Век серебра и стали

Денис Лукьянов (2024)

После того как в 1822 году Жан-Франсуа Шампольон расшифровал египетские иероглифы, древние боги Египта явили себя народу. С тех пор мир и история изменились. Христианские и мусульманские святыни посвятили другим богам. Люди перестали бояться смерти. Напротив, теперь стремятся к ней — ведь только там, среди золотых Полей тростника, можно обрести вечную жизнь и блаженство. Стареющий жандарм Виктор Говорухин, молодой цирюльник Алéксас О́ссмий и его воскресшая возлюбленная А́на оказываются втянутыми в череду поджогов, таинственных заговоров и ужасных открытий. Смогут ли они остановить тех, кто посягнул на святое, — и остаться в живых? И кто на самом деле скрывается под маской, таится в зеркалах и называет себя именем Саргона Аккадского? Денис Лукьянов — молодой писатель и журналист, автор рассказов, теперь дебютирует в крупной прозе.

© Лукьянов Д. В., текст, 2024

© ООО «Издательский дом «КомпасГид», 2024

* * *

Я Атум в своих восходах, я — Единственный. Я воссуществовал в Нуне. Я — Ра, что поднимается в самом начале, правитель всего сотворенного им.

Я великий бог, породивший самого себя, Нун, что сотворил его имя Паут Нечеру в виде бога.

Я — тот, кто непобедим среди богов.

Я — это Вчера, и мне известно Завтра.

Из египетской «Книги Мертвых»

Человеческий род от природы демократичен и склонен к политеизму, за исключением той эволюционной элиты, которая окончательно избавилась от потребности в божественном. Человеку инстинктивно хочется, чтобы богов было много, потому что он — Один.

Салман Рушди

Пролог

Закат созидающего Атума

О друзья мои, ах, враги мои: как красиво они горят!

Горело правда красиво — звучными вспышками. Но перед тем как рассмеялось немым голосом пламя, была первая искра — а до этого…

Дым дурманил голову и щекотал ноздри даже на улице, в жидком петербургском вечере, разбавляемом газовыми фонарями. Он тонкими струйками, будто нитями паутины, тянулся из щелей и окон, пытаясь добраться до пухлой полупрозрачной луны, но таял призраком, давно забывшим, почему скитается по бренной земле. Дым манил и тянул, соблазнял немногочисленных прохожих свернуть с пути…

Дым без огня.

Дым опиума.

Курительный салон «Нефертити» с золотой лепниной явно не стеснялся своего гордого названия, хоть и расположился в одном из самых бедных районов, рядом с обшарпанными домами без серебряных шпилей и трущобами — хлипкими, будто чахоточными, готовыми в любую минуту развалиться с мерзким треском. Хозяева заведения были людьми смышлеными — знали, что опиум дорожает и отходит на второй план, становясь наркотиком элитным, как никогда прежде. Отсюда и «Нефертити»: всё же досуг для особ царских, не столько по статусу, сколько в душе, — таких всегда больше. Корона не отягощает их головы заботами, но дает необходимый масляный лоск. К тому же чем глубже спрячешь курильню в лабиринтах города, тем проще вести бизнес. Знают лишь те, кому нужно.

Проще. Но только не этим проклятым продавцам модного наркотика — песка Сета.

Если из «Нефертити» дым выползал тонкими струйками, то внутри, в духоте, он застилал зрение зыбкой яичной пленкой. Она притупляла сначала взор, потом сознание. Аромат персикового дерева — а чего еще здесь ждать? — смешивался с неуловимо наркотическим, аморфным, словно подстраивающимся под каждого клиента. Каким захочешь, таким запахом он и будет. Людям, лежавшим на кушетках в окружении мягких бархатных подушек, это явно нравилось.

— Бо-оги, — протянула дама в платье с чрезвычайно глубоким декольте. — Не думала, что мы будем курить эту дрянь после явления богов Старого Египта. А мы…

Мужчина в расстегнутой рубашке, раскрасневшийся, с блестящей от пота грудью, затянулся из длинной толстой трубки в виде грифона и закатил глаза, вдыхая дым. С минуту помолчал, а затем откинулся на подушки и продолжил праздный разговор:

— Дорогая, Китай — дело тонкое! Они не прекратят баловать нас этой своей забавой до конца дней. И никакой песок Сета им не помеха.

— Да-а-а… — И дама затянулась из трубки. После долгой паузы добавила: — Хорошо их, однако, бритты нафаршировали… ^[1] ух, ух как… ой как хорошо…

— Лучше бы бритты нафаршировали меня одного, обошлись бы без войн. В меня вместился бы весь их опиум, — хохотнул мужчина.

К ним подошел китаец в традиционном костюме и принес два бокала пузырящегося шампанского. Заодно положил рядом газету — свежий выпуск «Северной пчелы» от 15 апреля 1842 года. Откланялся и удалился, оставив гостей наедине.

— Новости. — Мужчина потянулся за газетой, но только с четвертого раза подхватил ее. — Новости — это всегда хорошо. Ну или… э-э… ух… как минимум интересно.

Мужчина пробежал взглядом по страницам, пытаясь уловить смысл слов, скользящих по краю задурманенного сознания.

— О-о! Уже знаешь новость, дорогая?!

— Как я могла бы узнать, если ты забрал обе газеты?

— Разве?

Мужчина разомкнул пальцы. На подушки свалилась вторая «Северная пчела», слипшаяся с первой. Мысли зацепились, спутались в клубок. Вытерев платком пот со лба, мужчина перескочил к другой теме:

— Ты посмотри! Они везут к нам сердце Анубиса! Прямо из Парижа!

— Анубис и Осирис… — пробубнила дама, сверля глазами бокал шампанского, словно гипнотизируя его. Ей хотелось, чтобы блаженные пузырьки поскорее ударили в голову. — И сдалось нам здесь сердце бога? Своего хватает…

— Ну-ну-ну, — поцокал заплетающимся языком мужчина. — Дорогая, не заставляй меня краснеть! Даже нищие знают, что нашли сердце всего одного бога, и его — его! — на неделю привозят к нам. Тут вроде написано, что в Пасху его будут выставлять для паломничества и научного ин-те-ре-са…

— Вроде! — усмехнулась дама, но дальше ее голос ослаб. — Мой муж не может прочитать газету, которую держит у самого носа!

— Моя жена не знает простых истин!

Они ухмыльнулись и рассмеялись. Смех звучал неестественно, будто тоже опьянел от дыма — сладкого, дурманящего, вездесущего, стирающего грани реальности. Мужчина вновь промокнул лоб, потянулся за бокалами. Чуть не разлив один, всё же подал напиток жене.

— За это и люблю тебя, дорогая. За нас!

— За это и люблю тебя, дорогой! За нас! И… — она задумалась. — За старый мир, который был куда проще.

— За старый мир…

Мужчина залпом выпил бокал. Дама только-только поднесла свой к пухлым губам, как вдруг остановилась — принюхалась, нахмурилась. Подошедший китаец забрал газеты и серебряный поднос. Мужчина махнул рукой, и слуга заодно прихватил пустой бокал.

— Дорогой? — Дама все принюхивалась, провожая мужчину настороженным взглядом.

— А?

— Ты ничего не чувствуешь?

— Конечно нет, я обкурился вместе с тобой…

— Нет, я имею в виду… чего-то странного… ай, ладно, забудь, мысли — кони привередливые. И тот мужчина… тебе не показалось, что это был не китаец?

— Китаец, не китаец, какая разница. Азиаты, ха! Главное, что он тут всё делает, пока мы отдыхаем. Заслужили! Верные слуги Его Императорского Вели-чия, да будет он жив, здоров и могуч! Я, между прочим, давно говорил, что эта их китайская традиционная театральность — пережиток прошлого…

Прежде чем «Нефертити» взорвалась и стремительно вспыхнула, чета услышала звон бьющегося хрусталя — резкий, будто начерченный ровной геометричной линией.

Люди в соседних домах просыпались, выбегали на улицы. Смотрели, пытались помочь — суетились во внезапном хаосе, сменившем воздушную тайну наступающей ночи и загадку грядущего дня. В суматохе никто не заметил, как за мгновение до взрыва, принесшего голодное пламя, из «Нефертити» вынырнул человек. Он скинул с себя китайский наряд, потер тонкие руки с набухшими фиолетовыми венами…

…и как же красиво они горят, — подумал незнакомец, наблюдавший за пожаром из тени трущоб; незнакомец в мешковатом балахоне, из-под капюшона которого торчала густая борода — странная, словно уложенная зигзагами и змеиным языком двоящаяся книзу. Незнакомец видел вынырнувшего за мгновение до взрыва человека. И наконец, будто общаясь с мраком на его шепчуще-приглушенном языке, не словами, а оттенками света и тени, проговорил:

— Занятно… Надо рассказать гранд-губернатору, это будет очень полезно… Занятно, весьма занятно.

Примечания

1

Имеется в виду период опиумных войн середины XIX века. В то время Китай старался огородить себя от внешнего влияния, однако Британская империя получила огромный контроль над его рынком, незаконно поставляя опиум. В Китае продажа опиума была запрещена указом императора.