Штрафбат для Ангела-Хранителя. Часть третья

Денис Махалов, 2023

Заключительная часть трилогии. Нерадивый Ангел-Хранитель спущен на землю, чтобы исправить свои ошибки, и спасти своего подопечного – лётчика штурмовой авиации, лейтенанта Андрея Чудилина. Изначально обозначенная мера наказания – 8 раз спасти Андрея от смерти выполнена и перевыполнена, но миссия почему-то продолжается. Нарушенная, и не раз, Ангелом-Хранителем главная заповедь «не убий», меняет условия игры. Задание ещё более усложняется, срок отбытия наказания удлиняется. Знания, боевые навыки, и мастерство Агнии, бортстрелка штурмовика Ил-2, растут феноменально быстро, и вскоре боевые возможности Ангела-Хранителя достигают почти Абсолюта. Вздорная, взбаламошная девчонка-неумеха исчезает, а вместо неё появляется умелый, жёсткий и беспощадный к врагами боец. Но одновременно с этим происходит и внутренняя трансформация Ангела-Хранителя – он всё больше и больше «очеловечивается».

Глава 3. Индикатор на лобовом стекле.

— Павел Сергеич, ну давай я тебе хоть помогать буду, — канючила Шурка, ходя кругами вокруг пожилого техника, который, нагнувшись, копался с амортизатором левой ноги шасси.

— Отзынь, малахольная! — вяло отбрехивался техник.

— Ну, дядя Паша! — Александра от негодования аж капризно притопнула левой ногой, — ну, на этом же самолёте сейчас мой пилот полетит! Старший лейтенант Чудилин!

— И что?

— А и то! Щас на этом самолёте он будет летать, а, стало быть, я, его техник, и должна этот самолёт обслуживать!

— Это машина старшего лейтенанта Авдеева! — разогнувшись, отрезал техник, и степенно вытирая испачканые руки куском промасленной ветоши, назидательно добавил: — вот поправится старший лейтенант Авдеев, и снова на своего скакуна сядет.

— Так его на неделю от полётов отстранили, ну и вы, дядь Паш, отдохнули бы, — жалобно продолжила нудить Александра, — а я пока за самолётом послежу.

— Ага! Разбежалась! Последит она… Развинтишь тут на хрен всё, разрегулируешь, а мне потом отвечать!

— Что за шум, а драки нет? — к ним не спеша подходил старший техник эскадрильи.

— Филимон Кодратич, миленький, — рванула к нему Александра, — выручайте…

И она, размахивая руками, размазывая по замурзанным щекам уже брызнувшие от обиды слезы, принялась эмоционально объяснять возникшую проблему.

Тот, послушав её бабьи всхлипы с четверть минуты, решительно отстранил её в сторону:

— Так, ну-ка, девка, пойди-ка погуляй пару минут.

После этого между ним и техником самолёта произошёл короткий деловой разговор, после которого Филимон Кондратич, хлопнув техника самолёта по спине, пошёл по своим делам.

Шурка шмыгая носом, нерешительно подошла к самолёту.

— Слышь, это… — не оборачиваясь, крикнул через плечо техник дядя Паша, — там, в ящике, ключ на шестнадцать лежит. Подай.

Шурка стремглав бросилась к ящику и загремела там железяками, ища нужный ключ.

Найдя, сунула его в протянутую руку.

— Ты это… девка… не обижайся, — пробубнил дядя Паша, — давай вот, держи здесь. А я сейчас подтяну…

Через минуту, разогнувшись, он покровительственно посмотрел на притихшую Александру, и усмехнувшись, добавил:

— Ладно, договорились. Пока на этом самолёте твой орёл будет летать, временно допускаю тебя до аппарата. Будешь на подхвате. Но смотри у меня! — его тёмный от масла палец внушительно покачался у Шурка перед носом, — не вздумай тут что-то сама делать, не спросясь у меня!

Вся сияя от счастья, она радостно кивнула.

***

— Фашисты упёрлись вот в этом населённом пункте, — палец командира эскадрильи упёрся в точку на карте, — полтора десятка танков, бронетранспортёры, две батареи противотанковых орудий, несколько ДЗОТов, до батальона пехоты. Зарылись, как кроты, их уже третьи сутки оттуда выкурить не могут. Сейчас на этом направлении готовится атака наших войск. Они концентрируются вот в этом лесу, — палец капитана Миронова обвёл по контуру небольшое зелёное пятнышко на карте, — наша задача: перепахать там всю эту сволоту, и дать нашим войскам возможность провести атаку с наименьшими потерями. Поэтому! — командир эскадрильи обвёл глазами обступивших его пилотов, — поэтому! Делаем 6-8 заходов, не даём гансам головы поднять. Как только мы начнём, наши войска пойдут в атаку. Время согласовано — над целью мы должны быть через… — он посмотрел на часы, — через 46 минут. Боевая загрузка — ФАБ-50, ПТАБы, АО-10, ЭРЭСы. Как только наши подойдут к окраине села на две сотни метров — дают две зелёные ракеты. Это — нам отбой. Прекращаем атаку, уходим домой. И самое главное! Ни в коем случае не зацепить своих! Бить только туда, куда бьют командиры звеньев! Никакой самодеятельности! Понятно?

— Зениток там много? — спросил Андрей Чудилин.

— Если и есть, то немного. Скорее на истребителей напоремся, поэтому в воздухе осмотрительнее! Всё, наносим на планшеты ЛБС⁴ и по коням!

Лётчики присели на ближайшие скамейки для курения и пару минут тщательно наносили на свои карты необходимые отметки.

***

А невдалеке, метрах в пятнадцати от группки лётчиков, кучковались бортстрелки. Агния намеренно отвела стрелков своего звена чуть в сторонку и давала им свой, не совсем понятный для них инструктаж:

— Твой, Сашок, сектор — правый внизу. Твой, Славка, — левый внизу, — она образно показала это рукой, нарубив ладонью в воздухе воображаемые сектора задней полусферы, — твой, Катерина, сектор, она упёрлась взглядом в стоявшую рядом девушку-стрелка, — весь верх, и левый и правый.

— А чё это нам с Саньком только по четвертушке нарезала, а Катьке — весь верх, и правую, и левую стороны! — вскинулся Славка, молодой, горячий хлопец с густой, вьющейся шевелюрой и блестевшими, как маслины, глазами.

— А и то! — назидательно отчеканила Агния, сузив глаза, — что у женщин более широкоугольное зрение, и они лучше видят то, что делается на периферии. Поэтому и сектор у неё пошире, понятно?

В ответ — пару секунд обиженное сопение, а затем:

— А себе ты какой сектор взяла?

— Не волнуйся! У меня тоже будет, чем заняться. Моё забота — чтобы все живыми обратно вернулись. Всё наше звено. Это как минимум.

Она окинула всех взглядом, покосилась на комэска, который заканчивал инструктаж пилотов, и закончила уж совсем странной и непонятной фразой:

— И главное: чтоб у всех голова пустая была. Вымести оттуда на фиг все мысли. В голове оставить только нужное — ты, и твой сектор. Ну, и пулемёт, конечно же! — подытожила она, улыбнувшись.

Мазнув ещё раз по лицам, её взгляд скользнул ниже — у Катерины едва заметно подрагивали руки.

— Катюша, это твой первый вылет. Страшно?

— Есть трохи…

— Зачем тогда в стрелки пошла? Ты ж парашюты укладывала?

— А то и пошла! — Катя вздёрнула вверх свой носик, — за Витьку отомстить!

— Так живой же, Витька-то твой, — улыбнулась Агния.

— Живой, живой, — радостно покивала головой Катерина, — спасибо тебе, спасительница! Мне Николай Филипыч так и сказал: что если бы не ты тогда, то всё… Так только ему ещё месяца два в госпитале лежать.

— А ты значит, пока он в госпитале лежит, за него?

— Ага, — она согласно кивнула. И добавила: — парашюты есть кому укладывать, а стрелков не хватает, вот я и пошла…

***

Через пятнадцать минут вторая эскадрилья в полном составе взлетела с заснеженного поля. К цели пошли по кратчайшему пути — никакого особого прикрытия цели зенитками не ожидалось, да и время поджимало. По пути подхватили истребительное прикрытие — с аэродрома, над которым они пролетали, поднялись два звена Ла-пятых, быстро набрали высоту и пристроились к строю штурмовиков. Два истребителя — слева, два — справа, два — сзади с превышением в 200 метров, и ещё пара — тоже сзади, но с превышением уже в 600 метров.

Время от времени косясь вправо на самолёты своего звена, идущие строем пеленга, и изредка бросая взгляд на мотающиеся где-то высоко истребители прикрытия, Андрей тяготился ощущением навалившейся на него ответственности. Да, несколько десятков вылетов на штурмовку, да, несколько сбитых фрицев и куча переколошмаченной наземной техники. Но всё это — в положении ведомого. А сейчас он — уже не ведомый, а ведущий. И не просто ведущий, а командир звена. Эх, не облажаться бы!

— Не волнуйся, всё будет хорошо, — чётко прозвучал в голове спокойный и уверенный голос его Ангела.

Андрей улыбнулся — они с Агнией уже давно не пользовались СПУ: она слышала его, он слышал её. Прямо в голове.

— Да за парней беспокоюсь, как бы не отстали, из строя не вывалились, — озвучил он свои опасения.

— Давай им в бою чёткие команды, и не отстанут. И не вывалятся.

— Угу… — хмыкнул Андрей, косясь в правую форточку на три самолёта своего звена. Самолёты покачивались, колебались, то чуть-чуть отставая на пару метров, то немного вываливаясь вперёд, но строй пеленга держали. Уверенно так держали.

Андрей опять услышал её голос в своей голове:

— Идут, как влитые, — успокоила она его, и добавила, явно кого-то цитируя: — наши тела — меч, в наших душах — покой!⁵ Не подведут они тебя, не бойся!

— Стрелки ихние ещё бы не подвели… желторотые… — буркнул Андрей, — Катька, вон, вообще — первый вылет. В самое пекло.

— Не боись, стрелки — моя забота. Есть у меня тут одна задумка…

Что там у неё была за задумка, Андрей спросить не успел: в наушники ворвался, надёжно перекрывая шелест помех, рёв командира истребителей прикрытия:

— Внимание, горбатые! Истребители противника. Впереди по курсу, правее двадцать! Идут с превышением.

И точно! Почти прямо по курсу, правее на двадцать градусов, в небе обозначились несколько малюсеньких чёрточек. Два звена Ла-пятых, поддав газу, и задрав носы, полезли вверх, резво набирая высоту. Те же, что были сзади, тоже поддали газу, и чтобы оставаться позади штурмовиков, запетляли, нарезая зигзаги, держа повышенную скорость, и контролируя заднюю полусферу.

Андрей беспокойно заёрзал в чашке сиденья: командир звена — это не просто решительный и сообразительный пилот. У командира звена должны быть в наличии ещё и такие качества, как умение руководить боем, распределять боевые задачи между подчинёнными. Как бы не сплоховать… не растеряться.

Чёрточки увеличивались в размерах, росли. Командир эскадрильи дал команду всем пилотам, и строй штурмовиков стал уплотняться, уменьшая дистанцию между отдельными звеньями. Истребители сопровождения, как вздрюченные цепные псы, заметно активизировались. Эфир заполнился скупыми и сосредоточенными командами. Но немцы боя не приняли — разбившись на две четвёрки, и обойдя по широкой дуге ударную колонну, сопровождаемую истребителями прикрытия, они набрали высоту около 3500 метров, и пошли в отдалении, справа и слева.

— Командир, гляди-кась, какой эскорт-то у нас сегодня, прям с оркестром! — раздался в наушниках нервный смешок Ильи Кутеева.

— Ага… — подтвердил капитан Миронов, и добавил веско: — маловато их, щас они по радио камрадов своих ещё поключут, локальный перевес создадут, и вот тогда нам всем мало не покажется. И оркестр нам на отходе устроят…

— Угу… — был угрюмый ответ.

Звено Ла-пятых, набравшее высоту, так и осталось там, чертя небо ломаной змейкой, готовое парировать любые движения мессеров в сторону штурмовиков. Но две четвёрки мессершмиттов, как будто чего-то ожидая, спокойно шли справа и слева, на трёх с половиной тысячах метров, не предпринимая никаких попыток атаковать эскадрилью штурмовиков, прикрытых четырьмя парами Ла-пятых.

— Передать стрелкам: усилить наблюдение за нижней полусферой! — скомандовал командир эскадрильи.

Все пилоты, услышав приказ, передали его своим стрелкам. Агния, смотревшая назад, хорошо видела, как стрелки Славка и Санёк стали усиленно вытягивать шеи, пытаясь заглянуть вниз, как можно дальше за борт, шаря глазами каждый в своём секторе.

— Вовремя! — услышал Андрей в голове голос Агнии, — пока эти восемь говнюков демонстративно на трёх с половиной тыщах, как на жёрдочке, сидят, и на них все наши стрелки пялятся, вот тут самое время снизу подобраться… Но я пока ничего не чувствую…

Томительно текли минуты…

Кося глазом на планшет, прикреплённый к левому колену, Андрей отметил, что они почти подошли к линии боевого соприкосновения, и до цели уже рукой подать. Впереди, слева по курсу, через густую дымку, застилавшую землю, показалось, наконец, небольшое село, дворов в тридцать. Маленькая полуразрушенная церквушка притулилась сбоку, на северной окраине села. Вся поверхность земли вокруг села была густо испещрена чёрными воронками от мин и снарядов. На поле, изрезанном балками и небольшими оврагами, торчали полузасыпанные снегом остовы подбитой и сгоревшей техники. То тут, то там, стелясь по земле, ещё чадили несколько грязно-бурых столбов дыма.

У Андрея тоскливо сжалось сердце: «это сколько ж здесь фрицы нашего народу положили?»

— Не отвлекайся! — мгновенно отреагировал Ангел за спиной, — сейчас будет команда на начало атаки!

И точно! Через три секунды все пилоты эскадрильи услышали в наушниках голос комэска:

— Внимание! Цель слева по курсу! Делаем шесть заходов. Дистанция между самолётами — 500 метров. За Родину!

И самолёт командира эскадрильи, накренившись на левое крыло и опустив нос, стал доворачивать на цель. С трёхсекундным интервалом все самолёты первого звена повторили его маневр, выстраиваясь в длинную цепочку. За ними последовали все четыре самолёта второго звена, и наконец, Андрей, дождавшись своей очереди, тоже дал левый крен и свалил свой самолёт на крыло. И все три самолёта его звена точно также довернули за ним на цель. Впереди по курсу уже бушевал огненный торнадо — к моменту, когда третье звено, ведомое старшим лейтенантом Андреем Чудилиным, только выходило на боевой курс, самолёты первого звена уже начали работать по цели — в нескольких местах села уже начали вспухать десятки взрывов от мелких осколочных бомб.

Сбросив газ, Андрей отдал ручку от себя, и планируя под углом около 30 градусов, уже намётанным глазом искал себе цель для удара… так… так… здесь уже всё… здесь тоже причесали… так… Вот! На окраине села, схоронясь за большим амбаром, стояли, замаскированные досками и ещё каким-то деревянным хламом, два немецких танка. Андрей плавно довернул на них, вынес марку прицела вперёд на несколько десятков метров, дождался, пока дистанция сократится до двух сотен метров, и как только нос самолёта наполз на цель, правым пальцем утопил кнопку сброса бомб.

Распахнулись створки на двух из четырёх крыльевых бомбоотсеков, и из кассет горохом сыпанули девяносто два ПТАБа. За секунду самолёт полегчал на полтора центнера — его заметно тряхнуло. Ручка плавно на себя, вывод в сотне метров от земли.

— Есть накрытие! Оба! — Ангел за спиной не сдерживает эмоций.

Пологий левый вираж. Быстрый взгляд через левое плечо — село быстро уходит за спину, но хорошо видно, что один из двух танков, на которые он только что вывалил половину своей бомбовой нагрузки, полыхает ярким оранжевым факелом.

— Детонация боекомплекта, — мгновенно следует исчерпывающий ответ из-за спины.

Самолёт командира эскадрильи уже замкнул круг, пристроившись к последнему самолёту в хвост.

Второй заход, поиск цели…

— Вон-вон-вон там! левее, левее! — подсказывает Ангел за спиной.

И тут… на лобовом стекле появляются…

Что за чёрт?! Какие-то зелёные метки!

Нет! Это какие-то бегущие символы, линии, шкалы с циферками!

— Что за х-х-х-рррень?! — Андрей на секунду крепко зажмуривается, встряхивает головой, открывает глаза: нет, всё так же по центру колеблется какой-то смутно знакомый символ, похожий на схематичный самолётик на авиагоризонте, над ним подрагивает горизонтальная пунктирная линия, привязанная к шкале слева, а наверху, в углах, слева и справа, скачут, меняя показания, какие-то трёхзначные цифры!!

И в довесок ко всему прямо по центру, прыгает, как чёртик, зелёный незамкнутый кружок с перекрестием. А разомкнутая окружность вокруг крестика, как живая, стремительно убывает против часовой стрелки! И поверх перекрестия, перещёлкиваясь, быстро сменяют друг друга какие-то непонятные циферки: 0,6…0,5…0,4…0,3!

— ВЫВОД! — предупреждающе грохочет в голове голос Ангела, сидящего за спиной.

Андрей, замешкавшись, так и не сбросив ПТАБы из двух оставшихся кассет, в последний момент выдёргивает самолёт из пике, и прижатый к креслу навалившейся перегрузкой, выполняет боевой разворот⁶.

— Почему не сбросил? — слышит он в голове требовательный вопрос Агнии.

Андрей отчаянно пытается проморгаться: зажмуривает и вновь распахивает глаза, пытается их протереть, глубоко дышит:

— Агнюш, беда… что-то с глазами! Похоже, долетался… Перегрузка, что ли. Галлюцинации у меня — я какую-то хренотень всё время вижу! Прямо по курсу! Зелёную!

— Дурак! Это не хренотень! Это Я ТЕБЕ ПОДСКАЗЫВАЮ! Не понял, что ли?

Андрей секунду тупо пялится прямо перед собой, уставившись в непонятную зелёную чехарду на лобовом стекле, потом спохватывается:

— ЧТО ты подсказываешь?

— Я! Тебе! Вывела! На лобовое стекло! Показания приборов! Авиагоризонт, скорость, высота, угол пикирования, дальность до цели! Чего непонятно-то?

Слева внизу уходит под левое крыло село с окопавшимися в нём фашистами, накрытое плотными столбами дыма. Карусель из двенадцати Илов быстро вращается, разнося опорный пункт фашистов вдребезги. Уже пошли в ход ЭРЭСы, и эскадрилья, крутя свою смертоносную карусель на целью, долбит-долбит-долбит, грызёт-грызёт-грызёт всё, что расположено внизу.

Так…Сейчас надо делать очередной разворот с последующим заходом на цель. Вот впереди идущий самолёт, накренившись на крыло, входит в левый вираж, снова разворачиваясь на цель.

Мысли шарахаются в голове: «это невозможно» и «как она до ЭТОГО вообще додумалась?» и «что это за приборы такие, которые показывают дальность до цели и угол пикирования?»

— Андрей! Я тебе потом всё объясню! — тараторит она, как ШКАС, из-за спины, — просто прими как должное: я это сделала для тебя, чтобы тебе было удобнее! Быстрее, быстрее, не щёлкай клювом, выходи на боевой**!

— А? ага… — Андрей пологим левым виражом доворачивает на цель, продолжая пялиться на шкалы и цифры на лобовом бронестекле. Адреналин бурлит в крови, но внешне Андрей — само воплощение спокойствия. Ещё чуть-чуть, так… на боевом. До цели — чуть более километра. На размышления — 5-6 секунд. На выбор цели, прицеливание и атаку — ещё столько же.

— Так, ещё раз. Поясни для тупого. Что здесь и где? — спокойно вопрошает он.

— По центру — авиагоризонт! Слева наверху — твоя скорость. Справа наверху — твоя высота. Кружок по центру — марка прицела. Над ним — дальность до цели. Уменьшается дистанция — кружок вокруг крестика убывает против часовой стрелки. Подсекаешь?

— Да! Куда бить?

— Вон-вон! Видишь?! Самоход! Вон, из сарая вылупился! Накрой его!

И точно! Андрей отчётливо видит, как из одного большого сарая, с одного угла уже полыхающего огнём, сломав сену и разбрасывая брёвна, выламывается большая самоходка с огромной, угловатой рубкой и длинным-длинным стволом орудия.

«Фердинанд! Т-твою маковку!» — ёкает сердце.

Плавное, несуетливое движение ручкой управления, палец правой руки — на кнопке «Б»(сброс бомб). Немного помотавшись туда-сюда, самоходка плотно «садится» в перекрестие яркого, зелёного крестика. Не отрывая глаз от стремительно растущей в прицеле цели, Андрей теперь чётко видит изменение высоты — справа бегут, сменяя друг друга, цифры — 300, 250, 200, 150. Это высота. Слева скорость, она растёт — 300,310, 320, 330. Чётко над кружком с перекрестием — текущая дальность до цели. 0,4-0,3-0,2… пора! Удобно, чёрт возьми!

Ручку чуть-чуть на себя, капот закрывает самоходку. Сброс! Лёгкая дрожь самолёта подтверждает, что ПТАБы пошли.

Вывод. Полный газ. Набор высоты. Левый разворот.

Сзади радостно-возбуждённое:

— Есть накрытие! Готов «Фердинанд»!

И немного погодя:

— Ну как, рацуха⁷ помогает?

— Солнышко моё, откуда ты такие слова-то знаешь?

— Из твоей же бестолковки, вот откуда! — веселится Ангел за спиной, явно обрадованный успехами своего подопечного, — ну так как, удобнее?!

Самолёт на полном газу в боевом развороте набирает высоту. Андрей медлит с ответом — крутит головой по сторонам, контролируя обстановку, нет-нет да и мазнёт глазом по зелёным цифрам на лобовом стекле. Зелёные цифры быстро меняют друг друга: высота растёт: 400, 450, 500, 550, 600, 650 метров. Скорость падает: 300, 290, 280, 270, 260, 250. Не надо опускать глаза вниз, на приборную доску. Хм… действительно удобно!

— Да, удобно. Но непривычно. Пока ещё не подстроился.

Андрей помедлил пару секунд, и решился уточнить ещё пару деталей:

— А вот это не совсем понятно — горизонтальный пунктир, который то вниз, то вверх двигается и шкала слева от него ползёт с циферками. Это что?

— Пунктирная линия — линия горизонта. Ты пикируешь — она поднимается вверх, набираешь высоту — уходит вниз. Она привязана к шкале слева, двигается вместе с ней, на шкале — угол пикирования или кабрирования!

В наушники врывается голос комэска:

— Внимание! Проснулись три зенитки! Тем, кто сейчас будет делать заход — подавить!

«Ох, ёлки зелёные! Это ж мне команда! Чёрт, где эти зенитки?! А вот!»

Андрей видит, что с северной окраины села к самолёту, который идёт в трёх сотнях перед ним, тянется мощная, густая трасса.

— Вон, вон он, гад! На перекрёсток выполз! — тараторит сзади Ангел.

Андрей и сам уже видит, что на перекрёстке стоит полугусеничный транспортёр, на вроде «ганомага», и из него дует огненной струёй что-то многоствольное и скорострельное.

Впереди идущий Ил, попавший под обстрел, начинает резко маневрировать, сбивая прицел немецкому зенитчику. Трасса, как огненный хлыст, мечется, изгибается, и пытается хоть краем, но задеть борющийся за свою жизнь русский штурмовик. Самолёт ныряет вниз, к самой земле, огненный хлыст — за ним, но… внезапно обрывается.

— Быстрее! Быстрее! Ты следующий! У тебя три секунды, пока перезаряжают! — ШКАСом тараторит сзади Ангел-хранитель.

— Не успеют.

Андрей спокойно «сажает» транспортёр с четырёхствольным 20-мм автоматом на зелёный крестик прицела и нажимает обе гашетки. Четыре трассы рванулись в сторону цели. Глаз фиксирует, как бегут циферки над маркой прицела — уменьшается дальность до цели. 0,8-0,7-0,6-0,5… Вокруг мобильной зенитки снаряды и пули вздыбили целый фонтан снежной пыли. Из этого поднятого разрывами снарядов снежного облака вырывается огненный сноп, состоящий из отдельных огненных чёрточек, и неприцельно полощется где-то правее, метров на тридцать. Немецкому зенитчику из-за этой снежной пелены ничего не видно, и он стреляет наугад, в надежде всё-таки хоть случайно, но зацепить очередной атакующий русский штурмовик.

— Ты не попал! Не попал! Долбани его ЭРЭСами! — срывающийся голос Агнии звенит от напряжения.

Большой палец левой руки топит кнопку «РО». С крыльев с рёвом снимаются четыре РС-82 и через полторы секунды кучно ложатся в белое облако. На месте транспортёра с четырёхствольной зениткой вспухает облако разрыва четырёх ЭРЭСов. Вверх и в стороны, кувыркаясь в полёте, разлетаются какие-то тёмные ошмётки.

— Е-е-е-сть!!! Молодец, попал!

Уходит вниз земля, нос самолёта ползёт в небо.

— Молодец, так держать! — Андрей отчётливо ощущает на правом плече одобрительный хлопок ладонью. От неожиданности он оборачивается, и бросает зачумлённый взгляд в маленькое окошко справа от подголовника. Сзади, в кабине стрелка, в полутора метрах от себя, он видит озорную мордочку Ангела.

— Ё-ка-лэ-мэ-нэ! Ты чё делаешь-то?

Ангел сзади коротко всхохатывает:

— Здорово получилось, правда?! Это я так пошутила!

— Тьфу ты! — плюётся Андрей, но в душе улыбается: да, с такой помощницей не заскучаешь!

Снова заход, найдя новую цель — батарею миномётов, окопавшихся во дворе одного из домов, Андрей вбивает туда оставшиеся четыре ЭРЭСа, и для верности добавляет туда же и длинную очередь из ШКАСов.

— Делаем ещё два захода! — все пилоты эскадрильи слышат в наушниках голос комэска.

Смертельная для фашистов карусель продолжает вращаться — все бомбы уже сброшены, все реактивные снаряды ушли с направляющих, но самолёты продолжают штурмовать опорный пункт гитлеровцев и добивают всё, что ещё может шевелиться, огнём из пушек и пулемётов. Пятый, шестой заход…

Наконец, команда:

— Зелёная ракета! Всё! Наши пошли в атаку! Прекратить огонь!

И чуть погодя:

— Делаем ещё два холостых захода! Не даём этим гадам поднять головы!

Выполняя вираж, Андрей видит, как из леса, подминая гусеницами густой кустарник на опушке, вываливается два десятка наших танков и самоходок. Вырвавшись на открытое поле, они набирают скорость, и вздымая снежные вихри, рвутся к селу, в котором окопались фашисты. Сколько их там осталось-то? За шесть заходов эскадрилья Илов способна и не такое количество фашистов с говном смешать…

Самолёты делают ещё два холостых захода: пикируют, но не стреляют — наши уже близко. Вот первые танки, а за ними и самоходы ворвались на окраины села. Вот с них посыпались, как тетёрки в снег, пехотинцы из танкового десанта. Вот фигурки наших бойцов, под прикрытием огня танков и самоходов и под рёв штурмовиков сверху, разбегаются по дворам, зачищая село от очумевших от воздушного налёта фашистов (от тех, кто остался в живых).

— Всё ребята, кончаем работу! — все слышат приказ комэска. Самолёт командира эскадрильи разрывает круг, и на «змейке» собирает всю группу.

На максимальной скорости и на небольшой высоте эскадрилья стремительно уходит на восток…

Истребители подтягиваются ближе к штурмовикам.

— Ну что, горбатые, дождались? Вот и гости к нам! Теперь держитесь! — в наушники врывается голос командира истребителей прикрытия.

Через пару секунд уточняющий вопрос капитана Миронова:

— Много?

— Да. С хвоста нагоняет ещё три звена. Сейчас начнётся…

— Сдюжите? Вас всего восемь.

— Не ссыте, горбатые! — коротко хохочет командир истребителей, — когда врагов много, их легче бить — они со всех сторон!

Пятисекундная пауза…

— Парни, внимание! — это комэск Миронов обращается уже к пилотам своей эскадрильи, — сзади ещё 12 истребителей противника подтягиваются. С теми, что нас уже давно пасут, ровно 20. Предупредите стрелков. Уплотняемся, держим строй. Будет жарко.

Мессершмитты, нагоняющие эскадрилью Илов сзади, разделились — два звена продолжили держаться на той же высоте, на которой и шли, но разошлись двумя четвёрками в стороны, чтобы одновременно атаковать справа и слева, а третья четвёрка, разгоняясь в пологом пикировании, пошла вниз, с явным намерением поднырнуть под Илы и атаковать их снизу.

Наперерез им рванули Лавочкины прикрытия… и грянул бой!

Мессеры бросились на эскадрилью Илов почти все разом, одновременно. Эфир тут же наполнился гвалтом пилотов, командами комэска и командиров звеньев, взорвались ответным пулемётным огнём задние огневые точки Илов, полосуя небо росчерками трасс. Прорываясь сквозь их огонь, и уворачиваясь от пытающихся перехватить их Ла-пятых, атакующие мессеры, активно маневрируя, и сбивая прицел борт-стрелкам, поливали пушечно-пулемётным огнём строй штурмовиков. Вот задымил один, вот второй… Один из штурмовиков, окутавшись облаком разрывов прямых пушечных попаданий, вяло и уже неуправляемо переворачивается на спину, и увеличивая угол пикирования, стремительно уходит к земле. Из него вываливается только один тёмный комочек, и через пару секунд повисает на стропах парашюта буквально метрах в тридцати от земли. Успел! Вроде живой…

Капитан Миронов пытается руководить боем, да куда там! Строй разбивать нельзя — иначе огонь борт-стрелков размажется по всему небу, и тогда… Остаётся одно — идти, сжав зубы, на максимальной скорости, и надеяться на броню, огонь стрелков и помощь Ла-пятых.

Немцы, создав, наконец-то, для себя локальное преимущество, отрывались по полной: три четвёрки мессеров связали боем наши Ла-пятые, а две свободные четвёрки атаковали строй летящих штурмовиков беспрестанно, сразу со всех сторон. Огонь стрелков при этом рассредоточивался, плотность огня падала. На двух самолётах замолчали задние огневые точки — по всей видимости, стрелки были или ранены, или убиты. Огонь оборонительных УБТ становился всё более вялым, и всё более слабым — боекомплект, активно расходуемый во время беспрестанных атак немцев, подходил к концу, да и количество стрелков заметно поубавилось.

И только огонь с четырёх самолётов второго звена, которое вёл Андрей, продолжал оставаться эффективным и слаженным, как будто им управлял один опытный и искушённый дирижёр. Тот, кто каким-то сверх естественным способом руководил борт-стрелками звена, безошибочно определял, какой из атакующих истребителей в данный момент времени представлял из себя наибольшую опасность, и в доли секунды давал команду на наведение всех четырёх стволов только на эту цель. Следовал короткий залп, все четыре трассы безошибочно сходились в одну точку, и, не выдержав массированного огня, истребитель противника или резким рывком уходил с линии огня, не завершив атаку, или подбитый, отворачивал в сторону с дымным хвостом. Вот один, а за ним сразу и второй мессершмитт, выскочившие сдуру под концентрированный огонь четверых стрелков, разбрасывая в стороны ошмётки сорванных кусков обшивки и разбитых фонарей кабин, устремились в свой последний путь к земле…

Стремясь обезопасить себя от атак снизу, штурмовики, сохраняя плотный строй, стали опускаться всё ниже и ниже, прижимаясь к земле. Вот ещё один штурмовик, получив снаряд в двигатель, обильно задымил, и, теряя высоту и скорость, отстал от строя и пошёл на вынужденную. На отставшего сразу же насели два мессера, предвкушая лёгкую добычу. Заход, короткая, но точная пушечная очередь с пятидесяти метров по крылу — консоль надламывается у самого центроплана, самолёт мгновенно переворачивается на спину, и в перевёрнутом положении встречается с землёй. Вспышка бензина, и огромным огненным болидом, подпрыгнув от удара о землю, и разломившись на части, самолёт ещё раз рушится на землю, теперь уже в виде отдельных обломков, похоронив в огненном бензиновом аду пилота и стрелка. Безупречно совершив изящную победную горку, два «эксперта» люфтваффе устремляются за основной группой. Время от времени какой-либо из Ла-пятых, сбросив с хвоста очередного настырного мессера, бросается в кучу атакующих Илы Месеров, пытаясь сорвать их атаки. Но его быстро оттесняют, и вновь закручивают в собачью свалку, связывая боем…

— Ниже, ещё ниже! — Андрей слышит в голове голос Ангела. И рискуя врубиться на полном ходу в верхушки сосен, опускается ещё ниже. Его маневр повторяют все пилоты его звена. Земля, непривычно близкая, стремительно проносится мимо, винты Илов буквально стригут верхушки деревьев.

Короткими, злыми очередями стрекочет сзади за спиной УБТ Агнии. Всё внимание Андрея сосредоточено на том, чтобы сохранять высоту и держать строй — смотреть по сторонам нет времени. Минута, вторая, третья… четвёртая… В первые несколько секунд он даже не понял, что бой уже закончился — он так же летел, выдерживая высоту и стараясь не вывалиться из плотного строя, но почему-то не стало слышно пулемёта за спиной! Патроны кончились?! И трассы почему-то больше не полощутся вокруг самолёта…

Бой закончился так же внезапно, как и начался. Разгадка была проста: немцы получили по радио сообщение, что с ближайшего аэродрома истребителей были экстренно подняты ещё два звена Лавочкиных, и они на полном газу уже спешили на помощь. Не дожидаясь их прибытия к месту схватки, Мессеры резко вышли из боя и на полном газу уже удалялись на запад. А потрёпанная эскадрилья Илов, сбросив газ и щадя перегретые на форсаже моторы, на скорости в 250 километров в час летела к своему аэродрому. За тремя самолётами тянулись жиденькие струйки дыма, у одного из них весь фонарь и фюзеляж почернели от масла, которое выбивало из повреждённого мотора. Лётчик открыл сдвижную часть фонаря, и пилотировал самолёт, ориентируясь, главным образом глядя по сторонам.

***

Сели, зарулили, два самолёта так и остались на полосе — у одного не вышли стойки, и ему пришлось садиться на пузо, а второй пилот, не рискнув выпускать из продырявленного насквозь центроплана посадочные щитки⁸, и садясь на повышенной скорости, несколько раз скозлив, подломил-таки одну из ног шасси. И теперь его самолёт стоял на полосе, уткнувшись левой подломанной консолью в землю, и задрав в небо правую.

Пилоты и стрелки устало вылезали из кабин, некоторых вынимали — на поле суетились медики, туда-сюда бегом таскали носилки. Оставшиеся невредимыми, неспешно вылезали из кабин, и спрыгнув на грешную землю, нервно закуривали. У многих тряслись руки, все сумрачно молчали.

Из двенадцати самолётов вернулись десять, в которых было ранеными три пилота и четыре стрелка, один из стрелков был в крайне тяжёлом состоянии. Всех их срочно, сначала бегом на носилках, а потом на машине, транспортировали в сан.часть. Один легко раненый пилот шёл сам, поддерживаемый сопровождавшими.

С трудом выпроставшись из кабины, Андрей вместе с вскочившей на крыло Александрой помог вылезти Агнии — на ней лица не было, так она устала. Чмокнув Андрея в губы, она спрыгнула с крыла:

— Я сейчас! — и покачиваясь, пошла к соседнему самолёту, где из кабины стрелка медленно, как пьяная, вылезала Катерина, держась за голову.

— Что, плохо получилось? — тревожно заглядывая в глаза, и кусая губы, спросила Шурка.

— Да уж… напоролись на мессеров. Двадцать штук. Еле ушли. — шумно выдохнул Андрей, вытирая пот с мокрого лба, — две машины фрицы сбили, если честно, ещё даже не понял, кого… Ладно, я пошёл, доложусь комэску.

Обернулся назад — у соседнего самолёта Агния бинтовала притихшей Катерине голову и успокаивала её:

— Да ерунда, до свадьбы заживёт! Гляди-ка: и сама повоевала, и за Витьку фрицам приветик передала, и сама получила… сплошное удовольствие! Подумаешь, чуть-чуть по лбу царапнуло! Под волосами и не видно будет!

Принимая доклады от оставшихся пилотов, капитан Миронов отметил с удивлением, что в звене Андрея Чудилина повреждения самолётов минимальные, все пилоты живы-здоровы, а среди борт-стрелков только один легко раненый. А когда выяснилось, что два сбитых огнём борт-стрелков мессершмитта тоже на счету стрелков из его звена, глаза его слегка полезли на лоб. Но против истины не попрёшь — факт сбития мессеров именно этими стрелками подтверждали многие. Похмыкав, и почесав вспотевшую, мокрую от пота голову, командир эскадрильи пошёл с докладом на КП.

Андрей догнал Агнию, ведущую Катерину в сан.часть. Агния обернулась:

— Андрюша, мне надо туда. Я там буду нужна, — она подняла на Андрея глаза, — там тяжёлый, новенький этот, Серёжка Колядин. Там… в общем… сложный открытый перелом, болевой шок, кровопотеря… Я там нужна, Андрюш!

Андрей молча и понятливо покивал, пропуская их с Катериной в дверь сан.части. Остался один, задумался — мысли ворочались тяжёлые, невесёлые. А ещё занимал один вопрос — как так получилось, что у него в звене — все живые, самолёты почти без пробоин, да ещё в довесок и пара сбитых мессеров? Он подозревал, что Агния, когда вернётся, сможет ответить на все его вопросы. Она перед вылетом говорила про какую-то задумку… Нет, без неё точно не обошлось!

Что она ещё такого отчебучила?

Вторая эскадрилья в этот день больше не летала — большинство самолётов были серьёзно повреждены, да и лётному составу требовалось прийти в себя. Ещё до обеда на поиски выпрыгнувшего члена экипажа (ещё никто не знал, кто это — пилот или стрелок) вылетели два самолёта — У-2 и «Шторх». Повезло «Шторху» — в его кабину, помимо пилота, поместился ещё и наблюдатель — техник того самого Ила, что был сбит. Он-то и заметил парашют, повисший на кустарнике. Борт-стрелок Максим Кожевников, молодой, 21-летний парень, там же и сидел, в снегу, при приземлении он сломал обе ноги — парашют раскрылся слишком низко, и в момент приземления не успел погасить скорость до безопасного значения. Пилот погиб в самолёте.

После ужина, во время которого на столе остались стоять три стакана с водкой, покрытые кусками чёрного хлеба, Андрей в смурном настроении, отмахнувшись от товарищей, пошёл в дом, где они жили. Агния, понимая его состояние, пошла за ним. Приняв боевые 100 грамм, и помянув погибших товарищей, Андрей никак не мог вспомнить, что же такого он хотел спросить у Агнии.

— Знаешь, — вздохнула она, — я… знала, что что-то случится, но… не знала, что будет ТАК тяжело. И я корю себя, что я не смогла спасти всех.

И тут Андрей вспомнил!

— Всех? Да… я вспомнил! — он хлопнул себя по лбу: — Все самолёты нашего звена прилетели почти без повреждений! И ни одного раненого, не считая царапины у Катерины! Скажи, это твоя работа?!

Она посмотрела на него исподлобья и молча покивала головой.

Он взял её за плечи, и требовательно посмотрел ей в глаза:

— Как?! Что ты сделала?

— Я? Ну, я… — она почесала кончик носа, — я смогла взять под контроль всех стрелков нашего звена. Ну, помнишь, как тогда, Пашу, в том бою на танке?

Андрей молча кивнул.

— Ну вот… понимаешь, так бы они палили вразнобой, кто куда горазд, а под моим контролем… все разом, и туда, куда надо!

— Так значит… значит… и этих двух мессеров стрелки нашего звена завалили именно поэтому?!

Она вздохнула, и молча кивнула. Андрей немного повеселел, нежно обнял её за плечи, ласково погладил по волосам:

— Ты совершила невозможное! Управлять действиями нескольких борт-стрелков! И сохранить при этом столько жизней! Не только мою. Получается, ты… ты… не только мой личный Ангел-хранитель, ты… ты…

Она невесело улыбнулась уголком рта:

— Тактический координатор.

Андрей кивнул:

— Точно! Какое правильное название.

Помолчал, вспоминая, и вспомнив, опять спросил:

— А вот эта хреновина… ну, эти зелёные значки, линии, циферки на лобовом стекле — это ты сама придумала?

Агния улыбнулась, и покачала головой:

— Да не-е… Не сама. Подсмотрела.

— Где подсмотрела?

— Помнишь, я тебе про энерго-информационное поле рассказывала?

— Это где есть информация про всё-всё-всё?

— Да. И про это тоже. Эта штука через несколько десятков лет будет в кабине каждого боевого самолёта. Называется — индикатор на лобовом стекле или сокращённо ИЛС. Вот я тебе нечто подобное, в упрощённом виде и воспроизвела. Вроде получилось… Удобно, ведь правда?

— Хм… Индикатор на лобовом стекле… Да, удобно, хоть и немного непривычно. Но если привыкнуть… Скорость, угол пикирования, высота, дальность до цели…. Хм… Придумают же!

— Да уже почти придумали. У меня-то на УБТ прицел К8-Т — можно сказать, зародыш данного изобретения. Перекрестие прицела лампочка подсвечивает. ИЛС — по сути, развитие этой идеи. Только в более развёрнутом, и доведённом до совершенства виде.

— Поня-я-я-тно… Но вот я чего думаю, только ты не обижайся: может, для пилотов, которые на самолёт с такой штукой на лобовом стекле с самого начала переучиваются, оно, конечно, полезно и нужно, а вот меня, думаю, будет отвлекать. Я же как летать и врага бить учился? Целиться — по трассе, бомбить — по сапогу, самолёт пилотировать — так я его и так жопой чую. Что мне ещё надо? Ты уж милая, оставь, всё, как есть. А вот твои подсказки в бою мне в тыщу раз нужнее, чем все эти зелёненькие чёртики на лобовом стекле.

Она с сожалением махнула рукой и отвернулась.

— Ну чего ты вздыхаешь, координатор ты мой? Обиделась? — Андрей мягко приобнял её за плечи.

— Да прах с ним, с эти индикатором! Понимаешь, мне не это горько… — Агния тяжело вздохнула, — фиговый я координатор, не смогла спасти всех. Трое погибли, семеро ранены. Дура я, неумеха… Вот если бы я смогла всех борт-стрелков под контроль взять, вот тогда…

— Если бы, да кабы… ты и это-то еле сдюжила, я-то видел, как ты из кабины вылезала! Бой был очень тяжёлым. И если бы не ты, то потери были бы гораздо тяжелей.

— Угу… иди спать. — Агния легонько отпихнула его от себя: — завтра будет очень тяжёлый день, тебе надо выспаться.

Но сон никак не приходил — какая-то не оформившаяся мысль назойливо ворочалась в голове. Что-то такое, что беспокоило его уже несколько дней. Мысли, как шаловливые мыши, разбегались в разные стороны и тут… вот! Он уже открыл рот, чтобы задать свой вопрос Агнии, но она его опередила:

— Уже месяц и один день мы вместе, да. Месячный срок прошёл, сегодня я спасла тебя уже в тринадцатый раз. Я не знаю, что происходит. По всем расчётам, меня уже давно должны были отсюда выдернуть: и срок я отбыла сполна, и план по спасениям тебя от смерти тоже выполнила, даже с перевыполнением. Я не знаю…

— Может, это… тово… забыли о тебе там, в твоей небесной канцелярии, а? Может, оставят? — рискнул выразить осторожное предположение Андрей.

Агния хмыкнула, дёрнув плечом:

— Ага! Эти забудут! Эти оставят! Держи карман шире…

Андрей расстроенно замолчал, не зная, что сказать.

— Думается мне, что всё там видят и всё учитывают. Помнишь, неделю назад мы с тобой гадали, почему меня тогда не забрали? В тот раз аккурат восьмой раз был. А вот оставили же! Я тогда предположила, что мне дают возможность отмотать весь срок, «от звонка до звонка», то бишь месяц. Для исправления, так сказать, своих ошибок.

— Какие у тебя могут быть ошибки? Что ты не только меня спасала, а ещё и кучу других людей с того свету вытащила? Это, что ли, ошибка?! Да ты святая! Вот что я тебе скажу! — возмутился Андрей.

— Святая… скажешь тоже! Спасала и других, да, было дело, потому как не могла иначе. А знаешь, сколько я при этом положила? Сотни! Сотни жизней отняла! На что я никаких прав, как Ангел-хранитель, в принципе не имею!

— Да у кого жизни ты отняла?! То ж фашисты! — Андрей аж подскочил на кровати, — насильники! Убийцы! Неужто тебе их жалко?!

— Этих — не жалко! — отрезала Агния. — чтоб они все сдохли! Но ТАМ, — она подняла палец к небу, — ТАМ не поймут.

Она горько вздохнула и добавила:

— ТАМ другая мораль. И судить меня ТАМ будут по всей строгости ЗАКОНА. Когда вернусь. А вернут обязательно. Может, просто мне ещё немного времени дают, шанс исправиться?

— Сколько?

— Не знаю, может, неделя, может, две… Да вот только хренушки я исправлюсь! — она в исступлении хлопнула рукой по табуретке, стоявшей подле кровати. — Я теперь больше человек, чем Ангел, и поступать иначе НЕ МОГУ! Всё, спи! Что будет, то и будет!

Она отвернулась от Андрея и замолчала. Андрей обнял её сзади, и, зарывшись лицом в её волосы, тихонько поцеловал её в затылок.

— И то хорошо. Неделя — это много. А две — вообще целая вечность. Тут день-то, не знаешь — проживёшь ли, нет…

— Угу. Спи уже, философ.

Примечания

4

ЛБС — линия боевого соприкосновения.

5

Б.Гребенщиков, песня «Козлы».

6

Боевой маневр, разворот с набором высоты.

7

Рацуха — рационализаторское предложение.

8

если во время боя Ил-2 получал повреждения, то при посадке пилоты старались не выпускать посадочные щитки — если в результате повреждения один из щитков (правый или левый) не выходил, то самолёт переворачивало на спину, и авария была неизбежна. При невыпущенных щитках посадка проходила на повышенной скорости, что часто было причиной нештатных ситуаций, вроде подлома стоек шасси.