У последней черты. Смертельно опасная болезнь как путешествие души

Джин Шинода Болен

Книга Дж. Ш. Болен является мудрым наставником для людей, чьи жизни изменились из-за смертельно опасной болезни. Серьезная болезнь – это кризис не только для тела, но и для души. Иногда потенциальная угроза смерти, за которой следует восстановление здоровья, служит своеобразным сигналом к пробуждению и поворотным пунктом. Иногда душа выздоравливает, даже если тело не излечивается. Автор ненавязчиво, с опорой на свой опыт, многочисленные примеры и античные мифы показывает, что наша реакция на непредвиденные критические обстоятельства определяет, кто мы есть на самом деле, и приоткрывает завесу относительно смысла нашей конкретной жизни. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

1

У последней черты: болезнь и душа

В шумных палатах и в переполненных приемных районных больниц и клиник, в тихих покоях частных центров или в уютных холлах ожидания, в смотровых и в кабинетах врача — везде, где есть пациенты, присутствуют и долгие минуты молчания, паузы, которые сменяют вздохи, неподвижность переходного времени, когда в воздухе отсутствует легкость. И тогда взоры больных и тех, кто пришел вместе с ними, обращаются вовнутрь. Одни уходит в себя, как в убежище, пока другие общаются, а кто-то уже настолько далеко, что не возвращается даже тогда, когда врач говорит ему что-то важное. Временами тот же молчаливый взгляд я замечала у врачей и медсестер. Иногда находящиеся в комнате все вместе неожиданно погружались в глубокое молчание. Когда подобное случалось в Древней Греции, люди говорили: «Гермес вошел».

Гермес был посланником богов и проводником душ в подземный мир; сновидения и предсказания тоже были в его ведении. Когда такая тишина возникает сегодня, кто-то, прервав молчание, говорит: «Ангел пролетел». С древнейших времен и до наших дней легкое, едва уловимое и необъяснимое изменение в воздухе люди объясняют присутствием незримых крыльев посланников вечного мира. В такие мгновения наша личина, или выражение лица, с которым мы обычно смотрим на мир, спадает, разум освобождается от дел и обязанностей, и тогда мы соединяемся с душой.

Болезнь и душа

С первого же мига, когда обозначилась реальность или вероятность серьезной болезни, в нас пробуждается душа. Этой временно́й точкой могут стать данные рентгенограммы или более точных сканеров, или то, что было обнаружено в образцах, отправленных на лабораторное исследование, или острая боль, которая заявила о болезни потерей сознания или внезапным кровотечением, или же выявление на снимке подозрительной опухоли или замутненного участка, или неудачная попытка суицида, или случайное увечье. Всякий раз, пересекая границу между здоровьем и болезнью, мы попадаем в область души. Болезнь — это в равной мере и потрясение для души, и пробуждение души не только у самого пациента, но и у тех, кому он дорог. С приходом болезни мы теряем невинность, познаем свою уязвимость, мы уже не те, кем были до нее, и прежними никогда больше не будем. Мы попадаем в незнакомую местность, которая не отмечена на карте, и в ней нет пути назад. Болезнь — глубочайшее событие для души, и все же этот факт, как правило, игнорируется и остается без детального анализа. Более того, кажется, что все внимание отдано только той части тела, которую поразила болезнь, которая пострадала, угасает или выходит из-под контроля.

Больница очень похожа на автомастерскую. И там и здесь работает штат специалистов, которые проводят диагностику, починку и замену тех частей физического тела (человека или автомобиля), которые еще можно заменить, чтобы тело продолжало выполнять свои функции. Врач ожидает, что пациент и все, кто сопровождают его в этом кризисе, будут покорными его воле и не станут мешать намеченным им мероприятиям в отношении больного тела. Беспокойные пациенты (или беспокоящиеся о них близкие люди) задают вопросы, хотят понять, что с ними происходит и почему врач назначил именно такое, а не какое-то другое лечение. Они досаждают врачу просьбами и не реагируют должным образом на его указания. Медицинское учреждение — это пространство, где взаимодействие протекает в рамках определенной иерархии, согласно которой врач — лицо авторитетное. Из этого следует, что он и его команда берут на себя всю ответственность за выбранные ими меры лечения. Хороший пациент, как хороший солдат, — тот, кто не задает вопросов, не спорит и просто подчиняется приказам. Все это особенно относится к тем случаям, когда диагнозом является рак, хотя это тоже типично и для многих других ситуаций, ведь мероприятия и процедуры, назначенные врачом, по стилю напоминают стратегию военного генерала: болезнь — это враг, с которым нужно бороться, а тело человека — это поле битвы.

На грани жизни и смерти

Когда с телом что-то не так, мы хотим, чтобы все неполадки были как можно скорее устранены. Когда в теле развиваются разрушительные процессы, мы хотим, чтобы болезнь поскорее закончилась. Мы обращаемся к врачам, идем в больницу в надежде, что там о нашем теле позаботятся. Однако болезнь, которая несет в себе угрозу жизни, взывает именно к душе, подключая нас к духовным ресурсам, и она может стать инициацией как для самого пациента, так и для любого другого, причастного к тайне, скрывающей в себе вероятность смертельного исхода. Когда мы живем на грани — между жизнью и смертью — мы попадаем в область лиминального пространства и времени. Слово «лиминальный» в латинском языке означает «пороговый». Это не совсем обычное слово. Его смысл можно понять, если обратиться к личному опыту читателя и к коллективной памяти человечества, доступ к которой есть у каждого из нас. Всякий раз, когда с нами происходит то, что изменит нас навсегда, что повлияет на отношение к нам других людей, например, женитьба или замужество, призыв в армию или предопределение судьбы выбором врача, когда мы переживаем трудный период жизни, мы обретаем опыт, который называется лиминальным. Всякий раз, когда мы проходим инициацию и обретаем знание того, чего мы еще не знали на телесном уровне, например, получаем первый сексуальный опыт или опыт беременности, мы переступаем некий порог. Здесь мистическое, духовное или психическое осознание того, что происходит с нами, так или иначе определяет важность данного переживания как опыта души. То же происходит и в случае угрожающей жизни болезни, которая коренится и развивается в теле, но тем не менее сильнейшим образом воздействует и на нашу душу.

Болезнь, особенно та, которая допускает вероятность смерти, заставляет нас остро воспринимать, насколько ценна жизнь вообще и наша жизнь в частности. Она меняет наши приоритеты. Мы можем теперь правдиво воспринимать, что значимо, кто значим, и как мы обращались со своими жизнями, равно как и то, на что нам нужно решиться теперь, когда мы знаем, что с нами не все в порядке. Значимые отношения тоже подвергаются проверке, и, проходя через испытание, они или укрепляются, или утрачиваются. Боль и страх пробуждают желание преклонить колени и молиться. Проверке подвергаются наши духовные и религиозные убеждения, равно как и отсутствие таковых. Болезнь — суровое испытание и для тела, и для души, а также время для возможного исцеления того и/или другого.

Когда-то давно, или так мне только кажется, угрожающие жизни болезни, которыми заболевали молодые люди, считались трагической неожиданностью. В ту пору терминальные болезни, как правило, ассоциировались с хроническими заболеваниями преклонного возраста. Сегодня возможности диагностики и биопсии позволяют выявлять смертельно опасные болезни еще на ранней стадии, однако их лечение проводится крайне агрессивными методами. Современное инвазивное лечение само по себе — это уже угроза здоровью и жизни человека. В нынешнем мире для многих людей середина жизни таит в себе вероятность смерти или инвалидности. Это касается не только рака, но и других болезней, поражающих тело и психику людей, находящихся в самом расцвете сил. Бывают периоды в середине жизни, которые напоминают поле военных действий, когда вокруг нас, как подкошенные, умирают люди. Тем из нас, чья профессия связана с помощью людям, известны точные данные этих внушительных потерь. Болезнь, способная подвести черту под нашей жизнью, кардинально изменить ее, находится очень близко от нас. Она может угрожать нашим мужьям, возлюбленным, нашим сыновьям или дочерям, родителям, друзьям и нам самим.

Быть пассивным, послушным пациентом, предоставлять себя в качестве арены, на которой силами профессиональных медиков развернется сражение, сегодня просто нельзя. Этот подход вообще неприемлем для той небольшой группы людей, которые привыкли задавать вопросы авторитетным фигурам, которые признают ценность альтернативных подходов и понимают, что наше тело и психика взаимосвязаны. И вовсе не важно, являемся ли мы сами пациентами или теми, кто их любит и чувствует за них ответственность; мы не можем не понимать, что от нашего выбора, от нашего доверия или недоверия зависит чья-то жизнь или смерть. Действовать из страха или в соответствии с личными убеждениями, поступать в согласии с интуицией или пренебрегать ею, исходить из собственных представлений о правильном, даже если наше мнение способно огорчить других, — все это жизненно важные вопросы, которые становятся еще более значимыми перед лицом смертельной опасности. Исцеление зависит от того, какое решение мы с вами примем. Более того, если сражение за медицинский путь исцеления проиграно, врачи обыкновенно покидают поле битвы, избегая контактов с пациентом, который напоминает им об их поражении.

Болезнь как психологическое испытание

Все те страдания, которые связаны как с осознанием себя пациентом, так и с самой физической болезнью, — труднейшее испытание, способное трансформировать душу человека. Бо́льшая часть душевных терзаний обычно связана с психологическим стрессом. Когда после рядового обследования неожиданно возникает реальность тяжелой болезни или же вдруг появляются симптомы, требующие неотложной госпитализации, на нас наваливаются различные страхи и мы чувствуем себя незащищенными. Мы опасаемся, напрасно или справедливо, что больше никогда уже не будем теми здоровыми людьми, какими были раньше. Близкий круг пациента тоже может попасть под влияние этих страхов, или же страх может захватить родных и близких больного, но не самого пациента.

Мысли гораздо сильнее зависят от того, как мы воспринимаем происходящее с нами или с кем-то из близких и бесконечно дорогих нам людей, чем от объективной информации. При внешне одинаковых обстоятельствах люди, в зависимости от их индивидуальной психологической структуры, стремятся жить либо в настоящем, либо в будущем, каким они его себе представляют. Когда предварительно поставленный диагноз, о подтверждении которого мы узнаем лишь после биопсии или ряда других исследований, несет в себе значительные перемены, то человек, живущий в настоящем, с легкостью избавляется от вероятной и пугающей реальности: на помощь приходит привычное отношение «не буди лиха». С другой стороны, человек, ориентированный на будущее, может заранее представить себе, что он уже умер и похоронен, прежде чем что-то из этих вероятных событий произойдет на самом деле, особенно если он чувствует сильную тревогу или осознает опасность болезни и масштаб проблемы. Стресс может быть чем-то виртуальным для одного и «зашкаливать» для другого. Мучительная боль, ограничения, слабость или рвота, многочисленные трудности, которые несет в себе болезнь, для одних могут стать не только всем, что составляет его настоящее, но и заполонить собой будущее, в то время как другими пациентами со сходной симптоматикой будут восприниматься как трудный, но преходящий период. Когда боль не отпускает или навязчивые негативные мысли переполняют сознание, остается крошечное пространство, отведенное под заботы о душе.

Проблески души

Чтобы услышать душу, надо успокоить ум, и тогда наши мысли и чувства начнут пробуждаться, как бы поднимаясь вверх со дна глубокого колодца. Все наши глубокие размышления и эмоции остаются, как правило, неразделенными. Но если все же мы решаемся ими поделиться, то на мгновение в нас пробуждается душа. В этот миг мы действительно чувствуем, что делимся тем глубинным, во что погружает нас болезнь. А вдруг мы умрем, думаем мы, и чего тогда будет стоить наша жизнь? Перед лицом смерти о чем из того, что не успели сделать, мы будем сожалеть? На что еще нам нужно время? В чем все-таки наше предназначение? Что значат для нас люди, которые нас окружают? Есть ли Бог? Есть ли что-то после жизни? Что из незавершенного тяготит нас? Какие затаенные мысли или воспоминания возвращаются к нам? О чем говорят нам наши сны?

Когда мы произносим вслух то, что нас беспокоит, когда мы заявляем об этом, мы приоткрываем пласты своей души. В такие моменты мы как бы обнажаемся. Но слишком часто, когда мы говорим о том, что нас тревожит, первым порывом тех, кто это слышит, бывает желание накрыть сказанное нами тонкой вуалью поспешных ободряющих слов, и тогда мы уходим в себя. Тем, кто плавает в более мелких водах, становится неуютно, когда открывается пространство для души и всего того, что ее волнует. Люди, страдающие зависимостью от работы или алкоголя, скользящие по поверхности бытия, стараются избегать тем, которые толкают нас на поиск души. Они чуждаются собственной глубины и не задаются вопросами, которые мы перечислили.

Порой мы будто глядим внутрь себя, ощущая, как наше глубинное поднимается все выше и выше. Оно может открыться в виде мысли, воспоминания, эмоции, интуитивной догадки, мудрости, и тогда кто-то рядом говорит: «О чем призадумались?» И мы смущенно отступаем. Вдруг однажды мы произносим вслух то, что нас волнует, и это приносит неожиданную радость, как будто мы встретили родственную душу. Друг, с которым можно говорить по душам, — это святилище, убежище; это человек, которому мы можем сказать правду о том, что чувствуем, знаем или воспринимаем. Когда что-то говорится от души, то не для того, чтобы кто-то это подтверждал, отрицал, или принимал на свой счет; сказанное и прочувствованное должно быть воспринято, услышано, принято, поддержано по аналогии с тем, как это происходит в материнской утробе, где наши прозрения о себе и о том, чем дорожим, могут быть выношены, выращены и доведены до полного осознания.

Подобные мгновения покоя, когда наши взоры обращаются внутрь, напоминают тишину беременности, время, когда мы испытываем единение с нашими глубинными мыслями, образами и чувствами, которые, однако, могут быть столь переменчивыми; настроение меняется, и то, что еще минуту назад было в центре внимания, способно исчезнуть, как испаряются фрагменты сна.

Главное, что я хочу сказать, состоит в том, что болезнь способна привести к пробуждению души и что мир души сродни снам и мечтаниям, он является источником личностных смыслов и мудрости, способных трансформировать нашу жизнь и принести исцеление. Говоря это, я, конечно, вовсе не утверждаю, что болезнь надо приветствовать. Те, для кого болезнь стала путешествием души, только впоследствии смогли воздать ей должное. И тем не менее увидеть в болезни перспективу для души — значит наделить ее потенциалом духовного путешествия.

Выздоровление души может совпасть с восстановлением телесного здоровья, но последнего может и не произойти; человек, возможно, исцелит душу, но тело может и не справиться с болезнью. В конце концов, наша жизнь конечна. Вопрос не в том, умрем ли мы вообще, а в том, когда и как мы умрем. Болезнь выводит нас из русла привычной жизни, из повседневных забот. Она ставит нас перед необходимостью решать главные задачи, подключает к духовному знанию, способному трансформировать и нас самих, и нашу ситуацию. И в этом нас поддерживают молитвы и ритуалы, они помогают сосредоточиться на душе, соединяют с духовными энергиями.

Глядя на мир из пространства своей души, мы можем ясно видеть то, что для нас по-настоящему важно, узнавать правду о себе и своей жизни. Мы знаем, что все мы, скорее всего, духовные создания на человеческом пути, а не просто человеческие существа, которые могут встать на путь души, а могут и не встать. На уровне души мы узнаем о священном и вечном. На уровне души болезнь, даже смертельная, является потенциальным началом, лиминальным временем, когда мы пребываем между обыденным миром и миром невидимым.

Вопросы о душе

Я считаю, что вопросы о душе, которые ставит перед нами любая болезнь, равно как и всякая индивидуальная жизнь, всегда одни и те же: Зачем мы здесь? Что в этом мире нам надо совершить? Чему мы должны научиться? Что и кого полюбить? Все эти вопросы имеют отношение к сути того, кто мы такие. Я полагаю, что болезнь способна расширить наше сознание, являясь своего рода сигналом, пробуждающим нас ото сна, что болезнь включает в себя нисхождение к собственным глубинам и столкновение с тем, что нас пугает. Я видела, как болезнь воскрешает поспешно похороненную любовь и раскрывает силу характера, и я уверена, что болезнь несет в себе потенциал для роста души. Или не несет. Я знаю, что личные истории, а также мифы, сновидения и мистический опыт могут стать еще более яркими во время болезни и что знания, проистекающие из этих источников, интегрируют душу в обычную жизнь, а это наполняет смыслом как жизнь, так и смерть.

У последней черты

Впервые я поняла, что болезнь является переживанием не только тела, но и души, когда мне было около тридцати. Я только-только приступила к психиатрической практике, но вынуждена была взять полугодовой отпуск, чтобы отправиться в дом к своим родителям, куда моего отца перевезли из больницы умирать. Отец проиграл свою долгую и героическую битву с раком, рак поборол его тело, но и после того, как медицина не смогла предложить ему никаких, даже поддерживающих процедур, воля к жизни помогла ему продержаться еще несколько месяцев. И вот он умер, а я смотрела в его широко открытые глаза, в его лицо, которое светилось радостью. Я убеждена, что он видел что-то недоступное моему зрению, а я доверяю своему восприятию и с глубокой признательностью отношусь к этому дару. Какое-то мгновение назад отец был еще здесь, а в следующее его уже не было. Осталось одно опустошенное тело, которое уже покинула душа. Тело было теплым, и какие-то клетки, возможно, еще продолжали работать секунды спустя, но ни его самого, ни его души больше не было в этом теле. Его страдания завершились, а тело, которое продолжало лежать, напоминало оставленную по забывчивости одежду, изношенную и истрепанную, очень знакомую, но больше непригодную для человека, который когда-то ее носил. Выражение отцовского лица говорило о том, что там, куда в момент смерти устремился его взор, есть нечто прекрасное. Что-то подобное происходило и до этого, в период, когда ему пришлось долго-долго умирать. Увиденное осталось со мной как знание о том, что на этом этапе жизни происходит что-то чрезвычайно важное. Из-за трудностей с дыханием отец не мог подолгу говорить, и потому в те последние месяцы именно внутренний мир стал его прибежищем. Вполне вероятно, что он ушел после того, как пробыл здесь ровно столько, сколько ему самому было нужно, чтобы доделать все, что он считал важным на пороге между этим миром и следующим. Умирающие люди проводят свои дни так же, как новорожденные: они подолгу спят и видят сны, позволяя родным и близким делать все, что нужно, по уходу за ними. Сны, мечтания, моменты ясного сознания, а также разговоры не только облегчают переход, но и служат лекарством для души. За годы, прошедшие с того времени, мой сын, моя мать и близкие друзья пережили кризисы, связанные с болезнями и хирургическими вмешательствами. Я поняла, что, когда ребенок подвергается серьезной хирургической операции, его мать, как никто другой из близких людей, чувствует не только уязвимость своего ребенка, но и собственную незащищенность. Это же произошло и на пороге взросления моего сына, когда ему выпало испытание, в котором были все признаки инициации в мужской мир, и этот опыт, бесспорно, стал для него путешествием души. Возможно, эта духовная перспектива, которой я поделилась с сыном, помогла ему пережить выпавшие на его долю страдания.

Когда моя восьмидесятипятилетняя мать тяжело заболела и ей не хватало сил, чтобы жить дальше, нам обеим показалось, что пришло начало конца, но вдруг ей стало лучше, затем она поправилась и еще в течение трех лет вела вполне самостоятельную жизнь, как личную, так и профессиональную. Полагаю, что сделанное и сказанное мной оказалось решающим в том, куда качнулись весы, но именно она сама на уровне души приняла решение жить, и потому телесное здоровье вернулось к ней.

Медицинские и хирургические кризисы, через которые прошли мои ближайшие подруги, сказались и на мне — в той мере, в какой на нас способны повлиять лишь наши ровесники, те, кого мы любим и благодаря кому понимаем, какой короткой может быть и наша собственная жизнь.

Всякий, кто приходит ко мне на анализ или за консультацией, приносит заботы и тревоги, касающиеся самой сути существования. Накопленный обширный опыт убеждает меня в том, что на протяжении человеческой жизни невозможно хотя бы однажды не столкнуться с прямой или косвенной угрозой потенциальной инвалидности или смертельной болезни: что-то из этого ряда обязательно случается с нами и с теми, кто нас окружает. Независимо от того, являемся ли мы сами пациентами или лишь свидетелями того, как болезнь входит в круг близких нам людей, нас это глубоко трогает. Болезнь, которая угрожает жизни, направляет самих пациентов, тех, кто их любит, и тех, кто их лечит, в царство души.

Серьезные болезни, как правило, застают нас врасплох. Скачок от здоровья к болезни может быть настолько резким и стремительным, что мы столбенеем, теряем дар речи, ощутив бездну, в которую мы попали. Слова, сказанные людьми, которым эта территория знакома, могут послужить нам ориентиром; образы и метафоры, отражающие то, что я знаю, могут стать началом внутренней рефлексии или основой диалога души с душой другого человека. Внезапно или постепенно, но любая серьезная болезнь обязательно ведет к потере иллюзий, что приближает нас к сущностным вопросам, которыми мы задаемся, возможно, впервые в жизни.

Опуститься вследствие серьезной болезни к самым глубинам, очутиться лицом к лицу со смертью, осознать свою неспособность контролировать происходящее — значит приблизиться к пониманию сути того, кто мы как уникальные индивидуумы и как человеческие существа. Подобно тому, как на рентгеновских снимках лучше всего видны именно кости — самые крепкие, незыблемые части тела, так и несчастье обнажает в нас вечное, а, значит, несокрушимое — свойства нашей души.