Часть II
Глава 8
Когда мы с Дайо, Ай Лин и Кирой вернулись в Имперские апартаменты, эхо разговоров через Луч в коридорах уже смолкло. Наши названые братья и сестры спали, устроившись рядом в общей гостиной. Они храпели и бормотали что-то сквозь сон, держа в руках пустые кубки из-под вина и наполовину съеденные миски фуфу. Похоже, они пытались нас дождаться. Сердце переполнила нежность: моя пестрая семейка расслабленно лежала на диванах и коврах, дыша в унисон. Я коснулась кончиками пальцев каждой головы, посылая всем сны. Хотя я скучала по ним весь вечер, мне было легче от того, что они уже спят.
Если бы они бодрствовали, мне пришлось бы рассказать им, что я схожу с ума.
Скоро они и сами узнают, когда до них дойдут дворцовые сплетни. Служанка видела, как я разговариваю с воздухом, и весь двор был свидетелем того, как моим телом завладел божественный дух. Более религиозная часть населения Ан-Илайобы, возможно, теперь проникнется ко мне почтением, но здравый рассудок и близость с богами обычно не идут рука об руку. Я хотела, чтобы Аритсар воспринимал меня всерьез в качестве императрицы, а не заточал в позолоченный храм, как сумасшедшего оракула.
Но об этом я решила подумать завтра. Пожелав спокойной ночи Дайо, Ай Лин и Кире, я заметила, что одного человека в общей куче спящих тел не хватает.
«Джит? — спросила я мысленно, сканируя Лучом соседние помещения. — Где ты?»
Ответом мне послужило шевеление разбуженного разума. Я ощутила волну виноватого тепла.
«Здесь. Прости, я хотел тебя дождаться».
Я последовала за голосом. Санджит нашелся в моей спальне: он сидел на помосте, где располагалась моя циновка. Эта спальня, поспешно добавленная к Имперским апартаментам после моего становления императрицей, все еще ощущалась чужой, несмотря на расписные стены и высокий стеклянный купол потолка, позволяющий мне следить за спрайтами в небе. Санджит выглядел сонным в тусклом свете ламп. Когда я вошла, он встал, протягивая мне поднос с блюдами — рагу и жареные бананы, уже остывшие, но все еще соблазнительно пахнущие специями.
— Припас с ужина, — пробормотал он, зевая. — Я знаю, что вам с Дайо на этих праздниках не позволяется есть.
— Так бы и расцеловала тебя! — простонала я, оседая на софу и вдыхая аромат еды с искренней благодарностью.
Санджит усмехнулся и сел рядом. Задумчиво оглядел мой наряд, особенно верх из ракушек каури.
— Итак, — начал он непринужденным тоном, — полагаю, правители континента поклялись тебе в верности с первого же взгляда?
Хмыкнув, я вытерла руки от жира после жареных бананов, совершенно не чувствуя себя соблазнительной. Мой сложный макияж и золотая пудра на плечах успели смазаться и поблекнуть во время пира, ожерелье из ракушек спуталось, а одежда измялась… но Санджит все равно смотрел на меня с явным восхищением.
— Едва ли, — сказала я. — Но, по крайней мере, они планируют остаться на какое-то время. Дайо фактически предложил им мою голову на блюдце. — Он испуганно отшатнулся, так что я поспешила пояснить: — Я должна показать им все мои воспоминания. Даже самые плохие. Не спрашивай — это якобы должно заставить их полюбить меня или что-то вроде того. — Я уставилась на свои окольцованные пальцы. — Не очень хочу об этом говорить.
Я решила пока не думать о состоянии своего рассудка. Так казалось проще, пока призрачные мертвые дети поджидали меня в темных углах.
Санджит не стал расспрашивать. Вместо этого он слегка коснулся ногой моей лодыжки — там, где крошечные колокольчики звенели на золотой цепочке. Браслет его матери с ракушкой каури сверкал на моей ноге.
— Знаешь, — сказал он, лукаво блеснув глазами чайного цвета, — ама была бы разочарована, если бы ты никогда в этом не танцевала.
Мои щеки вспыхнули. Я поспешно отогнала от себя образ самодовольного, ненавистного лица джибантийца, танцевавшего со мной на пиру.
— Сомневаюсь. Мое чувство ритма оскорбило бы память твоей матери.
Он покачал головой.
— Ты бы ей понравилась.
Снаружи комнаты забили в свои барабаны гвардейцы, обозначая поздний час. Санджит встал, потирая шею, и взглянул на дверь:
— Наверное, нам пора ложиться.
— Наверное. — Я накрутила на палец прядь волос. — Где мы будем сегодня? Остальные уснули в общей гостиной.
Со всеми этими событиями у нас не было возможности побыть наедине после моего возвращения с горы Сагимсан. У Санджита, разумеется, тоже имелась своя спальня, но нас слишком часто атаковали проявлениями привязанности наши любвеобильные братья и сестры, чтобы у нас было время друг друга искать.
— Я еще не решил, — ответил Санджит, бросив в мою сторону застенчивый взгляд. — Хочешь побыть одна?
Я подумала о детях с мертвыми глазами, прячущихся в темноте. Подавила дрожь, заставив себя усмехнуться.
— Нет, — выдавила я. — Я бы предпочла, чтобы ты остался.
Он кивнул без единого слова. Я встала, чтобы раздеться. Моя комната походила на лабиринт из сундуков, подушек и позолоченных столиков, покрытых баночками с мазями и кремами, функции которых я так и не запомнила. Сверкающий мир Ан-Илайобы представлял собой резкий контраст по сравнению с босоногой простотой Крепости Йоруа и военными порядками Детского Дворца. Я стала рыться в узорчатых сундуках, чихая от саше с миррой и янтарем. Наконец я нашла льняную ночную сорочку с вышитым вдоль воротника узором из солнц.
Санджит, уже переодевшийся в тунику с низким вырезом и штаны для сна, с преувеличенным вниманием разглядывал свои сандалии.
Только сейчас я вдруг осознала, как мало на мне надето… и как трудно будет снять это ожерелье из ракушек. Оно едва прикрывало мне грудь, застегнутое в двух местах: на шее сзади и в недосягаемом месте в центре спины.
— Гм, — сказала я. — Не мог бы ты помочь?
Я не подняла взгляда: только слышала его приближающиеся шаги. Мозолистые пальцы скользнули по моей спине, ослабляя ожерелье. Вдоль позвоночника у меня пробежала толпа мурашек. Я замерла: его дыхание согревало мне шею.
Он расстегнул вторую застежку. Ожерелье упало мне в руки, и мгновение мы оба стояли неподвижно. Я ощущала жар его кожи.
Я отстранилась, чтобы снять юбку и натянуть ночную сорочку. Подол сорочки касался моих лодыжек, наконец полностью меня укрыв — хотя ощущение мягкого льна на бедрах почему-то заставило меня чувствовать себя еще более обнаженной.
Дрожащими руками я ополоснула лицо розовой водой и завернула волосы в платок для сна. Санджит освежился в моей лохани и небрежно причесал пальцами свои кудри, с которых капала вода.
Масляные лампы почти догорели: в воздух поднимались струйки ароматного дыма. Открытая арка вела на балкон, откуда доносилось стрекотание цикад в ночи.
— Что ж, — сказала я, — нам стоит поспать.
— Верно, — отозвался он.
— Завтра тяжелый день. Боевые тренировки. Заседания в суде.
— Все расписано по часам, — согласился он.
А затем я обвила его руками. Его губы коснулись моей шеи, ключицы, мочки уха — каждой части меня, способной петь и трепетать. Когда я стянула с него рубашку, кожу стало слегка покалывать: Санджит использовал свой Дар, отслеживая удовольствие в моем теле и находя слабые места.
— Это нечестно, — пробормотала я.
— Как и это ожерелье, — ответил он низким, глубоким голосом.
Он подхватил меня на руки. Я слышала биение его сердца напротив моего, громкое и лихорадочное, пока он поднимался на помост для сна. Мы упали на шелковую постель. Поскольку мои названые братья и сестры часто мигрировали из спальни в спальню, я спала на этом помосте всего дважды… и не собиралась делать этого сейчас.
Санджит приподнялся надо мной, опираясь на руку. Его глаза сверкали дымчатым янтарем. Я исследовала пальцами впадины и изгибы на его груди, наслаждаясь его мышцами. На его медной коже блестели капли розовой воды. Свободной рукой он погладил мои ноги. Медленно задрал подол сорочки до бедра… а затем остановился.
— Тар. — Он замер. — Ты точно этого хочешь?
Я очень старалась дышать ровно и размеренно.
— Я люблю тебя, — пискнула я.
Он улыбнулся мне — тепло и нежно.
— Знаю, солнечная девочка. Но мы не делали этого раньше. — Он поцеловал меня в плечо, выводя кончиками пальцев дурманящие круги на моем бедре. Но продолжал вглядываться мне в лицо. — Я хочу, чтобы ты была уверена.
Горло у меня горело. Я чувствовала, как он исследует мое тело своим Даром — Верховный Генерал составлял карту территорий, планировал кампании, чтобы устроить пожар в моем теле.
Ответом на его вопрос было «да». Я хотела его целиком и полностью. Но…
Перед глазами мелькнул образ: крошечный человечек с мягкими волосами и глазами чайного цвета. С Лучом, сияющим в хрупком новом теле.
Я застыла. Санджит тут же убрал руку. С бешено стучащим сердцем я коснулась его лица — Санджит поймал мои пальцы ртом, и я сглотнула, пытаясь сосредоточиться.
— Есть определенный риск, — сказала я наконец.
— Мм. — Он задумчиво кивнул. — Для этого есть травы. И зелья.
— Да. Но сейчас у нас их нет, а я не хочу посылать за ними слуг.
У слуг сегодня и так достаточно поводов для слухов, связанных с императрицей.
— Так что… — я убрала руку от его лица, — не сегодня, Джит. Прости. Я не знала, что буду так себя чувствовать, пока не…
— Не извиняйся. — Он поцеловал меня в макушку и лег рядом, грустно усмехнувшись. — Хотя, на будущее, если ты планируешь носить это ожерелье и дальше… нам понадобится запасной план.
Хмыкнув, я наклонилась и поцеловала его в щеку. Прижалась лицом к его плечу.
— Это… странно, да? Что я не уверена насчет детей? В конце концов, все думали, что я произведу на свет наследника для Дайо. Наверное, я должна была уже привыкнуть к этой мысли. — Я нахмурилась, глядя в темноту. — Почему я во всем так отличаюсь от остальных?
Санджит лежал неподвижно какое-то время, глядя на лавандовых спрайтов, сверкающих в ночном небе над потолком.
— Как бы там ни было, солнечная девочка, — сказал он наконец, — именно это мне в тебе и нравится.
Я вздохнула, закрыв глаза.
— Это только потому, что ты такой же странный, как и я.
Он рассмеялся.
Я устроилась у него на груди, наслаждаясь тем, что могу еще немного побыть влюбленной девушкой, пока рассвет снова не превратит меня в сумасшедшую императрицу-Искупительницу.
Глава 9
Я напрасно беспокоилась о дворцовых сплетнях: мое поведение на Вечере Мира к утру уже никого не волновало.
— Вулкан сделал что?! — воскликнула я, когда Дайо разбудил меня и Санджита.
— Уничтожил треть столицы Олуона, — повторил Дайо, вручая мне одежду. — Ну, то есть еще нет. Но скоро.
За окном едва рассвело. Мы с Санджитом торопливо следовали по коридору за Дайо, чтобы присоединиться к остальному Совету в общей гостиной.
Наши братья и сестры ходили кругами, набивая дорожные сумки одеждой, оружием и лечащими травами.
— Гобелены Умансы, — выдохнул Дайо. — Он расшифровал пророчества. Он не замечал общих закономерностей, пока не закончил последний гобелен час назад.
Пророческие гобелены Умансы висели теперь на стенах гостиной. В одном углу стояло высокое веретено, скрытое тенью в слабом утреннем свете, где Уманса проводил каждый вечер за ткачеством. На гобеленах он изображал картины, доступные лишь его невидящему взору. В них из фрагментов складывались истории — пылающий хаос из символов и созвездий, падения и становления империй под капризные обороты планет.
— Еще ничего не уничтожено, — вставил Уманса, поворачиваясь к нам с Дайо ухом. — Вулкан еще даже не начал извержение. Мои видения не предсказывают точное время.
— Но мы должны остановить это, — сказал Дайо, заламывая руки, пока я сонно снимала свой платок для сна. — Это может случиться в любой момент.
— Мы не можем подождать хотя бы до завтрака? — проворчала Эмерония.
Она сидела на полу посреди всего этого хаоса, скрестив ноги, и смотрела в свой стеклянный шар.
— Я проверила границы города. Никаких признаков пожаров, лавы или чего-то подобного. Если видения Умансы такие срочные, почему он не сказал об этом раньше?
— Я сказал, — возразил Уманса, скрестив свои татуированные руки на груди. — Или, во всяком случае, об этом говорили мои гобелены. Но только сейчас все стало ясно.
Он показал на стены гостиной, где гобелены, сотканные им за последние недели, сверкали черным, алым и коричневым. Последний гобелен все еще свисал со станка: на нем изображалась гора с зубами, когтями и пугающе человеческими глазами. Каменный зверь присел на задние лапы, напружинившись, и извергал лаву изо рта. Гобелен обрамляли символы и планеты, обозначающие место расположения монстра.
Затулу, Верховный Декан Имперской академии, яростно писал что-то на табличке, глядя поочередно то на гобелены, то на свитки.
— Здесь что-то не сходится. На гобелене Умансы вулкан находится там же, где Храм Олоджари.
Я нахмурилась.
— Кузница Углей?
Люди Углей почитали Полководца Пламя, одного из главных богов Аритсара. Его служители строили шахты и кузницы по всему Аритсару, надеясь, что стихийное божество благословит их усилия золотыми, железными и угольными жилами.
— Кузница принадлежит Людям Углей, — подтвердил Уманса. — Но шахта под ней — имперская собственность.
— Ох.
Еще одно место, которым мы с Дайо владеем. Видимо, знать управляла за нас и этой шахтой тоже.
— Я отслеживал поступления в казну оттуда, — продолжил Уманса. — Недавно группа мятежников начала подрывать поставки ресурсов. Я думал, мои пророчества указывают на какое-то восстание — но, похоже, я ошибался. Настоящая опасность — в самой горе.
— Но Олоджари в семидесяти милях отсюда, — сказала Кира. — Вулкан не сможет уничтожить столицу.
— Это не вулкан, — пробормотал Санджит. — Это кое-кто другой.
Он уже закрепил на бедре ножны. Молча подойдя к последнему гобелену Умансы, он поморщился, разглядывая яростное лицо горы.
— Я уже видел подобное лицо, — сказал он, посылая видение через Луч.
Все замерли, увидев воспоминание Санджита: худой и высокий мужчина с кобальтово-синими пылающими крыльями и раскосыми желтыми глазами.
— Не понимаю, — произнесла Ай Лин. — Зачем духу-хранителю Суоны пробуждать вулкан в Олуоне?
— Это не Мелу, — возразила я, тяжело сглотнув. — Это другой алагбато, кажется. Но точно не мой отец.
— Если не Мелу, то кто? — удивился Затулу. — У Олуона нет духов-хранителей, по крайней мере, я о них не слышал. Большинство алагбато умерли, когда мы стали обрабатывать землю и строить города.
— Это Малаки, — сказала Кира.
Мы все удивленно повернулись к ней. Она нервно теребила концы своего молитвенного платка, потрясенно моргая.
— Безумная Малаки, Малаки-под-Горой… я слышала о ней песни. Только сейчас вспомнила. Никто не знает наверняка, но… Верховная Жрица Мбали говорит, что это Малаки создала двери в Имперский Зал.
Я вдруг вспомнила легенду: о том, как алагбато сделала двери из железа, которое достала из собственного сердца. Кира осенила себя знаком Пеликана, чтобы отвадить неудачу.
— О ней никто не говорит. Старейшины считают, что это плохая примета — произносить ее имя вслух в стенах дворца. Но в любом случае никто не видел ее уже сто лет, хотя она охраняла эту гору тысячелетиями. Мбали даже не уверена, что Малаки еще жива.
— Не вижу причин для паники, — сказал Камерон и с ухмылкой приобнял меня за плечи: — У нас есть собственный алагбато. Тар просто убедит Безумную Малаки успокоиться, правда, Тар?
— Я не волшебный дух! — возмутилась я, выворачиваясь из его рук. — Я даже не бессмертная, за исключением неуязвимости к огню! Что, по-твоему, я должна сделать?
Я рассеянно коснулась своей маски львицы. К моему удивлению, помазание Дайо не дало мне новую неуязвимость: вместо этого одинокая красная полоса на маске, символизирующая мою неуязвимость к огню, стала ярче, позолотев по краям. Луч, похоже, позволял мне помазать одного советника сверх положенных. Но, как и все остальные Лучезарные, я буду неуязвима только к двенадцати смертям. Меня утешала мысль, что я умру лишь в старости… если предположить, конечно, что я переживу следующие два года.
Камерон пожал плечами:
— Не знаю. Но Мелу ты, похоже, нравишься. Если я и узнал что-то о волшебных созданиях, так это то, что представители одного вида чуют своих — и неважно, как сильно они различаются внешне.
— Одна проблема, — объявил Уманса тихо. — Олоджари — не единственная катастрофа.
Он показал на гобелены, покрывавшие стены гостиной. Я осознала, что каждое полотно изображало разных созданий со светящимися глазами: одни вызывали наводнения в реках и озерах, другие поднимались из разломов в земле, третьи мчались сквозь снежную бурю или бушевали посреди пылающих джунглей и лесов.
— Так повсюду, — подтвердил Уманса. — Алагбато пробуждаются по всему Аритсару, угрожая уничтожить все наши природные ресурсы.
В комнате воцарилось потрясенное молчание.
— Мы должны вернуться в свои родные королевства, — медленно произнесла Майазатель. — Все мы.
— Нужно остановить их, — согласился Тео. — Или хотя бы выяснить, чего они хотят. Будет сложновато, раз мы собираемся разделиться, но…
— Разделиться? — вмешалась я. Голова у меня кружилась. — А как же лучевая тоска?
— По-другому не получится успеть везде одновременно, — сказал Санджит, изучая карту на военном столе. — Так что придется потерпеть. Постараемся нигде не задерживаться. Лечить симптомы другим способом.
— Это невозможно, — запротестовала я.
— Возможно, если использовать кусо-кусо, — сказала Тереза, дрожащими руками поднимая к носу флакон с ароматическими травами. — Будет нелегко, но если мы все будем принимать мой новый сорт кусо-кусо в одно и то же время, то Луч сможет объединять наши разумы на большом расстоянии. Не навсегда — травы не настолько сильные. Но если принимать их каждый день, мы сможем поддерживать связь какое-то время. Скажем, месяцев пять или шесть.
— Хорошо. — Санджит коротко кивнул. — Если повезет, Аритсар даже не узнает, какая опасность ему грозила. Предотвратим катастрофы еще до того, как они случатся.
Мое сердце забилось чаще от волнения. Пять-шесть месяцев? Мы никогда еще не разлучались так надолго. Никогда. А вдруг с ними что-нибудь случится?
Майазатель с довольным видом отряхнула руки от пыли, похлопав по кожаному свертку с оружием:
— Слушайте, я, конечно, буду жутко по вам скучать, но… Великий Ам, наконец-то появилась возможность уехать из дворца. Я улучшала свои изобретения с того самого дня, когда абику напали на Эбуджо. Мои новые пушки могут стрелять вдвое большим количеством святой воды в сравнении со старыми, и я до смерти хочу их испытать.
— Абику в Эбуджо были демонами, — напомнила Кира. — На алагбато святая вода не работает. Кроме того, алагбато не рождаются злыми: нам стоит сперва попытаться с ними договориться.
— Я захвачу свою лиру, — предложил Тео, вытаскивая инструмент из сумки на спине и похлопав его по бокам. — Если мои песни способны убаюкать зверей Камерона, то наверняка справятся и с алагбато.
— Дайо и Тарисай, разумеется, останутся в Олуоне, — сказала Ай Лин, вышагивая по комнате. — Они возьмут на себя алагбато в Олоджари, но мы не можем рисковать и отправлять их куда-то далеко от столицы. Мы только что убедили остальных правителей континента остаться. Я тоже немного задержусь, чтобы помочь Тарисай с этими монархами. Но потом отправлюсь в Морейо.
— Я отложу отъезд в Дирму, — пробормотал Санджит, мрачно глядя в окно на крыши столицы. — Пока что. Здесь слишком много дел. Если Малаки не прислушается к Тарисай, придется мобилизовать Имперскую Гвардию. Распорядиться об эвакуации. Построить баррикады, окопы. Лагеря для беженцев.
Все начали говорить разом. Лица их сияли, пока они планировали свой отъезд и обменивались стратегиями по успокоению алагбато. Они… и правда хотели уехать. Все они. Моя семья хотела сбежать из нашего безопасного дома. Им не терпелось встретиться лицом к лицу с опасностью… и покинуть меня. Я сжала зубы, вспоминая видения мертвых детей в Имперском Зале — шелестящие тени в уголке глаза.
— Прекратите! — рявкнула я.
Мои братья и сестры застыли, повернувшись ко мне.
— Извините. Я просто… просто… — Я запнулась, нервно дергая себя за волосы, пока мои кудряшки не распрямились. — Вы слишком быстрые. Все вы. Это небезопасно. Расходиться вот так по всему континенту. Бросать столицу, бросать друг друга? Наша семья должна работать не так. Это неправильно. И глупо. Это… — мой страх сменился злостью, — эгоистично.
Мгновение стояла тишина. Потом Майазатель коротко рассмеялась:
— Уж кто бы говорил!
Я моргнула.
— И что это должно значить?
— А ты как думаешь? — Она отвела взгляд, теребя одной рукой свои шелковые косички. — Тар, если бросать нашу семью из-за прихоти — это эгоистично, то… ты здесь — самая большая эгоистка.
Я фыркнула. Огляделась, ожидая, что другие встанут на мою сторону. Но вместо этого я увидела лишь, как остальные переступают с ноги на ногу, избегая моего взгляда — даже Кира.
— Вы все с ней согласны, — выдохнула я. — Вы обсуждали меня за моей спиной. И считаете, что Майазатель права.
— Нет, все не так, — сказала Кира, примирительным жестом коснувшись моей руки. Затем она переглянулась с остальными. — Ну… не совсем так. Просто…
— Просто ты предложила себя абику, — выпалила Эмерония. Она уставилась в свой шар, пытаясь скрыть дрожащую нижнюю губу. — Ты вернулась с Сагимсана, отменила Перемирие и поклялась отправиться в ад. И все это — даже не спросив нас. Даже не подумав о том, что с нами будет, если ты у-умрешь… — Она замолчала, пытаясь сдержать слезы.
Я увидела, как ее горе отразилось на лицах остальных — даже на лице Санджита. И Дайо.
— В последний раз повторяю, — сказала я, — я не собираюсь оставаться в Подземном мире навсегда.
— Ты не можешь обещать этого, — сказал Тео, рассеянно перебирая струны. — И, Тар… с тех пор как ты вернулась с Сагимсана, ты изменилась. Стала отдаляться от нас. И часто злишься без повода.
На смену растерянности пришла ноющая боль.
— Вы — мои единственные друзья, — пробормотала я. — Я только о вас и думаю.
— Раньше так и было, — сказал Затулу. — Но ты изменилась, Тар. Я не говорю, что это плохо. Мы просто… еще не привыкли к новой Тарисай. Той, которая нарушает законы, устраивает побеги из тюрьмы и сбегает в Сонгланд, чтобы исправить старую несправедливость…
Конец ознакомительного фрагмента.
