сделаю так, как ты велишь.

— Вот и хорошо. Я буду признателен тебе за твою работу. Теперь мы с тобой будем встречаться гораздо чаще, и, разумеется, этот разговор должен остаться в тайне.

Мардиан поднес указательный палец к своим устам. Потин выдавил из себя тошнотворную улыбку.

— Позволь мне наконец вернуться к госпоже.

— Возвращайся, мой друг, не смею тебя задерживать!

Раскланявшись и отойдя от Мардиана, Потин заскрипел зубами. Первоначальный липкий страх, поселившийся в его теле, уступил место ненависти. Он обернулся и посмотрел вслед удаляющемуся Мардиану, прошептав проклятия.

— А теперь будем праздновать, и веселиться, — едко произнес он. Выпрямившись и немного поджав живот, толстый евнух подошёл к группе каких-то веселившихся людей, взял у них кувшин с пивом и, не отрываясь, выпил его залпом, чем вызвал восторженные возгласы с их стороны.

Затем он посмотрел на крышу храма, там, переливаясь красными кровавыми лучами солнца, ему в ответ улыбалась статуя золотой богини Хатхор.

Глава VIII. Что увидел Диодор Сицилийский

Настоящей культурной жемчужиной Египта и всего мира была знаменитая Александрийская библиотека. Она была тем великим хранилищем, собравшем в своем «чреве» записанные на папирусе мысли, идеи, учения, повествования о событиях старины глубокой, историю всего человечества.

Птолемеи немало тратили золота из своей казны, преумножая богатства этого дворца знаний. Ну а первым, кто упорядочил их, был поэт Каллимах из Кирен. Он составил «Таблицы» — своего рода каталог книг. В его бытность все сочинения в библиотеке были поделены на восемь групп. Это было очень удобно при поиске источников. И если при жизни Каллимаха их было чуть больше сотни, и поиск не составлял особого труда, то в дальнейшем этот библиографический каталог расширился до немыслимых пределов.

В хранилище Александрийской библиотеки при правлении Птолемея Неос Диониса хранилось уже около семисот тысяч папирусных свитков на самых разных языках, всё ценное, что когда-то было написано человечеством, находилось именно там.

За рукописями была объявлена настоящая охота по всему свету. Коллегия хранителей библиотеки забросила своих тайных агентов во все уголки мира, где те разыскивали редкие оригиналы, а также значимые копии. Сочинения задорого скупались, были случаи даже их воровства, и потом они чудесным образом оказывались в Александрии. Хранители книг из Александрийской библиотеки действовали порой как настоящие пираты. Когда в столицу Египта приходили суда из разных стран, люди в коричневых одеждах с большими серебряными медальонами на груди, приезжали в порт и обыскивали их на предмет наличия письменных источников и, найдя их, изымали. Даже «Вечный город» пострадал от «египетских набегов», хранители здорово выпотрошили, действуя через своих агентов, все библиотеки и частные коллекции Рима. Впрочем, если ранее это воспринималось как нечто оскорбительное, то по мере того, как росла Александрийская библиотека, многие видные мыслители того времени, приняли такую охоту делом правильным, а авторы стали считать за честь, чтобы их труды попадали в хранилища этого мирового дворца человеческой мысли.

Здесь находились сочинения: Гиппократа, Архимеда, Эвклида. Здесь же хранились и материалы, посвященные доисторическим цивилизациям. Это наследие было бесценно!

В Александрию работать с этим достоянием потянулись учёные умы со всего света. Многие из них, забыв обо всём, на десятилетия погружались в мир древних свитков. Сам факт нахождения этих людей в своей столице очень льстил Птолемеям, которые всячески способствовали их работе. C библиотекой связывают имена таких великих мыслителей, учёных и поэтов, как: Эратосфен, Зенодот, Аристарх Самосский, Эвклид и многих других.

Именно библиотека и её бесценные труды привлекли в Египет молодого грека из Сицилии Диодора — исследователя прошлого. Диодор задумал написать обширное исследование и замахнулся, ни много ни мало, на всю историю человечества, от её колыбели до наших дней. Древнейшая история Египта, содержащая столько загадок и манящая своей таинственностью, должна была занять первостепенное место в трудах Диодора. Молодой путешественник уже успел побывать во многих городах и странах, но Александрия пленила его сердце.

Птолемей благосклонно отнесся к Диодору. Он оказал всяческое содействие в работе молодого грека, выделил ему большой, красивый дом неподалеку от всемирной научной кладези, закрепил за ним нескольких слуг и повелел людям Египта не чинить препятствий в его изысканиях, а напротив всячески помогать ему.

Грек рьяно принялся за работу. Основное время он проводил за изучением древних рукописей, но многое узнавал и на личном примере, путешествуя не только по Александрии, но и бывая в других городах Та-Кемет. Царь хотел пригласить его на празднование Нового года в Тентиру, но историк в это время был в отъезде, о чем впоследствии горько сожалел. Так или иначе, грек прижился в городе и стал частым гостем не только на всех светских мероприятиях, которые проводил царский двор, но и появляясь в самых неожиданных местах столицы. Многие простые египтяне уже привыкли к этому везде снующему добродушному, маленького роста человеку и часто приглашали его к себе домой.

Случай свел молодого грека и с Потином, когда мифографа представили дочкам царя, во время открытия одного из самых больших фонтанов в царском квартале. Евнух подружился с исследователем. Лелея тайную надежду, что его имя будет упомянуто в трудах Диодора, он несколько раз составлял ему компанию, показывая наиболее интересные места Александрии. Однажды Потин пригласил Диодора на своеобразную охоту, понаблюдать, как фараоновые крысы³⁴ отыскивают и уничтожают крокодильи яйца в береговых складках реки Нил. Маленькие юркие зверьки, которых обожали в Александрии, по свистку ловчего шныряли по берегу и зарослям Нила, отыскивая норы. И вот когда они находили кладки яиц, одна группа отвлекала самку, сторожащую их, выдергивая её своими наглыми наскоками, а другая уничтожала яйца. Диодор с восторгом наблюдал за действиями смелых маленьких хищников под хохот Потина.

Вскоре евнух понял, что знакомство с ним может не только потешить его тщеславие, но и сослужить более серьёзную службу. Вернувшись из Тентиры, евнух прочно закрепился в фаворитах у царской дочки Береники. Он часто разговаривал с ней без свидетелей, что говорило об особых отношениях и доверии между ними. В её обиходе по отношению к нему даже закрепилось выражение — «мой друг».

Береника была очень довольна той встречей, которую ей оказали жрецы, и высоко оценила организаторские способности своего евнуха. И он чувствовал, что наступит тот день, когда она раскроет ему все свои настоящие желания. И этот день действительно был близок.

— Каково настроение твоих людей, мой милый друг? — задумчиво спросила она как-то Потина.

— Думы всех людей этой страны заняты только самой прекрасной госпожой, чье сияние омывает вселенную, которую имеют счастье видеть мои глаза — отшутился толстяк и добавил:

— Одно только её слово, и за ней пойдут тысячи простых египтян.

— Ты толкаешь меня выступить против отца? — вдруг открыто спросила она.

Такая прямолинейность застала его врасплох, но, придя в себя, он ответил следующее:

— Утреннему свету не нужна масляная лампа! Я лишь неустанно повторяю, что моя госпожа могла бы стать хорошей правительницей этой страны.

— Я и так стану царицей, — самоуверенно ответила она. — Я старшая дочь отца, и по праву мне принадлежит после него трон.

— Солнечная госпожа забывает о супруге царя и других детях: Клеопатре, Арсиное, а также малолетних Птолемеях. Они имеют те же права на престол, что и она. Одному всевидящему Ра известно, что думает фараон и кого он объявит своим преемником в завещании. Учитывая, что отец и его старшая дочь находятся в продолжительной ссоре, боюсь, это будет точно не она. И если даже предположить, что сердце царя Птолемея не камень, и оно со временем смягчится, то, сколько воды ещё утечет с этого времени, сколько раз закатится и взойдет небесное светило?!

— Да, пожалуй, ты прав. Он может сделать свой выбор в пользу Клеопатры. Но пока она еще слишком мала, как и все остальные.

— Разве позволительно ничего не делая просто смотреть на время, которое течет сквозь пальцы, словно синайский песок? — многозначительно намекнул Потин.

— Я пока не вижу никаких возможностей, благодаря которым произойдет то, к чему ты призываешь, — Береника пристально посмотрела в глаза Потина. — Позиции отца сильны. Говорят, совсем скоро его признает «Вечный город». Если это произойдет, он будет долго и счастливо править под защитой Рима. Возможно, я чего-то не знаю? Тогда ты должен обязательно рассказать мне обо всем. Ты все понял?

— Разумеется. Но смею заметить, кого высочайшая госпожа называет защитниками фараона, могут в одночасье стать его врагами.

— Возможно, — ответила Береника.

Старшая дочь царя понимала, к чему клонит Потин, но осознавала всю серьезность и опасность этих бесед. Открыто пойти против отца она пока не могла, но если бы эту работу выполнили за неё и ей принесли бы корону Египта как божественный дар, разумеется, она бы её приняла.

Потин остался доволен этим разговором. Слова Береники он принял как призыв к действию. Евнух затеял серьезную игру и сейчас, балансируя над краем пропасти, он осознавал, что его план либо мог возвысить его и вознести на самую вершину власти, либо сбросить с неё на острые камни.

В сопровождении двух рабов он поспешил к своему старому другу торговцу-иудею и под покровом ночи уже стучался в двери его дома.

Иудеи появились в Александрии с момента её основания. Их община была довольно многочисленна и составляла практически одну треть от всего населения столицы. При Птолемеях для их компактного проживания им были отведены отдельные части города, сделано это было для того, чтобы они не мешали своей верой и законами другому населению, почитающему иных богов.

Один из еврейских кварталов, где жил Ицхак, уже знакомый читателю, находился недалеко от дворца, и располагался в восточной части Александрии.

Дом иудея поразил Потина. Большой, добротно сложенный кирпичный особняк, в котором было, по-видимому, не меньше шести комнат, никак не соответствовал рассказам о несчастной жизни Ицхака.

— Ты неплохо устроился, — хмыкнул Потин, когда его знакомый открыл ему дверь. — Сама богиня Бастет благоволит тебе!

— О, мой господин, рад тебя видеть в добром здравии! Этот дом достался мне от моего отца, а ему — от моего деда. Несколько наших поколений жили и обустраивали это место, — сделал вид, что обрадовался визиту Потина иудей. — Прошу тебя прояви милость, заходи.

Внутреннее убранство этого жилища поражало уютом и обилием многих достаточно изысканных вещей, начиная от обстановки: красивых резных стульев, столов, до мелких предметов интерьера: маленьких и больших статуэток, различных шкатулок и других декоративных изделий. По жилищу Ицхака важно бродила, задрав хвост трубой, чёрная кошка. При виде Потина она прыгнула к нему на колени и стала с упоением точить свои когти, Потин небрежно скинул животное, но кошка не сдавалась, запрыгнув снова.

— Прошу, господин, попробуй этого чистейшего вина. Его делают женщины из нашей общины. Потрясающее вино, кружит голову, но при этом разум остается чистым.

Потин по достоинству оценил предложенный ему напиток, выпив добрую чашу. Почувствовав, как по телу побежала приятная истома, он довольно крякнул.

— Я так и не поблагодарил тебя, мой друг, за ту милую безделицу, что ты мне подарил, — расплылся толстяк в любезностях.

— Полно, господин, надеюсь, эта штучка пришлась по вкусу прекрасной госпоже. Говорят, она была земным воплощением богини Хатхор на праздновании в Тентире. Люди падали пред ней на колени и смотрели на неё как на сошедшую с небес.

— Ты хорошо осведомлен, — удивился Потин.

— Об этом известно всем. Людская молва порой несется быстрее ветра. Я искренне рад, что смог тогда угодить тебе.

— Где твоя семья? — спросил евнух, понизив голос и оглянувшись по сторонам.

— Не стоит беспокоиться. Зисель с мальчиками уже несколько дней у своих родных. Я здесь совсем один.

— Хорошо, — удовлетворенно молвил Потин. — У меня к тебе дело. И оно, возможно, поможет справиться тебе с одной известной проблемой.

— Мой добрый господин, — иудей припал к пухлой руке евнуха, целуя её. — Я и не ожидал, что ты вспомнишь об этом.

— Я не забываю своих старых друзей. Скажи мне, Ицхак, тот римлянин всё ещё мешает тебе спокойно жить?

— С тех пор ровным счетом ничего не изменилось. Он по — прежнему зол на меня. Римляне совсем распоясались. Они чувствуют себя хозяевами в нашей стране. Это беспокоит добропорядочных граждан. Ах, если бы нам разрешили изгнать их, — иудей жалобно поджал губы.

— Как когда-то изгнали вас? — засмеялся Потин.

— Господин смеется над бедным иудеем? Это был великий исход. Мой народ унижали и уничтожали приспешники безумного фараона. Мы ушли по велению бога сами, — обиженно ответил Ицхак.

— И затем припёрлись сюда снова? — хмыкнул евнух. — Не иначе как заблудились. Или боги так потешаются над вами? Ладно, напомни, как зовут твоего обидчика?

— Марк Тулий Северус. Этот человек долгое время был на военной службе, потом занялся торговлей. Сам он живет здесь, а вот его семья находится в Риме. У него несколько своих кораблей, которые привозят в Египет амфоры с вином и оливковым маслом, занимается этот прохвост и золотом. Всё прибирает к своим рукам. Настоящее животное!

— Животное, говоришь? — задумчиво переспросил Потин.

Он погладил задремавшую на его коленях кошку и неприятно улыбнулся.

— А теперь слушай меня внимательно…

***

В западной части города Александрии, на главной её улице — Канопском проспекте, располагался большой светлый двухэтажный особняк, с большими коваными воротами, расписанный декоративной мозаикой. В то время там проживал римский господин Марк Тулий Северус. Ничто не выдавало в этом уже пожилом мужчине бравого вояку, центуриона первой когорты, отмеченного за храбрость самим Помпеем, в войсках которого он участвовал в нескольких военных кампаниях, в частности, в войне Рима против Квинта Сертория в Испании,³⁵ и в подавлении совместно с Крассом восстания рабов под предводительством Спартака. Об этом славном времени у Марка Тулия Северуса осталось множество наград различных достоинств: браслеты и ожерелья за доблесть, а также о славных временах напоминала висевшая в его доме, на самом видном месте, в гостиной большая картина, посвященная убийству Сертория во время трапезы.

Пошатнувшееся здоровье, многочисленные ранения и возраст заставили его уйти со службы.

Перед ним открывались прекрасные возможности вступить на путь сенаторской карьеры и занять те должности, которые были закреплены за высшим сословием, но он выбрал другой путь. Мужчина нашёл себя в торговле. Накопив немного денег на службе, Марк Тулий Северус, заручившись поддержкой своих родственников, выгодно вложил свой капитал в одно очень прибыльное дело. Наиболее важный торговый обмен тогда шёл между Римом и его провинциями. В небольших отдаленных городах отлично продавались римские товары. Продажа оливкового масла и вин стала приносить прибыль. Торговые дела пошли в гору. Через несколько лет Марк расширил свою сферу влияния и его взор упал на Египет. Конечно, были свои трудности с транспортировкой товара, большие риски, связанные с пиратами, однако римлянин не бедствовал. Он обжился в Александрии, которая стала его вторым домом, пустил здесь корни, однако его семья не спешила переезжать к нему, бывая здесь только изредка.

Утро описываемого дня началось для Марка Тулия Северуса немного непривычно. Он раньше времени проснулся и пребывал в весьма дурном настроении из-за кошмарного сна. Во сне ему привиделась странная, косматая женщина, сидящая на мостовой, она стригла свои длинные волосы, которые потом превращались в различных мерзких змей. Эти гады заполонили всю дорогу и от них невозможно было укрыться. Они обвили его тело, заползали в рот, нос и уши, и он, уже умирая во сне, закричал от ужаса и проснулся. Просидев неподвижно на кровати довольно длительное время и поразмыслив, к чему приснилась такая ерунда, римлянин, наконец, встал. Совершив утренние процедуры омывания, во время бритья он по неосторожности глубоко порезал щеку, что ещё больше раздражило его. Под руку попался один из молодых слуг, на котором господин сорвал свой гнев, обругав его за нерасторопность. Обильно смягчив кожу масляным бальзамом, он уселся за раннюю трапезу.

Наспех позавтракав фруктами и хлебом, размоченным в вине, Марк Тулий Северус на колеснице вместе со слугой выехал из ворот своей усадьбы. Путь его лежал в район порта, расположенный на юго-западе города. В ближайшие дни туда должны были прийти два его судна с коммерческим грузом.

Как только колесница загрохотала по мостовой, его внимательный взор подметил необычную картину: большое скопление людей в это раннее время. Город ещё не проснулся, но жителей высыпало на улицы гораздо больше, чем обычно. Любопытно, но многие из горожан находились без движения, будто неодушевленные куклы, создавалось ощущение, что они замерли, как в детской игре в ожидании указания. Римлянин не успев понять, что бы это значило, уткнулся взглядом в сгорбленную старуху, одетую в грязное тряпьё, которая, прижимая к груди какой-то сверток, резко выдвинулась навстречу колеснице.

— Пошла прочь, карга, — громко выругался Марк, однако женщина никак не прореагировала.

— С дороги! Ты что оглохла, старая шлюха? Клянусь, Сатурном, если не уберешься, я раздавлю тебя, тварь, — грозно прорычал римлянин. Старуха подняла голову и ощерила свой беззубый рот в неприятной улыбке. На её изжёванном лице, увенчанным крючковатым носом, сверкнули черные, как угли, глаза.

— Будь ты проклят, собака — римлянин, — прошипела она и резко бросила под колёса его колесницы свой свёрток.

Марк Тулий Северус оторопел от такой наглости. Желая покарать эту ведьму, он повелел вознице остановиться и спрыгнул с колесницы, но она вдруг упала на колени и заголосила на всю улицу пронзительно и тошно, словно умалишенная.

— Убийца! Что ты наделал, поганый чужестранец. Ты убил мою Анат!

И тут улица резко ожила. Те самые безмолвные фигуры статистов, теперь стали двигаться и они, как по команде, направились к старухе, а некоторые даже побежали, крича на ходу:

— Что случилось? Что произошло?

— Он переехал бедное животное. Он погубил мою кошку, — причитала старуха.

— Убита священная кошка? Не может быть! Горе тому, кто сделал это!

Бежавшие люди извергали проклятья, как вулканы раскаленную лаву. Их было много, несколько десятков. Кто-то уже потрясал дубиной, у некоторых в руках были камни.

— Что ты лжешь, коровье дерьмо, ты сама кинула её под колеса, — пытался образумить безумную Марк, но это было тщетно, его никто не слушал. Люди, угрожая, начали окружать римлянина, не слушая его оправданий. Вскочить на колесницу уже было поздно, её обступила толпа, которая всё увеличивалась. Римлянин крутил головой, пытаясь найти своего слугу, но видел только храпящих от страха лошадей, да налитые кровью, перекошенные от ненависти лица египтян.

Понимая, что он находится в смертельной опасности, Марк Тулий Северус выбрал единственное правильное решение и побежал по направлению к своему дому, считая, что его стены спасут от расправы. Вслед за ним ринулась толпа.

Свидетелями этой сцены была небольшая группа вельмож, которая оказалась по стечению обстоятельств совсем рядом.

— Что произошло, почему эти люди гонятся за этим господином? — пытался узнать причину произошедшего один из них, маленького роста юркий чужестранец. Он схватил одного из бегущих людей за руку:

— Кто мне скажет, что у вас тут случилось?

— Римлянин убил кошку, — крикнул тот ему на бегу. — Понимаешь, священную кошку, и теперь расплатой ублюдку будет — смерть.

— Это и впрямь серьёзное преступление, — объяснил ситуацию Диодору, так звали любопытного чужеземца, его спутник — тучный господин, с копной густых волос на голове.

— Жители нашей страны воздают особые почести кошкам, собакам, волкам и даже крокодилам. Животных этих кормят изысканной пищей, им подносят каши, отваренные в молоке, всевозможные печенья, смазанные медом, всячески ухаживают за ними. Их моют теплой водой и умащают лучшими благовонными мазями, приготовляют роскошнейшие ложа и красивые украшения. Животное в египетской семье, и особенно кошка, священно. Если оно умирает своей смертью, его оплакивают, как оплакивали бы умершего близкого. А если кошку убьют, то виновный заплатит за преступление своей жизнью.

Диодор слушал, затаив дыхание.

— Достопочтенный Потин, ты открываешь всё новые удивительные стороны вашей жизни. Я особенно благодарю тебя за предложение, касающееся сегодняшней прогулки. Кто бы мог ожидать, что мы станем очевидцами этого события. Однако можно ли как-то помочь этому человеку?

— Боюсь, что ничто на свете не спасет этого негодяя от его гнусного поступка, — в тонком голосе Потина зазвучали металлические нотки.

Между тем беглец добрался до своего особняка, забежав в ворота. За ним по пятам гналась озлобленная толпа. Единственное, что он успел, закрыться в своем доме, который был окружён со всех сторон египтянами.

В стены, окна дома сразу же полетели камни, дверь стали выламывать. Особняк не был предназначен для осады, и еще минута, другая, и штурмующие его ворвались бы внутрь. Но тут для римлянина забрезжила надежда на спасение. Внезапно вмешалась городская стража. Узнав о беспорядках, они попытались взять ситуацию под контроль и несколько оттеснили обезумевшую чернь.

— Расходитесь, — кричал здоровенный воин по имени Косей. — Если этот человек виноват, он будет отвечать по закону. Не мешайте свершиться правосудию.

В ответ ему послышались оскорбления и угрозы и в стражников также полетели камни.

— Отойди, воин, это не твоё дело. Чужак совершил преступление против богини Бастет.³⁶ Он осквернил наши традиции. Смерть римлянину! Смерть! Смерть! — скандировала дружно озверевшая толпа.

Вести о беспорядках в центре города дошли до фараона, который в это время, позёвывая, совершал утреннюю прогулку по саду. Ему их принес один из высших военачальников Ахилла. Припав к ногам Птолемея Неос Диониса, он молвил:

— Божественный властитель. В городе обратно неспокойно.

Царь недовольно посмотрел на Ахиллу и с досадой поморщился:

— Ахилла, я это слышу каждый день. Что тебе мешает разогнать всех, кто устраивает беспорядки? Или ты мне предлагаешь самому взять копье, одеть шлем и стать Аресом?³⁷ Что требуют эти несчастные?

— Один человек раздавил своей колесницей священное животное — кошку. Это увидели горожане и кинулись за ним в погоню. Они окружили его дом и хотят учинить самосуд.

— Кошки, собаки? Неужели смерть какой-то дрянной кошки, это повод, чтобы меня беспокоить? — раздраженно бросил Птолемей.

— Дело в том, что этот человек, римский гражданин, живущий в Александрии. Некий торговец по имени Марк Тулий Северус.

— Ты в своем уме, Ахилла? — закричал тогда фараон. Сонливость разом спала с его лица. — С римлянином ничего не должно произойти. Тем более я, его, кажется, знаю. Имя мне точно знакомо. Направь как можно больше стражи, разгони людей, римлянин должен остаться цел и невредим! Если узнают в «Золотом городе», что тут из-за всяких кошек убивают их граждан, я боюсь даже представить, что может быть.

— Но он совершил преступление, он разгневал богов, — попытался возразить воин.

— Каких богов Ахилла?! Или ты забыл, что твой царь и есть главный бог на земле! Как ты смеешь мне возражать? — Птолемей был взбешен.

— Повинуюсь, мой господин, — скрепя сердцем ответил Ахилла и поспешил назад.

Он вернулся к дому римлянина с большим отрядом воинов, но сразу понял, что помочь этому несчастному будет невозможно.

Огромная толпа, которая к этому времени увеличилась в несколько раз, была накалена до предела.

— Именем фараона я приказываю вам разойтись! Наш правитель призывает вас к благоразумию и покорности! — попытался он остановить людей, но все было тщетно.

— Пусть твой фараон приказывает другим, не мешайте нам. Изменники, — кричали люди. — За сколько вы продались римлянам? Смерть ему! — продолжала скандировать толпа.

Понимая, что вмешательство может спровоцировать бойню, гибель многих людей и крупные беспорядки в городе, Ахилла принял решение.

— Щиты в сторону, копья вверх. Всем отойти! — скомандовал он стражникам.

Толпа восторженно заревела и облепила особняк бедного римлянина, как осы гнездо. Они выломали, наконец, дверь и ворвались в дом; через некоторое время вытащили во двор его бездыханное, растерзанное тело, над которым продолжали жестоко глумиться. Протискиваясь сквозь толпу, каждый из египтян пытался принять участие в расправе над мертвым телом, пнуть его ногой, или кинуть в уже бездыханный труп камень.

— Довольно. Разойтись. Не гневите богиню Нут, — кричал на толпу Ахилла, пытаясь прекратить это безумие. В дело вступили стражники, растаскивая и оттесняя толпу. Наконец с большим трудом им это удалось сделать. Из особняка стали выходить, дико озираясь по сторонам, перепуганные слуги, некоторым из них тоже прилично досталось от ворвавшихся.

— Это ужасно! — молвил Диодор, обращаясь к Потину. — Озверевшая толпа совершила самосуд, и её не смогли остановить даже именем фараона. Эти ваши законы, традиции, они бесчеловечны.

— Не будем осуждать этих людей. У каждого народа есть свои священные правила, по которым он живёт, — спокойно объяснил Потин. — Этот случай найдет отражение в твоих трудах? — поинтересовался он.

— Об этом узнают все. Хотя ты прав, я не имею право осуждать египтян, являясь всего лишь беспристрастным наблюдателем и собирателем, в том числе и таких чудовищных историй.

— Я тебя понимаю.

Потин торжествовал в душе, он добился своего. Его план, разработанный и осуществлённый вместе с Ицхаком, полностью сработал. Теперь этот случай получит широкую огласку и может иметь большие последствия для царского дома. Люди растерзали не кого-нибудь, а знатного римского гражданина, и эта весть уже и без Диодора понесётся как самая быстрокрылая птица в Рим. А с греком она останется жить в веках, как проклятье дома Птолемеев.

Евнух убедился и в широких возможностях своего знакомого иудея, которому удалось собрать и подготовить столько людей. Из небольшой искры вспыхнуло мгновенно большое пламя, которым, как он убедился, можно легко управлять, и при наличии «хорошего ветра» это пламя можно было бы направить и на другое место.

Но, несмотря на все его замыслы, последствий этот случай для египетского царя практически не имел. Разумеется, в Риме услышали о нём, но кроме проклятий Цицерона и его последователей больше никак не прореагировали. Мало того, через несколько дней сенаторы под влиянием египетских денег и вовсе объявили Птолемея Теос Филопатора Филадельфа Неос Диониса ближайшим другом и соратником Рима.

Казалось, мохнатые тучи, которые прежде сгущались над царем, должны были рассеяться, но вдруг прогремел гром и пришла с ним страшная гроза, с той стороны, откуда её никто не ожидал.

Глава IX. Надежный щит и острый меч

Ещё не успело остыть тело великого завоевателя Александра Македонского, как началась дележка созданной им большой империи между его соратниками — диодохами. Став в одночасье врагами, бывшие близкие друзья, телохранители царя стали воевать друг с другом и вцепились мертвой хваткой в империю, стараясь урвать кусок пожирнее. Разразились войны диодохов. В борьбу за власть и территории включились: Антипатра — командующий оставленными войсками в Греции и Македонии, опытный полководец Пердикка, Антигон, прозванный впоследствии одноглазым, и многие другие. Вклинился в эту борьбу и Птолемей Сотер, выдвинувшийся к концу правления Александра.

Империя, как огромное одеяло, которое укрывало много стран и народов, не выдержало и затрещало по швам, вскоре порвавшись на несколько кусков.

В результате бесконечных войн, которые велись с переменным успехом, и различных соглашений, Птолемеям достался Египет, который вышел из этой схватки одним из самых богатых и могущественных государств, сохранившим традиции македонской цивилизации.

В период своего расцвета царству Птолемеев принадлежали многие земли: прибрежные области южной, юго-западной и западной частей Малой Азии: Киликия, Ликия, Памфилия, Кария, Иония, остров Кипр. Птолемеи осуществляли контроль над Островной лигой — островами Эгейского моря, над территориями, прилегающими к проливу Геллеспонт, они держали в руках черноморские проливы и стратегически важный морской путь из Эгейского в Черное море.

Но династические распри, алчность последующих правителей этой династии, серия войн ослабили царство, и оно стало всё больше и больше зависеть от Римской республики, которая с жадностью засматривалась на земли Египта.

Первой территорией наследия Птолемеев, захваченной Римом, стала Киренаика. Именно это событие ознаменовало начало нового этапа в распаде Египетского царства. Рим получил эту территорию бескровно, буквально на блюдечке. А произошло следующее. Царь Киренаики благополучно отправился в загробный мир, куда он долго собирался, но перед уходом в страну мертвых сей правитель составил странное завещание, в котором оставлял Киренаику римлянам. Такой щедрый подарок римский сенат принял с воодушевлением, а вот египетский трон резко погрустнел. Получить такого соседа, а римскую Киренаику и Александрию разделяло чуть более трех тысяч стадий, было малоприятно.

Таким образом, Египетский мир сужался в размерах. Но Риму Киренаики было мало. Аппетит у огромного клыкастого хищника возрастал, и сдержать его уже не представлялось возможным. Рим удачно играл на трудностях стран, разделяя их и поглощая по кускам.

Остров Кипр был также одной из лакомых территорий Египетского мира. Он являлся своего рода связующим звеном между Египтом, Ближним Востоком и Грецией. Это имело огромное стратегическое и коммерческое значение для страны Та-Кемет, так как Кипр был важным источником дохода от торговли и налогообложения, а также местом для обширной чеканки монет.

Царями острова становились родственники египетских правителей, представители рода Птолемеев. После убийства восставшими египтянами фараона Птолемея Александра II у Рима возникла уникальная возможность захватить и Египет. Во-первых, прежний правитель был ставленником диктатора Суллы, или, как его называли, «послушным клиентом», во-вторых, снова всплыла любимая тема Рима с завещанием, только на этот раз оно якобы было написано, убиенным правителем Египта Птолемеем Александром II накануне своей смерти, в благодарность Риму за ранее полученный трон.

Печальным для египтян было то, что, убив своего царя, они как-то не заметили, что он был последним, прямым и законным наследником династии. Настоящие Птолемеи закончились. А трон пустовать, как известно, долго не может.

Египтяне сильно занервничали из-за возможности римского завоевания и решили быстро посадить кого-то на престол. Поскольку законных и чистых Птолемеев больше не осталось, они обратили внимание на побочную ветвь, двух незаконнорождённых сыновей Птолемея IX. Их быстро доставили из Понтийского царства, где они жили до поры до времени в гармонии с окружающим миром, никому не мешая и не подозревая, что их ждёт.

Таким образом, Египет достался Птолемею Неос Дионису, а вот на острове «богов и мудрецов», как именовали Кипр, стал править его родственник Птолемей Кипрский, ставший вассалом своего старшего брата

Но власть этих Птолемеев была очень шаткой. С одной стороны, оправившийся от своих проблем Рим и его новые герои Красс, Цезарь, Помпей подбивали сенат на военное вторжение и искали только случая, чтобы свергнуть незаконнорождённых, с другой — сами египтяне и киприоты проклинали своих царей. И если на Кипре у местного царя было немало сторонников, то у египетского — их не было совсем.

Существование римских притязаний на Египет для Птолемея Неос Диониса было настоящей проблемой, но ему в конечном итоге удалось решить свои дела с «Вечным городом». За большой откуп римские сенаторы признали его законным царём. Деньги нужно было отдавать, и царь первым делом сильно поднял налоги среди своих граждан. Ошалев от тягот, которые внезапно свалились на них, египтяне стали искать причину и, прознав правду о договоре с Римом, которая стала, как песок, медленно просачиваться в народ, они взвыли.

Царя проклинали буквально все за предательство. И если раньше об этом говорили шёпотом, осторожно прикрывая рот, то позже поносили уже открыто, вслух. Брожение началось не только в народе, но и в царском дворе, в армии. От фараона стали шарахаться, как от больного проказой.

Птолемей Неос Дионис снова впал в уныние. Он ежедневно отправлял послания в Рим, чтобы они прислали легионеров с целью постоянной расквартировки их в Египте, так как опасался народного восстания. Но Рим вместо помощи ударил в самое больное место Египта, остров Кипр.

В принципе этого следовало ожидать. Заключив сделку с Римом и выторговав у него своё признание, египетский Птолемей прежде всего заботился о себе и совсем позабыл о своём брате, не включив его в сделку. Скорее всего, в тот момент ему было не до братской заботы. Как бы то ни было, судьба Кипра не обсуждалась, чем римляне не преминули воспользоваться. И поднял эту волну, которая должна была обрушиться на Кипр и снести его, человек жутко ненавидящий кипрского правителя, как и самих жителей этого острова, имя, которому было Публий Клодий Пульхр.

Публий принадлежал к старинному патрицианскому роду Рима. Он родился в семье консула Аппия Клавдия Пульхра. Уже в молодости он снискал славу, почёт и уважение, хотя и слыл сильно противоречивым человеком, постоянно меняющим свои ориентиры. Так показательным служит следующий пример: в Риме сначала он выступал обвинителем заговора Катилины,³⁸ а потом резко стал сочувствовать заговорщикам.

Став верным союзником и, по сути, настоящим цепным псом Гая Юлия Цезаря, он рвал и метал в сенате, продвигая законы, которые были выгодны его хозяину. Многие восхищались дальновидной политикой Цезаря, сумевшего приручить этого человека.

Странная дружба с Цезарем началась после дикого случая, который устроил Публий Клодий Пульхр в день, посвященный «Доброй Богине». В этом праздновании разрешалось принимать участие только женщинам. Так вот в этот день любвеобильный Публий Клодий, переодевшись в женское платье, проник в дом Гая Юлия Цезаря, находившегося тогда в Испании, и явился на свидание к его жене Помпее.

Поскольку Публий Клодий был пойман и изгнан из дома Цезаря, случай получил широкую огласку. Учитывая то, что опозорен был не кто иной, а один из самых уважаемых людей в Риме и преступление носило религиозный характер, злоумышленнику грозил суд с последующим суровым наказанием.

Обвинителем с радостью выступил неформальный лидер Рима «обличитель грехов тяжких», «совесть нации» — Марк Тулий Цицерон. Римский политик рьяно взялся за дело. «Сама природа наделила меня стремлением к обнаружению истины», — заявил он тогда и дал опорочившие Публия показания, но далее произошло то, чего не ожидал никто. Цезарь вдруг с легкостью отнесся к этому делу, и ещё не дожидаясь суда, развёлся с Помпеей, мотивируя это тем, что «супруга Цезаря должна быть вне подозрений», а Публий Клодий Пульхр был полностью оправдан. Не было сомнений, что судьи были подкуплены. И подкупил их Гай Юлий Цезарь. И хоть Цицерон и продолжал негодовать по поводу этого решения, его никто не стал слушать.

— Твоя Помпея красивая молодая женщина, с хорошей фигурой, а ее тёмно-рыжие волосы и ярко-зелёные глаза могут свести с ума любого. Зачем ты развелся с ней? — недоумевал один из приятелей Цезаря Марк Лициний Красс.

Цезарь расхохотался ему в лицо.

— Я перестал любить рыжих. Когда любит один — назови это как хочешь: рабство, привязанность, уважение… Но это не любовь — любовь всегда взаимность! Я благодарю этого проворного малого, он развязал мне руки. Мне нужен был только предлог, чтобы развестись с ней. Помпея только умела тратить мои деньги. Красивая, глупая, бездетная дура, которая любит только себя.

— Но такое оскорбление! Цезарь, он унизил тебя, проникнув в твой дом, — нервничал Красс.

— Он оказал, не ведая того, мне услугу. Бывший враг может стать самым крепким другом. Этот человек быстро набирает популярность. Публий Клодий Пульхр сейчас герой среди городского плебса. Они агрессивны и радикальны. У него есть свои вооруженные отряды. Зачем мне враждовать с ним?

— Новый вождь рабов, — презрительно процедил Красс. — Хватит с нас и Спартака.

— Ты никак не можешь забыть свою великую победу? — поддел Цезарь Красса. — Нет, тут другой случай. В его лице я получу хороший свой тыл.

Так оно и произошло. После того, как суд оправдал Публия Клодия Пульхра, сводя этот случай к простому недоразумению, а именно будто бы он вошел в дом к Помпее, имея личное поручение от Цезаря, Публий был оправдан, и его карьера резко пошла в гору. Цезарь выхлопотал ему пост квестора в Сицилии, а после возвращения в Рим помог ему стать народным трибуном.

Пульхр не забыл такую милость и всю свою кипучую энергию употребил на благо своего покровителя, став надежным его оплотом в сенате в отсутствии самого Гая Юлия.

Перед отправкой Цезаря в Галлию на войну у них состоялся интересный разговор, в котором проконсул Цизальпийской Галлии³⁹ попросил Публия разобраться с Кипром.

Поздним вечером к одной из вилл Юлия Цезаря, неподалеку от Рима в районе озера Неми, подкатила запряженная резвыми черными скакунами трига.

Каменный дворец Цезаря имел три высоких этажа, к которым вели отдельные лестницы, большой вымощенный, тесаным камнем двор, с прекрасными зелёными лужайками. Десятки рабов трудились на его виноградных плантациях, которые растянулись как рукава рек далеко за горизонт. Вдалеке виднелись и поля, засеянные пшеницей.

Вилла, благодаря наличию в ней своих хозяйственных ферм со скотом и птицами, полностью обеспечивала себя всеми припасами, излишки которых поступали в продажу торговцам, скупавшим товар оптом.

Слуги предложили отдохнуть гостю с дороги и отвели его в баню. После того, как Публий Клодий Пульхр привёл себя в порядок, состоялась его встреча с Цезарем.

Гай Юлий Цезарь был человек высокого роста, со светлой кожей. Украшали этого славного мужа очень выразительные живые, тёмные глаза. Некоторый изъян в его облике был в чуть полноватом лице и лысине, которой он очень тяготился, стараясь зачесывать свои волосы назад, маскируя её. Проконсул принимал своего гостя в большом зале своей виллы, стены которой украшали живописные полотна в человеческий рост. Цезарь был большим поклонником искусства и тратил баснословные деньги, покупая работы лучших мастеров того времени.

— Да хранит тебя Юпитер! Я надеюсь, друг мой, ты хорошо отдохнул с дороги?

— Боги милостивы к тебе, Гай из рода Юлиев. Здесь чудесно, — признался Пульхр. — Виллы моего отца также прекрасны, но тут особенно мило, и это озеро, конечно, заслуживает восхищения.

— Я люблю здесь бывать, хотя римские пенаты, вилла и сады близ Тибра мне также дороги, — живо отозвался Цезарь.

— Судя по всему, здешнее место приносит хорошие доходы? — поинтересовался народный трибун.

— Да, мой управляющий неплохо знает своё дело, а местное вино одно из лучших в Риме, впрочем, ты можешь сам попробовать этот напиток богов за ужином.

— Благодарю. Я оценю его по достоинству.

— Как ты знаешь, скоро я отбываю во главе своих легионов в Галлию. Предстоит тяжёлая война. Я надеюсь, Рим по итогам её получит новые земли и славу, но это трудный путь, и я, находясь там, хочу получать только добрые вести из дома. Вот поэтому особые надежды я возлагаю на тебя. Скажи мне, Публий Клодий Пульхр, я могу быть спокоен за Рим?

— Не стоит волноваться, сенат Рима будет в наших руках, — Клодий зло усмехнулся.

— Есть одно дело, с которым нужно покончить как можно быстрей. Великий Рим должен, наконец, решить вопрос с кипрским Птолемеем. Его старший брат из Египта оказался гораздо дальновидней младшего, заплатив за своё царство. А младший делиться монетами явно не торопится. Вести переговоры с ним бесполезно. Мои посланники несколько раз возвращались ни с чем. Рим не считает больше его притязания на трон обоснованными, — Цезарь вопросительно посмотрел на народного трибуна.

— Я займусь этим вопросом. Это для меня еще и вопрос чести. Думаю, сенат поддержит нас. Закрома кипрского Птолемея были бы не лишними для твоей армии в Галлии.

— Ты тоже живёшь легендами о богатстве Кипра?

— Тому есть доказательства, один мой знакомый богатый грек, лично знающий кипрского царя, говорил о несметных его богатствах. Он спит и гадит на золоте. Тысячи и тысячи талантов лежат во дворце в Пафосе и ожидают, чтобы Рим забрал их себе.

— Хорошо. Убеди сенат, что наши действия принесут только благо Риму, и у нас есть полное право на захват острова.

— Цезарь имеет в виду завещание правителя Египта Птолемея Александра II, где он отдает свой трон Риму? Но существует ли оно вообще?

— Я думаю, что это такие же сказки, как и золотые горшки кипрского Птолемея, — засмеялся проконсул. — Все говорят про этот документ, но никто никогда не держал его в руках.

— В таком случае мы можем стать первыми. Если все наслышаны о нем, мало, кто удивится его появлению. И если прежний правитель завещал свой трон Риму, он мог бы подарить ему по завещанию и некоторые его земли… например, Кипр, — вкрадчиво намекнул Публий.

— Я не ошибся в тебе. Главное, чтобы подделка была качественной, — одобрил Цезарь.

— Боги помогут нам. У меня есть люди, которые знают толк в этих делах, — пообещал народный трибун.

— Славно, — заключил Цезарь. — Кипрскому царю, чтобы показать благодушие Рима, нужно предложить что-то взамен, дабы наша экспедиция не выглядела разбойничьим захватом, возможно, почётное место жреца в одном из храмов, впрочем, это на твой выбор. Война дает право завоевателям диктовать покорённым любые условия.

Клодий расхохотался:

— Ему там самое место быть!

— Я вижу, как в тебе клокочет злость, неужели та история, когда ты был в плену у пиратов и он отказался заплатить за тебя выкуп, правда?

Воспоминания заставили Пульхра поморщиться:

— Сущая, правда, Цезарь. Кипрский Птолемей порядочная сволочь и он водил тогда дела с киликийскими пиратами. Я по глупости попал к ним в плен и попросил его выкупить меня. Он открыто издевался, когда ему передали мою просьбу. Эта жирная свинья пожалела денег за моё спасение.

— Значит, это дело будет для тебя особенным. Попробуй отправить на Кипр этого мерзавца Катона. Подальше с глаз, чтобы не мешался. Он расторопный и исполнительный. Во имя Рима Катон распашет всю землю острова собственноручно. Заодно избавишься на время от его нравоучительных речей. Ещё это дерьмо шлюхи Марк Тулий Цицерон. Он по-прежнему опасен. Мы признавали его таланты, Красс и Помпей неоднократно предлагали ему быть нашим другом, но он хочет с нами войны.

— Тогда он её получит, — решительно заявил народный трибун. — Его эпоха закончилась! Цезарь, у меня хорошая память! Я стараюсь воздавать всем по их заслугам. Ты простил меня за тот дерзкий поступок, и я этого не забуду. Но я не прощу Цицерона и его обвинительную речь по отношению ко мне. Я выгоню эту плешивую собаку вон из Рима. У меня есть еще один повод для мести. Публий Корнелий Лентул Сура⁴⁰ был не чужим мне человеком.

— Я был против казни нобилей⁴¹ Катилины. Мало того сам тогда был под подозрениями.

— Знаю, Цезарь! Старика, как и всех других, задушили в тот же день. Эта брехливая гиена Цицерон самоутвердилась на казни достойных римлян.

Несколько минут оба молчали, пока тягостную тишину не нарушил Цезарь.

— Скажи, моя бывшая супруга была близка с тобой?

— Нет, клянусь всеми богами, — замотал решительно головой Публий Клодий Пульхр, — но сказать по чести, это могло быть. Я просто не успел.

— А ты наглец! Но мне это нравится! Благодарю тебя за откровенность, — удовлетворенно молвил Цезарь. — Ты, станешь надежным щитом и острым мечом Рима. Моим словом и моей волей. Ну а теперь настало время попробовать хорошее вино, — он пригласил гостя проследовать в обеденный зал, где уже был накрыт стол.

Гай Юлий Цезарь не ошибся в своем выборе. Публий Клодий Пульхр заступил на стражу его интересов в сенате, спустив на оппозицию, как собак на дикого зверя, всех своих сторонников. Первый удар он нанес по Цицерону. Народный трибун знал его больное место и именно туда и было направлено заточенное лезвие возмездия.

Он предложил проект закона, по которому любой магистрат,⁴² приговоривший к казни римского гражданина без соблюдения законной процедуры, карался ссылкой. Римский политик Цицерон в своё время без суда и следствия расправился с сообщниками Катилины. Были казнены Сура, Цетег, Цепарий и другие влиятельные граждане. Это взбудоражило знатных римлян, многие из которых были против такого самоуправства и затаили злобу на Цицерона. Теперь пришла расплата. Испуганные сторонники Цицерона понимали, что за этим законом стоят набравшие силу Цезарь и Помпей, а потому побоялись встать на защиту своего лидера и, по сути, предали его, малодушно проголосовав за этот закон. Понимая, что за этим последует, Цицерон в отчаянии просил его спасти действующего консула Пизона, но тот проигнорировал эти просьбы. На протяжении всего этого времени сторонники Клодия Пульхра всячески издевались и преследовали Цицерона. Встречая его на улице, они оскорбляли Марка, забрасывали грязью, нечистотами и камнями. У Цицерона остался один путь, поклониться Помпею. Помпей не горел сильным желанием встречаться с опальным оратором. Первый раз ему удалось благополучно скрыться. Узнав, что Цицерон ищет с ним встречи, он выскользнул, как змея, через потаённые двери своей виллы, но вот во второй раз, когда он явился к Гнею вместе с Лицинием и Лукуллом, удрать уже не удалось. Пришлось выслушивать скулящие просьбы Цицерона о пощаде. В завершении оратор и вовсе бросился Гнею в ноги, но, увы, было тщетно. Помпей проявил твердость и ответил отказом. «Совесть нации» Марк Тулий Цицерон оказался вне закона.

Вскоре он бежал из Рима и укрылся в Греции, став изгнанником. Торжествующий Публий Клодий Пульхр самолично сжег роскошную виллу философа на Палатине, помочился на угли и долго прыгал на её тлеющих остатках.

Второй удар народный трибун нанес по Кипру. По его инициативе магистрат Тит Авелий Прокул созвал заседание сената, где этот вопрос был главным в повестке заседания.

На рассвете одного из дней месяца квинтилия,⁴³ в великолепной Курии Гостилии,⁴⁴ построенной ещё в древний царский период по поручению царя Тулла Гостилия, ожидалось очередное заседание сената.

Патриции приходили на заседание по-разному, кто-то из них шёл быстрым шагом, не задерживаясь, и сразу входил в большой зал Курии, полы которой были украшены интарсиями из ценных пород мрамора, потом занимал место на деревянной сенаторской скамье в ожидании начала, другие подходили, не спеша, и прежде, чем войти в зал, оживленно беседовали с другими сенаторами на ступенях сената.

Здесь можно было увидеть настоящий цвет римской знати и аристократии. Вот размеренным шагом на заседание идет Великий Гней Помпей в белой тунике, на которой прочерчены две красные полосы, символизирующие власть. Римский политический деятель что-то обсуждает с двумя другими сенаторами. Помпей размахивает руками, видно, что он чем-то недоволен. Вот появился один из консулов Рима курносый голубоглазый Пизон, вслед за ним почти бегом по ступеням в сенат залетел другой консул курчавоволосый Габиний. Они заняли курульные кресла,⁴⁵ предназначенные для консулов и находившиеся посреди зала.

А вот уверенным шагом мимо застывшего караула в зал входит Марк Лициний Красс, он гордо расправил плечи и надменно посмотрел на своих коллег. Совсем недавно он увеличил своё состояние, купив и перепродав очередной сгоревший особняк одного из знатных граждан. Ходили упорные слухи, что созданная по его инициативе в Риме пожарная команда не только тушила дома объятые пламенем, но и успешно поджигала их.

В этот день на повестке дня было несколько вопросов, и главный из них, — это исполнение законных притязаний Рима к острову Кипр. По традиции перед открытием заседания председатель сената, а в этот раз им был почтенный Тит Авелий Прокул, как обычно вместе с несколькими жрецами, совершил жертвоприношение и, исследовав внутренности жертвенного животного, убедился, что боги благоприятствуют решению их дел. Об этом были оповещены сенаторы, которые, поднявшись со своих мест, приветствовали магистрата.

— Уважаемые сенаторы, наше заседание проводится по инициативе народного трибуна Публия Клодия Пульхра. Вопрос, который мы будем обсуждать, очень важный для Рима, — он закашлялся и, внимательно оглядев всех, продолжил немного хриплым голосом:

— К сожалению, многие патриции проигнорировали это заседание, как вы знаете, неявка по неуважительным причинам грозит им крупным штрафом, но кворум, чтобы принять важное решение, есть.

— Говори Dominus⁴⁶ Публий Клодий Пульхр, — обратился председатель к народному трибуну. Тот вскочил со своего места. Он поприветствовал всех присутствующих и свою речь начал с нападок на соратников опального Цицерона.

— Благодарю тебя, Тит Авелий Прокул. Боги свидетели мы обойдемся без этих сенаторов, которые из-за своей трусости не явились на заседание. В большинстве своём, это сторонники преступника Цицерона. Мне хотелось бы спросить у них, где сейчас ваш учитель? Скорее всего он просит милостыню и плетется по какой-нибудь пыльной дороге, опираясь на посох. Вы тоже хотите этой участи?

Большая часть зала засмеялась при этих словах и наградила оратора аплодисментами. Некоторые из сенаторов покраснели и опустили низко головы. Другие недовольно перешептывались между собой.

— Этот сын шлюхи, изнасилованной шакалом так запудрил вам головы, что, когда выносятся решения во славу Рима, вы стыдитесь их принимать. Что вами движет? Чего вы боитесь?

— Когда победы нам приносили Гай Юлий Цезарь или Марк Лициний Красс, — он поклонился в сторону Красса, заметив, как тот довольно покачал головой, — или Гней Помпей Магн, — оратор повернулся к сидящему ярусом выше Гнею Помпею, — всегда находились подлецы, завидовавшие их славе, боявшиеся их возвышения. И таким был предатель Цицерон. Слава Юпитеру, с ним покончено! Я только жалею, что не сбросил его самолично с Тарпейской скалы!⁴⁷ Отныне только дела во славу Рима должны двигать всеми вами. И пусть обрушат гнев боги на головы тех патрициев, которые будут сегодня против Рима. Слышите! Лучше подожмите свои хвосты и молчите. — Публий Клодий Пульхр погрозил неведомому врагу кулаком и снова удостоился аплодисментов.

— Теперь о главном. Один тиран, поправ все законы и главное — наплевав на римское право, царствует на острове Кипр. Этот остров был завещан Риму ныне покойным правителем «Чёрной земли» Птолемеем Александром II в своем завещании. Это завещание существует. Мы можем предоставить этот пергамент тем, кто сомневается. Но если Египет и его царь принял добрую волю Рима и стал его союзником, а мы признали его законным царем, то царь Кипра эту дружбу отверг. Этот узурпатор пользовался тем, что Риму долгое время было некогда заниматься внешней политикой. Возможно, он подкупил некоторых наших людей, которые, боясь разоблачения, не явились сегодня.

В зале поднялся шум, и те из сенаторов, кто придерживался другой точки зрения, попробовали протестовать.

— Уважаемый магистрат, народный трибун бездоказательно обвиняет часть наших сенаторов, — вскрикнул побагровевший Аврелий Квинт, но в зале поднялся такой шум и свист сторонников Публия, что они перекричали своих противников, заставив их замолчать.

— Тихо! Непозволительно кричать, — Тит Авелий Прокул призвал сенаторов к порядку. — Продолжай, Публий Клодий Пульхр, но будь осторожен в своих высказываниях, любое обвинение требует доказательств, — обратился он к народному трибуну.

— Благодарю за напоминание, председатель. Я продолжу. Купающийся в золоте Птолемей Кипрский не только угнетает своих добрых подданных, но еще и был в сговоре с пиратами, которые использовали остров как базу, делясь с ним награбленным. Я думаю, вам не стоит говорить, как мы натерпелись от киликийских пиратов. Многие из знатных римлян были в плену у этих разбойников. Я могу вам рассказать о своей встрече с ними. Гай Юлий Цезарь может также поведать свою историю. Слава великому Помпею, что он очистил Средиземное море от этих разбойников и разбил их. При этих словах, те кто обратил внимание на Помпея, не могли не заметить, как у того от удовольствия зарделись щеки.

— Я прошу сенаторов поддержать меня и направить в Кипр наши легионы. Птолемей Кипрский должен быть низложен. Я закончил.

Под шумные аплодисменты Публий Клодий Пульхр, довольный собой, уселся на место.

Он переглянулся с одним из консулов Габинием, поднял вверх ладони и стал обсуждать со своими сторонниками свою произнесенную речь.

Слово взял председатель Тит Авелий Прокул:

— Народный трибун, Публий Клодий Пульхр, — ты готов предоставить доказательство сенату, завещание царя Египта Птолемея Александра II, о котором упомянул в своём выступлении? — спросил он.

— Да, готов. Сенатор Квинт Фульвий Сципион, я прошу тебя показать завещание римскому сенату, — попросил Публий Клодий Пульхр одного из патрициев.

Тут же засуетился указанный сенатор, маленького роста человек, с большой лысой головой и короткими толстыми руками. Он цепко держал в них пергаментный свиток, и с ним стал обходить ряды сенаторов, которые с изумлением смотрели на этот взявшийся из небытия документ, о котором столько слышали, но никогда его прежде не видели и даже не верили в его существование.

— Я прошу других патрициев высказаться по предложению народного трибуна Публия Клодия Пульхра, — попросил магистрат, когда сенаторы познакомились с завещанием.

Практически все из выступающих, а среди них были и Марк Лициний Красс, и Гней Помпей Магн, поддержали народного трибуна.

Оппозиция после изгнания Цицерона была обезглавлена, и те, кто мог возразить против отправки римских легионов на Кипр, предпочли молчать.

Не молчал только Марк Порций Катон младший, непримиримый противник Цезаря. Однажды Катон сорвал планы проконсула, выступив с обструкцией против его одновременного консулата и триумфа, и это сошло ему с рук, но в другой раз, когда он открыто выступил против предложений Цезаря, сторонники последнего с ругательствами вынесли Катона с форума и бросили наземь в грязь. То унижение Катон запомнил надолго. Ходили слухи, что он даже готовил покушение на своего обидчика, вернее, занимался подстрекательством, подговаривая некоторых людей совершить это злодеяние, но прямых доказательств этому не было.

— Уважаемые «отцы города», Публий Клодий Пульхр много наговорил здесь про изменников, про Цицерона. Но он ничего не сказал о том, что Кипр — часть Египетского царства. Как отнесется царь Египетский, которого мы совсем недавно восславляли, сделали своим союзником к тому, что Рим посягнет на его остров? Ведь тот самый кипрский тиран — правитель, как выразился Публий, его кровный брат. Вам показывают завещание за подписью царя Птолемея Александра II, а кто докажет, что оно подлинное? Откуда оно у тебя, Публий Клодий Пульхр? Многие хотели бы это узнать! Я, как и все, слышал о его существовании, о том, что диктатор Луций Корнелий Сулла силой заставил египетского царя его подписать, но никто не знал, где его искать. Как к тебе, прямо скажу, не выдающемуся человеку, мог попасть этот важный документ?

Народный трибун снова вскочил со своего места.

— Уж не хочет ли сказать выдающийся Марк Порций Катон, что мы предлагаем сенату фальшивку? Да отсохнет мой язык, если я говорю неправду. Клянусь Юстицией,⁴⁸ оно настоящее! Это завещание мне передал лично Цезарь. А к нему оно попало недавно прямо из дворца Египетских правителей. Теперь я отвечу на второй вопрос. Хотите знать, как отреагирует египетский царь, когда услышит, что Рим хочет забрать остров Кипр? Никак! Он союзник Рима, а значит все, что делает Рим, неоспоримо. У его брата было время, чтобы принять предложения наших посланников. Он их проигнорировал. Теперь дело за Римом!

Многие сенаторы вскочили со своих мест, чтобы снова наградить аплодисментами Публия Клодия Пульхра.

При голосовании, которое последовало после обсуждения, большинство отцов города высказалось за ввод войск на Кипр. Судьба острова и его правителя была решена. Оставался только открытым вопрос, кто возглавит экспедиционные силы.

Слово снова взял Публий Клодий Пульхр.

— Я предлагаю сенаторам для лишения прав царствования Птолемея Кипрского рассмотреть и поддержать кандидатуру Марка Порция Катона, и в помощь ему также отправить уважаемого Публия Канидия Красса. И возложить на этих господ решение кипрского вопроса. Для них это будет почётным делом.

Это была отличная возможность — удалить Катона из Рима, при этом сделав его поневоле исполнителем задумок Цезаря, и она Публию блестяще удалась. Гордый он надменно смотрел победителем на ошарашенных Катона и Канидия, которые встали со своих мест. Катон хлопал глазами и беззвучно, как рыба, открывал рот, шлепая потрескавшимися губами, не зная, что сказать. Он ожидал чего угодно, но только не этого. А вот Публий Канидий Красс так и не понял, что его назначение было подстроено. Он принял его с радостью как ребёнок и вежливо поклонился «отцам города», которые аплодировали такому предложению Публия Клодия Пульхра. Но многие из знатных римлян раскусили план Публия и теперь открыто потешались, над сторонниками Цицерона, видя в какое неловкое положение они были поставлены.

Глава X. Последние дни

Со скоростью стрел Юпитера громовержца прилетели тревожные вести из «Вечного города» в столицу Египта — Александрию. Сенат Рима принял решение аннексировать Кипр. Это известие застало Птолемея Неос Диониса врасплох. Он не подозревал, что Рим, объявив его союзником, так быстро примется за колонии Египта. Более того, он не ожидал, что его кровный брат откажется заплатить Риму за дружбу. Так или иначе, захват Римом Кипра мог означать для него одно — новые, гораздо более страшные потрясения. Он понимал, что потерю острова ему как фараону Египетского мира ни за что не простят его подданные. Однако царь всё ещё надеялся, что ветер, принёсший дурные вести, переменится и кипрскому Птолемею удастся договориться с римлянами.

До поры до времени египетскому царю удавалось делать вид, что ничего не произошло. Он уклончиво отвечал на призывы своих министров об оказании помощи острову, ничего не ответил, когда сам кипрский Птолемей написал о своих проблемах с Римом и о том, что может произойти в ближайшие дни.

Обстановка накалялась, масла в огонь подлила делегация посланников с Кипра, которая прибыла в Александрию просить о помощи. Фараон долго не хотел их принимать, под предлогом занятости. Когда же состоялась их встреча, своим безразличием он удивил всех присутствующих.

Возглавлял делегацию энергичный грек Фавос, приближенный кипрского царя, который к тому же являлся близким другом военачальника Ахиллы, который после случая расправы с римским гражданином Марком Тулием Северусом попал в немилость к царю и был смещён с командных должностей. Но Ахилла, забыв обиды, также явился к царю вместе с киприотами.

Птолемей Теос Филопатор Филадельф Неос Дионис испуганно смотрел на этих людей, которые не вставали со своих колен и молча ожидали его решения. Рядом с царём была его дочь Клеопатра и находилась практически вся египетская знать.

Наконец Фавос прервал затянувшееся молчание:

— Великий, солнцеликий правитель Египта. Что мне передать своему царю? Ещё раз молю, защити своих подданных. Образумь римлян, используя свои богатые связи, или направь силу своего гнева и египетского оружия на захватчиков. Вместе с нашими богами мы выстоим!

У Птолемея Неос Диониса округлились глаза. По его лбу катились крупные капли пота, которые скатываясь с бровей, точно с горки, и затем падая на ресницы правителя, застывали там, словно плоды на ветке фруктового дерева. Он переглянулся со своими министрами, затем посмотрел на свою дочь, которая с грустью наблюдала за посланниками.

— Я много лет служил трону верой и правдой, — вставил своё слово Ахилла. — Земля Кипра, это земля Египта. Там живут наши братья. Нападая на них, они объявляют войну нашей стране. Пошли наше войско в защиту Кипра, великий царь. Я согласен возглавить его или быть при нём простым советником.

— Вы обезумели, — наконец ответил Птолемей. Он был в ужасе, у него тряслись руки. — О чем вы просите?! Опомнитесь, несчастные. Вы толкаете нас на войну с Великим Римом? Вы хотите торжества Ареста?⁴⁹ Что мы сможем им противопоставить? Ахилла, кому как не тебе знать, что наша армия в несколько раз меньше римской, гораздо хуже обучена. Римляне покорили весь мир, а вы хотите с ними воевать? Нет только не это!

— Но владыка, — изумленно прошептал Фавос, — как же так, мы, живущие на Кипре, твой народ. Ты оставляешь нас?

— На защиту Кипра, если кинуть клич, поднимется весь Египет от мала до велика, — добавил Ахилла. Надежда, как угольки остывающего костра, все ещё теплилась в его глазах, однако после следующих слов фараона она окончательно погасла.

— Я ничего не хочу об этом знать, — замахал руками Птолемей. — Это не моё дело. У вас есть свой правитель, мой брат. Он должен был решить все свои вопросы с Римом. Это несложно. Почему он упрямится? Всё, можете расходиться. Я никого не задерживаю.

При этих словах придворная знать недовольно громко зашепталась. Один из посланников закрыл лицо руками, у других, в том числе из свиты царя, на глазах появились слезы.

— Великий правитель, мы не бросим своего царя и будем сражаться за него, — с вызовом бросил Фавос.

— Это ваше дело, — язвительно ответил Птолемей Неос Дионис. — А еще лучше помолитесь богам может они снизойдут на землю и покарают римлян. Моя армия и флот останутся в Египте. А кто воспротивится царской воле, будет жестоко наказан.

Последние слова касались больше всего Ахиллы. Тот с гневом посмотрел на Птолемея, злобно сверкнули его глаза, но он ничего не ответил.

Рим приветствовал решение египетского царя — не оказывать помощь Кипру. Поступок Птолемея был высоко оценён, в частности Гнеем Помпеем Магном. «Мы с Цезарем не ошиблись в своем выборе, признав тебя единственным законным царем», — писал тот. Еще между строк Помпей приглашал фараона со своими близкими посетить Рим, обещав, что тому будут несказанно рады. Что имел в виду политик и полководец, непонятно, может, таким образом, он давал понять египетскому правителю, что в случае беспорядков Рим готов приютить его. Ещё Помпей обещал, что с его кипрским братом римляне обойдутся деликатно, «оставив место царя, он может занять предложенный нами высокий пост». Какой именно, Помпей не уточнил в своём послании.

Марк Порций Катон действительно не хотел крови. Прибыв на остров Родос, он обосновался там и отправил на Кипр одного из своих близких друзей, квестора Публия Канидия Красса. Тот посоветовал Птолемею уступить остров без сопротивления, обещая ему в этом случае безоблачную и почетную жизнь. Римляне предложили Птолемею стать жрецом в Пафосе, который в то время был центром религиозного культа богини Афродиты, но кипрский царь с гордостью отверг это предложение.

Перед римским вторжением он собрал свой народ, обратился к ним с проникновенной речью, заявив, что лучше умрёт, но не покинет их, и не сдержал слез. Несмотря на то, что киприоты, все как один, поклялись государю, что встанут на защиту Родины грудью, на деле оказались не такими воинственными. Когда римляне прошлись по Кипру, лязгая железом, им не было оказано практически никакого сопротивления. Армия побросала оружие и разбежалась по домам. Словно мыши, киприоты спрятались по своим норам, не рискуя вылазить из них, чтобы не попасть на глаза хищнику.

Единственная стычка с римскими легионерами произошла в районе царского дворца. Дворцовая гвардия царя во главе с греком Фавосом вступила в неравный бой с людьми центуриона Марка Эмилия Альбина. Киприоты были все перебиты, Фавос оказался заколот самим центурионом. Римляне завершили эту кампанию без потерь, только несколько из них получили легкие ранения. Когда римские пехотинцы штурмовали дворец, царь, поняв всю бесполезность сопротивления, умертвил себя, приняв яд.

Так его и нашли сидевшим на троне со склонившейся головой, на полу валялась золотая корона и большой, украшенный драгоценными камнями кубок. Похоронен он был достойно, как и обещали римляне, они не устраивали никаких расправ над населением.

Так Рим прибрал к своим рукам остров, который сотни лет был важной частью Египетского мира. Квестор Публий Канидий Красс ретиво взялся за дело управляющего, переписывая и отправляя в Рим сокровища царя, а также опустошая кипрские закрома. Золота было много, но далеко не столько, как гласили легенды.

Римляне перекопали практически весь остров, ища многочисленные пиратские клады Птолемея и было успокоились, но тут поддали жару местные жители, которые, переждав грозу, выползли изо всех щелей, словно тараканы ночью. У предприимчивого люда появился хороший заработок в изготовлении ложных карт сокровищ.

Они рисовались и продавались в основном за два-три денария, «глупым римлянам» не только в Пафосе, но и во всех малых и больших поселениях острова. Весь остров снова вооружился кирками и лопатами. Но время шло, а кладоискатели ничего не находили, оставляя после себя только бесчисленные разрытые ямы.

Многие римляне, жившие в Та-Кемет ещё задолго до переворота на Кипре, опасаясь гнева египтян, сочли за благо покинуть «любимую землю». Каждый день с пристани отплывали корабли, набитые их добром. Египтяне злорадствовали, посылали им проклятья и грозили вслед кулаками.

После же известных событий, произошедших в Пафосе, ярость египтян не знала границ. Они считали земли Кипра своими, там жили их родные и близкие, а потому оккупация римлянами острова «не должна была остаться безнаказанной», заявляли многие из них. В Египте начались бунты. Среди восставших были не только бедняки, но и неджесы.⁵⁰ Народ стал громить торговые лавки, участились разбои, нападения на иностранцев, которые также вслед за римлянами стали в спешном порядке покидать Египет. Обстановка накалялась. Не было спокойно и в армии. Многих рядовых и офицеров возмутило предательство их царя. Некоторые из них открыто выражали неповиновение и бросали службу.

Обо всём этом фараону докладывал тайный советник евнух Мардиан.

— Я боюсь, что дальше ситуация всё больше будет выходить из-под нашего контроля. Сегодня подожгли портовые склады. Толпа торжествовала и скандировала твоё имя. Потом они сделали чучело, нарекли его Птолемеем и спалили в этом огне. Тебе желают смерти. С каждым днём к бунтующим присоединяются новые мятежники. Они прибывают из других городов страны. Мы можем потерять контроль над столицей.

— Имеют ли мои люди отношения к этим бунтам? — спросил фараон.

— Некоторые из них сочувствуют заговорщикам, но выступления пока носят стихийный характер.

В это время к отцу, в царские покои, зашла Клеопатра. Она, видя, что он разговаривает со своим тайным советником, хотела сразу выйти, чтобы не мешать, но фараон сделал знак рукой, чтобы дочь осталась. Клеопатра повиновалась. Посмотрев на отца, она ужаснулась. Он производил жалкое впечатление. Фараон весь съёжился и стал представлять собой безликую липкую массу. Он неосознанно крутил в руках свой парик и его била нервная дрожь. Как помочь своему отцу девочка не знала. Подойдя к нему, она обняла и сильно прижалась к этому потерявшему самообладание телу, но и этих родных прикосновений было достаточно. Царь выпрямился и перестал дрожать.

— Неужели мы не можем подавить это восстание? — продолжил разговор царь. — Где мои командующие, мои офицеры?

— Большинство из них саботирует приказы. Твой верный слуга Армоний на пути в царство мертвых, он не поднимается с постели уже несколько недель, Ахилла после смерти своего близкого кипрского друга затаил на тебя злобу. Сегодня горожане разоружили большой отряд стражи, который явился, чтобы устранить беспорядки. Воины побросали оружие и вместе с командиром примкнули к разбойникам, занимающихся грабежом, — ответил Мардиан. — Боюсь теми силами, которые еще остались нам верны, мы не сможем выдержать даже лёгкий штурм дворца, если, не приведи боги, до этого дойдёт.

— Хорошую дружбу мне предложили римляне, нечего сказать! Свергли моего брата, настроили против меня весь этот вонючий сброд. Я снова напишу Помпею, попрошу его срочно прислать войска, если мы не надеемся на свои силы. — Птолемей посмотрел на Мардиана, но не увидел там одобрения этого решения.

— Даже если Помпей решит прислать легионы в Александрию, ему нужно вначале заручиться согласием сената, а у нас на это нет времени. Великий царь, счёт пошел на дни.

Клеопатра понимала, что в стране происходят важные события, которые могут затронуть и её жизнь. Она увидела перемены, произошедшие с людьми, которые окружали ее. Они в одночасье стали какими-то чужими. Все эти косые взгляды, перешёптывания. Многие из чиновников уже сбежали из дворца, над которым сейчас нависла и набухла огромная грозовая туча, готовая вот-вот прорваться и залить его кровавым дождем. Бедный отец! Он оказался заложником чужих решений и амбиций. Пытаясь получить свободу и выторговав у римлян своё царство, он, того не понимая, разрушил его этим. У Клеопатры выступили на глазах, словно крупинки жемчуга слёзы.

— Я прошу тебя сейчас быть рядом. Ни в коем случае не покидай дворец. И сократи свои прогулки. Это опасно. С тобой всегда должна быть охрана во главе с Архандром. Пообещай мне это. Передай всем своим учителям и в особенности Ксанфию, что я хочу поговорить с ними.

Тем временем в окружении второй дочки царя Береники особую активность проявлял её фаворит Потин. Он почувствовал, что время, наконец-то пришло, и как толстая крыса, шнырял по подворотням Александрии, встречаясь с нужными ему людьми. Это были жрецы, военные и просто чернь. Со всеми он проводил долгие тайные беседы. Не забыл он нанести визит и знакомому нам иудею Ицхаку. Он застал своего приятеля в послеобеденное время. Иудей занимался в своём небольшом саду с деревьями. Он с помощью верёвки соединял расщепленные ветви, а само место покрывал толстым слоем глины пополам с навозом. Рядом с ним трудились его дети и супруга, маленькая, коротконогая женщина, со жгучими темными волосами.

— Мой добрый господин, в какое хорошее время мы живем. Кто бы мог подумать, что всё так сложится! — приветствовал он Потина, поднимаясь с корточек. — Позволь предложить тебе своего знатного вина!

— Довольно будет просто воды.

— Зисель, — окликнул он свою женщину. — Принеси нашему гостю воды, да поживей.

Супруга, бросив занятие, покорно пошла в дом.

— Скажи мне, Ицхак как этнарх,⁵¹ люди из твоей общины участвуют в погромах? — поинтересовался толстый евнух.

— О нет, господин, мои люди тихо сидят по домам. Зачем нам, иудеям, громить то, что приносит деньги? Этим занимаются глупцы, в основном местные египтяне, а им помогают разбойники из сирийцев и греков, мало, кто из иудеев будет бесцельно носиться, горланить и поджигать лавки.

— Мне снова нужна твоя помощь и участие всех твоих людей, — евнух уставился своими маленькими глазками в огромные темные глазища иудея и пожалел, что это сделал. Сильный испепеляющий взгляд Ицхака обжег его и заставил отвести глаза.

— Что господин хочет на этот раз? Управлять бушующими волнами?

— Ты читаешь мои мысли, — проблеял Потин. — Не скажу, что это мне приятно.

— У господина всё написано на лице, зачем нужен Ицхак, что должен сделать Ицхак, — недовольно ответил иудей. — Но мы не варвары и не будем громить город.

— Нашему Авлету нужно помочь отправиться в дальнее путешествие в Аменти,⁵² — прямо сказал ему евнух. — Смогут ли твои молодцы быть в числе тех, кто захватит дворец, и в случае чего помочь в этом деле?

Ицхак ничего не ответил Потину. Он перевел разговор в другое русло.

— А вот и Зисель. Познакомься с моей супругой, господин. Красотка, не правда ли? — иудей грубо прижал её к себе. — Хорошая жена и прекрасная хозяйка. И в любви хороша, большая сочная грудь и очень мягкие широкие бедра. Посмотри, каких молодцов мне подарила, он показал на своих четверых детей, копошащихся в земле. Рожала легко, как кошка, и ещё столько же принесёт. Да, Зисель?

Супруга Ицхака изобразила кокетство и засмеялась.

— Ладно, ступай к детям, — резко сменил тон иудей. После некоторого молчания, он, наконец, вернулся к главной теме разговора.

— Если так далеко зашло, то иудеи не останутся в стороне от происходящих событий, — ответил он уклончиво. — Но мы должны знать, что перемены принесут нам только лучшее. Сможет ли господин обещать, что он в дальнейшем не забудет о той услуге, которую ему окажут наши люди?

— У знатной госпожи, чьи интересы я представляю, хорошая память, — толстяк вытер вспотевшее лицо платком.

— Ну тогда будем считать, что мы договорились, — изрек довольный иудей.

Вечером того же дня Потин нашептывал последние новости Беренике и открыто поделился с ней своими планами. Старшая дочь возлежала на мягком ложе возле небольшого бассейна, на ней была легкая прозрачная туника, которая практически не скрывала все её прелести.

— Сиятельная госпожа, как всегда, ослепительно прекрасна, огонь который она источает ярче самого солнца, — Потин действительно был восхищен красотой Береники и не сводил с неё глаз.

Та в ответ кисло улыбнулась.

— Госпожа, пришло время брать власть в свои руки, более удобного случая и представить нельзя. Боги нам не простят, если мы им не воспользуемся. Весь Египет парализован, еще чуть-чуть и вспыхнет большое восстание, которое нужно будет возглавить.

Береника задумалась. Она долгое время молчала.

— Ты уверен, что верные отцу войска не смогут погасить этот бунт? — резко спросила царевна.

— Да. Клянусь богами нужно взять трон сейчас, иначе на него найдутся другие претенденты.

— Это всё так быстро и так неожиданно, — Береника колебалась. — Ты понимаешь, на что меня толкаешь? Это измена. Я могу лишиться головы, если выступлю против отца и твой план провалится.

— Птолемей обречен. От него отвернулись все. Армия, высшие офицеры, знать, наконец, простой народ. Своей трусостью по отношению к Кипру он всех настроил против себя.

— А если ему на помощь придут римляне? Что тогда? — Береника, нервничая, стала крепко сжимать свои тонкие пальцы, отчего те захрустели.

— Римлянам, судя по всему, сейчас не до него. Они еще не успели переварить Кипр. Хищник сейчас отдыхает и его трудно заставить снова пойти на охоту. Но нам нужно не мешкать. Разразившийся огонь перемен может потушить дождь, но пока небеса по воле богов безоблачны.

Береника сомневалась. Риск был большой. Она понимала, что если им и удастся захватить власть, Рим может не признать свершившийся переворот. Хотя… договориться ведь можно и с Анубисом,⁵³ всё решает золото.

— Твои сторонники ждут ответа.

— Их много? — поинтересовалась она приглушенным голосом и добавила: — моих сторонников.

— Достаточно, — Потин сжал губы. — Да, решайся же, — взвизгнул он!

— Нужно не допустить, чтобы все эти простые оборванцы ворвались во дворец. — Они ведь не будут разбирать, кто прав и виноват? Я хочу, чтобы ты поговорил с Ахиллой от моего имени. Передай ему, что дочь царя хочет его видеть. Узнай, согласен ли он нам помочь?

— Госпожа, те люди, кто возьмет дворец, управляемы. Обещаю тебе, то чего ты боишься, не случится, — попытался возразить Потин, но она его не слушала.

— Можешь быть свободен, — сказала, как отрезала царевна. — А теперь купаться!

Береника позвала служанок, они послушно облепили свою госпожу, как пчелы сладкий пирог и, нисколько не обращая внимания на Потина, раздели, взяли под руки и помогли спуститься по мраморным ступеням в бассейн.

Потин остался крайне недоволен разговором с дочкой царя, её нерешительностью, похоже, она не разделяла его планы по захвату дворца. Он крепко задумался прежде, чем выполнить её поручение и отправиться к Ахилле, но, поразмыслив, все же зашагал по направлению к его дому. Ахилла жил неподалеку в небольшом, утопающем в зелени особняке, в царском квартале.

— Хозяин плохо себя чувствует, — предупредили евнуха слуги. — Уже несколько дней он не выходит из дома. Так переживает из-за смерти своего друга.

Ахилла действительно пребывал в дурном настроении. Он был небрит, от него сильно разило вином. Мутными глазами, оглядев Потина, бывший командующий что-то буркнул невнятное в ответ на его приветствие и повалился на ложе.

Потин передал ему просьбу Береники о незамедлительной встрече с ней.

Выслушав евнуха, Ахилла поднялся и проследовав нетвердой походкой до стола с кувшином вина, налил себе полную чашу. Он вопросительно посмотрел на Потина, предлагая ему присоединиться, но тот отрицательно развел руками.

Выпив вина, он наконец-то хрипло произнес:

— Ты предлагаешь мне возглавить дворцовый переворот? И говоришь это открыто бывшему главному стражу фараона?

— Я предлагаю только поддержать порядок. Дни Птолемея сочтены. Дочь царя считает, что от черни не должна пострадать знать, дети царя, придворные вельможи. Обеспечь их защиту. Тебя любят в армии, они послушают своего командира.

— А Птолемей? Что вы хотите с ним сделать?

— Мы не обсуждали это с госпожой Береникой. Но люди вряд ли пощадят его.

— Ты затеял опасную игру, Потин. Восстать против избранника богов, — задумчиво произнес Ахилла.

— Полно тебе. Он подобно Сету⁵⁴ предал своего брата и весь кипрский народ. И ты говоришь о богоизбранности Птолемея? — презрительно фыркнул толстяк. — Не забывай, по чьей вине погиб твой друг.

— Не тебе об этом судить, евнух, — зло ответил Ахилла. — Он был мне как брат и однажды спас мою никчемную жизнь. Я сам виноват в гибели Фавоса, нужно было его отговорить от безрассудного поступка вступить в бой с римлянами. Ахилла снова дрожащими руками потянулся к кувшину с вином.

— Великий Ахилла, ты видно давно не выходил в город. Еще немного, и он станет самой преисподней. — Потин рассказал ему о последних событиях. — Настойчиво тебя прошу явиться во дворец и встретиться с моей госпожой. Нужно спешить!

Ахилла продолжал слушать Потина. Он понемногу возвращался к жизни, из которой на продолжительное время выпал. Его суровый взгляд постепенно смягчался, словно чёрствый хлеб, замоченный в молоке.

— Передай госпоже, что в самое ближайшее время я буду у неё. Но пока не предпринимайте никаких действий, — распорядился он.

Вечером того же дня Ахилла в сопровождении нескольких доверенных ему офицеров в парадной форме при золотых орденах прибыл во дворец. После долгого обсуждения с Береникой они решили действовать сообща. Царя решено было заставить отказаться от власти и подвергнуть аресту. Что делать с ним дальше, заговорщики так и не решили.

Но они опоздали. Великий фараон Птолемей Теос Филопатор Филадельф Неос Дионис вместе со своей дочерью Клеопатрой и несколькими доверенными людьми тайно успели покинуть Александрию, сорвав все планы заговорщиков.

Примечания

1

Верхняя мужская одежда у граждан Древнего Рима.

2

«Чёрная земля» — это древнеегипетское название Египта.

3

Исида — одна из значимых богинь пантеона древнего Египта, идеал женственности и материнства.

4

Осирис — бог возрождения, царь загробного мира и судья душ усопших.

5

Мера длины. Птолемеевская и римская стадия равнялись — 185 м.

6

Дворец правосудия.

7

В Древнем Египте женская одежда, рубашка, длиной немного выше щиколотки.

8

Отцелюбивый брат, любимый Бог, молодой Дионис.

9

Многоглазый великан, в древнегреческой мифологии. В связи с чем получил эпитет «Всевидящий».

10

«Пожирательница» — в египетской мифологии чудовище, богиня возмездия за грехи.

11

Традиционное украшение египтян, широкое плоское ожерелье — воротник.

12

Богиня неба, любви, женственности и красоты, супруга Хора.

13

Священный бык имевший собственный храм в Мемфисе.

14

В мифологии Древнего Египта — загробный мир.

15

Горус (Хор) — тот, кто высоко. Бог неба и солнца в облике сокола, человека с головой сокола или крылатого солнца.

16

Богиня истины, справедливости, закона и миропорядка. В момент создания мира она сотворила порядок из хаоса.

17

Второе после сенаторов сословие.

18

Великий управитель, высшая должность в Древнем Египте.

19

О вкусах не спорят! (пер. с латинского).

20

Прозвище царя означающее дудочник, флейтист.

21

Бог растительности, виноделия, вдохновения, а также театра.

22

Слуги.

23

В Древности название города Тентира.

24

Более пятисот метров (прим. авт).

25

Порядка около пяти метров (прим. авт).

26

Анукет — богиня-покровительница Нила и его разливов.

27

Эллинистический бог изобилия, плодородия, подземного царства и загробной жизни.

28

Древнеегипетский бог солнца, верховное божество в религии древних египтян. Его имя означает «Солнце».

29

Богиня неба. Она поднимала души умерших на небо после их смерти. Нут каждый день проглатывала солнце и звезды, чтобы затем родить их вновь.

30

Божественная птица из египетской мифологии, первой влетевшая в космическую тьму нарушив безмолвье хаоса.

31

Систр — ударный музыкальный инструмент без определённой высоты звука. Использовался в религиозных процессиях.

32

Ихи (Айхи) — бог музыки и покровитель музыкантов.

33

Аха — бог богатства и безопасности.

34

Мангусты.

35

Квинт Серторий — руководитель мятежа против сулланского режима в Испании в 80 — 72 годах до н. э.

36

Бастет — древнеегипетская богиня женской красоты, плодородия, домашнего очага и кошек, которая изображалась в виде кошки.

37

Бог войны.

38

Заговор Катилины — попытка части римского нобилета захватить власть в результате вооружённого выступления в 62 г. до н. э. Событие названо по имени Луция Сергия Катилины.

39

Гай Юлий Цезарь в дальнейшем будет использовать эту провинцию как плацдарм для войны в Трансальпийской Галлии.

40

Публий Корнелий Лентул Сура — консул 71 года до н. э. Стал участником заговора Катилины и был казнён без суда. Цицерон сыграл активную роль в его казни.

41

Нобилитет — в древнеримской республике правящее сословие рабовладельческого класса из патрициев и богатых.

42

В Древнем Риме — должностное лицо, избираемое населением на один год, для безвозмездного исполнения государственных функций.

43

Месяц квинтилий (пятый).

44

Курия Гостилия — в республиканский период строение на Римском форуме. В курии, расположенной около комиция, собирался Сенат.

45

Особое кресло без спинки с X — образными загнутыми ножками. В Древнем Риме могло принадлежать только высшим магистратам.

46

Господин, хозяин, владелец, повелитель, распорядитель и т. д.

47

Отвесная скала в Древнем Риме, с юго-западной стороны Капитолийского холма. С нее сбрасывали осуждённых на смерть преступников.

48

Богиня правосудия, соответствующая богине Фемиде в древнегреческой мифологии.

49

В древнегреческой мифологии Арес являлся богом войны, кровопролития и насилия.

50

Неджес (маленькие). Слуги фараона в Древнем Египте, имевшие собственное земельное хозяйство.

51

Этнарх — глава общины или другой организации в греко-римском мире.

52

Название подземного, загробного мира в древнеегипетской мифологии.

53

Анубис — бог погребальных ритуалов и мумификации, «страж весов» на суде Осириса в царстве мёртвых.

54

Бог ярости, хаоса, войны и смерти. Сет решил отомстить брату Осирису за то, что супруга Сета Нефтида полюбила того. Он подстерёг его на охоте и убил.