Пленительная мелодия

Джейн Даймонд (2017)

Ворчливый и обаятельный менеджер группы, Броуди Мейсон, с самого детства мечтал о Джессе, младшей сестре своего друга. Но их отношения закончились, оставив в его душе зияющую рану. Шесть лет назад Джесса без объяснения причин поспешно оставила карьеру сонграйтера, о которой всегда мечтала, и сбежала от Броуди, единственного парня, которого любила. А теперь она возвращается домой в качестве подружки невесты на свадьбе своего брата-рок-звезды. Здесь Джессе придется столкнуться лицом к лицу с ошибками прошлого и с парнем, которого она так и не сумела забыть…

Пролог. Джесса

Я не забуду тот момент, когда он впервые заговорил со мной.

Я помню все, вплоть до музыки, звучавшей в CD-плеере Джесси, который я засунула в задний карман джинсов (это был новый альбом Криса Корнелла, и песня называлась «Can’t Change Me»). Когда хулиганы начали надо мной насмехаться, я сделала погромче, но все равно слышала то, что они говорили.

Мне было восемь лет, и вряд ли кто-то в то время мог представить, что я стану фотомоделью. Каждый день я приходила в школу в поношенной одежде, обычно на пару размеров больше, чем нужно, — либо в обносках брата, либо Зейна. Когда я носила их мешковатую одежду, ребята вокруг не утруждали себя комментариями в мой адрес по поводу худобы.

Но не стеснялись говорить другое.

Я сидела одна на игровой площадке после школы, когда это случилось, на вершине лазательной «паутинки». Мой брат со своими друзьями назвали ее «Громовым куполом», потому что придумали игру, по правилам которой, они, как обезьяны, болтались на перекладинах внутри и выбивали друг из друга все дерьмо. Хулиганы стояли у основания Громового купола, отрезав для меня все пути отступления. Они были большими хулиганами. Хулиганами-пятиклассниками, и хотя мой брат-семиклассник мог бы вмешаться, его там в этот момент не оказалось.

— Почему у тебя все джинсы заляпаны дерьмом? — спросил меня туповатого вида отморозок, скучающе облокотившись на Громовой купол. — Разве твоя мамочка не занимается стиркой?

— У тебя че, дерьмо вытекло из этих обвисших подгузников, малявка? — спросил тот, что выглядел еще тупее, и они оба хрюкнули, посчитав это остроумным.

— Ха, да она настолько заполнена дерьмом, что и глаза у нее коричневые.

— Что такое, малявка? Щас нюни распустишь?

Нет. Плакать я точно не стану. У моего брата было много друзей, и хотя они никогда не вели себя настолько гадко по отношению ко мне, двенадцатилетние мальчишки могли быть безжалостными. Я умела постоять за себя. Я плакала после, дома, когда никто не видел.

К тому же… к нам приближался новенький, и я уж точно не расплачусь перед ним.

Он учился в седьмом классе, но ходили слухи, что ему было тринадцать или даже четырнадцать и он уже пару раз оставался на второй год. Несомненно, он был очень крутым. Носил куртку из натуральной кожи, черную с серебряными молниями, как рокер. Он курил возле школы, слонялся в одиночестве по школьной территории и проводил в кабинете директора больше времени, чем сам директор. Я никогда не знала, из-за чего он вляпывался в истории, но в любом случае происходило это часто.

Другие ребята в моем классе его побаивались. Я же просто считала, что ему грустно.

С тех пор как умер папа, я научилась распознавать грусть.

Хулиганы заметили его приближение и начали нервничать. Я думала, они убегут, но он слишком быстро сокращал дистанцию своей неторопливой походкой на длинных ногах.

— Вас, ребята, смотрю, уж слишком интересует дерьмо, так что я могу вам его показать, так? — Он стоял, расслабленно засунув руки в карманы, в то время как задиры начали бледнеть.

Я сняла наушники.

— Не, я не хочу…

— Конечно, хочешь, оно прямо здесь. — Он ковырнул носком кроссовки землю у себя под ногами. Трава была еще влажной после небольшого недавнего дождя, а под ней хлюпала грязь.

Хулиганы начали трястись и хныкать, бормоча извинения. Последовали короткие, почти бессловесные уговоры, и в итоге они опустились перед ним на колени.

Он не пошевелился. Его руки все еще покоились в карманах.

— Просто попробуйте и скажите мне, свежее ли оно, — велел он тоном, не терпящим возражений, снова хлюпая ногой в жиже.

Затем он посмотрел наверх, его каштановые волосы упали на один глаз, и он подмигнул мне.

Я смотрела со своей жердочки на вершине Громового купола с неприкрытым восьмилетним благоговением, пока задиры, трепеща, наклонились вперед.

Он заставит их есть дерьмо!

Ради меня!

Я была на девяносто девять и девять десятых процента уверена, что это была просто мокрая грязь, но хулиганов достаточно запугали, чтобы они поверили. И съели, они правда это сделали.

Затем он велел им извиниться передо мной, что они тоже сделали, испуганно опустив глаза и сплевывая грязь. Один из них рыдал, шмыгая сквозь сопли и слезы. Затем он велел им убираться, и они убежали, всхлипывая и спотыкаясь о собственные ноги.

Я смотрела на своего спасителя, едва ли способная отвести взгляд, а его непослушные волосы развевались на ветру. Из-под кожаной куртки выглядывала футболка с надписью Foo Fighters, а джинсы были рваные, как и у меня.

— Знаешь, теперь ты можешь идти домой, — сказал он, как будто я туго соображала.

Я просто сидела и счищала засохшую грязь со своих джинсов.

— Твои родители уже, наверное, заждались?

Я не ответила. Я знала, что лучше не отвечать на подобные вопросы.

Когда другие дети узнавали, что случилось с папой, они либо смеялись надо мной, либо, что еще хуже, жалели. И Джесси наказал, чтобы я никому не говорила о маминой болезни. Он сказал, что если они узнают, насколько она больна, то могут отнять нас у нее.

И я произнесла:

— Я жду своего брата.

Он оглядел пустую игровую площадку.

— Кто твой брат? И почему его здесь нет, чтобы надрать этим маленьким засранцам задницы?

— Джесси, — сказала я. — Моего брата зовут Джесси. Он остался после уроков с Зейном. Их наказали.

Он шагнул ближе, балансируя на краю песочницы.

— Да? Как же так вышло?

— Они… хм… поспорили с мисс Нильсен из-за ее слов о том, что я не могу приходить в школу в грязной одежде. У них это часто происходит, — пробормотала я, жалея, что поделилась, но, казалось, его впечатлило упоминание наказания.

Он посмотрел на мои джинсы, которые я испачкала, когда сидела в канаве и слушала музыку перед школой. Я могла бы притвориться, что меня не задело, если бы он сказал что-нибудь неприятное по этому поводу, но это не означало, что я хотела это слышать.

Почему он просто не ушел?

— Что ж, можешь спускаться. Эти маленькие засранцы больше не вернутся.

Я расковыривала дырку на колене своих джинсов, из-под которой торчала коленная чашечка.

Он свесился, опершись локтями о Громовой купол.

— Зачем ты туда забралась?

— Играю на Громовом куполе.

Я знала, как нелепо это прозвучало, учитывая, что кроме меня там никого не было. Не то чтобы у меня совсем не было друзей, с которыми я могла бы поиграть, когда брата не оказывалось рядом, но у всех них были родители, которые забирали их после школы. В любом случае я подумала, что это может произвести на него впечатление. Учителя объявили Громовой купол вне закона, и мы играли на нем только после школы.

Он шагнул в песочницу.

— А как ты играешь?

— Это зыбучие пески! — взвизгнула я. — Нельзя туда наступать!

— Ох. Черт. — Он вскочил на купол. — Чуть не лишился ботинка. — Он поднял на меня взгляд, и волосы снова упали ему на глаза. Синие — его глаза были глубокого темно-синего цвета. Он взобрался на вершину купола и сел напротив меня.

Возможно, он не смеялся надо мной, а просто не знал правил Громового купола.

— Все в порядке, — сказала я ему. — Здесь, со мной, ты в безопасности. Я принцесса.

Это правда; мой брат и его друзья всегда позволяли мне быть принцессой, чтобы я не мешалась под ногами, пока они играют, и иногда разрешали мне определить победителя в случае ничьей. Но я решила, что будет звучать более солидно, если я опущу этот момент.

Он вытащил сигарету и прикурил от блестящей зажигалки с откидной крышкой, исцарапанной и помятой, а затем начал курить. Его руки тоже покрывали царапины, костяшки пальцев оказались разбиты и покрыты струпьями. Его ногти были слишком короткими, обгрызенными до самого ногтевого ложа, кутикула ободрана и покрыта коркой крови. Они были в ужасном состоянии. Но его лицо…

Он был таким… красивым.

— Что случилось с твоими руками?

Он не ответил. Просто курил сигарету и смотрел на школьную территорию, обхватив колени руками и наблюдая, как родители забирают своих детей вдалеке, вдоль дороги перед школой.

— Значит, принцесса?

— Принцесса.

— И кто же тогда принц?

— Он мне не нужен.

Он взглянул на меня.

— Тогда кто же тебя спасет, если застрянешь в зыбучих песках?

— Я.

— А что, если не получится?

— Тогда это сделаешь ты, — сказала я. — Если захочешь. Но ты тоже можешь увязнуть там.

Он пристально смотрел на меня с минуту. Затем медленно улыбнулся, и это было похоже на то, как будто солнце выглянуло из-за облаков.

— Тогда, я думаю, мы пойдем ко дну вместе. — Он пару раз затянулся сигаретой, прищурившись сквозь дым. — У тебя есть имя, принцесса?

— Джесса Мэйс.

— Джесса Мэйс, — повторил он. — Никогда не позволяй этим маленьким засранцам так с тобой разговаривать, договорились? В следующий раз, когда они попытаются, сделай вот так. — Он сжал кулак так, что казалось, будто костяшки его пальцев вот-вот лопнут. — И ударь их, прямо сюда, в нос, изо всех сил. Если ты сделаешь это достаточно сильно, они упадут. Затем ты убежишь. Если ты сделаешь это один раз, они больше тебя не побеспокоят.

Я покачала головой.

— Я не должна бить людей. Мой брат говорит, что палки и камни^[1]…

— Серьезно? — Он стряхнул пепел с сигареты и сплюнул на песок внизу. — Тогда твой брат — размазня.

Я уставилась на него, разинув рот.

Никто так не говорил о Джесси. Все остальные дети думали, что он ходит по воде, потому что умеет играть на гитаре.

— Я не могу заставить пятиклассника есть дерьмо. — Мое лицо вспыхнуло, и я опустила взгляд на песок. — Может, ты и можешь. А я — нет.

Когда я снова подняла глаза, он что-то снимал со своей куртки. И протянул это мне.

— Держи, — сказал он.

Я взяла что-то из его протянутой руки и рассмотрела. Это был маленький серебряный значок в форме мотоцикла. На знамени, обтягивающем шины, было написано Sinners MC. На мотоцикле сидела женщина, но она на нем точно не ехала. Она сидела лицом не в ту сторону и откинулась назад, выгнув спину дугой и выпятив грудь.

Мне было восемь лет.

Я понятия не имела, что такое Sinners^[2] MC, поэтому мне и в голову не приходило поинтересоваться, откуда у него значок, принадлежащий запрещенному мотоциклетному клубу.

— Если будешь его носить, — сказал он, заглядывая мне через плечо, — никто тебя не тронет. — Он смотрел в сторону школы, его глаза сузились, когда он затянулся сигаретой.

— Снова курите на территории школы, мистер Мейсон?

Я обернулась и увидела, что к нам направляется учитель, а хвостиком плелся один из тех хулиганов-говнюков, с красным лицом, смотрящий куда угодно, только не на нас.

— Что скажут об этом твои родители?

— Интересно, что же, — пробормотал он. Его синие глаза встретились с моими, когда он отбросил сигарету в сторону. Затем он снова улыбнулся мне.

Я улыбнулась в ответ.

Мальчик спрыгнул на землю, перепрыгнул через зыбучие пески и приземлился в траву.

— Еще увидимся, принцесса.

Я видела, как он засунул руки в карманы джинсов и пошел прочь. Но это было неправдой; мы больше не виделись. После того дня он не возвращался в школу.

Целых два года.

Но эти хулиганы больше никогда меня не беспокоили. Никто из них. И я уверена, что это не из-за какого-то значка. А из-за него.

Потому что он заставил двух пятиклассников есть дерьмо за то, что они грубили мне, и никто не хотел снова его есть.

На следующий год, когда новенькая в моем классе спросила меня о моем мотоциклетном значке, она не поверила моему рассказу. Как будто я выдумала всю эту историю про крутого парня в кожанке, который спас меня от парочки хулиганов, а потом таинственно исчез из школы и больше не вернулся, — просто чтобы произвести на нее впечатление.

Но я знала, что все это было по-настоящему.

У меня был его значок и его фотография. На фотографии в школьном альбоме, сделанной в седьмом классе, он стоял рядом с моим братом и смотрел в объектив камеры так, словно был готов покорить весь мир… и заставить его есть дерьмо.

Его звали Броуди Мейсон.

Он был любовью всей моей жизни.

Если бы я только поняла это намного раньше.

Примечания

1

Начало поговорки «Sticks and stones may break my bones but words will never hurt me» — «Палки и камни могут переломать мне кости, но слова меня никогда не ранят».

2

«Грешники».