В другой раз повезет!

Джулия Клэйборн Джонсон (2021)

Насколько сложно было получить развод в США накануне Второй мировой войны? Практически невозможно! Единственным штатом, где можно было развестись, была Невада — и женщины со всей страны стекались в городок Рино, "мировую столицу разводов", чтобы освободиться от уз изжившего себя брака. Ожидать решения приходилось шесть недель, и в это время женщины проживали на ранчо "Скачок в будущее". Миллионерша Нина, живущая всегда на полную катушку, и трогательная Эмили, решившая уйти от своего изменника-мужа, знакомятся на ранчо с Вардом, молодым человеком, бросившим Йель. Их общение становится для Варда настоящей школой жизни, он учится состраданию, дружбе и впервые в жизни влюбляется. «В другой раз повезёт!» — это роман о разводе, браке и обо всем, что сопровождает их: деньги, положение в обществе, амбиции и возможности. Веселое, но пронзительное исследование того, как дружба может спасти нас, а любовь — уничтожить, и что семья, которую мы создаем, может быть здоровее, чем семья, в которой мы родились. Это искрометная комедия с яркими персонажами, знакомыми по фильмам золотого века Голливуда. Несмотря на серьезную и стрессовую тему — развод, роман получился очень трогательный, вселяющим надежду на то, что всё только начинается. А уж когда рядом молодой красавчик-ковбой — тем более! "Идеальное противоядие от нашего напряженного времени!" — Bookreporter.com

Глава четвертая

В амбаре стоял все еще накрытый брезентом «Пирс Эрроу», а Эмили не было.

— Мы договорились встретиться здесь! — воскликнула Нина. — Так и знала! Опять струсила!

— Я не струсила! — раздался резкий голос, который, без сомнения, принадлежал Эмили, однако он звучал приглушенно, словно из-под горы одеял. — Я здесь!

Нина сдернула брезент, и я понял, что допустил большую ошибку. Надо было закрыть окна и опустить крышу! Видно, я совсем потерял голову при виде мягкой обивки, изящных серебряных ручек, приборной доски из древесины с наплывами и руля под эбеновое дерево. В результате на заднем сиденье пестрая кошка кормила целый выводок новорожденных котят.

Кроме кошачьего семейства, в машине никого не было.

— Где ты? — прокричала Нина. — Ради бога, Эмили, вылезай! Надо торопиться!

Распахнулась дверь дилижанса, и появилась Эмили с потрепанным белым боа через плечо.

— Как ты могла подумать, что я струшу? — возмущенно спросила она. — Еще полчаса назад воспевала мою смелость!

Тут я заметил длинную царапину на левой щеке Эмили. До меня дошло — на плече у нее не боа, а огромный облезлый котяра, который объявил себя королем местного кошачьего населения.

— Не жарковато для меха? — спросила Нина.

— Для такого замурчательного в самый раз! — возразила Эмили и погладила кота по всей длине.

Кот громко затарахтел, словно в амбаре завели трактор. Эмили шмыгнула носом и потерла глаза.

— Знакомьтесь — мой новый друг! Он сцепился не на жизнь, а на смерть с серым котом, я их разняла. И залезла с ним внутрь, чтобы он немного успокоился. Он меня тоже успокаивал. Дружеское участие — это чудесно. К сожалению, у меня, кажется, на него аллергия. На кота, а не на участие.

— Это Горлодер, — сказал я, забрал хвостатое чудовище у Эмили и выставил его на улицу. — Он истошно воет, когда злится. И вообще по всякому поводу.

— Как я его понимаю! — воскликнула Эмили и чихнула.

Я протянул ей очередную бандану.

— Сокращенно — Горлик. Он, кстати, пользуется большой популярностью у дам. И кот, с которым он якобы дрался, скорее всего, кошка. А также он с большой вероятностью приходится отцом котятам, которых вы найдете на заднем сиденье вашего автомобиля.

Эмили перестала сморкаться в бандану.

— В машине котята?

— Смотрите сами! — сказал я и, пользуясь случаем, положил руку на спинку сиденья и украдкой погладил обивку большим пальцем.

На ощупь она напоминала свитер, который матушка подарила мне перед отправлением в колледж.

— Это кашемир? — спросил я.

Нина нетерпеливо топталась около дилижанса.

— «Это кашемир?» — передразнила она меня. — Тоже мне — ковбой!

Эмили не обратила на нее внимания.

— Да. Обивку выбирал Арчер — мой муж. Он обязательно хотел «Пирс Эрроу», ему понравился маленький лучник на капоте. И настоял, чтобы обивка была кашемировая. Я сказала: «Кожа более практичная». А он ответил: «Посмотрите, кто вдруг заговорил о практичности!»

— Мне очень жаль! Кошки всегда ищут темное место, чтобы окотиться…

— Ничего, — ответила Эмили. — Вернусь в Сан-Франциско — куплю другую.

Только и всего! Я вдруг осознал, как легко Эмили отнеслась к порче обивки. Я ожидал что-то вроде: «О нет! Только бы пятен не осталось!» или «Ну вот! Придется заново оббивать заднее сиденье». А тут вдруг «куплю другую». Я даже решил, что ослышался, и переспросил:

— Другую… что?

— Машину, — не моргнув глазом ответила она и позвала: — Нина, иди посмотри на котят! Какие же они милые!

— Я не любитель кошек, — буркнула Нина, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. — Эмили, пожалуйста, поторопись! Еще нужно переодеться!

Эмили опустила глаза на траурно-черный костюм для посещений адвокатов, теперь украшенный серебристой кошачьей шерстью.

— Зачем? Подумаешь, немного шерсти!

— Не шерсть! Платье! Нужны штаны! Скорей!

План побега был хорош, за исключением одного существенного изъяна — надо было уехать до приезда остальных, как говаривала одна наша гостья, любительница путать пословицы: «во что бы то ни пристало». Эмили с Ниной побежали переодеваться, а я занялся котятами. С кошкой Строфочкой (сокращенное от Котострофы) пришлось повоевать — она не давала переместить свое потомство.

Не было времени искать коробку, и на первое время я постелил попону в заднем ящике дилижанса и перенес туда парочку котят. Строфа не скрывала возмущения, однако я предусмотрительно надел перчатки, в которых мы натягивали колючую проволоку. Когда я вернулся за остальными, она уже сдалась и покинула поле боя. Это, конечно, облегчило задачу, но я забеспокоился. Когда новорожденных сразу забирают, мама-кошка иногда отказывается от них, и потом ей уже никак не докажешь, что она имеет к детям какое-то отношение. Выкармливать бедных брошенных малюток из пипетки рискованно, поскольку коровье молоко они не переваривают, а кошку доить затруднительно.

Однако опасения улетучились, когда я встретил Строфу по пути к дилижансу. Я совершал второй рейс, неся в каждой руке по котенку, а она тащила одного из отпрысков, ухватив его зубами за шкирку, обратно в «Пирс Эрроу». Сизифов труд — рот у нее был только один, а руки у меня две — перевес явно был на моей стороне.

Затем я услышал вдалеке гул мотора нашего минивэна, поскорей положил последние пушистые клубочки внутрь и подсунул под крышку ящика еще одну попону, оставив щель — достаточно широкую, чтобы кошка могла пролезть одна, но не с полным ртом котят.

Когда я подлетел к двери амбара, над горизонтом в конце дороги, ведущей к ранчо, показалось облачко пыли. Я прикрыл дверь и стал подглядывать в щель — что же будет дальше.

Как-то мама повезла меня — совсем маленького — по магазинам в Мемфис, уж не помню зачем. И в одном местечке мы наткнулись на кинетоскоп — даже в те времена устаревший и вытесненный живыми картинами. Впрочем, еще не полностью, раз хозяин магазина его купил и пока не выкинул. Опускаешь монетку в специальное отверстие сбоку, смотришь в видоискатель, крутишь ручку, и — о чудо! — специально для тебя показывают фильм. Говорят, в некоторых кинетоскопах попадались обнаженные женщины; увы, я ничего подобного не видел — и уж точно не в ту поездку с мамой. Мне показали двух котов на ринге — они прыгали на задних лапах (их поддерживали специальные упряжки) и дубасили друг друга маленькими боксерскими перчатками.

В то утро я подглядывал в щель за происходящим. События разворачивались следующим образом: в окне спальни «Койоты» показалась Нина и замахала рукой, подзывая Эмили. При виде быстро приближающегося микроавтобуса обе изобразили крайнее отчаяние, нырнули вниз и скрылись из виду за подоконником. Далее мы наблюдали каждый из своего укрытия, как Макс припарковал машину и вылез первым, чтобы открыть для прибывших из Рино дам двери — сначала правую, потом левую. Как только все дамы перекочевали под крышу террасы, Нина и Эмили привстали. Эмили собиралась что-то сказать, однако Нина приложила палец к ее губам и стала прислушиваться, склонив голову к окну.

Я, в отличие от них, видел со своего наблюдательного пункта, как Макс поспешил распахнуть перед дамами входную дверь, как они одна за другой прошествовали внутрь и дверь закрылась. Нина — этажом выше — услышала стук и предостерегающе подняла руку: «Подожди!» Я успел досчитать до десяти (как, должно быть, и Нина). Затем она подняла раму и вылезла в окно в своем летном облачении — штаны-галифе, белая блузка и высокие сапоги. Эмили последовала за ней. В похожем наряде, за исключением сапог. Она, разумеется, надела красные — чтобы защищаться от ядовитых тварей.

— Жаль, Порция меня не видит, — вздохнула бледная от ужаса Эмили.

Мы ждали в машине, пока Нина пошла за ключами. Я запарковался за ангаром, где стоял Нинин самолет, — там был узкий клочок тени. Мы не успели почистить заднее сиденье седана перед отъездом, поэтому уместились все втроем на переднем. Эмили сидела в серединке, отвернув от меня колени, чтобы я мог переключать передачи. Пока мы удирали на всех парах, подпрыгивая на кочках и разбрасывая гравий, Нина размахивала руками, как ребенок на аттракционе.

— Наконец-то мы вырвемся из унылого душного болота! — кричала она, подставляя ладони ветру. — Тебе понравится летать, Эмили! Послушай, солнце — поскольку это твой первый раз — будет недолго и не слишком высоко. Сегодня прокачу тебя бесплатно, но потом, подруга, будь добра выкладывать по доллару. И снаряжение тоже пока в подарок.

— Снаряжение? — насторожилась Эмили.

— Ну да — шлем и парашют.

— Зачем парашют?

— Если вдруг не понравится (что вряд ли), самый быстрый выход — через борт.

Эмили порывисто вздохнула:

— Выпрыгивать я точно не буду!

— Не зарекайся!

Потом Нина рассмеялась и потрясла Эмили за коленки.

— Я шучу, глупышка! Парашют на случай аварии. Напомни показать, как он открывается, прежде чем полетим.

Когда Нина вылезла, Эмили, вопреки моим ожиданиям, не сдвинулась на дальний край сиденья, а осталась рядом — я физически ощущал, как ее трясет.

— В этот раз доехали гораздо быстрей, — сказала она. — Я не успела решить…

— Да, дилижанс красивый, но медленный, — сказал я. — Знаете, необязательно летать, если не хотите.

— Хочу… Я сама попросила! Но сейчас… Уилл Роджерс не идет из головы.

Уилл Роджерс (если вы не знаете) был крайне знаменит до войны. Играл в водевилях, потом в кино. Писал заметки в газетах. В первые годы Депрессии его читали все — от мала до велика. Люблю его высказывание: «В жизни можно посмеяться над чем угодно. Если это случается не с тобой». Незадолго до того лета он погиб в авиакатастрофе вместе с пилотом по фамилии Пост.

— Вспомнил интересный факт об Уайли Посте!

— Уайли Пост? Кто это?

Значит, Эмили думала не о катастрофе? Тогда не надо бы наводить ее на эти мысли.

— Это… друг Уилла Роджерса…

— Погодите-ка, да-да, я просто забыла имя! Он был пилотом!

Вслед за именем Эмили вспомнила и остальную часть истории, так как радость на ее лице быстро сменилась тревогой.

— Интересный факт? Интересней, чем то, как он погиб и заодно погубил Уилла Роджерса?

— У него был один глаз, — промямлил я. — И он водил самолеты лучше, чем многие с обоими глазами.

— До поры до времени… — заметила Эмили.

— Вряд ли он упал из-за отсутствия глаза! Скорей всего — отказала техника. Такое сплошь и рядом случается, никто не застрахован!

— Человек с ключами от ангара, наверное, ушел обедать! Если Нина его не найдет, поедем домой!

— Хорошо, — сказал я.

Вот только согласится ли Нина? Есть еще масса вариантов. Например, разбить окно в офисе камнем и перерыть стол в поисках ключа. Или взломать замок с помощью шпильки. Или снести выстрелом — раз уж есть кобура на поясе и пули в кармане. Вряд ли Нина поедет домой только потому, что человек с ключами от ангара ушел обедать.

Эмили обеими руками держалась за ручник — наверное, чтобы не сползти на пол и не забиться под сиденье.

— Я боюсь высоты, — проговорила она, крепко зажмурившись. — Даже когда просто смотрю вниз с лестницы, голова кружится…

— Зачем же вы тогда просили Нину вас прокатить? — удивился я.

— Чтобы доказать Порции, что я не «скучная», как она говорит! — призналась Эмили, приоткрыв глаза и доверчиво глядя на меня. — Если бы я вдруг начала летать на самолетах, она наверняка удивилась бы. А это моя самая заветная мечта!

— Удивить тринадцатилетнего ребенка?

— Не просто ребенка! Дочь! Я бы даже согласилась умереть, чтобы она удивилась. Развлеките меня, пожалуйста, пока Нина не вернется!

— Слепота на один глаз меняет пространственное мышление, — начал развлекать я. — Вы когда-нибудь смотрели на фотографию через стереоскоп?

— Стереоскоп? — повторила Эмили тихо.

— Деревянная штуковина на длинной палке с двумя окулярами, туда вставляют две фотографии одного объекта.

— У мамы был.

— Знаете, как он работает?

Она помотала головой.

— Фотографии сделаны под разными углами — как видят правый и левый глаз по отдельности. А вместе получается объемная картинка. Так устроен мозг. И когда одного глаза не хватает, у человека отсутствует часть картинки, и ему труднее оценивать расстояния. Нет пространственного мышления.

Довольно продолжительное время спустя Эмили заставила меня повторить рассказ для Нины. Как только я закончил лекцию, Нина заявила:

— Слушай, Эм! У тебя глаза расположены далеко друг от друга, ты, по идее, должна видеть вещи со всех сторон! Ну как персонажи комиксов с рентгеновским зрением. Например, какого цвета у меня сегодня белье?

— На тебе вообще сегодня нет белья! — не моргнув ответила Эмили.

Нина радостно захлопала в ладоши:

— Неплохая сценка для водевиля. Давай создадим бродячую труппу! А Варда наймем водителем фургона!

Тогда, у аэродрома, пока мы ждали известий от Нины, Эмили закрыла оба глаза, потом приоткрыла ближайший ко мне. Некоторое время изучала меня, затем промолвила:

— Изображение не становится плоским, а голова болит.

Она выпрямилась и открыла оба глаза.

— Хотя я, кажется, понимаю про разные углы… Надо найти мамин стереоскоп. У нее была целая коробка фотографий землетрясения в Сан-Франциско. Странно, что она их хранила…

— Вы выжили в землетрясении?

— Да. Мне было три года, я почти ничего не помню. Хотя иногда кажется, что помню, потому что часто рассматривала эти фотографии в детстве. Мама говорила — все к лучшему: землетрясение разрушило множество ужасных трущоб.

— А как же обитатели? — спросил я.

— Они, должно быть, нашли другое жилье, — ответила Эмили, закрыла оба глаза и упала на сиденье. — Расскажите что-нибудь еще, Вард! Скорее!

Я воздержался от комментариев — не мне судить, насколько ее мама была права насчет лишившихся крова. И момент был явно неподходящий. К тому же даже моя матушка, которая тоже выросла в бедноте, могла отпустить подобную ремарку. Я собирался рассказать историю о кинетоскопе и котах-боксерах, когда из-за угла ангара вышла Нина, помахивая связкой ключей. За ней следовали сторож и долговязый парнишка.

— Как он летает? — спрашивала Эмили. — Ведь у него нет крыльев!

Мы втроем стояли перед ангаром, пока сторож с мальчишкой выкатывали самолет. На месте крыльев и правда были лишь небольшие выступы, больше похожие на плечи. Точь-в-точь фанерная машинка для ежегодных «Гонок на мыльных ящиках».

— Смотри! — объявила Нина. — Тебе понравится!

Она вскарабкалась на колесо рядом с кабиной (как я залезал на козлы дилижанса) и открепила L-образную скобу. Затем поднырнула под корпус и вытащила точно такую же снизу. Потом просеменила к хвосту, ухватилась за кончик сложенного крыла и толкала крыло вперед, пока оно не оказалось на уровне с кабиной. Потом вставила крепежные скобы в специальные пазы по обе стороны крыла и закрутила гайками. Конструкция поддерживалась еще и ремнями — не толще того, что держал мои штаны и с похожей застежкой.

Я взглянул на Эмили. Она была очень бледна.

— Та-да! — торжествующе пропела Нина. — Великолепно, правда? На земле он складывает крылья, как птица! Скоро у каждого в гараже будет собственный самолетик! Сейчас вытащу второе крыло — и полетим!

— Ни за что! Это самоубийство! — выпалила Эмили.

На обратном пути все долго молчали.

— Самоубийство? — наконец процедила Нина.

— Я не имею права рисковать жизнью! У меня ребенок!

— Это не оправдание! У Шеклтона тоже были дети. У адмирала Перри вообще целых десять!

— Они мужчины!

— И что? Почему нам нельзя рисковать и пускаться в приключения? Ты смотришь в телескоп с неправильной стороны, Эмили! Жизненный выбор должен расширять горизонты, а не сужать! И дети тоже!

— Тебе легко говорить, — нахмурилась Эмили. — У тебя нет детей! Тебе не понять!

— Чушь! Я знаю, что такое дети! В конце концов, я сама ребенок! Была…

— И не повзрослеешь, пока не родишь!

— Посмотри на меня, Эмили!

Эмили посмотрела. Я тоже. Нина гипнотизировала соседку по комнате, как удав кролика. Под колесами хрустнул гравий. Я понял, что съехал на обочину, вспомнил, что веду машину, и вновь уставился на дорогу.

— А почему ты не боишься за собственную жизнь? — продолжила Нина. — Ты не менее ценна оттого, что у тебя появляется ребенок. По крайней мере, так мне говорила мама.

— Ты не поймешь, — повторила Эмили, слегка отодвигаясь от Нины с ее прожигающим взглядом. — Давай останемся каждая при своем мнении.

— Ну же, Эм! — не отступала Нина. Она развернула Эмили к себе и взяла за руки. — Знаешь, сначала мне тоже было страшно!

— Тебе? Ни за что не поверю!

— Было! Страшно до смерти! Я тоже была трусишка зайка, как ты!

— Я не трусишка, просто…

— Трусишка! Не отрицай. Но когда я над тобой поработаю, ты себя не узнаешь! Если, конечно, выживешь!

— Не смешно! — отрезала Эмили. — Что с тобой не так, Нина?

— О, даже не знаю, с чего начать! Иногда принимаюсь составлять список и каждый раз устаю и бросаю. Зачем тратить время, когда можно пойти и наделать еще глупостей? На ошибках учатся гораздо лучше, чем на успехах, Эм. Почему я мудра не по годам? Именно поэтому!