Это снова они. Веселая стройка – 2

Денис Егоров

Весёлые приключения строительной бригады на стройке и не только. Яркое продолжение первой книги, где присутствуют старые знакомые и новые персонажи. Очередные поиски сокровищ, борьба за выживание, нелепые авантюры и странные совпадения. Кто сказал, что быть строителем скучно? Может, это и так, но только не в нашем случае и не в этой книге. Прочитайте и сами всё поймёте. Автор описывает реальные события, случившиеся во времена его бурной молодости.

© Денис Егоров, 2018

ISBN 978-5-4493-3482-4 (т. 2)

ISBN 978-5-4493-3483-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вместо пролога.

Где-то на другом объекте

— Пётр Фёдорович Лещук-Смирновский, — представился высокий мужчина с бородой и пронзительными глазами. На вид ему было чуть больше сорока пяти, руки пианиста, лоб Архимеда и борода Хэмингуэя. Присутствие такого человека в строительном вагончике можно было сравнить с «Джокондой», украшающей стену грязной пивной. Тем более что местные строители напоминали шайку разбойников на привале.

— Ты, Петя, что-то слишком сложен, — буркнул Толян, привычным движением сворачивая пробку. — Мы люди простые, и нам такое не выговорить. Давай короче как-нибудь.

— Можно просто Пётр.

— Не годится. Петя у нас уже имеется. Надо как-то иначе тебя назвать, чтобы не путаться. У тебя кличка есть?

— Я же вам не собака, — возмутился бородач. — Какие могут быть клички у взрослых интеллигентных людей среднего возраста?

— За кличку обиделся? Ладно… Прозвище тогда. Вот тебя в молодости звали как-то иначе, если не по имени?

— Звали. Помню, в институте я сам выбрал себе литературный псевдоним — Стэплтон. Когда писал для местной газеты… Минутку, вы мне так много не наливайте! Я не сторонник горячительных напитков, но выпью, чтобы сгладить углы, растопить лёд… так сказать — пчела в новом улье…

Над столом повисла тишина. Толян с бутылкой в руке некоторое время таращился на мудреца, Стёпа поперхнулся сигаретным дымом, Петька (самый молодой) прекратил гладить кота, а Михалыч несколько раз шумно вздохнул. Все были поражены.

— Какие там ещё ульи и лёд? — недоумевающе спросил Степан.

Толян плеснул немного водки в один из стаканов, протянул его бородачу и предложил:

— Давай выпьем, что ль, и потом обсудим это всё. А то по трезвой что-то не катит. Да и спирт быстро испаряется.

Выпили. Степан порывался снова что-то спросить, но Толян властным жестом лидера остановил его и начал сам:

— Я не сильно-то вникал, что ты там про пчёл да углы втирал, да и не люблю пчёл совсем. С детства. Покусали как-то. Так что эту тему мы пропустим. А вот этот самый — Слиптон — это что за слово такое?

— Не Слиптон, а Стэплтон! Был такой персонаж у Конан Дойля в цикле его повестей о похождениях великого сыщика. Хозяин собаки Баскервилей…

— Что ж это за собака такая? Я про такую породу и не слыхал. У меня вот жена завела таксу, — поразился Михалыч.

— Собака Баскервилей — это не порода. Это некий собирательный и легендарный образ, олицетворяющий весь вековой ужас, а также страх перед ночным и неизвестным, — пустился в объяснения бородач. — Можно сказать, что появление такой собаки разбудило заснувшее общество, заставило тронуться глубинные процессы в затерянном краю и напомнило людям об их бренности. Несмотря на несомненные отрицательные стороны и, сказал бы более — трагедию, ужас, боль. Меня привлекает этот Стэплтон живостью ума, решительностью в сочетании с…

— Хватит! — прервал его Толян. — У меня аж голова закружилась… Короче — будешь Стаптон, раз нравится. Такого у нас нет и точно больше не будет никогда.

— Стэплтон.

— Я так и говорю. Вековой ужас и всё такое, — подытожил Толян. — Давайте лучше снова выпьем.

Выпили. Степан тут же заявил, поглядывая на нового знакомого:

— Ты, мужик, явно переучился где-то. Учился-учился и перечитал свою норму. Ума палата без добра! То ульи у тебя, то собака, то ночное… Ты попроще с нами. Мы — строители! Нам не на трибуне стоять. Сказали копать — копаем… А может, и нет. Но не мудрим лишнего.

— Где-то я про ту собаку уже слышал, — вспоминал Петюня, — или кино смотрел.

— Есть такой фильм, — кивнул Стэплтон. — Несколько посредственная постановка, на мой взгляд, но выигрывает неплохой игрой актёров.

Комментировать это никто не стал. Налили и выпили ещё. Толян захотел общения.

— Вот ты скажи мне… Наверное, умный человек и книжки писал. Как люди пишут? Откуда они всё это берут? Страшно трудное дело, наверное?

Стэплтон скрестил пальцы и опёр на них бороду, напоминая Мефистофеля в полумраке.

— Писать книгу — труд, несомненно, долгий и нелёгкий. Один мой знакомый занимается этим уже восемь лет. У него не просто книга, а некий энциклопедический труд, что значительно сложнее простой беллетристики. Требует массу времени для сбора научной информации, но, по счастью, в наш век конструктивных…

— Короче. Книга о чём? — прервал его Толян.

— Да по сути своей — о многом. Называется «Звёзды и не только». Приятель мой, астроном по профессии, решил живым и доступным языком описать свою область знаний для обычного человека. Но в процессе создания книги слишком раздвинул рамки и пустился в разъяснение многих других явлений и предметов. Несколько погорячился, на мой взгляд… В общем, можно сказать — книга универсальна. Обо всём.

— Ишь ты. Обо всём, хе… А не свихнулся приятель твой? — спросил Михалыч.

— Вы, конечно, шутите? Возможно, так и есть, — пожал плечами Стэплтон, — но не мне его судить. Именно такие смелые идеи меняют историю человечества.

Выпили снова. Закурили. Инициативу подхватил Степан.

— Как ты вообще к нам сюда попал-то, Стаптон? Ты ж должон учителем где-то быть или хотя бы считать чего-нибудь.

— Считать я умею неважно, — улыбнулся бородач, — человек гуманитарного склада ума и не технарь. Ну а попал к вам временно, так уж вышло. Остался без жилища, потерял работу, и очень нужны средства.

— Какие средства?

— В смысле… э-э-э-э… деньги, — застеснялся Стэплтон.

— Дак и скажи «деньги»! Мудришь всё!

— Погоди, — оборвал Толян. — Дак ты что ж? Бомжуешь? Дома своего нет?

— Временно снял комнату неподалёку и кров над головой имею. Соберу немного денег, чтобы уехать в Хабаровск. Меня тамошний ректор звал на кафедру.

Вновь стало тихо. Никто, кроме говорившего, не знал загадочных слов «ректор» и «кафедра», но спрашивать почему-то не хотелось. Толян как более опытный кивнул головой:

— Точно. Вот с нами покопаешь месяца два-три, денег наберёшь, и вперёд. На кафедру. Даже и не парься, езжай. Тем более раз ректор зовёт…

— Точно, — радостно кивнул Стэплтон. — А там, глядишь, и новая жизнь.

— А как же ты квартиру-то потерял? — спросил хозяйственный Михалыч.

— Грустная история в духе Шекспира. Интрига и неверная любовь.

По такому случаю открыли вторую бутылку.

— Квартиру Шекспир, что ль, забрал у тебя? Еврейская фамилия какая-то…

— Нет. Сам оставил бывшей супруге.

— А говоришь — Шекспир. Он тут при чём?

— Шекспир — величайший английский драматург, но это не важно… Изменяла мне жена с моим начальником по работе. Застал их обоих в недвусмысленном положении. Пришлось уйти из дома и бросить работу, — нехотя пояснил бородач.

— О как! Круто ты выступил! А что за положение-то было? Лежали как? — оживился Степан.

— Я предпочёл бы не приводить столь личных подробностей. Тем более что к нам это всё не имеет отношения.

— Видать, нехило лежали, — заметил Толян. — Эххх… меня б туда… У меня и жена бы сама с окна летела, и начальник с работы скорым шагом… Добрый ты, Спертон, человек! Бросил всё и ушёл. Двое борются, а ты молча в уголке стоишь?

— Возможно, вы правы. Я не настолько брутален и импульсивен, как вы, однако должен заметить…

Беседа очень вовремя прервалась. Как только Толян захотел выяснить, кем же его обозвали, скрипнула дверь и в бытовку шагнул прораб Гена. Худой и щуплый тихоня, он откровенно побаивался своих рабочих и был плохим командиром. В отличие от другого прораба — Коновалова, который, по счастью, был на складе и получал рукавицы. Гена робко улыбнулся и заметил:

— Мужики… тут уже полвторого… а обед до часу у нас…

Толян по-кошачьи вскочил и, закрывая телом бутылку, плавно двинулся на Гену. По житейскому опыту он знал, что лучшая защита — это нападение.

— Что ты за человек такой, Гена? Эсесовец просто. Палач…

— Я? — изумился Гена.

— Ворвался сюда и кричишь с порога: «Все встать, на первый-второй, выйти из камеры!» Разве так можно с людьми? Волю тебе дай — всех постреляешь!

— Я?! — ещё более изумился Гена.

— Ты! А что? Время для тебя всё. Часы надел, и начальник уже. Человеческое потерял за погонами! Вот скажи, — обернулся Толян к новичку, — как свежий человек у нас, разве какое-то время важнее живого человека? Время — оно всегда, а я раз — и помер с работы. На мне и так которая уже рубашка сгнила от пота. А результат?

Перед глазами Стэплтона пронеслись рабы на римских галерах, чернокожие невольники плантаций Америки и измождённые узники ГУЛАГа. Он приподнялся и гневно заявил:

— Никто не оспаривает необходимости труда и авторитета вышестоящих. Но нельзя же бесчеловечно и авторитарно эксплуатировать трудящихся! Никогда время не было критерием человечности и прогресса! В эпоху императора Юстиниана…

Гена торопливо выскочил за дверь, и тема Юстиниана осталась нераскрытой. Толян хлопнул оратора по плечу:

— А ты нормальный мужик. Сработаемся. Вот так всегда крой… Наливай, Михалыч. Сидим-танцуем дальше.

Вторая бутылка опустела. Разговоры вертелись вокруг существования инопланетян, необходимости войны с НАТО и качества самогона у некой Таньки Шиповой (или, скорее, качества самой Таньки). Бородач внедрился в коллектив и больше не поправлял называющих его Смартоном, Силконом и даже Клинтоном. Его мудрёные выражения тоже пользовались всё большим спросом.

–…плотские отношения не всегда приводят к духовной близости. Иной раз они способны разделить прежде любящих людей, — уверенно пояснял он Михалычу.

— Я вот тоже по молодости плот делал, — пустился тот в воспоминания. — Ну, любимая была у меня тогда… доярка одна с деревни, лет на десять постарше. Но на плот её никогда не брал, воды боялась… Мы больше у берега прятались, в камышах. Не вышло у нас плотски…

— В камышах да в шалашах, был Михалыч падишах! — острил Петька.

— Я те щас как дам в глаз! Видишь — говорят серьёзные люди, а ты с частушками своими. Твоё дело кошачье — сиди и не пыли. Люди заснут — лови мышей!

— Чё? Толян, чего меня Михалыч так-то? Что я сказал?

Толян встал, чтобы навести порядок, но случилась беда. Тихо открылась дверь, и на пороге возник грозный Коновалов. Змеиным взглядом он оценил ситуацию и тихо сказал Толяну:

— Стоишь? Ну-ка и остальные встали!

Невольно все поднялись на ноги. Коновалов долго ковырял в ухе, осмотрел добычу и вытер палец о штаны Петьки, висевшие неподалёку.

— Я слышал, вы бастуете?

— Да ты что, Миша…

— Михаил Васильевич.

— Михаил Васильевич. Чего нам бастовать?

Коновалкин снова оглядел присутствующих. Было очень жутко.

— Тогда разрешаю идти и деньги зарабатывать. Сегодня работаем до… — прораб посмотрел на часы, — …до семи. Вопросы?

— Нет, — выдохнул Толян.

— Хорошо. Идите. Юстиниану остаться!

Все вышли, кроме Юстиниана…

Коновалов сел, и сцена стала напоминать известную картину «Пётр Первый допрашивает царевича Алексея».

— Я в курсе, кем был Юстиниан. И, возможно, даже знаю, что было дальше в той истории, — усмехнулся Коновалов. — И знаешь почему? А я когда-то был таким идиотом, как ты! Но разница между нами сейчас огромна. Ты на стройке неделю, а я — двадцать лет… Я внедрился, я заматерел, я наработал авторитет. И я не Гена! Мне эти пьяницы никто. Я — тот самый палач-эсэсовец, о котором говорил Толян. Почему я так говорю?

Молчание.

— Так я и думал. Не знаешь… Потому что здесь эсэсовец нужен. Хотя бы один. Иначе вы все будете сидеть, пить водку и качать свои права, а работы не будет. Нет законченной работы — нет подписи заказчика под актом. И нет денег. И нет зарплаты… А Толян её очень хочет, чтобы накупить водку и принести остатки домой. Не водки, конечно, — снова улыбнулся Коновалов, — она у него не остаётся. Зарплаты… Деньги не зарабатываются сидением в тёплой бытовке и беседами о жизни. Они зарабатываются там, снаружи…

— Мне переодеться и уходить?

— Нет. Хорошо, что спросил. Молодец. Не извинился, не психанул, не нахамил. Вежливо, спокойно спросил… Слушай, Юстиниан, мы сработаемся! Но, — Коновалов поднял палец, — ты должен понять одно… Здесь самый близкий человек тебе — это я! Не они, а я! Они тебя даже не понимают. Имеют как что-то забавное и мудрёное, используют там, где нужно умное слово, или если не хватает на бутылку. Поэтому с ними ты просто трудишься, а говоришь, в полном смысле, со мной. И дружишь со мной… Эти, — Коновалкин указал на дверь, — тебя продадут за понюх табаку. Ограбят за три копейки и убьют за два рубля. Образно выражаюсь, конечно… А я могу тебя сделать бригадиром, освободить от работы и, если правильно себя поставишь, эти, — опять жест на дверь, — машину тебе помоют в свободное время. Даром. При наличии машины, конечно…

Коновалов встал и двинулся к выходу. На пороге он обернулся и спросил:

— В шахматы играешь?

— Играл когда-то.

— Я был чемпионом в школе и институте. Сегодня около пяти заходи ко мне, и сыграем.

— Но вы же сказали… До семи работаем…

— Не ты. ОНИ. А ты со мной играешь в шахматы. И поговорим заодно… Всё понял? Давай, Юстиниан!

Коновалкин вышел. Юстиниан немного подумал, переоделся и ушёл с работы.

ДОСЬЕ,

или информация для тех, кто не читал первую книгу

Время и место действия — 1994 год, Эстонская Республика, город Нарва у границы России.

Действующие лица:

Дэн, он же Денис (22 года) — эстонский грек, высокого роста и массивный парень с испанской бородкой. Бригадир отдельной строительной группы, заочно учится в университете на инженера-строителя. Не женат, живёт с матерью.

Славик (34 года) — бывший моряк Северного флота, неутомимый весельчак и балагур. Крепкий мужчина с большими усами и золотым зубом. Вечно ходит в тельняшке и непрестанно шутит. Очень не любит скучать и органически не терпит тишину. Женат, двое детей.

Дима (22 года) — длинный и тощий молодой человек с большим носом. Жуткий авантюрист и неутомимый искатель приключений. Очень ловок и самоуверен, склонен к хитрости и падок на наживу. Не женат.

Андрей (18 лет) — сварщик, попавший на стройку по прихоти судьбы. Среднего роста, постоянно бреет голову, с ярко выраженными восточными чертами лица. Слабохарактерный недотёпа, вечно попадающий в нелепые ситуации. Не женат, но безответно влюблён.

Коля (52 года) — старый опытный рабочий со спокойным характером. Страшно не любит приключения, перемены и беспокойство. Женат.

Боря (40 лет) — маленький крепкий мужичок, бывший работник завода и новичок на стройке. Добросовестный простак, который очень всех уважает и постоянно пьёт свой чай из трав (ужасная гадость). Женат.

Тынис (44 года) — славный работящий эстонец, владелец большого хутора с хозяйством возле стройки. Очень спокойный и разумный человек, который хорошо говорит по-русски (но со страшным акцентом), дружит со всеми и имеет своеобразное чувство юмора. К сожалению, не женат.

Коротков (55 лет) — главный инженер строительной фирмы, прямой начальник Дэна. В прошлом парторг и фанатичный коммунист. Вечно в костюме и с папкой, лысый очкарик самого мрачного вида. Абсолютно лишён чувства юмора, как и многих других человеческих черт. Постоянно недоволен и обожает читать нотации на любые темы. Чудовищный зануда. Женат, что очень странно.

Борис Моисеевич (53 года) — директор строительной фирмы. Очень добрый толстый еврей. Постоянно повторяет фразу «Очень хорошо» и улыбается. В строительстве разбирается неважно. Женат.

Валентин (40 лет) — виртуозный экскаваторщик-пьяница, мастер своего дела (в обеих областях). Очень любит работать «под градусом» (что ему успешно удаётся) и постоянно воюет со своим начальником (который этого не понимает). Женат.

Виталик (16 лет) — невероятный сумасброд и болтун. Знает всех и всё, постоянно занимается «бизнесом». Когда-то упал с мотоцикла и ударился головой. Ходит всё время в тёмных очках, дёргает одним коленом и непрестанно несёт редкостную чепуху. Не женат.

Фу-у-у-у… устал. Всё запомнили? А теперь поехали!