Молчание костей
1800 год, Чосон. Шестнадцатилетняя сирота Соль поступает на работу в полицейское ведомство, где становится ассистенткой молодого инспектора Хана. Девушка участвует в расследовании громкого убийства юной аристократки. Погружаясь в пучину секретов жертвы, Соль и Хан постепенно сближаются. Но неожиданно для всех именно инспектор становится главным подозреваемым в этом запутанном деле… Соль оказывается в трудной ситуации: возможно, только она способна раскрыть это ужасающее преступление. Удастся ли девушке отыскать убийцу, если никто вокруг не в силах помочь ей?
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Молчание костей предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
June Hur
THE SILENCE OF BONES
Copyright © 2020 by June Hur
Published by arrangement with Feiwel and Friends, an imprint of Macmillan Publishing Group, LLC.
All rights reserved.
© Тринкунас К., перевод на русский язык, 2021
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022
Один
В столице царило безмолвие.
Обычно на дороге перед дворцом Чхандок[1] уже с раннего утра было не протолкнуться: у прилавков с рыбой толпились женщины, сновали туда-сюда земледельцы с овощами и фруктами, расхаживали ученые в шелковых одеяниях и монахи с четками на шеях, без устали гонялись друг за другом дети с обгоревшими, липкими от жары лицами. Но не сегодня.
— Как вы считаете, полицейский Кён, слухи не врут? — По черным черепичным крышам стучал дождь. Я надвинула соломенный саткат[2] на лоб, и капли воды покатились с его остроконечной вершины к широким полям. — Короля действительно убили?
Под ногами усталых стражей порядка хлюпала грязь.
Кён — самый молодой среди полицейских, шедший последним в строю, — бросил на меня через плечо яростный взгляд:
— Следи за языком. Ты больше не в своей деревне, а в столице.
Он говорил об Инчхоне. Несколько месяцев назад я покинула родной дом и приехала в столицу, чтобы стать полицейской тамо[3] — крепостной служанкой, девочкой на побегушках.
— Но, э, вот что я тебе скажу, — полицейский Кён оглядел серую улицу и поправил пояс черной полицейской формы. — Когда король Чонджо[4] умер, с горы Самгак донеслись ужасные рыдания, а солнечные лучи сплелись, взорвавшись снопом искр.
— Предзнаменование? — прошептала я.
— И плохое. Старым порядкам настал конец, на смену им придут новые — и прольются реки крови.
Король был мертв, и нашим жизням суждено было измениться. Об этом поговаривали даже полицейские, которым я подавала вино. Их разговоры о политике и государственных изменах вызывали во мне целую бурю эмоций. Даже в тот момент, когда мы по приказу инспектора направлялись на место преступления, я не могла думать ни о чем другом.
— Давай-ка расскажу тебе кое-что о столице, новенькая. Тут все хотят только одного — власти. Завладеть ею или же упрочить. — Кён цокнул языком и отмахнулся от меня: — Хотя зачем тамо все это знать? Женщинам вообще не положено болтать столько, сколько болтаешь ты.
Меня кольнула досада. Он, конечно, прав — хотя я пока не считала себя женщиной. Мне было всего шестнадцать. Тем не менее я уже знала, что одним из семи женских грехов является чрезмерная разговорчивость. Мужчина был вправе даже развестись с женой, если та слишком много болтала.
В своем желании разбираться во всем на свете я винила старшую сестру. Для служанки она была необыкновенно умна: знала множество буддийских и конфуцианских стихов, однако всячески старалась скрыть это от меня и односельчан. Я вечно тянула ее за длинный рукав и просила рассказать что-нибудь еще, а она вырывалась со словами: «Лучше тебе этого не знать. Не выделяйся, не проявляй любопытства и тогда проживешь долго, Соль». Раньше я ненавидела ее за это, но теперь начинала понимать. В последнее время мое любопытство навлекало на меня одни неприятности.
— Эй, ты!
Я подняла глаза. Из-под широких полей черной полицейской шляпы на меня смотрел инспектор Хан. Бусы, нанизанные на завязки, свисали у него под подбородком, колеблясь под проливным дождем. За его спиной я увидела мужчин, которые, должно быть, приехали на место преступления до нас: двух полицейских, помощника прозектора, судебного клерка и полицейского художника. Я поспешила к инспектору. Краем уха услышала бормотание полицейских, с которыми сюда прибыла:
— Караульный нашел.
— Когда?
— Под конец дежурства на Южных воротах.
Я сложила руки перед собой и поклонилась инспектору Хану — даже ниже, чем следует. Немногие были достойны увидеть верх моей шляпы, и инспектор Хан входил в их число. Он напоминал мне большого пятнистого леопарда, который водился в моей деревне: быстрый мускулистый охотник, превосходно умевший прыгать, лазать и бесшумно пробираться сквозь заросли, не потревожив практически ни одной травинки.
— Вы меня вызывали, инспектор, — заговорила я.
— Взгляни на нее.
Он указал на бугорок в нескольких шагах от нас. Я зашла в тень от стены, которая окружала столицу Чосона, город Ханян[5]. Эта стена была такой высокой, что заслоняла горы, и такой толстой, что захватчикам понадобилась бы тысяча лет, чтобы разрушить ее. Однако, сколь бы опасным ни был мир снаружи крепости, похоже, внутри тоже крылась угроза.
Я подошла к распластавшейся лицом вниз женщине. Желудок судорожно сжался. Судя по одежде — длинному платью и жакету из шелковистой рами[6], богатому цветочному узору на подоле и рукавах, — она была из знатного рода.
— Переверни ее, — приказал инспектор Хан. — Надо взглянуть на рану.
Я перешагнула через труп, наклонилась и приподняла женщину за плечо. Именно поэтому в столичной полиции и держали служанок вроде меня: моими руками полицейские арестовывали преступниц и осматривали пострадавших женщин. Конечно, это во многом мешало расследованиям, но что делать: мужчинам было запрещено касаться женщин, не связанных с ними родством. Таков был закон — закон Конфуция.
Я перевернула труп. Зашелестела объемная юбка. К моему рукаву прилипли длинные мокрые волосы, и я чуть не отскочила от тела.
Только бы не закричать.
Я закрыла глаза. В груди гудела паника. Я работала в полиции всего несколько месяцев и ни разу в жизни еще не дотрагивалась до убитых. Глубоко вдохнув, я убрала с рукава влажные пряди и заставила себя снова опустить взгляд. На белом воротничке алела кровь. По бледному горлу женщины тянулся глубокий порез с рваными краями. Ее глаза застлала пелена, а на лице, там, где когда-то был нос, зияла окровавленная пещера — как у скелета.
— Ударили в шею, — констатировал инспектор Хан. Он указал на привязанное к юбке жертвы украшение, похожее на кисточку. — Норигэ[7] не украли, да и заколка все еще на месте. Это не ограбление. А что у нее там под левым плечом?
Я приподняла ее плечо. Под ним лежал маленький окровавленный нож с серебряной рукояткой…
Я посмотрела на норигэ жертвы. Приглядевшись, поняла, что на нем было серебряное пхэдо[8]. Мои руки двинулись сами по себе. Я взяла орудие убийства и вложила его в ножны, украшенные бирюзовыми камнями.
— Это был ее нож, — хмуро прошептал инспектор. — Отдай его клерку.
Я выполнила приказ, ошарашенная тем, что собственный декоративный ножик жертвы стал причиной ее смерти.
— А теперь найди ее хопэ.
— Нэ[9].
Я провела пальцами по одежде женщины, зарылась рукой в ее юбку и достала желтую табличку из тополя. По закону все в Чосоне были обязаны носить такие таблички. На деревяшке виднелись символы: скорее всего, имя владельца, место его рождения, статус и место жительства. Не могу сказать точно, для меня все эти значки были похожи на бессмысленные мазки кисти. Наверное, это ханча, классические китайские иероглифы, официальная письменность нашего королевства — что это еще могло быть? В хангыле, нашей родной письменности, было куда больше кружков и прямых линий.
Я положила табличку в протянутую руку инспектора и подняла голову, надеясь по его виду угадать, что он думает. Тем не менее мой взгляд остановился на подбородке мужчины: я помнила, что не следует так смотреть на тех, кто выше меня по статусу. Я до сих пор не знала, какого цвета глаза у инспектора Хана.
— Юная госпожа О, дочь члена правительства О. Всего девятнадцать лет.
Среди полицейских пронесся ропот.
— Бедняжка, так рано умерла, — проговорил кто-то. — Бьюсь об заклад, ее убил кто-то из врагов отца. Слишком многие не любят членов «южной партии»…
Пока они тихо делились догадками, я подняла труп и понесла его к деревянным носилкам, которые держали полицейские Кён и Го. Только мне, девчонке-тамо, было позволено дотрагиваться до трупа женщины.
От боли в груди я сжала челюсти. За последние несколько дней мы увидели невероятное количество трупов, но все это были слуги и простолюдины. Полицейские относились к их телам все равно что к мясным тушам. Однако теперь все изменилось. Их потрясло убийство девушки из знатной семьи.
Еще один рывок — и я почувствовала болезненно-сладкий аромат смерти. Казалось бы, запах для меня не новый: я ведь раньше охотилась с луком на кроликов и птиц. Помогала их освежевывать. Тем не менее сейчас он отдавал одновременно зверьем и плесенью. Напрягшись в последний раз, я положила женщину на носилки и тут же отступила подальше от источника ужасного запаха.
— Старший полицейский Сим, допросите вместе с Кёном караульного, — прогремел сквозь шум дождя голос инспектора Хана. — Все остальные — обойдите сначала гостиницы, потом дома. Должны же остаться какие-то свидетели… — Он прервался, затем произнес: — Ты.
Я поднялась на ноги. Колени были влажными от грязи.
— Я, господин?
Инспектор Хан кинул на меня еще один взгляд и взобрался на коня.
— Да, ты. За мной.
Я кинулась следом. Грязь из-под мощных лошадиных копыт тотчас запачкала мне юбку и рукава. Должно быть, простолюдины услышали топот, потому что они все разом упали на землю, прямо лбом в грязь, как велели традиции. Инспектор Хан был не только аристократом, но еще и военным чиновником пятого ранга. Не каждому знатному мужчине дано достичь таких высот. И никто не посмеет не поклониться такому человеку.
А я?
Я была рождена служанкой и принадлежала к пальчхон — «восьми подлейшим сословиям». Это был низший класс, в который входили монахи, шаманы, шуты, мясники и тому подобные. Мы все в той или иной степени считались «грязными».
А я все равно представляла, что они кланяются мне.
Старшая сестра вечно ругала меня за то, что я веду себя словно китайская императрица. В детстве я всегда требовала внимания: я была уверена, что достойна большего — большей любви, большей признательности, большей доброты. Откуда только у служанки взялись подобные мысли?
Мой образ жизни должен был научить меня, что мир жесток и лучшего я не заслуживаю. Я познакомилась со смертью еще до того, как научилась ходить. Говорят, мой отец умер от голода, и — я сама этого не помню, мне рассказывали — во сне я часто пересчитывала ему ребра. Несколько лет спустя моя мать пыталась сброситься с утеса в море, но разбилась о скалистый берег. А когда мне было семь, я увидела юную госпожу Ыну из дома Нам, которую считала своей подружкой (хотя на самом деле я была всего лишь служанкой ее семьи), покрытую шелковым покрывалом — холодную и неподвижную. Однако почему-то образ «китайской императрицы» прилип ко мне, как колючий репейник, и не отлипал до тех пор, пока три месяца назад не произошло кое-что.
Меня поймали на попытке сбежать из полицейского ведомства. Я хотела скрыться от царившей там мешанины рук, ног, пронзительных криков — и от поймавшего меня дозорного в том числе. В тот день (то был четвертый день моего ученичества) я получила вести о том, что старшей сестре стало хуже, и мне во что бы то ни стало захотелось исполнить данное ей обещание. До чего я была глупа: решила, что смогу взять и так просто сбежать! Полиция преподала мне хороший урок. Меня наградили ожогом от раскаленного железа, как делали в древности, и теперь мою левую щеку украшал шрам в виде ханчи «би». Служанка.
Я дотронулась до левой щеки. Там, где рана зажила, кожа была плотной и неровной. На меня нахлынули отвратительные воспоминания. Как же мне хотелось тогда умереть! Я не представляла, как жить с таким позором. Впрочем, это желание быстро прошло. Пока у меня была цель — выполнить просьбу старшей сестры, — в моей жизни еще имелся хоть какой-то смысл.
«Останься в Ханяне, — умоляла она, — найди могилу нашего брата Инхо».
Мы обе были уверены, что он уже мертв, ведь он клялся могилой матери, что будет писать мне каждый день, в какой части королевства я бы ни оказалась. И я ему поверила — я же его знала. Мой брат всегда держал слово. Однако за двенадцать лет от него не пришло ни одного письма. Наверняка он уже мертв.
Когда я уезжала в столицу, сестра дала мне эскиз с изображением брата. Портрет был настолько блеклый и неточный, что исказил мои собственные воспоминания о нем. Тем не менее я всегда аккуратно прятала его в складках формы, когда покидала ведомство. Я поклялась, что найду старшего брата, а я, как и он, всегда держу слово.
Воспоминание потускнело: мы оказались в закольцованном лабиринте в центре столицы, где сплетались грязные улочки и аллейки, забитые лачугами из дешевой древесины и соломы. При виде нас обычные горожане ежились от страха. Впрочем, все изменилось, когда мы вошли в Северный округ, где жили высокопоставленные чиновники. К востоку от квартала лежал дворец Чхандок, а к западу — дворец Кёнбок[10]. Отчаяние больше не окружало нас: рядом возвышались узорчатые каменные стены и крыши из черной черепицы. Дождь начал утихать, и сквозь прояснившийся воздух уже можно было разглядеть, как восемь горных пиков, словно клыки, прорезают небо вокруг чаши Ханяна.
— Стоять, — приказал инспектор Хан, когда мы подъехали к воротам обнесенного стеной поместья. — Как там тебя зовут?
— Соль, господин, — прошептала я.
На мгновение воцарилась тишина, а затем он вопросил:
— Ну?
Я поспешно привязала поводья к столбу и постучала в огромные деревянные двери. В наступившей тишине я задалась вопросом, почему инспектор не помнил мое имя. Неужели меня так легко забыть? Я поправила черные как вороново крыло волосы, провела ладонью по полицейской форме. В блестящей луже внизу отразилось маленькое лицо с широкими губами и глазами, форму которых мне нравилось сравнивать с лепестками (и вовсе я не считала их «крошечными глазками», как называла их сестра). Из-за плотно перевязанной груди и телосложения — я была слишком высокой и тощей — я больше походила на мальчишку в юбке, чем на женщину. Похоже, во мне и правда не было ничего примечательного.
Из задумчивости меня вывел резкий скрип дверей. Оттуда выглянул сторож и осмотрел меня с ног до головы. Затем его взгляд упал на инспектора Хана, и сторож тотчас скромно склонил голову.
— Инспектор!
— Я приехал поговорить с господином О.
— О, он еще месяц назад из столицы уехал.
— А кто есть дома?
— Его жена, хозяйка Ким[11]. Но вам придется прийти как-нибудь в другой раз. Видите ли, она болеет…
— Дело неотложное.
Сторож заломил руки, словно сомневаясь, а затем отступил на шаг назад и позволил нам пройти. Взявшаяся сопровождать нас служанка тоже была чем-то обеспокоена. В гробовой тишине она провела нас через внутренний двор к гостевому залу — длинному ханоку[12] с четырнадцатью дверьми, покрытыми бумагой ханджи, и тяжелыми балками под черепичной крышей, по краям изгибавшейся подобно усам дракона. В нескольких шагах от павильона располагались ворота, которые, скорее всего, вели в другой внутренний двор: такие поместья обычно делились каменными стенами на пять частей, а между ними петляли узкие проходы.
Инспектор Хан вдруг замер на полпути. Я чуть не налетела на него.
— Расспроси служанку юной госпожи О и доложи мне о результатах.
— Есть!
Сдвинув на затылок соломенную шляпу, я смотрела мужчине вслед, пока он, в одеяниях цвета полночной синевы, не скрылся из виду. Вскоре мимо меня прошла женщина с ведром воды, и я обратилась к ней:
— Простите, где я могу найти служанку госпожи О?
Незнакомка быстро повернула ко мне голову и задвигала губами, но вместо слов раздалось лишь тихое мычание. Кажется, попросила следовать за ней. Она засеменила ногами, и вода из ведра расплескалась по земле. Тогда служанка поставила ведро под крышу и провела меня через ворота рядом с павильоном во внутренний двор поместья. Сюда могли входить только женщины — мужчинам, за исключением ближайших родственников, это строжайше запрещалось. Здесь даже воздух был другой: тяжелый, наполненный священной тишиной.
Наконец служанка дернула меня за рукав и указала на девушку с заплетенными волосами. Дождь окончательно стих, а та все ходила кругами под открытым небом.
— Это она?
Женщина кивнула.
— Спасибо, — поблагодарила я.
Я повернулась к девушке. Наши взгляды встретились. Мне тут же бросились в глаза ее бледное лицо и прилипшие к вискам мокрые волосы. Нездоровится, наверное, или же она волнуется. Боится.
Она тоже оглядела с ног до головы меня и мою форму — светло-серый жилет квэджа поверх темно-серого платья, синие воротник и манжеты, завязанный пояс. Ее глаза остановились на выжженном на моей щеке шраме.
— Ты полицейская тамо.
Ее слова будто обожгли мое лицо, и я попыталась закрыть шрам волосами.
— Да.
— Что тебе нужно?
— Я принесла плохие вести… — Я бы хотела преподнести эту новость мягко, но разве можно мягко сообщить, что твоей госпоже перерезали глотку? — Твоя хозяйка мертва.
Я ожидала дрожи и слез, но чем дольше я на нее смотрела, тем больше недоумевала. Непонятно: грустит она или нет? Слишком потрясена для проявления эмоций или же по ее лицу никогда нельзя угадать, что она чувствует?
— Мертва, — потухшим голосом повторила девушка.
— Сожалею.
Я как смогла пересказала служанке, что случилось. Потом я умолкла, не зная, как продолжить.
— Ты ее личная служанка, и… и наверняка от твоего внимания не могло ничего ускользнуть. Расскажи, во сколько твоя хозяйка ушла из дома?
— Не знаю. Я рано проснулась и пошла взглянуть, как ей спится, но постель была пуста. Тогда я подняла тревогу.
— Понятно… А врагов у нее не было?
Молчание затянулось.
— Я нарушила правило.
Я начала задавать вопросы лишь по приказу инспектора Хана, однако любопытство разгоралось во мне подобно распаленному маслом огню. Я никогда не умела справляться с этим чувством.
— Правило?
— Да, которому учат всех слуг.
Это правило я знала слишком хорошо. «У меня есть рот, но я не должен говорить; уши, но я не должен слышать; глаза, но я не должен видеть».
— Ты что-то слышала, — догадалась я. — Или видела?
— Видела. Хотя не должна была видеть.
— Что ты видела?
Она долго не отвечала. Лишь смотрела на меня, задумчиво заправляя волосы за ухо.
— Как-то ночью я, не подумав, открыла дверь в комнату хозяйки и заглянула внутрь… Там кто-то был. Было темно, так что я его не разглядела, но я уверена, что это был мужчина. Он вскочил и выбежал через заднюю дверь. А мне стало так стыдно, что я тоже убежала.
— Когда это произошло?
— Неделю назад, — ответила служанка. — А еще я нашла письмо.
В моей голове роились мысли.
— Ты умеешь читать?
— Меня хозяйка научила.
— А ты этого хотела?
Немногие наемные слуги хотят научиться читать, даже если им представляется такая возможность. Какой толк учиться грамоте, если она тебе в жизни не пригодится?
Я вдруг обратила внимание на то, как высоко девушка держит подбородок, и сказала даже больше самой себе, чем ей:
— Ты не хочешь оставаться служанкой.
— Меня мое положение устраивало, однако хозяйка… — она вновь неуверенно замолчала.
— Мне можешь рассказать.
— Хозяйка говорила: «Я не верю, что люди рождаются рабами. Смотрю на тебя — и вижу сестру». — Ее губы слегка задрожали, она посмотрела мне прямо в глаза: — Зачем тебе это? Ты же ее смерть расследуешь.
Я прочистила горло. Любопытство во мне разыгралось не на шутку. Грамотная служанка. Это же неслыханно. Возмутительно даже.
— Письмо. Что в нем было?
— Оно было короткое. Я его хорошо запомнила.
Я ждала.
— Так… Что в нем было?
Она не сводила с меня глаз, как будто всеми силами заставляла себя не отворачиваться. Наконец девушка заговорила. Твердо. Казалось, что она перечитывала то письмо бесчисленное количество раз:
— Там было сказано: «Дорогая, моя верность тебе тверже камня, а моя любовь все так же непоколебима. Даже не сомневайся. Приходи сегодня в час Крысы[13] на наше обычное место». Она получила это письмо утром накануне…
В наступившей тишине я закончила предложение:
–…смерти.
— Да, — служанка распрямила плечи. — Пожалуйста, если ты закончила, мне бы хотелось побыть одной.
— Понимаю, — я кивнула и, не удержавшись, спросила: — Как тебя зовут?
— Сои, — девушка ответила мне пристальным взглядом. Ее глаза были похожи на два черных омута, в которые мне совсем не хотелось окунаться. Что-то крылось под их неподвижной гладью.
— Спасибо, Сои.
Я отвернулась, уже собираясь уходить, но спиной чувствовала ее присутствие, словно наш разговор еще не окончен. Я повернулась к служанке и задала последний вопрос:
— А где письмо?
В этот раз она смотрела не на меня, а на мокрую от дождя землю.
— Оно заканчивалось словами: «Сожги это письмо».
Тучи сгущались. Я шла следом за инспектором Ханом по грязной улице и докладывала ему о том, что услышала от служанки Сои. Точнее, не ему, а его плечам — двум древним скалам, отшлифованным синим шелком. Инспектору было всего двадцать семь лет, но почему-то он казался гораздо старше и мудрее.
— И последнее: она пересказала мне содержание письма, которое получила госпожа О. Письмо от ее любовника. — Я по памяти зачитала текст письма, слово в слово. Затем добавила: — На вопрос, где служанка Сои научилась читать, она ответила, что госпожа О лично обучила ее. После этого мы разошлись.
— Значит, у тебя и правда хорошая память, — ответил инспектор Хан. — Будешь чаще помогать в сборе информации и расспросах женщин.
— Конечно, господин.
Я еле сдерживала восторг. Я буду полезна самому инспектору!
— Господин, а как вы понимаете, что человек что-то недоговаривает?
— Почему ты интересуешься?
— Мне любопытно, господин.
— Любопытно…
Одно короткое слово, и он замолк. Тишина давила. К горлу подступила тошнота. «Не разговаривай без разрешения с людьми выше тебя по чину, Соль. Ну разве это так сложно?» — не раз повторяла мне сестра. Я чувствовала, как внутри узлами нарастает напряжение, прямо как при общении с ней; и тишина была такая же гнетущая, полная потаенных мыслей.
Наконец наше напряженное путешествие подошло к концу: впереди показалось внушительное здание Столичного ведомства полиции. Оказавшись перед ним впервые, я перепутала его с дворцом — и немудрено: богато украшенные ворота, красные деревянные балки, черепичные крыши.
— Что ты чувствуешь, когда врешь, тамо Соль? — внезапно спросил инспектор Хан.
Я не сразу поняла, что он ждет ответ.
— Я начинаю волноваться, господин.
«Прямо как мгновение назад».
— Тревога весьма действенно влияет на человека. Она везде оставляет следы. В манере речи, в цвете щек, в жестах рук.
Я вспомнила глаза служанки Сои — темные неизведанные омуты. И рискнула задать последний вопрос:
— А глаза, господин?
— Иногда выдают и они. Секреты делают людей безрассудными.
— А если человек долго и странно смотрит на тебя?
Он перекинул ногу через седло и легко спрыгнул на землю. Я удивилась: мне казалось, человек его роста и телосложения не должен настолько тихо приземляться.
— Бывают такие лжецы, которые пристально смотрят прямо в глаза. Они хорошо умеют манипулировать людьми и контролировать их.
Прежде чем я успела сказать что-либо еще, он передал поводья слуге и зашагал к зданию. Я же замерла перед воротами, чувствуя, как становлюсь меньше: голова сама собой склоняется, плечи втягиваются, одна рука прячется под другой. Я ныряла в панцирь каждый раз при входе в ведомство, представляя невидимую надпись на воротах: «Будь осторожна. Никому не перечь. Всегда подчиняйся».
Я опасливо прошла внутрь. Во дворе царил сущий беспорядок. Мальчишка-слуга с грязным лицом толкал тележку с поскрипывающими колесами; мимо шли служанки с подносами, на которых были аккуратно разложены закуски. Откуда-то вынырнули полицейские Го и Кён с деревянными носилками, где лежал труп под соломенной циновкой.
— Инспектор Хан! Вы приехали! — с самодовольной ухмылкой встретил его Кён.
— Что такое?
— Командор приказал перенести юную госпожу О в смотровую.
— Переносите, — инспектор Хан обернулся через плечо: — Соль, помоги им.
Я уставилась на носилки. Из-под циновки выглядывали безжизненные серые пальцы. «Я не хочу к ней приближаться!» — хотелось воскликнуть мне. Но перед инспектором Ханом я, конечно, промолчала. Он выжидающе смотрел на меня, я заломила руки, вновь почувствовав запах смерти, и наконец заставила себя шагнуть вперед — лишь для того, чтобы продемонстрировать свое послушание.
Следом за полицейскими я прошла в продуваемую насквозь комнату, где пахло уксусом и гниением. На специальной стойке была раскрыта книга с иллюстрацией человеческого тела. Рядом на столе лежали инструменты: нож, линейка, миска, игла, серебряная булавка. Я задержала взгляд на булавке. В прошлый раз вместе с трупом к нам привели свидетеля, который заявлял, что жертва умерла от яда. На моих глазах помощник прозектора вставил булавку сначала в рот трупа, а затем в анус. Судя по всему, в случае отравления серебро должно было потемнеть.
— Служанка! — позвал меня Кён. — Положи труп на стол. Головой к югу, ногами к северу.
Я приподняла закостенелое тело, и по коже пробежали мурашки. До этого я уже поднимала людей, например, подругу на закорках во время игры, но она весила намного легче. Она была живой. А труп был не более чем куском мяса. Смерть отягощала тело. Когда я наконец водрузила женщину на деревянный стол, я отступила на шаг назад, надеясь, что желудок успокоится.
— Привыкай.
Я оглянулась через плечо и поняла, что мы с полицейским Кёном остались одни: второй мужчина куда-то ушел.
— К чему привыкать, господин? — Я заговорила с ним вежливым тоном, как с каким-нибудь почтенным солдатом. Хотя на самом деле он был всего лишь младшим полицейским, да и он почти мой ровесник: всего-то на два года старше меня.
— Ты ведь видела трупы, которые всю неделю свозили в ведомство. — Он взял книгу со стойки и, пролистав страницы с каллиграфией и рисунками человеческого тела, остановился на иллюстрациях органов. — Командор Ли большую часть тел отправил в другой город, чтобы вскрытие проводили там. Остальных похоронили в ближайших холмах, а их убийц оправдали или назначили лишь легкое наказание. А знаешь почему?
Вопрос был несложный. Я всегда отличалась наблюдательностью, всегда следила за происходящим уголком глаза.
— Все жертвы были низкого происхождения.
Он громко захлопнул книгу. В луче серо-голубого света поднялось облако пыли.
— Подойди-ка сюда. Я расскажу тебе секрет, — подозвал он меня.
Я сделала несколько неуверенных шагов в его сторону, а так как он был выше, мне пришлось запрокинуть голову, чтобы расслышать его шепот:
— Они все были католиками.
У меня на голове волосы встали дыбом.
— Католиками… — так же тихо произнесла я.
Само слово звучало как предательство. Католики следовали западному учению, которое было запрещено и каралось казнью.
— Все жертвы были католиками, поэтому полиция плевать на них хотела. Но убийство госпожи О… — полицейский Кён покачал головой и невесело усмехнулся. — Скоро увидишь: инспектор Хан больше не сможет оставаться безучастным.
Я повернулась к госпоже О, чей немигающий взгляд был направлен в потолок — как и зияющая дыра у нее на лице. Кто-то убил ее прямо на улице, где совсем близко дежурили караульные. Убийца мог тут же сбежать, чтобы его не поймали, но вместо этого он склонился над женщиной и отрезал ей нос. Я попятилась.
Я-то надеялась, что госпожа О станет первой и последней жертвой убийства, к которой я когда-либо прикоснусь. Но после слов Кёна… Боги, неужели мне придется столкнуться и с другими трупами?
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Молчание костей предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Примечания
1
Дворец Чхандок (кор. 창덕궁) — дворцовый комплекс в Сеуле, Южная Корея. Один из пяти больших дворцов, построенных королями династии Чосон. (Здесь и далее примечания переводчика.)
3
Тамо, или дамо (кор. 다모) — женщины на государственной службе во времена династии Чосон. В социальной иерархии Кореи они считались даже ниже рабов; их главной обязанностью было разносить чай («тамо» переводится как «чайная служанка»). В полиции тамо расследовали дела, связанные с женщинами, т. к. для мужчин многие взаимодействия с женщинами считались неприличными.
7
Норигэ (кор. 노리개) — традиционное корейское украшение из нитей с плетеными узорами и узлами, дополненное бусинами или ювелирными украшениями и большими разноцветными кистями. Использовалось для украшения одежды.
10
Дворец Кёнбок (кор. 경복궁) — дворцовый комплекс в Сеуле. Главный и крупнейший дворец династии Чосон, где жила королевская семья. Один из пяти больших дворцов, возведенных королями Чосона.
