Обретая суперсилу. Как я поверил, что всё возможно. Автобиография

Дж. Майкл Стражински, 2019

«Если история моей жизни и интересна, то разве что тем, что она доказывает существование возможности выбрать собственный путь, разорвать порочный круг насилия, абьюза и сомнений и ясно показывает, что можно бороться и победить». Джозеф Майкл Стражински известен нам прежде всего как один из самых успешных сценаристов-фантастов. Он автор фильмов «Тор», «Другой мир: пробуждение» и, конечно, популярнейшего сериала «Вавилон-5». Но есть история, которую он никогда прежде не рассказывал: его собственная. В автобиографии Стражински рассказывает о своем детстве, которое он провел в крайней нищете. Отец был жестким и пьющим человеком, а мать то и дело оказывалась в психиатрических клиниках. Убежище от ужасов реальности молодой Джо нашел в любимых комиксах. Читая об удивительных мирах и супергероях, он понял, что и у него есть своя суперсила – рассказывать истории, от которых невозможно оторваться. Но даже добившись успеха, Стражински много лет не мог избавиться от темной и шокирующей тайны его семьи. Это история созидания и тьмы, надежды и успеха, невероятного злодея и маленького мальчика, который стал героем своей жизни. И, конечно, захватывающий закулисный взгляд на создание любимых фильмов и сериалов. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Глава 3

Быстрее пули

Устав от постоянных забот о моей сестре, София и моя тетка настояли на том, чтобы Чарльз обратился за помощью к матери Эвелин. Они надеялись, что ее присутствие благотворно скажется на психическом здоровье ее дочери. Отцу эта идея не понравилась, он уже повоевал с Грейс, когда суд аннулировал его брак и запретил въезжать на территорию Калифорнии, но он был бессилен перед их напором. Чувствуя себя совершенно несчастным, Чарльз позвонил Грейс и попросил ее приехать в Нью-Джерси.

Это событие можно было назвать чрезвычайным, потому что до момента звонка материнская сторона семьи была для меня загадкой. С точки зрения Чарльза, только родственники с его стороны были достойны уважения, и к членам семьи Эвелин он относился как к деревенщине. Он настолько хотел стереть все связи с ними, что приказал Эвелин уничтожить все ее личные фотографии. Эвелин демонстративно разорвала несколько снимков у него перед носом, а остальные тайно отправила моей тетке на хранение.

Так как в семье никто и никогда не говорил о Грейс до момента, когда она вышла из автобуса, который привез ее из Калифорнии, я и не знал, что у меня вообще есть бабушка по материнской линии. Все выглядело так, как будто отдел кастинга внезапно понял, что забыл нанять актрису на роль, и сделал это в самый последний момент, надеясь, что никто не заметит, что раньше в истории она никак не участвовала.

Грейс была одной из пятерых детей в семье, скитавшейся по засушливым районам Запада. Вместе с Эвелин она жила в шахтерских городках Вайоминга и работала на фермах Тексарканы и Арканзаса, пока наконец не переехала в старый трейлер в Вальехо, который и стал для них домом. С первого и до последнего дня моего с ней знакомства Грейс выглядела на все двести сорок семь лет, хотя на самом деле ей было не больше двухсот девяти. Ее кожа напоминала старый пергамент, а лицо было покрыто сеткой мелких морщинок, которые всегда двигались в противоположном направлении от того, куда она наклонялась, словно они вечно искали возможность убежать от своей хозяйки куда подальше. Ее лицо наглядно демонстрировало результаты воздействия слишком яркого солнца и выкуривания неимоверного количества сигарет. Каждое утро, прихватив с собой чашку кофе, она усаживалась в углу гостиной, вытаскивала свой набор для вязания и пачку сигарет «Кэмел» и приступала к непрерывному курению, окутывая комнату плотным облаком табачного дыма. Мой отец тоже курил, но по сравнению с Грейс он был просто любителем. Чарльз курил для разнообразия, а Грейс делала это для того, чтобы переделать земную атмосферу во что-то, что более подходило для представителей ее вида.

Грейс и отец презирали друг друга и старались держаться друг от друга на расстоянии, совершая круговые движения, словно скорпионы в банке. Ее присутствие вынудило Чарльза отложить ночные избиения до поры до времени, поскольку он знал, что, попытайся он совершить что-либо подобное, она бы выколола ему глаза своими вязальными спицами, пока он спит.

Когда Чарльза не было дома, Грейс уговаривала мать вернуться с ней в Вальехо и получить еще одно защитное предписание. Официально Эвелин не была замужем, так почему бы и не уехать?

— Как только Чарли найдет работу, все будет в порядке, — отвечала Эвелин, а потом добавляла: — Да и потом, куда я поеду? Что я там буду делать? Уж лучше здесь.

Уж лучше здесь. Это была ее мантра и источник моей нескончаемой злости. Для меня это звучало как «Лучше ничего не делать, чем что-то менять». Она выбирала инерцию как путь наименьшего сопротивления. Я видел, что мать и шагу не хочет сделать, чтобы изменить жизнь в лучшую сторону, и это внушило мне настоящий ужас перед идеей, что нужно смиряться с тем, что есть, вместо того чтобы попытаться сделать так, как может быть. Я поклялся себе, что никогда не буду говорить себе такие слова, как «здесь лучше, здесь безопаснее», я буду пробовать изменить свой мир, и если он сгорит, то туда ему и дорога.

Телевидение превратилось в единственный способ хоть на время, но забыть о моей семье, и я тут же влюбился во все научно-познавательные программы о космосе и динозаврах и подружился с Багзом Банни, Супи Сейлсом, Капитаном Кенгуру, Космическим патрулем и Полковником Блипом.

Я ПОКЛЯЛСЯ СЕБЕ, ЧТО НИКОГДА НЕ БУДУ ГОВОРИТЬ СЕБЕ ТАКИЕ СЛОВА, КАК «ЗДЕСЬ ЛУЧШЕ, ЗДЕСЬ БЕЗОПАСНЕЕ», Я БУДУ ПРОБОВАТЬ ИЗМЕНИТЬ СВОЙ МИР, И ЕСЛИ ОН СГОРИТ, ТО ТУДА ЕМУ И ДОРОГА.

В эти короткие моменты я был где-то совсем далеко от Патерсона. Но вот когда телевизор выключали, я снова возвращался туда, где был изначально, в этот отвратительный мир, который не имел для меня никакого значения.

И вдруг я открыл это.

Я нашел его.

Супермена.

Быстрее пули…

Мощнее локомотива…

Одним махом способного перепрыгнуть через небоскреб.

Я забывал о том, что за образом супермена скрывался Джордж Ривз, а «Приключения Супермена» — это всего лишь телевизионное шоу. Для меня Супермен был настоящим и, в отличие от моего отца, он был добрым, честным и справедливым, и атаковал только тех, кто напал на него первым.

Эпизод, который меня поверг в шок, назывался «Письмо на день рождения». В нем Супермен соглашается отвезти девочку-калеку на сельскую ярмарку в день ее рождения. Незадолго до этого на него нападают бандиты.

Однако, невзирая на то, что они вытворяли, я знал, что он защитит ее, что он никогда на свете не отступит, пока не отвезет девочку на ярмарку.

Я плакал без остановки. Если бы Супермен был моим отцом, он никогда бы не позволил кому-нибудь или чему-нибудь обидеть меня.

Увы, он не был мне отцом, я был одиноким и беспомощным, и ничто не могло это изменить.

ДЛЯ МЕНЯ СУПЕРМЕН БЫЛ НАСТОЯЩИМ И, В ОТЛИЧИЕ ОТ МОЕГО ОТЦА, ОН БЫЛ ДОБРЫМ, ЧЕСТНЫМ И СПРАВЕДЛИВЫМ, И АТАКОВАЛ ТОЛЬКО ТЕХ, КТО НАПАЛ НА НЕГО ПЕРВЫМ.

А потом меня полностью захватили мультфильмы Макса и Дэйва Флейшеров про Супермена. Мультики были прекрасны даже на маленьком черно-белом экране нашего телевизора. Сцена, где Супермен использовал свой плащ, чтобы защитить Лоис Лейн от брызг раскаленного металла, привела меня в полный восторг, я ею просто зажегся. Вместо того чтобы рассердиться на нее из-за того, что она втянула их в неприятности, Супермен повел себя благородно, храбро и в конце концов спас Лоис. Этот эпизод намертво отпечатался в моем восприятии, и мой разум начал вращаться вокруг одного чрезвычайно важного понимания:

Нет, Супермен никогда не стал бы моим отцом, но если я очень и очень захочу, то, может быть, я сам когда-нибудь стану Суперменом. Идея не выглядела такой уж неправдоподобной, тем более что в «Приключениях Супермена» был эпизод о мальчишке, который нашел костюм Супермена, надел его и стал чуть ли не таким же неуязвимым, как сам Супермен. У меня не было костюма Супермена (у одного мальчишки с нашей улицы был такой костюм, и это здорово меня раздражало, в том числе потому, что он не осознавал всей его мощи и силы). Но когда я закрывал глаза, то легко мог представить себя в нем, а это ведь почти так же круто, правда?

Если бы я был Суперменом, никто не посмел бы обидеть меня. Я бы защитил мать, и она не злилась бы на меня и не пыталась снова сбросить меня с крыши. Но даже если бы она это сделала, это не имело бы никакого значения, ведь я был бы Суперменом, и я бы просто полетел вверх, навстречу небу.

Ближе к осени Эвелин стала чувствовать себя лучше, она вышла из тяжелой депрессии, что позволило ей вести более или менее нормальную жизнь, и Грейс вернулась к себе в Вальехо, а я пошел в школу Святого Причастия, где из меня собирались сделать прилежного католика. Первый раз в жизни меня окружали сверстники, и я прошел что-то вроде обряда посвящения, в котором участвовали школьные задиры. Сестры-воспитательницы редко появлялись на игровой площадке, ведь их воспитанники — выходцы из одного из криминальных районов города, которые в общем-то были обречены встать на путь преступности, так что к чему было тратить на них усилия? Возможно, они воспринимали время, проведенное с нами на площадке, как часть профессионального обучения. В большинстве случаев я проводил свободное время, тихо сидя в уголке школьного двора, пока все остальные дети играли, так что школьные задиры не донимали меня до того дня, когда трое ребят из старших классов не начали бить одну из девочек.

Чем дольше они били ее, тем злее становился я, потому что сцена напомнила мне то, что я так часто видел дома. В конце концов я вспомнил, как Супермен стоял над Лоис Лейн, прикрывая ее плащом, и, словно могучее дерево, вырос между обидчиками и девочкой. Кулаки прижаты к бедрам, ноги слегка расставлены в классической позе. Я представил себя в костюме своего любимого героя и с плащом, развевающимся на ветру. Мои противники были раза в два крупнее меня, но я был уверен, что ярость, которую излучали мои глаза, и героическая поза повергнут их в бегство.

Они повалили меня на тротуар.

Меня избивали в течение нескольких недель, и в конце концов я вышел из себя.

Как всегда, они поджидали меня на игровой площадке во время перерыва на ланч, и, как только сестры-воспитательницы ушли в здание школы, самый здоровенный из моих обидчиков попытался схватить меня. Я отпрянул назад и вдруг увидел чью-то металлическую коробку для завтраков с острыми ребрами и углами. Не раздумывая, я схватил ее и со всей силы опустил на голову нападавшего, раскроив ему лоб до мяса. Громко закричав, парень упал на землю. Из здания школы выскочили воспитательницы, а я все стоял и смотрел на кровь, которая алым фонтаном вырывалась из раны…

…а потом я просто отключился.

Дальше я помню только, что очнулся в кабинете у матери-настоятельницы. Я чувствовал себя сильно напуганным и постоянно плакал. Я пытался объяснить, что произошло, но слова тонули в моих рыданиях и всхлипываниях. Единственным, что я смог вспомнить, была кровь. Пытаясь хоть как-то успокоить меня, настоятельница взяла со стола первое, что попалось под руку, — простой канцелярский степлер, — и дала его мне в качестве подарка и подтверждения того, что меня не убьют.

Она сказала, что мальчишку, которого я ударил, отвезли в больницу и там ему наложат швы. Я ничего не понял про швы, но было ясно, что дела мои плохи.

В школу за мной пришли мать и тетка, и настоятельница сказала им, что, так как не я был зачинщиком драки, меня не исключат из школы при условии, что подобное больше не повторится. В тот вечер отец отвел на мне душу. Он сказал, что я такой же псих, как и моя мать, и что с головой у меня явно не все в порядке. Но я-то знал, что он был не прав, потому что швы наложили не на мою, а совсем на другую голову.

Через пару дней мой обидчик снова появился в школе.

Увидев меня, он в ужасе закричал и от страха вжался в стену, ожидая, что я ударю его и в этот раз. Я вспомнил, как мать-настоятельница подарила мне степлер, чтобы успокоить меня, и поэтому вытащил из кармана карточку динозавра, которую нашел в начале недели. На ней был изображен стегозавр. Я несколько недель упорно разрывал пачки жевательной резинки в поисках этой самой карточки. Мне очень хотелось показать мальчишке, что ему ничего не угрожает. Он взял карточку и успокоился, но за все мое недолгое пребывание в той школе ни разу так ко мне и не подошел.

ТАК Я ПОЛУЧИЛ СВОЙ ПЕРВЫЙ УРОК О ТОМ, ЧТО ВСЕ ЗАДИРЫ И ХУЛИГАНЫ — ТРУСЫ. НО ЭТО ПОНИМАНИЕ НЕ УМЕНЬШИЛО МОЕГО СТЫДА ЗА ТО, ЧТО Я СДЕЛАЛ ДРУГОМУ ЧЕЛОВЕКУ БОЛЬНО, И Я ПОКЛЯЛСЯ НИКОГДА ТАК БОЛЬШЕ НЕ ДЕЛАТЬ.

Так я получил свой первый урок о том, что все задиры и хулиганы — трусы. Но это понимание не уменьшило моего стыда за то, что я сделал другому человеку больно, и я поклялся никогда так больше не делать. Меня начинало мутить, как только я вспоминал о случившемся, и я совершенно не понимал, почему моему отцу так нравилось делать другим больно.