Повесть о прекрасном эльфе

Дарья Фэйр, 2020

Эльфы всегда милы, удивительно красивы, вежливы и чистоплотны. Так считает большинство жителей Нелита. Но однажды в деревню Угольки приходит караван, вернувшийся на середине пути, переполненный ранеными и перепуганными народичами.И появляется он – чудовище со шрамом на пол-лица и бельмом на глазу, чтобы сломать мирный уклад деревни и испортить жизнь молодому парню по имени Мордвиг и его друзьям.Осталось выяснить, какая муха укусила знатного эо в драной рубахе.(Книга с авторскими иллюстрациями)

1. Гроб на колёсиках

Солнечное утро давно миновало, и теперь солома пахла настолько одуряюще, что казалось, запахом можно напиться вусмерть. Грузный шмель, пролетая над стогом, неосторожно вдохнул и пьяненько впечатался в щёку похрапывающего парня.

— Эй! Отдай ведро! — подскочил паренёк. Солома, прилипшая к щеке, медленно с шорохом осыпалась.

— Какое ведро, Мо́рдвиг? — засмеялась девица, сидящая напротив в компании друзей. — Ты так всю жизнь проспишь! Вставай давай! Работать пора.

Мордвиг неловко почесал висок со встопорщенными рыжевато-медными волосами и разочарованно огляделся:

— Вы что, опять всё без меня съели?

— А меньше спать надо! — мрачно ответил сын пасечника и быстро закинул в рот последний кусок пирога.

«Ладно, потом ему нос расквашу» — успокоил себя Мордвиг. «Вот полезет ещё раз к Мирке, тогда и расквашу, и за неё, и за себя».

Мирка как раз встала, отряхнула подол, потянулась и привычным движением закинула на плечо вилы.

«Эх! Денёк-то какой чудный!» — подумал Мордвиг, глядя на гибкую девичью фигурку. Такой денёк бы длился и длился! До осени ещё недели три, да и там — пока холода соберутся да увяжут в котомки морось с ветрами — ещё с полмесяца пройдёт. Таким днём можно было бы наслаждаться, как кружкой хорошего пива. Правда, Мордвиг ещё не знал, какой бормотухи ему предстоит хлебнуть позже, поэтому взгляд его был спокоен и беззаботен.

Раздольная, плоская как блин равнина парила душным воздухом. Пот стекал по вискам, а босые ноги чесались. Лето выдалось жарким, но, хвала Фе́ррии, дождливым. Урожай вымахал будь здоров! Успевай собирать! Закрома уже забиты, а ведь основной сбор даже не начался. Работы предстояло столько, что аж браться не хотелось.

Ребята шли вдоль прямой как стрела дороги, лениво переговариваясь ни о чём. Как обычно, пятеро. Мирка с длинной светло-русой косой. Стройная, ладная, ножки, выглядывающие из-под юбки, как наклонялась — загляденье! И приятно щемило в груди, если взгляд бросит.

Белобрысый, выгоревший на солнце почти до белого, Ирим — младший брат Мирки. Ему только восемь исполнилось, а слов умных знал больше, чем остальные. Хвалился, что книгу читает, хотя все знали, что брехня — в слушальне учитель старый был, читать заставить уже никого не мог — сам не видел почти ничего. Рассказывал только, что помнил, да на словах объяснить пытался, как буквы различать. Впрочем, Ирим слушал очень внимательно.

Ювель — тот самый сын пасечника — утирал потное, уже обросшее редкой, но упорной щетиной, лицо подолом рубахи, но тут же гордо выпрямлялся. Конечно, ему уже двадцать один, самый старший из компании! Матушка нарадоваться не могла, какой у неё мальчик солидный подрос — с хорошего кабана уже весит!

Четвёртым шёл темноволосый и всклокоченный, как воронёнок, Тима́р. Из городских, что приехал с родичами на лето помочь бабке. Только вот усидеть на месте парню редко удавалось, так что встретить его можно было в самых неожиданных местах. Практически везде, кроме бабкиного огорода, где добросовестно горбатились брат с дядькой. К нынешней компании он прибился недавно, после того, как поучаствовал в драке с кузнецовым сыном, но уже было заметно, что и эти ребята со своим неспешным бытом ему начали надоедать. Умом-то он постарше Ювеля будет, пускай и возрастом ещё год не дотягивал.

Последним плёлся Мордвиг, раз за разом сдувая с лица непослушную прядь, которая упрямо продолжала лезть в рот. Это раздражало, но руку поднять было тяжелее. Пусть её! Сейчас дойдут до края, там вилы надо будет с плеча снимать, тогда и уберёт за ухо.

Вот бывает, идёшь-идёшь, а будто и с места не сдвинулся! Путешествие с одного конца поля в другой навевало уныние. А ведь ещё назад вечером идти! И почему ночью, когда идёшь на ту сторону к речке с Миркой — ладно, не только с ней, да и Шут с ними! — но в такие моменты даже не замечаешь! А тут будто прокляли!

— Кто это там? — вскинул руку Тимар, показывая на уже виднеющийся столб на перекрёстке, где дорога вдоль поля встречалась с трактом.

— Ой, да то чужие какие-то, — настороженно проговорила Мирка и отступила на полшага, чтобы оказаться за спиной у Ювеля. — Лишь бы беды какой не было.

Мордвиг скрежетнул зубами и ускорился, чтобы оказаться вровень с ними. Выпятил грудь и важно произнёс:

— И кого это к нам в наше захолустье принесло? — он тоже постарался закрыть плечом оробевшую подругу, но тут же наступил на камень и, ойкнув, сбился с шага.

— Тоже мне — новость! Мы ж в трёх днях пути от Што́рмграда! — уверенно улыбаясь, авторитетно заметил Ювель. — То, видать, эльфы какие опять заблудились в трёх стогах да дорогу спросить хотят!

— О чём им спрашивать? — возмутился Тимар. — Они сами кого хочешь научат! Ни разу не слышал, чтоб эльф где-то заплутал!

— Раз на раз не приходится, мало ли? — мрачно заметил Мордвиг.

Но Тимар ответить не успел — с дальнего края поля, где дорога в Штормград выныривала из леса, раздался гвалт, поднялась стая ворон, и друзья увидели несущегося во весь опор всадника. Перекрёсток был уже близко, странная крытая повозка, возле которой суетилось трое народичей, меньше всего напоминающих эльфов, перекрыла дорогу, и ребята даже приостановились, желая со стороны посмотреть, как всадник будет огибать препятствие на такой скорости.

Незадачливые путешественники обернулись на шум и поспешили сойти на обочину, чтобы можно было и укрыться от несущегося сумасброда, и успеть попрятаться, если тот всё же остановится высказать, что о них думает. Многие жители Нелита с молоком матери впитали знание, что спорить с народичем, несущимся во весь опор по Штормградскому тракту, себе дороже. Все же резиденция Ордена магов недалеко, тут не пошутишь.

Но всадник даже не посмотрел на них. Пришпорил коня и, выбивая искры копытами, пронёсся прямо по невысокой каменной ограде, огибая повозку.

— Охотник! — со знанием дела, констатировал знакомый с городской жизнью и Орденом Тимар.

— Да ну! — восторженно воскликнул Ирим, а Мордвиг недовольно передёрнул плечами:

— Не люблю магов. От них вечно беды всякие, — хмуро проворчал он.

— Да с чего ты взял, Мор? — обиделся Тимар. — У меня отец маг, и сестра в Светоч поступать готовится! Я тебе сколько раз говорил. Жаль — у меня дар так и не проснулся, но я тебе точно скажу: маги для страны — благо!

Мордвиг хотел возразить, но не стал. Аргументов не было. Как и желания.

Один из гнедых тяжеловозов уныло заржал, кося на сочную траву, что была совсем рядом, да упряжь не давала дотянуться.

— Хоть бы выпрягли лошадок-то, — сочувственно сказала Мирка, поправив вилы.

— Эй, народичи! — сунув большие пальцы за ремень, окликнул путешественников Ювель. — Заплутали? Мож помощь кака нужна, а?

— Да, колесо… — раздался надтреснутый голос из-за повозки, и к ним вышел один из троицы.

— Это ж как можно было гномов с эльфами попутать? — фыркнул Мордвиг, кося на Ювеля, но тот не обратил внимания, разглядывая хозяина странной богатой лакированной повозки тёмно-фиолетового цвета.

Низкорослый и бородатый гном устало вытер пот и попросил подсобить да приладить колесо.

Любой бы удивился тому, что трое гномов просят людей помощи, но, приглядевшись, Мордвиг понял, что остальные двое — женщины. Кто их, лохматых-то, разберёт?

— Что за повозка-то у вас? Не видел таких раньше, — опять подал голос Ювель.

— Останки перевозим, — грустно выдал гном. — Шли караваном да отстали. Вот теперь и мучаемся. Батюшка наш преставился в прошлом году, решили вот с сёстрами его в усыпальнице клана, как полагается, похоронить…

— Выкопали что ли? — ужаснулась Мирка, а Ирим важно произнёс:

— Эксгумация. Это когда…

— Не умничай, — припечатал Ювель, не любивший, когда кто-то был умнее его. Не считая Тимара, но тот городской, ему можно. — Подсоби лучше.

Ребята скопом упёрлись, а мелкий Ирим с ловкой Миркой быстро приладили колесо на место. Повозка грузно подпрыгнула на рессорах и, наконец-то, встала ровно.

— Ваш батюшка, видать, при жизни был весомым народичем, — пошутил Тимар, — что менгир везёте! Иль сразу в саркофаге решили через полстраны?

— Да какой саркофаг, сынок! — добродушно ответил гном, радуясь, что проблема решена. — Что ж мы, совсем что ли Шутом помеченные? Скромный гроб дубовый да пара топоров. А батюшка к старости сдал, высох. Там наковальня весу даёт разве что…

— А наковальня зачем?! — удивлённо брякнул Мордвиг до того, как подумал, что такой вопрос гному задавать как минимум неприлично.

— Так как же? — хлопнул бородач себя по животу. — Куда ж без наковальни? Он всю жизнь на ней работал, сколько потов впитала, сколько крови напилась! С ней жил — с ней и к Море отправится.

Стоящая рядом гнома усердно закивала с горящими глазами. На удивление молчаливая барышня попалась. Мордвиг лишь плечами пожал. Гномы — народ сам себе на уме, Шут их разберёт вообще, чего у них там в котелке волосатом варится.

Гномы в гости не набивались, спешили караван нагнать. Поблагодарили, угостили Мирку с Иримом какой-то городской сладостью да поехали себе дальше со своей наковальней.

— Бедные лошадки… — вздохнула Мирка. — Такую тяжесть, да до Мраморной Цепи тащить.

— Да что им сделается? — опять заважничал Ювель. — Добрая ты слишком! Вон у нас кони пашут — и живы! А борону тащить потяжелее будет, чем какой-то саКрофаг…

— Это саРкофаг! — возмутился Ирим с оттопыренной щекой — конфета еле помещалась, оттягивая губы на одну сторону.

— Не умничай! — опять перебил его сын пасечника. — И слюни подбери.

— Отстань от него! — нахмурился Мордвиг, видя, как Мирка приобняла расстроенного брата.

— А ты чего лезешь? Он младший, вот пусть и помалкивает.

— И что? — распаляясь, возразил Мор. — Он поумней тебя будет!

— Вот пусть тогда и отпрашивает вас у старосты на гулянья! А я с малышнёй возиться не нанимался! — Ювель упёр руки в боки, демонстрируя непреклонность.

— Сам ты малышня! — Мордвиг даже ногой по земле топнул. — Думаешь, что самый старший, так по-твоему только будет?

— Мор, ты чего? — озабоченно спросила Мирка. — Вы бы лучше вилы взяли, да работать пойдём, солнце уже…

— И ты помалкивай, пока мужчины разговаривают, — бросил покровительственный взгляд Ювель. — Нечего глупой бабе тут советы раздавать.

В этот момент Мордвиг понял, что и совсем не лень ему поднять руку. Ну и поднял её резким движением Ювелю в лицо. Да не успел. Сын пасечника с детства обладал отличной реакцией, несмотря на весь свой вес — пчёлы тренировали её удивительно хорошо. Уклонился и впечатал пухлый, но тяжёлый кулак Мордвигу в лоб.

И наступила тьма и пустота.

Первое, что почувствовал Мордвиг, когда стал возвращаться в реальность — это боль. Вслед за ней тут же выкатилось и бухнулось тухлой тушей чувство унижения. И только после этого нехотя соизволили вернуться слух и зрение.

Мордвиг открыл глаза в надежде увидеть склонившуюся к нему Мирку и тут же разочарованно скривился. Соседка Бруга, которая только в июле праздновала своё шестьдесят восьмое лето, приветливо улыбнулась беззубым ртом и похлопала его по щеке:

— Очнулся, птенчик! Эк ты перепужал нас всех! Лежить себе да лежить! Ювель-то тебя как принёс, так уже с поля обратно вернуться успели друзья твои, а ты всё отдыхать изволишь. Солнышком-то тебя пригрело, видать, да? А?

Бабка хитро прищурилась. Мордвиг знал этот взгляд. Всякий раз, как бабка не знала, чего ещё сказать, начинала подначивать, думая, что это всё ещё смешно. Уже полвека как никто не смеётся, а ей хоть бы хны!

Парень попытался отодвинуться и заодно оглядеться. Темно уже, только каганец в углу фитилём чадит. Зато угол родимый, вон его сапоги парадные стоят на полке, которые мама начищает раз в неделю, чтоб, если кто заглянет, видели, какую красоту сыну купили. Гостей в этом доме любили, а прихвастнуть никогда лишним не считалось. А что носить не разрешают, так то и не важно. Всё равно летом босой, а к осени сапоги поплоше из-под лавки достать можно.

Значит, дома — хорошо!

— А матушка где?

— Так все на сборном собралися, такая толпищша — куда их селить-то всех, неведомо! До нашего края, видать, не дошли ещшо, но и у нас поселят, будь уверен!

— Кого толпища? — удивился Мордвиг и тут же зашипел и прижал ладонь к голове.

— Та лежи ты, горюшко! — засуетилась Бруга. — Караван пришёл, на постой попросились. Вона, галдят, слышишь?

Мордвиг прислушался и правда понял, что на улице подозрительно шумно, не то что для тихого вечера, но даже, пожалуй, для полудня. Ещё и гроза опять разыгралась. Грохочет да сверкает, будто Феррия решила все сковородки перемыть.

— Чего это они? — парень приподнялся, понимая, что любопытство сильнее боли. Встал и поковылял к двери, рассуждая: — Наводнение что ли случилось? Они ж обычно стороной нас проходят да в поле лагерь ставят. А, Бруга?

— Неведомо мне, — пожала плечами бабка, хотела ещё что-то сказать, но, судя по выползающей улыбочке, Мордвиг понял, что лучше ему поскорее за порог шмыгнуть.

Он распахнул дверь, непроизвольно и громко вскрикнул, сделал шаг назад и свалился на задницу. Вспышка молнии будто специально выдрала стоящий в проёме силуэт из непроглядной дождливой темени.

— Вот холера!!! — непроизвольно воскликнул парень.

Это был самый страшный эльф, которого он видел в жизни. Длинный, тощий, сгорбленный. Светлые волосы колтунами облепили мокрую голову, шею, и свисали до груди, похожие на дохлых глистов. Светлые глаза, не моргая, смотрели, казалось, прямо в мозг — один голубой, а второй с бельмом. Нижнее веко второго оттягивал к щеке огромный и очень уродливый шрам, будто какой-то зверь пытался этого эльфа сожрать, но подавился.

Мордвиг даже встать не успел, как после очередного раската грома эльф, не оборачиваясь и не отводя глаз, скомандовал:

— Заходите.

Схватился своей длиннющей бледной рукой за косяк и рывком толкнул дверь, чтобы распахнулась пошире, пропуская тех, кто был за спиной.

— Не затопчите ребёнка! — заголосила Бруга, проворно для своих лет подскочила к Мордвигу и дёрнула того за шиворот, помогая подняться.

А в дом уже входили народичи. Один, второй, третий… С десяток набилось, не меньше! Впрочем, последними были родители. А вот остальные все оказались гномами, которые тащили за собой какие-то тюки, пакеты и мешки.

— Они сказали, что ты их знаешь, — всё так же не моргая, сказал эльф Мордвигу. В отличие от прочих, он в дом так и не зашёл. Остался у двери, не обращая внимания на долбящую по голове воду, стекавшую с крыши.

Мордвиг огляделся, но никого из галдящих гномов так и не узнал, а когда повернулся назад, эльфа уже не было. Дверь медленно, будто сама была испугана, поехала на место и тихонечко захлопнулась, напоследок жалобно скрипнув.

Если раньше у Мордвига болела голова, то теперь она начала просто раскалываться! Все, кто хотя бы раз встречал гнома, знают, что народ этот очень дружелюбный, приветливый и шумный. И если трое знакомцев с наковальней ещё держали себя в руках, соблюдая траур, или что там у них, то семеро создавали такой базар, что Мордвиг удивлялся, как они сами друг друга слышат-то?

— Сынок! Ну здравствуй! — раздался надтреснутый голос рядом. — Сама Алета нас с пути сбила! Хвала богам, что отстали! Полдороги не проехали, как наши назад, а там!..

В этот момент морщившийся Мордвиг таки узнал бородача, которому они сегодня помогли.

— А вы чего это… А к нам?..

— Да куда ж мы теперь-то? — раскинул крепкие мозолистые руки гном. — Костёр не разожжёшь — залило всё, а раненым надобно под крышей разместиться.

— Каким раненым?! — ошалело оглядел галдящих гномов парень. Они выглядели вполне здоровыми. Перебрасывались багажом, спорили и выясняли кто кому чего должен.

— Эва! Кто пак на мой поставил? — орал один из них, вертя на ладошке огромный короб. — Спрашиваю: чей пак? Чимин? Или твой, Свир?

— Это жены моей, положь где взял! — орал из другого конца второй. И тут же сам схватил мешок, будто зашвырнуть в стену собирался. — Барг! Твой?

— Мой у стены, вона! — крикнул за спину гном, стоящий напротив Мордвига, и повернулся назад, улыбаясь. — Ты уж это, не сердись на них. Беда у нас. Хворых-то в доме старосты разместили, а нас мастер Хи́лем велел по домам пристроить. Вот мы и того… пристроились.

Мордвиг оглядел бедлам, встретился взглядом с застывшей в глазах матери паникой, оглядел отца, который стоял, раскинув руки, не зная, за что хвататься, и вознёс молитву богам, чтобы пережить эту ночь.