Тихое лето

Денис Александрович Игумнов, 2020

На просторах одной шестой части суши бушует гражданская война. На военном объекте, при отступление оставленном регулярной армией, старый ветеран, сторож, охраняет имущество секретной части и военную тайну от мародёров и бандитов. Сторожу помогает его несовершеннолетний племянник, выполняющий его поручения. Между спивающимся дядей и молодым племянником зреет нарыв конфликта, который в одну из летних тихих ночей лопается трагедией. Содержит нецензурную брань.

— Ты это сделаешь. Ты ведь это сделаешь?

— Нет, — «Ну, сколько можно? Достал ты меня!».

— Ведь тебе это нравится, я знаю. Вижу, как у тебя глаза горят.

— Отпусти меня. Я заааадыхаааасьь хрррр.

— Сделай это! Ради Родины!!

Последнее слово «Родина» старый ветеран проорал, сорвавшись на хриплый фальцет. Сняв грабли пальцев с горла племянника, дядя напоследок убил обоняние Дениса выдержанным в гнилой бочке чрева чесночным перегаром. Непроизвольная отрыжка больного человека, способная вызвать рвотный рефлекс у кого угодно, — не лучшая замена приветствию. Худенький пятнадцатилетний Денис отбросил с бугристого высокого лба Архимеда пропитавшуюся потом черную, как воронье крыло, длинную чёлку и, сверкнув карими, в гневе ставшими почти чёрными глазами с сузившимися по-кошачьи зрачками, с вызовом заявил:

— Дядя Костя, ты меня чуть, кхх, не задушил. — И про себя добавил: «Кривожопый соплежуй». — Кхх, кхх.

Денис осторожно ощупал горло. Дышать по-прежнему было трудно, больно. — «Старый хрен, а задушил бы и не вспотел, не то, что я». — Хотя его дяде подполковнику, до недавнего времени разлагающемуся на заслуженной пенсии, перевалило за пятьдесят лет, и он находился отнюдь не в лучшей физической форме, пережать цыплячью шею подростка для него не составляло особого труда. Константин Тихонович Гробовалов никогда в задохликах, как племяшка его, не числился. Ростом под метр девяносто, с толстыми, как брёвна, ногами и руками, бычьей шеей, богатырской грудью дядя выглядел штангистом тяжеловесом. Плечи подкачали, покатые, свёрнутые внутрь, словно у орангутанга. Не красиво, зато мощно. Лысеть, видимо от переизбытка тестостерона, он начал в двадцать лет. На сегодня от его густой, некогда каштановой, а теперь пегой шевелюры остались две полоски по бокам идеально круглого шара черепа. Лысина блестела, отливая в желтизну.

Лысина в облике дяди Дениса раздражала даже больше, чем постоянное хамство. Невыносимым подполковник становился, когда пил, а надирался этим летом он практически ежедневно. Дениса брат мамы принимал за новобранца, призывника, присланного ему в беспрекословное подчинение. Раздолбайство Дениса, прыщавая строптивость стремительно взрослеющего мальчика, каждую секунду борющегося за независимость твердеющей характером личности, подсознательно бесили полковника. Будь он не его близким родственником, он бы научил засранца выполнять приказы, не прекословя старшим по званию, а так — приходилось возиться, уговаривать.

Сделав несколько хороших глотков из солдатской фляжки, которая стала, с тех пор как в прошлом году умерла жена, его единственно верной спутницей, подполковник, уходя к себе на второй этаж башни в аппаратную, растяпе Денису напомнил:

— Лопату не забудь.

Дядя на прощанье и не подумал посмотреть на племянника. Буркнув, ушел. Вознаграждением за пренебрежение стал высунутый вслед родственничку острый розовый язык Дениса. Самое печальное, что вояка был прав. Денису нравилось то, чем он занимался последние два месяца. Отчего он только сильнее злился на дядю Костю, попутно страдая неосознанным комплексом вины. Будто он делал что-то постыдное, недостойное нормального человека. Легче всего было спихнуть всё на время, на обстоятельства, в которых Денис оказался с матерью, но уж очень неприглядными делишками он занялся по настоятельной просьбе Константина Тихоновича. Оправдаться перед самим собой тем, что они с мамой голодали, получалось. Весь Крематорск голодал. Паёк выдавали по карточкам, нормы урезали каждый месяц. Скудная еда — всё же еда. И его мать работала (повезло!!!) в городском, принадлежащим властям, магазине и ей иногда перепадали крохи дополнительных калорий. Так что они могли прожить и без тех банок тушёнки, которыми, за услуги Дениса, с ним расплачивался подполковник. Нет, Денис виноват. Пора заканчивать шляться ночами по пригороду. Лесополоса не место для подростков, особенно когда землю взасос целует ночь.

С конца мая по июль Денис, можно сказать, находился в услужении у подполковника. Делал то, что тему велели. Сухари и каменный горох смертельно надоели. Отказаться полакомиться разогретой в большой чугунной сковороде на свином сале душистой тушенке, сдобренной лаврушкой и чёрным душистом перчиком, оказалось труднее, чем казалось. Горожане стали меньше появляться на улицах по вечерам, следили из-за занавесок, провожая алчными взглядами тех, кто не успел до наступления сумерек вернуться домой. Крематорск опустел, в нём стало тихо. Пропали бродячие кошки и собаки. На машинах по городу решались разъезжать либо бандиты, либо представители местной администрации, мало чем отличающиеся от тех же бандитов.

Выкатив из угла строительную тачку, накинув на плечи подарок дяди — солдатский мимикрирующий плащ, Денис вышел из донжона брошенной военными первой армии базы. Тихая лунная ночь. Не стрекочут цикады, не поют лягушки, ни кричат ночные птицы. Непонятно.

Крематорск волею судьбы оказался вдалеке от водоворота событий второй гражданской войны, что разрывала страну на кровоточащие, орущие в агонии массового истребления клочки. Год назад началось.

Армия, как всегда, оставшись брошенной государством на перепутье, в этот раз отказавшись покончить с собой самоубийством, разделилась на две самостоятельные, противоборствующие между собой независимые части, исповедующие схожую идеологию и управляемые авторитетными, упёртыми, не склонными к компромиссам, стремящимися к званию самодержных диктаторов, похожими друг на друга по манере общаться, как однояйцевые близнецы, генералами.

Первая Армия и Армия Центрального Региона. Первая защищалась на юге, Центральная напирала с севера. Каждая в отдельности армия стремилась к объединению страны, уничтожению очагов сепаратизма. Им двум, вместе взятым, противостояли войска альянса «Белого Сокола», ставшего антагонистом всем тем, кто раньше носил звание слуг и защитников народа. Соколы выступали за генетическую идентичность. Их отряды повсюду возили с собой передвижные лаборатории. Занимая территории, они всех жителей заставляли проходить генетическую экспресс экспертизу, по результатам которой миловали, выдавая удостоверение «человека», или карали за вырождение, отправляя в расход.

Людей, не имевших нужного сочетания нуклеотидов, травили, делая инъекцию яда, уничтожающего связи в молекулах ДНК со скоростью тайфуна. Быстро, стопроцентная гарантия, и хоронить не надо. Получивший прививку смерти умирал в муках в течение всего пяти минут, попутно разлагаясь в пахнущую сероводородом кашицу. Геноцид нового уровня воплощения в реальность идеи этнической чистки.

Четвёртой значимой и весомой организацией, пустившей корни конспиративных ячеек по всей стране, считались летучие отряды секты Папаши небесного кузнеца — «Рудимент 77». Помешанные на сплаве религиозных предрассудков и идей социальной справедливости в реалиях нового времени, культисты объявили Папашу мессией, призванным спасти Россию от мирового зла.

Треть страны испытывала прелести иностранной оккупации. На дальнем востоке хозяйничали лукавые китайцы, Калининград забрали себе лживые натовцы, а в Крыму высадились орды, подконтрольные американской плутократии. Финита ля комедия. Кому-то предстояло начинать всё заново. Восстанавливать страну, собирая, словно мозаику, по пазлам. Конечно, если сейчас уже было не слишком поздно.

До начала мая в Крематорске стояли части Первой Армии. Весной ситуации на фронте для неё настолько ухудшилась, что после первомайской ночи массированного ракетно-бомбового удара, превратившего в пыль восточную окраину города, вояки в срочном порядке эвакуировались в неизвестном направлении. Атаковавшие позиции армии Соколы предпочли, не заходя в Крематорск, начать преследование отступающих в беспорядке первоармейцев в поле. Повезло. Жителям города повезло.

После позорного бегства военных город формально управлялся выбранной ещё в канун прошлого нового года администрацией мэра — так называемыми старейшинами кварталов и народными представителями. Фактически же в Крематорске хозяйничали банды — крю. Ридер крю, Мэд Мэйджик крю, Бум крю и другие. Самой влиятельной и жестокой считалась банда Клопа, обосновавшаяся как раз в районе, прилегающем южной оконечностью к пограничной лесополосе, отделяющей город от территории бывшей военной базы.

Когда первоармейцы драпали, они не забыли вывезти с базы, основного своего места локации, всё ценное, что смогли, — боеприпасы и оружие (это — во-первых!), технику, амуницию, запасы продовольствия и медикаментов (это — во-вторых). Ангары и гаражи для тяжёлой бронетехники частично разобрали, а те единицы, которые не имели возможности передвигаться собственным ходом, загнали буксирами в запасник башни донжона, на её первый этаж. Калеки, а не машины. Восставший из могилы Кулибин и тот не сумел бы их реанимировать.

Четырёхэтажное круглое здание, стоявшее сторожевой башней на небольшом искусственном возвышении ровно по центру квадратного участка базы, оставалось единственным нетронутым военными инженерами объектом. На первом этаже покрывались пылью тонны бронированного бесполезного хлама — несколько БТРОВ без колёс и двигателей, древний танк без башни, пара ржавых армейских грузовиков.

По какой причине неизвестно, донжон разрушать не стали. Более того, командир бригады первоармейцев оставили в башне сторожа с крупнокалиберным пулемётом. Однополчанин Гробовалова полковник Стручков вспомнил о заслуженном пенсионере, предложив ему вернуться на службу. Ветерану войск РХБЗ оставили запас армейских сухих пайков на полгода вперёд: десять ящиков банок тушёнки, мешок перловки. Ну и, конечно, в качестве ручного терминатора подполковник получил проверенного бесчисленным числом битв, непревзойдённого полевого разрушителя легкобронированных аппаратов противника, уничтожения и великолепного шинкователя живой силы супостатов в салат, пулемёт Корд.

На пенсию Гробовалова вынудили свалить обстоятельства пошатнувшегося, — пошатнувшегося в результате несчастного случая на испытаниях усовершенствованного отравляющего вещества, — здоровья. Он глотнул газку на полигоне, раньше других покинув бункер. Приборы показывали, что всё чисто, а на самом деле газ оказался настолько ядрёным, что расчётные минимально активные концентрации оказались значительно завышены. Подполковник остался жив, в отличие от шести других офицеров, присутствующих на испытаниях. Он заработал себе несколько хронических заболеваний ливера с пугающими неспециалистов громкими латинскими названиями. Язва желудка среди них, у врачей считалась тем минимальным злом, с которым с тех пор безуспешно боролся организм Гробовалова.

В то время, когда основная часть населения Крематорска перешла на подножный корм, подполковник стал обладателем пищевого рычага, с помощью которого влиял на жизнь родственников, а мог, при возникновении такого желания, заставить кого угодно стать для него слугой. Быть сторожем Константин Тихонович согласился не из каких-нибудь там политических взглядов или из чувства товарищества, а соблазнившись пайком. Полковнику Стручкову он поставил условие, что помимо продуктов и пулемёта ему необходим алкоголь. Иначе Гробовалов не переедет в донжон. Скрипя сердцем, Стручков согласился, выделив сослуживцу три столитровых бидона чистого зернового спирта, как тот и требовал.

Конец ознакомительного фрагмента.