Волкодлак

Денис Ольшин

Я не воин и не герой. Всё, что у меня было, они забрали, убили, уничтожили. И чтобы сберечь последнее, что у меня осталось, я пойду на любую жертву.

Глава седьмая

Я стою в ночном лесу, повсюду веселятся черти, напивая песни, играя друг с другом между стволами вековечных столбов деревьев постоянно оглядываясь на меня и то ли зло, то ли играючи улыбаясь.

Среди всего неистовства я замечаю могучего широкоплечего и широкогрудого великана отдалённо похожего на человека, покрытого зелённым мхом с головы до пят, хотя и пятами их назвать то сложно; скорее это корни, что вышли из чёрной земли вместо того чтобы держаться за неё. Очей его я не вижу и всё же готов поклясться, что они срыты подо мхом и смотрят прямо в меня.

— Присоединяйся к нам наполни себя силой жизни, отчистись от яда смерти, танцуй среди моих братьев играй с моими слугами, пой для моего народа.

Без лишних раздумий я делаю шаг вперёд и чувствую как ко мне приближается странная сила, окружает меня, двигается в такт моим движениям, касается моего тела, обжигая но при этом даруя мне необычайную лёгкость.

Жизнь, сама жизнь вихриться вокруг меня.

— Танцуй — велит великан.

И я танцую под музыку, что играют черти. Я открываю рот и пытаюсь петь, но вместо слов вырывается вой не то человека, не то зверя, и черти подпевают мне складывая из, казалось бы, неуправляемого, безудержного воя безмолвную и по настоящему красивую песню. Рогатый народ берёт меня за руки и тянет за собой, приглашая стать частью их игр, и я с радостью принимаю приглашение. Сила жжёт моё тело но не истязая, нет, она подстёгивает меня, подгоняет, не даёт устать.

И я танцую, я пою, я играю, выжигаю в себе любые признаки яда. Радость захлёстывает меня пускает затуманивает разум, я звук сливается в один единственный радостный гомон, мои копытные друзья зовут меня с собой и я бросаюсь к ним.

В этот миг меня хватает могучая лапа великана, и я резко останавливаюсь, чудом не упав оземь, гул сменяется песней и музыкальной игрой, черти убегают в лес продолжая веселье.

Теперь я вижу его глаза: глубокие тяжёлые и зелёные как мох, которым он покрыт.

— Ты очищен.

В миг всё вокруг исчезает и наступает тьма. Я ощущаю тяжесть под ногами и жар в теле, от которого тело льётся потом. Сделав глубокий вздох холодного воздуха, стираю с разума весь оставшийся морок и открываю глаза.

Я стою в ночном лесу под кронами могучих вековечных деревьев, а предо мной стоит огромная волчица с жёлтой шерстью.

Два серебристо синих ока смотрят на меня без страха, гнева или жажды охоты, однако исходит знакомая настороженность.

— Должен тебе сказать: ты не умеешь темнить, ну, вообще не умеешь.

Она слегка сгибается, после чего начинает уменьшаться в размерах. Её лапы, тело, всё становится меньше. Когти отпадают, а на их месте вырастают ногти. Шерсть осыпается, показывая волчью кожу, которая слезает, а на её месте растёт гладкая красивая человеческая кожа. Волчья морда начинает изменяться. Нос и рот становятся короче, клыки, как и другие зубы, уменьшаются, затупляются, её облик становиться больше человеческим, нежели животным. Когда превращение заканчивается, передо мной встаёт Ольга.

Спустя короткое молчание из моих уст льются слова:

— Я уж решил, сам Хорс явился ко мне, а оказалась волкодлачка.

Олька качает головой и говорит:

— Волколачка, но никак не вокодлачка.

— Есть разница?

— Не каждый её замечает но да.

Одежда её разорвана у пояса и колен, а так в основном она цела пусть и сильно изношена и полна дыр.

— У тебя сочится кровь, — говорит она мне совершенно спокойным голосом, делая ко мне небольшой шаг.

Опустив голову, я вижу, как тело моё обливается отнюдь не потом, кровью.

— Позволь мне заняться ранами.

Я поднимаю руку ладонью вперёд:

— Не стоит, всё равно ты не в силах мне помочь, к тому же тут нечему помогать.

— Что за глупости, — с неподобающей дерзостью твёрдостью и настойчивостью говорит Ольга. — Ты кровь теряешь, и если не перетянуть раны так и погибнуть не долго.

— Отнюдь, благодаря этому кровотечению я переживу эту ночь.

В глазах Ольги читается непонимание.

— Яд. Прошлой ночью мне нанесли раны когтями, что несли на себе тень смерти. От этого яда меня бы не спасли твои травы, хотя он и отсрочили мою гибель. — На моём лице проявляется благословленная улыбка. — Теперь я это чувствую… — Я прикасаюсь к дереву справа от меня пропуская через себя её силу. — Теперь, когда я переполнен потоками самой жизни и из меня выведен яд упырей, кровопотеря мне уж точно не грозит.

— Ненадолго, — говорит Ольга сдавленным голосом. — Подобная сила сколь быстро приходит столь же быстро и покидает тебя… — Она молча кивает и продолжает говорить. — Хорошо, не хочешь, чтобы я перевязала тебя, настаивать больше не стану но советую тебе идти за мной.

— Куда?

— Обратно в лагерь.

После этих слов Ольга поворачивается и начинает идти.

— Постой. — Ольга останавливается и смотрит на меня недобрым вопросительным взглядом. — А как мы тут оказались.

— Лично я… искала тебя, а вот ты как тут очутился мне неведомо… Идём уже. — Говорит она и продолжает идти.

— Чем я тебе так не угодил, что ты так зла на меня? — Спрашиваю я спустя какое-то время нахождения в пути.

— Зла с чего ты взял? — Спрашивает она с ироничным голосом. — Ты хоть представляешь, как ты меня выставил перед мои племенем? — Слышится после недолгого молчания.

— Я даже не понимаю в чём дело, но по голосу догадываюсь, не очень хорошо.

— «Не очень хорошо» это мягко сказано. Меня послали вперёд во главе небольшого отряда обустроить лагерь, разведать обстановку в вашем городе и узнать на сколько всё плохо. И что же я делаю? Вместо разведки спасаю от расправы упырей полуживого готового встретиться с предками человека и, надо до такого додуматься, притаскиваю его в только что разбитый лагерь волколаков. По мере своих возможностей поддерживаю в нём жизнь, до прихода знахаря. А когда племя в полном составе приходит в лагерь осведомлённое моим посланцем о неожиданном госте и о его плачевном состоянии, самого гостя нигде нет. Говорить, что было дальше?

— Догадываюсь. — Я оглядываюсь по сторонам, пытаюсь найти холм с лагерем. — Насколько мы далеко?

В ответ лишь молчание.

— Ольга, прекрати дуться. Ты не ребёнок и вроде бы воительница, так умей принимать и отвечать за свои ошибки.

Она останавливается и поворачивается ко мне, вместо зелёных очей на меня смотрят две, покрытые серебряными радужками, чёрные точки.

— Я ошиблась!? — Её голос отдаёт рыком, а лицо неестественно подёргивает.

— Да ты. — Говорю я спокойно. — Тебе и твоим друзьям удалось спасти меня, несомненно, а что потом? Ты же ведь не промыла мне раны, не послала кого-нибудь в деревню, разведать есть ли у них знахарь? Вместо этого ты отправила всех своих людей доложить о произошедшем, хотя хватило бы и одного, я ведь прав?

Полный самоуверенного превосходства и непоколебимой правоты взгляд, сменяется на виноватую обиду то ли на меня, то ли на себя.

— Да ты перевязала мне раны, наложила травы, и это немного помогло, но не говори, что ты сделала всё. Я не виню тебя и прошу подобного обращения к себе.

Ольга кивает в знак согласия:

— Ты прав, я и вправду совершила много ошибок.

— Все мы совершаем ошибки. — Говорю я и прикасаюсь раны на плече.

— Я не имею права ошибаться, дети вождей не имеют права на ошибки. — Ольга поворачивается и говорит. — Идём, путь не близкий, а времени мало… у нас обоих.

— Значит ты дочь вождя? — Спрашиваю я, нагнав её.

— А ты всё не умолкаешь? — в голосе Ольги звучит раздражение.

— Не пойми неправильно, я достаточно молчалив, но прямо сейчас мне надо отвлечься, — и как можно больше узнать о твоём племени и вожде раз ты так охотно откровенничаешь. — Ты всегда была волколачкой?

— Кто-то из нас родился волколаком, кто-то стал им. Я стала.

— Но твой отец волколак, получается, он сначала стал таким, а потом изменил и тебя?

Она мрачнеет.

— Это долгая история.

— Дорога у нас не близкая, сама сказала.

— Было это лет пять назад, меня собирались женить на мальчике, который был на два года младше меня. В то время на нашу деревню обрушился мор. Многих он затронул, в том числе моего жениха и всю его семью, через пару дней они отошли к предкам… Я даже ни разу не видела его, — последние слова она произнесла шепотом едва слышимым голосом. — Как раз в это время приехали к нам люди, которые назвали себя братьями по оружию. Они задержались в нашей деревне и всё время ходили вокруг да около. Выспрашивали, вынюхивали, да слухи выслушивали. Не выдержав, однажды я подошла к одному из них и спросила, зачем они к нам наведывались. Тот, кого я спросила, улыбнулся мне, посмотрел таким загадочным взглядом, каким смотрела на меня только матушка, и сказал, что они ищут ведьм, кои повинны в бедах да несчастьях повисших над нами, сказал, что эти ведьмы поселились где-то здесь. Но никто слыхать не слыхивал, ни о каких новоприбывших ведьмах, была у нас тогда одна вещунья да и та едва едва-едва могла пропащих кур найти. Охватило меня любопытство и подозрение к гостям-чужакам. Следующие дни ходила я к ним с гостинцами да угощениями. Они всегда были очень приветливы, рассказывали о своих приключениях, много о чём умело умалчивая, как я теперь понимаю. Того, которому я задала вопрос, звали Владимир. Он был очень добр ко мне и кажется, полюбил как дочь, по крайне мере он мне так говорил.

— Ты не веришь, что он сказал тебе правду? — Значит он тебе вовсе не родной, но названный интересно.

— Мне кажется, он меня просто жалел, но все, же он заботился обо мне, и я очень к нему привязалась впрочем, как и он ко мне.

— Однажды к нам в дом пришла какая-то старуха, — продолжает Ольга, — я в это время лежала на печи. Никто не обращал на меня внимания, потому я слышала, как моя мачеха говорит с ней. После долгих споров мачеха сказала, что она больше не занимается колдовством, что ей не нужна та сила, которую ей предлагала ведьма и, чтобы она возвращалась на свою ветреную гору и передала сёстрам ведьмам свой ответ. Тогда старуха сказала, что моя мачеха поплатится за свой ответ и ушла. Сообразив, что здесь произошло, я дождалась, когда мачеха выйдет, побежала к Владимиру и его друзьям, дабы рассказать что услышала.

Он поблагодарил меня за сведения и сказал мне ни о чём не беспокоиться. Когда они начали собираться в дорогу, я попросила их взять меня с собой. Они, разумеется, отказали, сказав, что это очень опасно, и они не хотят, чтобы я видела то, что видеть не положено.

Но я была глупой, и меня тянуло к неизведанному. Впрочем, мало что изменилось. Когда наступила ночь, я незаметно пробралась в их повозку и скрылась там. С первыми лучами солнца мы отправились в путь. Дорога была долгой и жаркой, так что я смогла как следует выспаться. Обнаружили меня только на следующее утро, когда мы приехали на ветреную гору. Сказать, что они были удивлены, значит, ничего не сказать. Владимир бранился как чёрт на меня, мол, зачем я вообще сделала это, бранился на своих соратников, что они не были внимательными. Но как быстро он нагрелся так, же быстро и остыл, в конце концов, мы уже были на месте, а на возвращение меня назад заняло бы сутки, так что об этом даже речи не было. Мы начали устраивать привал под могучими кронами деревьев в наиболее близком и незаметном месте от горы. Они поставили мне палатку, и чтобы я опять что-нибудь не выкинула, давали мне разные задания. Так что без работы я не осталась. Ну, а когда наступила ночь, они наказали мне сидеть в палатке и ни в коем случае не выходить. Затем Сергей, чьё имя я узнала, когда мы с ним варили суп, попросил меня посмотреть в его карие глаза, и я провалилась в дрёму.

Очнулась же я глубокой ночью в своей палатке. Когда вышла из неё, никого в лагере не было. Увидев на вершине горы пожар, я испугалась за своих друзей и побежала на гору. Там я увидела то же, что ты сегодня, и даже больше. Это были не те волки, что ты видел, глядя на меня, это были огромные на половину люди, на половину волки в броне. Они сражались с ведьмами, точнее с целым шабашем ведьм, которых было втрое больше чем их. Это была страшная битва. И хоть ведьм было много и их объединённые силы были велики, но они всё равно терпели поражение от их когтей и клыков. Я едва сдержала ужин от увиденного.

К концу битвы осталось всего несколько ведьм, окруженные и полные ненависти. Одна из них каким-то образом увидела меня, скрытую во тьме ночной, и я признала в ней старуху, которая была в родительском доме, после чего она сказала: «Будьте вы прокляты, волколаки!!! Будьте вы все прокляты! И будь проклята ты, девчонка!», — тут волколаки впервые обратили на меня внимание за всё время битвы: «Может моя сила и не погубит вас, но я нанесу вам удар, что ранит ваши сердца!» Она взглянула на меня, и мне стало очень плохо, я пошатнулась и упала, всё ещё смотря на всех них. Сообразив, что произошло, волколаки оскалились и совершили последнее нападение. И меня вырвало. Однако то, что я увидела после, поразило меня ещё больше. Все они стали оборачиваться а когда закончили, я узнала в них тех, кто были со мною весь день, с которыми я общалась в деревне. Владимир подбежал ко мне и понёс в лагерь.

«Ну, зачем ты только пошла за нами?», — спросил он меня. В его голосе не было злости только страх.

«Я боялась, что с вами что-то случилось, и побежала посмотреть», — ответила я. Мой голос был очень слабым, тогда я еле могла дышать, но собрав силы спросила: «Что она со мной сделала?».

Ольга, усмехнувшись, смотрит на меня съедаемым собственной глупостью взглядом.

— Понимаешь? Меня не волновало, кто они такие, не волновало, что они могут сделать со мной то же, что и с этими ведьмами. Я их просто не боялась, словно, чувствуя, что они мне не опасны.

— И что же он ответил? — спрашиваю я, понимая, что сейчас она вот-вот раскроет что-то тайное. Ольга, Ольга, как же легко тебя разговорить, если знать, куда надавить.

— «Не бойся», — сказал он: «Я не допущу, чтобы ты погибла».

Он принёс меня в мою палатку и сказал, что сейчас вернётся. Через минуту он вернулся с Михаилом. Травником как я считала, и как оказалось знахарем. Тот посмотрел не меня, а затем поводил по мне рукой, быстро бормоча при этом слова силы. Закончив, он посмотрел на Владимира, и они с ним вышли из палатки.

«„Что она с ней сделала?“, — спросил Владимир». — Рассказывает Ольга пытаясь подражать мужскому голосу.

«Навела порчу очень сильную, я не могу её снять», — ответил Михаил.

«Сколько у нас времени?»

«Она не доживёт до рассвета», — после минутного молчания ответил Михаил: «Ты знаешь, она умрёт если только…».

«Да. Я прекрасно знаю, что нужно сделать. Вопрос в том согласится ли она на такую жизнь».

«Мы же не можем просто так дать ей умереть!»

«Если ты помнишь, мы не можем дать ей эту жизнь без её согласия».

В её глазах я вижу, что она заново переживает ту ночь.

— В этот миг я не выдержала и позвала их к себе. Они зашли обратно. Я сказала им:

«Владимир, Михаил, пожалуйста, помогите мне, я не хочу умирать. Я знаю, вы можете спасти меня, так прошу, спасите», — я держалась довольно хорошо, хотя была готова заплакать.

«Ты понимаешь, о чём меня просишь?», — спросил Владимир: « Тебя ждёт нелёгкая жизнь. Ты будешь вынуждена покинуть семью, друзей, оставить позади всё своё прошлое. Ты сможешь так жить?», — он посмотрел на меня очень серьёзным взглядом.

«Да», — сказала я. И в этом слове я была полностью уверена. Он посмотрел на Михаила, тот поклонился и вышел из палатки. Затем он снова посмотрел на меня, и мы продолжили наш разговор.

«Ладно, тогда ты должна знать кто мы такие», — он набрал воздух и начал свой рассказ: «Мы те, кто охотится на нечисть, наша жизни непомерно длинна и прервать её может разве что смерть. Мы те, кто в полнолуние внимают зову луны и принимают вид огромного волка и обретают силу дюжины человек. Мы «волколаки», — он пристально посмотрел на меня и спросил: «Ты всё ещё хочешь стать такой же, как мы?». Не знаю, может у меня была тень сомнения в тот миг, но одно я знала точно, я хотела жить и поэтому снова ответила:

«Да».

«Да будет так. Поскольку ты сделала свой выбор. Позволишь ли ты мне быть тем, кто тебя усыновит? Это значит, что я буду тем, кто тебя обратит», — он снова посмотрел на меня серьёзным взглядом.

— И ты согласилась?

— Да. Когда я ему ответила, он улыбнулся, взяв меня на руки, вышел из палатки приготавливать всё необходимое. После того как всё было готово Владимир взял меня за руки и вынес наружу. Я видела, как горел большой костёр, около него рядами сидели те, которые недавно были в волчьем обличии. Владимир вместе со мной на руках подошёл к костру ближе, так чтобы все смотрели на нас.

Мне тогда было неловко от того, что они все смотрят на нас.

Владимир сел на землю и, посадив меня рядом с ним, начал говорить:

«Братья сегодня мы приветствуем новую душу в нашем племени. Сегодня она станет одной из нас и что куда более важно она станет моей дочерью».

Затем Михаил принёс деревянную чашу с медовухой и дал её Владимиру. Тот принял её, достал свой стальной нож и провёл им по руке. Кровь из его руки начала капать прямо в чашу, но это продлилось всего мгновение, так как рана тут же затянулась, не оставив даже шрама. Затем он подал его мне и с того мига для меня открылся новый мир.