Бола мимпи. Эпизоды

Девлетов и Циммерман

Дорогой читатель!Это сборник эпизодов и очерков из туристической профессиональной биографии и жизни, чтиво будет легким и смешным.Девлетов и Циммерман

ЖИЗНЬ И УДИВИТЕЛЬНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ АЛЕХАНДРО ЦИММЕРМАНА, ГРАЖДАНИНА МИРА, ПРОЖИВШЕГО 26 ЛЕТ В ОДИНОЧЕСТВЕ В РАЗНЫХ СТРАНАХ И КОНТИНЕНТАХ КУДА ОН НАПРАВИЛСЯ ДЛЯ ОСВОЕНИЯ НОВЫХ ЗЕМЕЛЬ И ИЗВЛЕЧЕНИЯ ПРИБЫЛИ, ВО ВРЕМЯ КОТОРЫХ ОН ЕДВА НЕ ПОГИБ, ГДЕ С НИМ ПРОИЗОШЛИ ЗАБАВНЫЕ ЭПИЗОДЫ ИЗЛОЖЕННЫЕ И НАПИСАНЫЕ ИМ САМИМ

© Девлетов и Циммерман, 2020

ISBN 978-5-0051-1252-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Испания

САЛАМАНДЕР, или СПЕЦНАЗ из РОССИИ

Это было в Испании во время обучения в колледже. Мы сообща с сокурсниками снимали большие апартаменты. Было нас пятеро: бельгиец Дрис, голландец Алекс, швед Питер, швейцарка Лилиан и я.

Жили дружно и весело. Таких, как мы, среди студентов было много, за жильё почти все платили вскладчину, сожителей искали по объявлениям. В основном были земляческие: немецкие, японские, норвежские и другие, международных, как у нас, было мало.

Каждую пятницу в какой-либо квартире (кроме японских, почему — напишу потом) проходила вечеринка. На доске объявлений в холле колледжа вывешивалось приглашение, что по такому-то адресу ждём всех на пати; выпивку и закуску приносить с собой. Приглашаемые обеспечивали приглашенных одноразовой посудой, льдом, музыкой и уборкой срача наутро. Народ был европейский, сознательный, приносил каждый с собой. Выпивки было много, как и народу, — набивалось человек сорок и больше.

Наша квартира принадлежала администратору колледжа, Паломе, маленькой деловой тетке. Апартаменты были дрянь, стоили дорого. Постояльцы жили максимум месяц-два и потом искали что-то получше. Для меня это была первая «заграница», и «дряни» я не замечал, как и не знал своих прав, в отличие от соседей-европейцев. Когда у нас сломалась стиральная машина, я стирал в тазу, а соседи носили пакеты для стирки Паломе, так как стиральная машина входила в договор аренды. Появлялись и другие проблемы, я решал их сам и никогда не жаловался. Моё молчание щедро вознаградилось: Палома «забыла» взять плату за один месяц обучения в колледже, а это 450 долларов, между прочим.

Сосед по комнате, голландец Алекс, был удивительным перцем. Он приехал с громадным, тяжеленным чемоданом, который мы вдвоем еле подняли по узкой лестнице нашего старинного дома на четвертый этаж. Когда он открыл чемодан, тот оказался доверху забит CD с музыкой, а четверть пространства занимала соковыжималка для апельсинов 50-х годов выпуска.

— Мама сказала пить апельсиновый сок, чтобы быть здоровым, — ответил он на мой удивленный взгляд.

Электричества этот прибор жрал безбожно, что послужило веским аргументом во время подсчетов общего недельного бюджета, когда голландский жмот попенял мне на дороговизну моих стейков.

Продукты мы покупали вскладчину, ходили к закрытию местного рынка — меркадо, где добрые испанцы всегда насыпали нам больше, чем мы платили. Брали три килограмма винограда — нам отдавали ящик, приговаривая: «На здоровье, бедные студенты».

Ходили еще в кебабную к туркам, которые отдавали нам шаурму, вернее, то, что оставалось на вертикальном шампуре перед закрытием, иногда выходило до двух килограммов мяса. Турки денег не брали, отказываясь наотрез.

Из одежды у Алекса были две футболки, шорты, джинсы, и туфли — все. На пляж он ходил тоже в туфлях. Он был высоким, крепким и трусоватым. Однажды ночью я услышал бабий визг из его комнаты, захожу, а он стоит на кровати и визжит:

— Саламандер! Саламандер! — И показывает на маленького геккона на стене.

Я сделал серьезное лицо и сказал:

— О-о-о, это очень опасно: сейчас октябрь, и в это время у саламандр брачный период, они особо ядовиты, укус смертелен, но мы, русские, запасливые: у меня есть средство от саламандр.

Я принес Алексу тюбик обувного крема «Salamander», снял пробку и сказал:

— Надо намазаться.

— А почему черный? — спросил он, увидев губку черного цвета.

— Ну, понимаешь, ты мажешься, выключаешь свет, и саламандры тебя не будут видеть.

Он взял баночку, увидел, что это обувной крем, и сказал грустно:

— Опять твои гребаные розыгрыши.

Однажды под утро я возвращался домой под мухой, долго звонил в домофон, ответил разбуженный Алекс. На вопрос «кто там», я произнес замогильным голосом:

— Это Джон Райдер, пришел забрать тебя-а-а-а.

Через паузу последовал испуганный ответ:

— Я тебя не знаю!

И тишина. Больше на звонки домофон не реагировал. Я вышел на середину дороги и начал орать:

— Алекс! Открой дверь!

В окне появилась его голова и спросила:

— А где Джон Райдер?

Японцы были странные, другие. Изучая язык, чтобы найти нужное в словаре, мы искали в алфавитном порядке. Японцы же находили слова намного быстрее остальных, секрет был в устройстве их словарей: по темам в картинках (например, дом, автомобиль, человек) в разрезе и сноски на испанском — просто и гениально!

Однако язык давался им нелегко в виду отсутствия звука «л» в японском, в испанском же без местоимений и артиклей el, la, las, los, le, не обойтись.

Все студенты ходили друг к другу в гости. Японцы домой к себе никогда и никого не приглашали, они в гости только ходили. Не то чтобы были недружелюбны, — всегда приносили с собой ингредиенты, готовили суши и участвовали в общих тусовках, — но к себе никогда не звали, у них это не принято. Впрочем, никто не обижался.

У нас учился парень, звали его Дай, полное имя — Дайсуке Йошиока. Его короткое имя было смешным для англоговорящих, а полное — для русских. Ходил он всегда и везде босиком, в шортах, обрезанных из джинс, и в одной и той же футболке. Был единственным студентом с ноутбуком. На дворе стоял 1997 год, ноутбук стоил, как автомобиль, он не писал на занятиях ручкой — только печатал.

Дай был настоящим самураем. Как-то раз мы пошли в ирландский паб, вслух была сформулирована идея «а не нажраться ли нам сегодня?» Пришли, Дай заказал восемь рюмок текилы. Мы подумали «ни фига себе, с чего это наш Дай решил нам проставиться?», но он быстро одну за одной влил в себя все восемь стопок и упал. Мы перенесли его на подоконник, где тот проспал всю вечеринку, когда после спросили, что это было, ответ нас обескуражил: «Сами сказали, пойдем нажремся».

Наши комнаты в квартире всегда были открыты, его дверь — всегда закрыта на ключ изнутри или снаружи.

Еще одним чудиком в нашей группе был бельгиец Виллем, чем-то похожий на Бивиса из мультфильма MTV. Как-то раз он зашел к нам в гости, походил по комнатам, зашел ко мне, я лежал на кровати с плеером в ушах и слушал песню Линды «Мама-Марихуана».

В то время русские были для всех еще в диковинку, как инопланетяне. Он попросил послушать мою музыку, потом поинтересовался: «Про что песня? Про маму?» Узнав, что про марихуану, оживился: «Есть чо?» У меня с собой на сувениры были папиросы Беломорканал, пачек десять. Я широким жестом открыл ящик и достал пачку, у Виллема округлились глаза:

— Вы, русские, такие продвинутые, я такого даже в Амстердаме не видел: и пачка, и косяки фабричным способом изготовлены, и телефон, и карта, чтобы дилера найти. А сколько штук в пачке? А поштучно продашь? А попробовать можно?

Мы пошли на балкон курить «план».

Кто курил беломор, знает: запах табака специфичный, папиросы крепчайшие. После нескольких затяжек Виллем сказал:

— Классный стафф! Я летаю, чувак!

Потом он спросил: «А на фига тебе, русскому, нужно испанский учить?» Русских всерьез никто не воспринимал. Я сказал, что колледж — это прикрытие, и на самом деле я заведую подпольной сетью по продаже наркоты от Барселоны до Малаги. И потом поеду на повышение квалификации в Медельин, в Колумбию. Это сейчас Google перенес туда свой центр разработок, а в то время там разрабатывали совсем другое, и имя Пабло Эскобара было на слуху.

Виллем сказал, что когда меня поймают, чтобы на него не думал. Переубедить его, что это — розыгрыш, и на самом деле беломор — обычные русские сигареты, успеха не имело, пришлось подарить пачку папирос.

Мои соседи руммейты по универу удивляли меня беспомощностью в бытовом плане. Например, чтобы выкрутить из патрона цоколь лампочки с оторвавшейся колбой, вызывался электрик.

Нет, так-то оно правильно, — каждый должен заниматься своим делом, и налоги опять же платят, и током убить может, — но все же… У меня в комнате в одну ночь шкаф сложился, как карточный домик, грохот разбудил руммейтов. Заглянув ко мне, все начали советовать, где найти плотника.

Я достал свой мультитул и собрал шкаф, там всего-то надо было прикрутить заднюю стенку понадежнее. Утром сокурсники, увидев шкаф целым и невредимым, сказали, что я, наверно, до учебы был столяром.

Купили мы как-то грецких орехов, Алекс принес орехоколку, и на десятом орехе девайс сломался:

— Поели, блин, орешков! — проворчал Алекс.

— Да ладно, без проблем, — сказал я и взял деревянные ракетки для пляжного пинг-понга, одну положил плашмя на орех и ударил по ней ребром другой.

У Алекса округлились глаза:

— Вот это да! Клево придумал!

— Смотри, как еще можно, — сказал я и расколол орех, зажав его в дверной косяк.

Мой рейтинг в глазах руммейтов заметно вырос. Но на недосягаемую высоту он поднялся после другого случая.

В городе пошел сильный ливень, шел с раннего утра до позднего вечера. По улицам неслись потоки вместе с автомобилями, бетонное ограждение набережной смыло, верхние этажи квартир заливало, из розеток били струйки воды, электричество работало с перебоями. Было бедствие: четверо погибших. В город приехал король Хуан Карлос, порядок наводили недели две. К тому времени я уже съехал на другую квартиру и, спустя неделю после наводнения, навестил своих прежних руммейтов.

В половине квартиры не было электричества: в спальнях было, в ванной и кухне — нет. Холодильник и стиральная машина не работали, народ покупал непортящиеся продукты, а стирку носил в прачечную.

Работы в городе было много, на всех электриков не хватало, приятели подали заявку и ждали своей очереди. Первый мой вопрос «Почему не перенесли холодильник к кому-нибудь в спальню или не купили удлинитель?» вызвал недоумение.

— Действительно, чего это мы не сообразили?

Потом я сказал, что можно перенести и стиральную машину, только купить длинные шланги либо оставить ее там и купить переноску… И тут меня осенило!

Я зажег свечу, пошел к коробке с пакетными выключателями и увидел, что два из них просто выключены: выбило, когда было замыкание. Поднял рычажки вверх, и — чудо! — появился свет, и все заработало.

Бывшие руммейты смотрели на меня как на Копперфильда: они не видели моих манипуляций. Алекс сказал:

— Ты, наверно, бывший спецназовец или инструктор по выживанию. То шкаф собрал за полчаса, орехи колешь любым способом, цоколи лампочек выкручиваешь, нам свет починил, — во всем разбираешься…

— Нас со школы начинают готовить, — сказал я и потушил свечу двумя пальцами, не мигая, глядя ему в глаза.

СЕРЕНАДА

Испанцы — удивительный народ, одни из самых лучших людей, которых я встречал в своей жизни. Добрые, открытые, позитивные, жизнерадостные и неисправимые оптимисты. Они любят жизнь на всю катушку. Немцы живут, чтобы работать, а испанцы работают, чтобы жить.

Распорядок будней примерно такой: рабочий день начинается в девять утра, первые полчаса — разбор полетов дня вчерашнего. С часу и до пяти пополудни — сиеста, в городе все закрывается, открыты только Макдональдсы. Заканчивают работу в семь вечера, в девять — ужин, всегда дома в кругу семьи.

После ужина все без исключения стар и млад отправляются на прогулку по городу, семьи с младенцами в колясках, пары молодые и пожилые; улицы города оживают и наполняются людьми. Вечерней прогулке может помешать только болезнь.

Праздники — фиесты — устраиваются по любому незначительному поводу. Раз в год в городе проводится фестиваль — конкурс народной музыки. Каждый университет представляет свой ансамбль — это квартет, квинтет или трио из мужчин, одетых в национальные костюмы эпохи средневековья: черный плащ с желтой рубахой и белым гофрированным воротником гранголой, на ногах остроносая обувь и чулки. Инструменты: гитары, лютни, флейты и изумительные голоса разной тональности.

Поют испанские серенады, баллады, различные кавер-версии современных и иностранных песен. Музыканты съезжаются из университетов Испании и проводят в городе два-три дня перед началом конкурса, гуляют по городу, развлекают публику и прохожих — это тоже часть фиесты. Пристают к прохожим и сидящим в кафе девушкам, окружив их, поют песни; барышни преображаются и начинают танцевать а-ля фламенко, двигая руками воображаемые юбки и веера, прищелкивая пальцами вместо кастаньет. Менестрели — желанные гости любого кафе или бара. Хозяин заведения проставляется, чтобы музыканты задержались и пели, привлекая публику.

В кафе «Распутин» промочить горло зашел квартет и, узнав, что заведение принадлежит русским, виртуозно заиграл на гитарах «Подмосковные вечера» на испанский манер. Кафе начало заполняться публикой. В одной из пауз между песнями подошел дедушка лет семидесяти и попросил спеть его жене серенаду под балконом дома. Сказал, что ей недавно сделали операцию на сердце, и она не может гулять, а испанцам сидеть дома вечером невыносимо.

Музыканты пошли за стариком по узким испанским улочкам. Дойдя до старинного дома, он показал на балкон на третьем этаже. Они запели дивными тенорами и баритонами любовную серенаду, аккомпанируя на гитарах и глядя вверх на балкон. Серенада посвящалась любимой женщине, при исполнении упоминалось её имя. На звуки музыки на балкон вышла старая испанка, послушала немного, исчезла на мгновенье и появилась вновь с охапкой роз. Она стала срывать бутоны и бросать их. Цветы рассыпались в воздухе, пурпурные лепестки, подсвеченные желтым светом фонарей улицы, медленно вращаясь, падали, осыпая поющий внизу квартет.

Рядом стоял влюбленный муж и, улыбаясь, смотрел на жену, задрав голову вверх.

Я стоял неподалеку и завороженно смотрел на этот живой спектакль-экспромт: узкая улица с брусчатой мостовой, желтый свет фонарей, женщина на балконе, крутящиеся, падающие вниз лепестки роз, музыканты в черных плащах с белыми гранголами и голос серенады.