Флориан Бэйтс и похищенные шедевры

Джеймс Понти, 2016

Кто придумал Теорию мелочей и с ее помощью распутывает самые головоломные загадки? За кем гоняется мафиози из международного преступного синдиката? Кто замечает то, что упускают другие, и с одного взгляда способен вывести любого на чистую воду? Познакомьтесь с Флорианом Бэйтсом – единственным семиклассником на службе у ФБР! Из Национальной галереи украдены бесценные картины. Но как? Похоже, только Флориан с верной подругой Маргарет способны раскрыть хитроумное преступление! Но, пока Юный Шерлок охотится за похитителем, на него самого открывают охоту…

Глава третья. Свеча Наполеона

Некоторые вещи вы делаете автоматически. Например, дышите или ходите. И, поскольку вы не думаете о них, им трудно научить других. Вот как вы объясните кому-то, что нужно делать, чтобы дышать? Составите пошаговую инструкцию?

1. Вдохни воздух через нос.

2. Выдохни воздух обратно через нос.

3. Повторяй ежедневно по двадцать тысяч раз.

Может, оно и сработает. Но это будет жульничество, поскольку «вдохни воздух» и «выдохни воздух» — по сути то же самое, что и «дыши». То есть вы толком ничего и не объяснили. Просто заменили слова.

То же самое и у меня с ТЕМЕ. Скорее инстинкт, чем навык. Так что, когда Маргарет попросила меня научить ее, я просто не представлял, как сформулировать это более-менее осмысленно. Поэтому начал с того, что повел Маргарет в Национальную галерею искусств, где работает моя мама, и показал ей портрет рыжеволосого бородача.

— Маргарет, хочу представить тебя Винсенту Ван Гогу, — сказал я.

— Эй, Винс, как жизнь? — подыграла она. Затем повернулась ко мне: — Ну и зачем ты хотел нас познакомить?

— Потому что этого художника я знаю лучше всего. Мама по нему с ума сходит, так что она много мне рассказывала. К примеру, о том, что он рисовал всего десять лет или около того и создал за это время более двух тысяч шедевров.

— Удивительное дело.

— И, как правило, он не мог себе позволить нанимать натурщиц, так что нарисовал множество автопортретов вроде этого. Обожаю эти цвета: оранжевая борода, синий фон, легкие зеленоватые тени на лице.

Маргарет изучала портрет:

— Очень круто. Только выглядит он что-то грустновато.

— Думаю, он часто грустил, — сказал я.

— И поэтому оттяпал себе ухо?

— Откуда ты знаешь?

— Да кто не знает, что Ван Гог отрезал себе ухо? — удивилась она. — Это общеизвестный факт.

— Наверное, — кивнул я. — Но вот что забавно: на этот счет все неправы.

Она с любопытством глянула на меня:

— Что, не отрезал?

— Может, отрезал. А может, и нет. Трудно сказать. Но дай-ка я представлю тебя еще кое-кому. — Я подвел ее к автопортрету на противоположной стене: — Это Поль Гоген.

— Ну, этот парень выглядит нечистым на руку.

— Почему ты так говоришь?

— У него над головой нимб, но в руке — змея. Так кто он? Ангел или дьявол? Герой или негодяй?

— Возможно, и негодяй, — ответил я. — Есть вероятность, что это он отрезал ухо Ван Гогу. Они жили вдвоем и постоянно ссорились. Гоген любил фехтование, так что мог посреди спора выхватить рапиру и угрожать ей Винсенту. Согласно этой теории, в один прекрасный день он так и сделал и случайно отрезал ему ухо.

— Если все было так, то почему Ван Гог никому не рассказал? — спросила она. — Почему позволил всем думать, что он сам это с собой сотворил?

— Он преклонялся перед Гогеном. Так что, возможно, произошедшее привело его в замешательство. Или, может, он не хотел, чтобы у друга были неприятности. Все, что мы знаем наверняка, — после того вечера они больше никогда не виделись.

Маргарет обдумала эту информацию:

— Интересно. Но, как ты и сказал, могло быть так, а могло и этак. Это просто теория. Если ты не знаешь наверняка, то нельзя утверждать, что все остальные неправы.

— Я не говорю, что они неправы, потому что верят, что Ван Гог отрезал себе ухо сам, — попытался объяснить я. — Я говорю, что они неправы, потому что они уверены, что он это сделал. Когда ты в чем-то уверен, ты больше не задаешь вопросов. А если не задавать вопросов о том, что кажется тебе известным, то видишь только то, что бросается в глаза. И ТЕМЕ для тебя бесполезна.

— Давай-ка проясним, — сказала она. — Ты говоришь, что бросающееся в глаза — типа того, во что все верят, — скрывает из виду важные детали?

— Вот-вот, — подтвердил я. — И теперь, раз ты поняла, мы можем начинать.

Мы прошли через зал, и я показал Маргарет большущий портрет Наполеона в его кабинете.

— Итак, вот Наполеон, — произнес я. — Сколько там, на картине, времени?

— Это просто, — сказала она, глядя на напольные часы, изображенные на холсте. — Тринадцать минут пятого.

— Дня или ночи?

Маргарет наморщилась, подумала с мгновение и призналась:

— Без понятия.

— Давай посмотрим, сможешь ли ты это вычислить, — предложил я. — Воспользуйся ТЕМЕ.

Ей понадобилась около минуты, но затем на лице Маргарет вспыхнула улыбка озарения:

— Ночи.

— Как ты узнала?

— По зажженной свече, — ответила Маргарет. — Значит, на картине — середина ночи. Четыре часа.

— Это и есть ТЕМЕ, — сказал я. — А теперь давай попробуем на живых людях.

Музей был превосходным местом, чтобы попрактиковаться. Его заполонили самые разные люди, что предоставляло нам обширную выборку для исследования. Посетители двигались достаточно медленно, так что у нас было время понаблюдать за ними. Мы начали с парочки в зале Рембрандта. Женщина в черном платье и мужчина в рубашке с галстуком.

— Что можешь о них рассказать? — шепнул я, когда мы встали напротив этих двоих.

Маргарет глянула на пару и быстро ответила:

— Обоим за двадцать. Она шатенка, примерно метр пятьдесят. Он брюнет, почти метр восемьдесят.

— Так, я перефразирую вопрос. Что ты можешь рассказать… ну, такого, что не указано в их водительских правах? Игнорируй то, что бросается в глаза. Что сообщает тебе ТЕМЕ?

Она посмотрела еще раз. Но через полминуты снова повернулась ко мне с разочарованным видом:

— Знаешь, если бы я уже умела это делать, я бы не просила меня научить.

— Справедливое замечание, — признал я. — Что, если я буду задавать тебе вопросы?

— Может помочь.

— Видишь ли ты какое-нибудь несоответствие?

— Типа одежды? — спросила Маргарет.

— Почему ты сказала про одежду?

— Они одеты для работы, а не для осмотра достопримечательностей.

— Хорошо, — одобрил я. — От этого и отталкивайся. По-твоему, здесь, в музее, они работают?

— Нет, — ответила Маргарет. — Они бродят вокруг и смотрят картины как посетители, а не как сотрудники.

— Назови мне еще одну деталь, которая выделяется.

Она посмотрела на пару подольше и ответила:

— Ее обувь. Платье на ней миленькое, а на ногах — кроссовки. Одно с другим не сочетается.

— Очень хорошо, — похвалил я. — У тебя уже есть две мелочи, которые не вяжутся с остальным. Если сложить их вместе — о чем они расскажут?

Маргарет какое-то время думала:

— Она едет на метро, а потом идет до работы пешком. Хочет, чтобы ей было удобно, и не хочет поцарапать свои миленькие туфли, так что держит их в офисе, а на улицу надевает кроссовки. А сейчас, уверена, у этих двоих обеденный перерыв.

— Смотри-ка, да у тебя талант!

Она улыбнулась:

— Хочешь, расскажу еще?

— Конечно.

— Судя по их возрасту, они на стажировке. И она хотела пойти посмотреть на красивые картины. А он — пойти посмотреть на красивую девушку.

Я засмеялся:

— С чего ты так решила?

— Обрати внимание, как она смотрит на экспонаты. Поглощена целиком. А вот его голова все время повернута к ней.

Маргарет была абсолютно права.

— Вот я и говорю: ты прямо для этого создана.

Мы занимались этим весь следующий час, ходя от зала к залу, подмечая в людях маленькие детали и зацепки, пока не вернулись туда, откуда начали, — к автопортретам Ван Гога и Гогена. И там наткнулись на мужчину, задремавшего на диванчике, что делало его идеальным объектом. Мужчина не шевелился, поэтому рассматривать его было проще. К тому же с закрытыми глазами он не видел, как мы на него пялимся.

— Готова к проверке? — спросил я.

Маргарет уверенно улыбнулась:

— На все сто.

— Выясни об этой Спящей красавице все, что сможешь, и подойди ко мне у Гогена.

— Считай, дело в шляпе, — отозвалась она.

Я подошел к мужчине первым, притворяясь, что рассматриваю балерин Дега. Глядя на картину, я одновременно делал мысленные заметки насчет нашего объекта. Маргарет действовала куда прямолинейнее: просто села на другой конец диванчика и уставилась на спящего.

Она просидела там около минуты, затем подошла ко мне. Дерзость ее методики вызвала у меня улыбку, но Маргарет выглядела расстроенной.

— Что не так? — спросил я.

— До сих пор все получалось, но в этом типе я вообще ничего необычного не заметила. Единственное, что обращает на себя внимание, — шрам на щеке. Он что-то значит?

— Только то, что однажды этот тип порезался, — ответил я.

— Вот и я так подумала.

— Хочешь, я буду задавать вопросы, как мы уже делали?

— Не хочу, — ответила Маргарет. — Но, похоже, без этого никак.

— Не все всегда так очевидно, — сказал я. — Начинай с малого и постепенно научишься. Можешь сказать что-нибудь о том, где он живет?

Она было уставилась на меня с видом «С ума сошел?!», но затем кое-что сообразила:

— Не в округе Колумбия. На нем футболка из Музея шпионажа, а на шее висит огромный фотик. Он турист. Значит, живет не в Вашингтоне.

— Хорошо, — сказал я. — Теперь ты знаешь, где он не живет. А насчет того, где живет, есть идеи?

— Нет, — обескураженно ответила Маргарет. — А у тебя?

— Он из Европы. Естественно, мне было легче это понять: я ведь сам две недели как оттуда.

Она обернулась на незнакомца и тут увидела все сама:

— Его обувь! Смешная обувь для бега!

— В яблочко, — сказал я, делая ей знак говорить потише. — Это кеды «Европа». Восточноевропейский бренд. В Штатах такие не продаются.

— Круто! — сказала Маргарет. — В следующий раз я справлюсь лучше. Устрой мне еще одну проверку.

— Мы с ним еще не закончили.

— Нет? А что еще ты можешь сказать?

— Он носит контактные линзы, он левша, а здесь он с женой и ребенком.

— Такое узнать невозможно, — заявила Маргарет. — Или… возможно?

— У него на переносице и на скулах — особые отпечатки, которые остаются, если долго носить очки. Но сегодня никаких очков не видать — значит, он в линзах. На его плече пятна слюны: такие можно заполучить, если держать на руках младенца. И, раз уж мы разобрались, что его футболка — сувенир из поездки, то, вероятнее всего, он надел ее впервые. Стало быть, пятна свежие, а значит, он сегодня возился с ребенком. Обручальное кольцо сообщает нам, что этот человек женат. А раз он носит его на правой руке, то, вероятно, из Европы — скорее всего, из Восточной Европы. Там кольца чаще носят на правой. Я предполагаю, что они с женой впервые поехали за границу с малышом, что объясняет, отчего наш объект так устал.

— А как ты выяснил, что он левша?

— Пятна детской слюны на правом плече. Именно так будет у левши. Ты же тоже левша: как бы ты держала младенца?

Маргарет задумалась и даже притворилась, что поднимает ребенка на руки. Ее инстинктивным движением было приложить его к правому плечу.

— Признаю́, это умно́, — сказала она. — Но ты не можешь знать наверняка. Все это только предположения.

— Да, но предположения обоснованные. Весь смысл ТЕМЕ в том, что одна мелочь может направить тебя не туда, но, чем больше мелочей, тем больше вероятность, что твои догадки верны. Например, обувь и обручальное кольцо вместе означают Восточную Европу.

Тут к спящему подошла женщина с младенцем и заговорила на незнакомом нам языке. Мужчина улыбнулся, взял ребенка, приложил к правому плечу и левой рукой похлопал его по спинке. Маргарет понаблюдала, как супруги обмениваются быстрым поцелуем и выходят из зала.

— Когда-нибудь я научусь, — заявила она.

— Чему? Управляться с младенцем?

— Очень смешно! — Она ткнула меня кулаком. — Нет, вот так вот читать людей. Как ты.

Неделей спустя Маргарет была у меня, а мама готовила свой особый воскресный соус к спагетти. Это легендарный семейный рецепт: соус булькает на медленном огне целый день, наполняя весь дом невероятно аппетитным ароматом.

— Пахнет изумительно, миссис Бэйтс, — сказала Маргарет, входя в кухню.

— Спасибо, — отозвалась мама. — Может, ты останешься на ужин?

— На такой ужин? Останусь с превеликим удовольствием!

— Предупреди родителей. Отец Флориана уже едет домой из аэропорта, так что ужинать будем примерно через час.

Папа уезжал по делам, его не было почти всю неделю. Когда он сел за стол, то даже не успел ничего нам рассказать — Маргарет опередила его:

— Хорошо поиграли в гольф в Калифорнии?

— Ну, удовольствие я получил, — ответил папа, — хотя играл ужасно.

Маргарет кивнула и заметила:

— Чужими клюшками трудно играть хорошо. По крайней мере мой папа так говорит.

Она пыталась сохранять невозмутимый вид, но, обернувшись и увидев выражение моего лица, не удержалась от широченной ухмылки.

— Откуда ты узнала, что папа был в Калифорнии? — спросил я. — И как вычислила, что он играл там в гольф? Этого даже я не знал, так что не мог тебе рассказать.

— И каким образом ты определила, что я пользовался чужими клюшками? — добавил отец.

Маргарет сияла, глядя на наши пораженные лица:

— Просто применила ТЕМЕ. Только и всего.