Обманщики

Денис Драгунский, 2021

Вы умеете удивляться? Если уже разучились, новая книга Дениса Драгунского как раз для вас. В этих рассказах все как в жизни: начинается с очевидного, а заканчивается невероятным. И нам остается, смеясь, качать головой: неужели и такое бывает, причем с самыми обычными людьми? Все бывает, говорит Денис Драгунский. «Обманщики» – это собрание неожиданностей: здесь есть веселое, трагичное, парадоксальное, тайное… Нет места только снобизму и скуке.

Всё впереди

Мое блаженство — перемена

Антону Григорьевичу исполнилось шестьдесят. Отмечали в ресторане. Потом пришли домой. Свалили подарки в гостиной, цветы снопами поставили в пластмассовые кухонные ведерки.

— Завтра разберем, — сказала Марья Николаевна.

— Завтра! — ответил Антон Григорьевич и чмокнул ее в щеку.

Она обняла его и поцеловала в губы, горячо и сильно. Прижалась к нему. Стала развязывать галстук.

— С днем рождения! — зачем-то сказал он и засмеялся. — Прости, Мася, я выпил. Я пьян мертвецки. По-юбилейному.

— А почему не падаешь на пол? — почти натурально засмеялась она. — Не засыпаешь на ковре с диким храпом? Или песни не поешь по крайней мере?

— Прости! Я лучше упаду в койку.

— Ну, иди зубы чисти.

* * *

Утром он проснулся и увидел, что она неподвижно смотрит в потолок. Обнял ее, попытался придвинуть к себе.

— Что такое? — спросила она.

Он пододвинулся к ней и прошептал, трогая языком ее ухо:

— Кажется, ты вчера вечером на что-то намекала…

— Тебе кажется, — сказала она, отодвигаясь.

— Я точно помню, — мурлыкал он, пытаясь погладить ее живот.

— Как ты можешь что-то помнить? — Она сильно отбросила его руку. — Ты же был мертвецки пьян! По-юбилейному, так? Всё. Хватит.

Он помолчал и спросил:

— В каком смысле «хватит»?

— В прямом.

— Ты больше не хочешь?

— Да, — сказала она. — В смысле нет. Потому что ты меня не хочешь. Довольно давно. Хотя я моложе тебя на восемь лет. Хотя я понимаю. Но неважно. Ты уже много лет отрабатываешь эти, как их, супружеские обязанности. Не надо. Зря все это. Глупо и неинтересно.

— Ты что? — Он закинул руки за голову, потарабанил пальцами по деревянной спинке кровати, потом подложил ладони под свой затылок. — Бред какой-то. Ты моя жена, мы вместе уже скоро тридцать лет, я тебя люблю…

— Прекрати, — равнодушно сказала она. — Я не знаю, зачем мы поженились. Ты меня никогда не любил.

— А ты меня?

— Я пыталась. Ты мне сделал предложение, а не я тебе. Вот я и старалась тебя любить. Как бы в ответ. Мне кажется, у меня получалось. Иногда. В ответ непонятно на что. А у тебя нет. Не получалось.

— Докажи! — сказал он почти с детской обидой.

— Ах, сейчас накрою голову одеялом и едва слышно прошепчу, залившись пунцовым румянцем! — сказала она и засмеялась. — Мы уже очень-очень взрослые люди. Да, у меня некрасивая грудь. Уши спаниеля. Что ж ты тогда вообще на мне женился, ты же все видел? У нас же с тобой все было до свадьбы. Мы же современные люди!

— Я женился не на сиськах, а на любимой женщине! — оскорбленно сказал он.

— Что такое «любимая женщина»? — засмеялась она.

— Мать моих детей!

— С ума сошел? Когда мы поженились, у нас не было детей.

— Я видел в тебе мать своих будущих детей! — сказал он даже с некоторым пафосом.

— Какое предвидение! — зло усмехнулась она. — Ну вот. Ты хотел детей. Я, кстати, не очень. Но ты просто кипел самоваром, индюком надувался: «Хочу детей! Двоих детей! У нас должно быть двое детей!» Вот, пожалуйста. Родила двоих детей. Вырастила, вынянчила, выучила. Лечила, на кружки и секции водила, к морю возила. А ты все время работал. Р-р-работал! На работе, и потом дома вечером. Отчет, потом диссертация. «Тише, дети, папа р-р-работает!» Ну и где результаты?

— Мы, кажется, неплохо живем! — Он поджал губы. — Очень даже неплохо. Особенно на общем фоне. Взять хотя бы вчерашний банкет.

— Зачем этот банкет? Я о результатах! Где все это?

— Что? — Он в самом деле не понимал.

— Хоть что-нибудь!

— Ты о чем? Это ты с ума сошла.

— Хоть что-нибудь! — Она поднялась и села в кровати. — Результаты, понял? Когда мы поженились, ты был молодой ученый. Ты говорил: «О-го-го! Я создам! Я открою! Я напишу!» У тебя глаза горели. Я поверила. Ну и где все это? Где твои открытия? Книги? Награды? Или просто бесплатная слава. Я была бы счастлива быть женой непризнанного гения. А стала женой проректора по учебной работе.

Он хотел резко ответить, но сдержался. А она продолжала:

— Ради чего я бросила работу и карьеру и стала женой при муже? Ради обэспэчэнной жизни? — издевательски проговорила она. — Ради квартиры, машины, сытной еды, приличной одежды и отдыха у моря две недели в году? И это все? Отдать свою единственную жизнь, чтоб оказаться в самой серединке среднего класса? Тьфу!

— Не плюй в колодец, — обиженно сказал он.

Она снова легла, пошевелила ногами под одеялом и сказала:

— Я понимаю, ты не виноват. Но и я ни в чем не виновата. Сейчас мне пятьдесят один с половиной, и у меня ничего нет, кроме детей, которые живут в шести часах лёту, им даже позвонить нельзя, то у них слишком рано, то у нас слишком поздно. И кроме мужа, которому противно взять меня за грудь. Не говоря уже о… — Она длинно вздохнула. — О, господи! Ну извини.

— Масенька! — сказал он, изумляясь вполне искренне. — Почему же ты мне ничего не говорила? Почему не сказала, что тебе нужно? Я все понял. Прости. Ну, иди ко мне…

— Не смей! — Она сбросила его руку, отодвинулась. — Вот! Я уже сказала! Ты все понял, да?

— Да! — сказал он. — Конечно, понял!

— Раз ты все понял, то я больше не смогу с тобой жить. То есть спать. В смысле, сексом заниматься. Вообще никак, никогда.

— Почему?

— Ты совсем глупый? Если будешь делать, как я прошу, — значит, выпросила. А если не будешь — значит, я тебе на самом деле отвратительна. Так что все.

Она отвернулась.

Он посмотрел в потолок.

Молчал целую минуту, а потом сказал вроде бы покаянно, но и мстительно, как ребенок, который вдруг говорит: «Мамочка, ты три дня искала свою любимую чашку. Это я ее разбил, а осколки выбросил», — говорит, предчувствуя наказание, но и наслаждаясь маминым огорчением:

— Да, да, правда…

Его голос дрожал — он был оскорблен почти до слез. Потому что он искренне считал, что бросил настоящую науку и пошел по научно-служебной, так сказать, линии — ради семьи. Мужчина должен зарабатывать деньги. Обеспечивать жену и детей. И ведь ей все нравилось: квартира, машина, свободные деньги… А теперь, значит, вот как.

Хотелось сделать ей побольнее.

— Да, да, правда, — повторил он. — У меня есть женщина, уже много лет. Сказать кто?

— Не обязательно.

— Вот и хорошо, — продолжал он. — Есть женщина, тоже любимая, как и ты. Но я тебе с ней не изменяю. В грубом телесном смысле. Разные стили секса, ты меня понимаешь? Поэтому, собственно говоря, в наших с тобой, прости меня, интимных отношениях все сложилось так, как сложилось…

— Короче, ты меня трахаешь, а ее лижешь? — грубо спросила она. — Мне одно, ей другое? А она не обижается?

Он промолчал.

— Ясно, — кивнула она. — Ладно. Понятно.

Встала, открыла шкаф, стала доставать свою одежду, складывать на полу. Ходила по комнате, а потом и по всей квартире совсем голая. Он не вытерпел и сказал:

— А раньше ты говорила «отвернись, я оденусь».

— Мало ли что было раньше, — отмахнулась она.

Через час она собрала две большие сумки.

Начала одеваться.

— Куда же ты собралась? — спросил он.

Все это время он продолжал лежать в постели; у него и в самом деле была какая-то слабость в теле и особенно в голове после вчерашнего: выпили серьезно. Он не соврал вчера вечером, он действительно был пьян по-юбилейному, а она, получается, вдруг захотела от него, от шестидесятилетнего мужчины, безотказного секса…

Что с ней?

«А со мной что? — подумал Антон Григорьевич. — Зачем я все это ей наболтал? И куда она пойдет, кстати говоря? Ведь у нее только и есть что одна четвертая доля в собственности на вот эту квартиру. Ну да. Она, я и двое детей. И денег у нее тоже нет, кроме тех, что я выдаю на хозяйство… Сколько там наэкономишь. Любовник? Какой любовник, смешно! — Он оглядел ее некрасивую тощую фигуру. — Да и не в сиськах дело, был бы любовник, я бы учуял раньше».

— Куда же ты? — спросил с издевкой, но при этом даже сочувственно, как будто оставляя ей путь назад.

— К себе, — сказала она.

— То есть…

— Пять лет назад у меня умерла тетя и завещала мне квартиру. Хорошую. Двухкомнатную, но большую, на Ленинском, в старой части. Пятнадцать минут пешком от метро «Октябрьская». Я ее сдаю. А деньги кладу себе на счет.

— Что? — Он вскочил с постели.

— Это еще не всё. А дедушкин младший брат, Феоктист Степанович, год назад оставил мне квартирку совсем маленькую, в панельном доме, на улице Введенского. Это ближе к метро «Беляево». Как раз для одинокой женщины.

Он завернулся в одеяло, прошелся по комнате.

— Маша, я всего мог ждать, но такой… такой подлости… лучше бы ты мне изменила…

— Ты полагаешь?

— Я работал изо всех сил, отказался от науки, чтоб кормить семью, чтоб иметь квартиру, чтоб платить за детей в институт, чтоб покупать вам всем всё, — он задыхался от гнева на нее и от жалости к себе, — а ты, оказывается… просто не знаю…

— Оденься. В этом одеяле ты похож на римского императора.

— Вон из моего дома! — закричал он. — Мерзавка! Предательница! — Он перевел дух и потер себе грудь, слева. — А лучше оставайся. Давай поговорим. Простим друг друга. Мы уже такие старые…

— Вот именно что старые. Но еще чуть-чуть осталось.

Гостиная была завалена подарками в красивых коробках, в лентах и бантиках. В длинных деревянных футлярах лежали коньяки и дорогие вина. В плоских упаковках были, наверное, картины и книги. Смешно, но еще вчера она предвкушала, как они с мужем после кофе и утреннего секса сядут разбирать всю эту праздничную кучу, как она расставит цветы по вазам, как будет ножницами резать золотую и серебряную оберточную бумагу, как будет ставить коньяк — в бар, одеколон — на туалетный стол, фарфоровую статуэтку — на полку за стекло…

«Что со мной? — подумала Марья Николаевна. — Может, просто климакс? Ну а чего плохого в климаксе? Климакс означает „перелом“, и это просто чудесно».

Все впереди.

* * *

Впереди — долгие и прекрасные дни в маленькой квартире. Одна, боже мой, какое счастье! Одна в кресле у окна, за которым шумит, зеленеет и пахнет почти загородный Битцевский лес. А на коленях книга.

Например, учебник китайского языка.