Квадрат жизни. Грань вторая. Школа

Дар Владимирович Амурсий, 2021

Мир ближайшего будущего прекрасен, и его жители достигли высот нравственности. Быть просто порядочным человеком недостаточно. Нужно доказать свою сверхсознательность, если желаешь получить нечто необычное и ценное быстрым путем, минуя долгие проверки или испытательную работу на протяжение многих лет. Одному молодому художнику хочется еще больше развить свои таланты, стать великим мастером, которого признают многие обитаемые миры. Вселенная щедра, и она дает ему такую возможность, через прохождение короткого курса школы с глубоким погружением. Здесь можно получить много переживаний и ценного опыта в сжатые сроки, но и стресса с проблемами не избежать. Награда достижима, несмотря на тяжелые условия, но смогут ли люди выучить все уроки, или хотя бы понять, что уроки необходимо посещать. Ведь это глубокое погружение, значит сознание и нравственность урезаны, и почти никто не осознает куда он попал и зачем. Но всегда случаются сбои и непредвиденные обстоятельства.

Цена безмятежности

Антон Семенович как всегда радушно поприветствовал двух ранних учеников и сразу выдал задание. Группа честно явилась полным составом, правда растянувшись во времени и пространстве, подобно колонне обозов, едущих на ярмарку. Многих клонило в сон, второй день кряду, но за работу принялись все, тайно ожидая волны вдохновения. Первоначальный порядок дрогнул. Две подруги, с последнего ряда, уже обожглись о вчерашнюю волну отката, повыли от тоски, и на ближайшее время от творчества отреклись. Как ни странно, пока помогало. Влас даже скульптурную массу не пошел брать. Откат он выдержал, зато обаяние Жанны увело нашего нескладного великана в параллельный мир.

Я же вновь хотел блеснуть своим мастерством перед учителем, честно заработать десятку баллов, возможно с множителем, потому что прописанная в сознании тяга к скульптуре уже выручила меня на первых занятиях. С воодушевлением, я взялся за тематическую композицию, и отрешился от окружающего мира. Однако творческий покой был краток. Краем уха я случайно различил нелестную беседу, затеянную Демьяном, точившим на меня зуб неясно за что.

— Перестань. Не зови ты этого зануду. Опять свою песню заведет об усердии. Чтоб он усерился, со своим творчеством, — сзади послышалась какая-то возня, словно человек перелезал через стол. — До буфета можно и самим пройтись, а эти пусть пыхтят, пока дым из ушей дым пойдет. Через неделю завалятся.

— Может, они до сих пор эту волну ловят? — зашептал Влас, думая, что я ничего не слышу. — С таким упорством за месяц можно все сдать, и баллов мешок оттяпать, — он помедлил. — Ну да, и завалиться… Не, мне такое не надо.

— Пошли уже, — прошипел Демьян. — Он просто перед преподом выслуживается. Герой недели несчастный, — парень уже не скромничал с громкостью, будучи уверенным в своей силе.

— Вообще-то все не так, — проигнорировав вторую реплику, я попытался дать полезный совет нашему голубоглазому культуристу и всеобщему центру внимания. — Наверно ты не заметил, но проблемы появляются больше от отдыха. Не понимаю, почему некоторые так увлеклись расслаблением, если потом рисовать не могут. Радуешься лицензии на лень и простой отработке? Талант-то никуда не денется. Чего напрягаться. Да?

Стало ясно, что палку я опять перегнул, и внутренний бунтарь рвался на свободу. Остальные сокурсники насторожились, молча внимая разрастающейся дискуссии. Влас, сидящий с Демой, повернулся к ближайшим слушателям, развел длинными руками, и скорчил саркастическое выражение лица. Наверно счел представление забавным, хотя сам по себе был тихим и очень глубоко погруженным в свой параллельный мир.

— Видать некоторые аномалии боятся больше, чем Марии Давидовны. Хе-хе, — он просмеялся с тихим надрывом, изображая строгую леди. — Может я не прав, но ты уже всех своими вопросами засыпал на тему спасения, и дружка своего заразил. Чего паниковать-то? Мы же над учебой не трясемся, — Власик закончил шутливо — наставительным тоном, будто перед ним дите неразумное сидело.

— Меня напрягает не аномалия с завалами, а возможность упасть ниже плинтуса и скатиться до ежедневных отработок. Может быть весело проматывать время и баллы в буфетах и магазинах. Незаметно превращаться в повесу, но я-то знаю для чего учусь, и общей моде с высочайшими советами нашего руководства не верю, — я порядочно испугался небывалой для себя напористости, как будто внутри говорил другой человек, мама не узнала бы.

Задним умом, точнее всем нутром я ощутил волну вдохновения, которую пустил совсем не в то русло. Впрочем, ее все прозевали. Значит скоро откат, но думать о нем было некогда. Дёма распалился не меньше моего, только его гнев был холоден и нагонял жуть.

— Какие слова. Долго репетировал? — сказал культурист, приближаясь ко мне с видом сытого хищника. — Это мы, значит, поддаемся, а ты у нас мученик искусства? За словами бы следил. А то я и десятку не пожалею на взыскания искина. В бочину припечатаю… — он уже не контролировал себя, и привлек внимание Антона Семеновича, который давно наблюдал за перепалкой.

— Демьян, я полностью разделяю твою точку зрения. Только последние слова не разобрал, — учитель вышел в центр мастерской, прервав спор. — Все мы, как люди искусства, знаем о золотых пропорциях и золотой середине. Меня тоже иногда кидает в крайности, но отлично понимаю, что можно всему уделять время, даже с вашими нагрузками. И отдыхать надо вволю, особенно в таком возрасте, и в работу с головой нырять. Глядишь, и волну поймаешь. Главное — не перестараться. Если хотите, можем поговорить об этом на следующем занятии, охотно поделюсь своими мыслями.

Дёма молчал, вместе с остальной группой и мной в том числе. Наверно у меня пылали уши, потому что чувствовал себя неловко. Рассудительность моего учителя-сообщника, подзабывшего о недавнем уговоре, снова взяла верх, но никого не унизила, мне бы так. Выходит, что я неосознанно отработал по заложенной в меня программе, и поднял маленькую бурю. Непонятно сколь успешны будем мы в прохождении школы, но Антон Семенович точно завершит свою миссию успешно, если только у учителей каких-то своих, внутренних проблем нет.

Тишину нарушил Влас, который обычно молчит, и прячется несмотря на то, что упирается коленями в стол и меня им задевает. Наверно у парня новый характер распаковался.

— Эм… По правде сказать, мы все это знаем. Но дело в другом. Хочется без мучений учиться, а аномалия уже так придавливает, что хоть волком вой, — в ответ на вопросительный взгляд учителя он ответил, сдерживая смех. — Нет, сейчас демонстрировать не буду… Чего народ пугать. Понятно, что мы мало разобрались, так что охотно послушаем умные мысли.

Учитель одобрительно кивнул, возвращаясь к своему столу, заставленному маленькими гипсовыми бюстами, ученическими скульптурами, и кучей инструментов, от чистки которых мы отвлекли его спором. Все вернулись к своим занятиям, а я задумался. В учебном центре даже предположить не мог, что загруженные качества будут брать надо мной верх и работать помимо воли. Я не знал, опасно ли противиться своей новой природе, или надо отдаться течению. В любом случае радости и пользы пока мало. Только сложности множатся. Хоть рот себе заклеивай. Меня обнадеживало только невольное соблюдение уговора с Антоном Семеновичем.

— Знаешь, пойдем все-таки, подышим в галерее. Эй, алле, — Алекс привлек мое внимание и пихнул локтем, помяв часть работы. — Волну мы пропустили. Сейчас откат будем ловить. Хватит уже в пластилине ковыряться.

Слова друга почему-то показались мне разумной идей. Прежде я предпочитал терпеть откаты, и почему бы не сменить тактику, ради нового опыта. Простоватый Влас, увидев, что я встаю, с уважением покивал мне, как неофиту в обществе жертв непостижимой природы нашей школы. В галерее пахло свежестью. От гладких колон веяло прохладой. Алекс похрустел всеми пальцами, явно готовясь ненадолго отдаться очередной игре, так как паркуром в школе мы пока не рисковали баловаться. Широкая скамья представилась мне самым лучшим в мире ложем, и меня неумолимо потянуло прилечь. Понятно, что откат уже начался, но ощущается он совсем иначе, мягче, теплее, как в гнездышке, устланным пухом.

— Слушай, хорош отдыхать. Подъем, — сказал Алекс, потянув меня за рукав. — Прекращай, а то мнение о себе испортишь.

— Какое мнение? — заплетающимся языком пробормотал я. — М-да. Как же это меня немилосердно унесло… А давно я лежу? Что-то мне никуда вставать не хочется.

— Ага… Теперь понимаешь каково мне вчера было? И остальным тоже. Ничего, иногда полезно отключиться. Не то нервный срыв заработаешь со своими идеями.

Мышцы работали, я все ощущал и понимал, но не видел смысла встать, идти и лепить, или рисовать, попробуй еще вспомни, что мы недавно делали. Усилием воли я упал со скамейки на четвереньки, кое как разогнулся, и поплелся в мастерскую. По пути, сквозь пелену в сознании, мне было ясно, что недельное сопротивление откатам сделало меня очень уязвимым, и больше никогда-никогда нельзя расслабляться, чтобы ощущать такое нежелание всего. Разум хотел все исправить, а моя животная составляющая, та грань человека, из которой исходят все инстинкты, желала отдыха и даже сна. Мне пришлось пять минут бездумно глядеть на начатую работу, потом еще столько же времени катать шарики пластилина, чесать в затылке и собираться с мыслями, чтобы заставить себя продолжить творчество. Я заставлял себя трудиться целых полчаса, и все-таки победил.

— Как ты с этим справляешься? — спросил я друга, который тоже не горел творческим огнем.

— Никак, — коротко ответил Алекс. — Немного туплю, потом раскачиваюсь и начинаю, хотя противно некоторое время. Думаешь другим легче? Вон, Мила с Симоной вообще так и не вернулись. Сидят наверно, жрут что-нибудь вкусненькое. А твой приемчик я сегодня забыл применить.

— Ну да, прошляпили сегодня момент. Все ясно. Однако метод переключения работает. А Олеся пережила, как погляжу. Бодрая. Наверно надо новые методы придумывать, — я непроизвольно вспомнил об обещании Берты. — Между прочим, мне собирались с этим помочь. Наверно ты уже понял, что советы кураторов бесполезны. И еще… Пора тебе кое-что узнать, но не здесь.

Отблеск вдохновения вернулся ко мне, но осадок спущенного на тормозах отката остался неприятным. Я прекрасно понимал свои отличия от погруженных, и еще вчера был уверен в некоторых преимуществах. Казалось, что аномалия не будет ко мне так сурова, а завалы вовсе пройдут стороной и бесперебойная учеба обеспечена. Но мы все были в одной лодке. Руки продолжали лепить композицию. Часть сознания искала новые пути спасения себя и окружающих, потому что люди не должны так страдать.

Конец ознакомительного фрагмента.