Простые истории

Дарья Манакова, 2020

Небольшие рассказы дополняют друг друга как бусины на цепочке – похожие на те, что собирает главный герой из волшебных артефактов. Пока русалки тащат солнце на дно, темные кейры варят зелье из какао-бобов, а духи леса смикты едят самые спелые фрукты, он бродит по морям, пытается разгадать свою судьбу и, конечно, ищет приключений. Надо ли говорить, что ему всегда удаётся их найти?

День и ночь

Ночью вороны ложатся спать, и просыпаются птичьи сны. Я вижу их, когда во тьме скольжу по острой соленой глади воды, и они прилетают на мой корабль как в гости. Часто молчат, ходят по палубе бесшумной поступью и развлекают меня своей смешной головой. Она дергается, когда слышит, как сон другой птицы тоже прилетел ко мне на борт, но не видит ее, пока та не позовёт ее к себе в сновидение.

Многие монстры днем спят, а ночью выходят глазеть на мир. Они уже привыкают ко мне, ведь весть о Дневном Сыне разошлась во все части света. Но я не могу сказать, что уже к ним привык. Мы все еще учим языки друг друга и просим помощи у морей и ветров — стражников, что тоже, как и я, никогда не спят. По ночам в особо глубоких морях поют свои песни сирены, и я люблю слушать и даже иногда подпевать, ведь невозможно усыпить человека, а значит, и утащить к себе. Но не думаю, что сирены пытались. Они глазели на меня также вдохновенно, как и я на них, распуская шутки про то, что однажды возьму одну из них в жены. Юморные русалки плескались соленой водой и шутили, что сами отрастят ноги и будут танцевать со мной на борту и ночью, и днем. Мы дружили. Хорошо понимали друг друга. Я чувствовал счастье и продолжал путь.

Иногда у меня бывали видения. На глаза попадались блики солнца, которых не могло и быть под луной, они освещали пыль, кружащуюся в воздушном вальсе. Свет попадал на человека, что был рядом, мы даже общались, но стоило блику пропасть, как я четко осознавал, что все это лишь грезы. Ветер шептал, что так выглядят сны Дневного Сына: видения мне посылает само солнце с глубины океана. Я пообещал себе, что однажды приплыву к нему и обо всем расспрошу. Солнце, как известно, ночует в домах у русалок, что утаскивают его за горизонт ближе к закату, а потому я радовался своей дружбе с ними, и иногда будто случайно спрашивал, что там у них — внизу. Меня грела надежда на тайный город, о котором ходят легенды, в котором много сокровищ, древняя магия в артефактах и, главное, бесконечный запас кислорода. Меня интересовало и первое, и второе, и третье. Но больше: тяга к приключениям и желание побывать наяву там, где не был мой дед даже в своих снах. Я представлял себя сказочником, рассказчиком или даже писателем, что может вечно болтать о мире, о котором так долго молчали русалки. А еще иногда, когда случайно отвлекался, тихо представлял себя жителем подводного царства. Шепотом мечтал о том, что море примет меня и сделает своим пасынком, отобрав у могучего солнца. Или они вместе будут заботиться обо мне как самые любимые опекуны и наставники.

Я мечтал, а вороны начинали кричать — значит, просыпались, и начинался день.

Свечи длинными руками из воска стекли под стол и давно погасли, на них сквозь мутное круглое окно наползало солнце и рисовало на стене тенями причудливые узоры. Одна свеча была картой, а вторая компасом, что кивал головой под морскую качку ровно на север. Еще одна была указателем на спиритической доске, и если подставить к стене алфавит, она тенью выводила приветствия дню на всех языках природы. Я направлялся на юг, и с каждым часом солнце светило все жарче. Уже издалека я почувствовал запах свежих цитрусов, ветра принесли мне его с вестью о том, что суша совсем рядом. Я натянул паруса и вдохнул поглубже, надеясь разобрать запах кофе, хотя и не знал, что искал.

Остров казался совершенно пустым, и я радостно брёл вглубь, разглядывая шелковый песок под ногами. Он искрился и отсвечивал пуще любых зеркал.

Начинался дождь. Я давно не видел дождя, обычно обгонял его на поворотах, течение было в моей команде — мы вместе ускользали от дождя с силой ветра. Здесь же, на острове, я был совсем один. Ветер затерялся в листве, а течение скучало где-то далеко позади, там же, где остался корабль и вся моя жизнь. Дождь смеялся и падал мне на лицо. Наконец-то мы встретились. «Здравствуй».

Кто-то пошевелился между деревьев. Вгляделся: я был совсем один. Или не один вовсе, но людей рядом точно не было. Я мало что знал о лесных существах, так как редко бывал на суше. Если ты ходишь по земле и не проводишь 90% жизни в море, нам будет сложно вести разговор. Говорят, моя речь уже походит на шумы волн: земные люди слышат ритм в моей речи, что напоминает им монотонное общение большой воды с берегом. Говорят, их качает взад и вперёд, будто щиколотки глотает большая волна, а потом утягивает на дно сор из-под твоих пальцев. Говорят, я сам качаюсь, когда говорю, и по моему ритму можно понять, спокойно ли сейчас море.

Я ничего не знал о лесных существах, но слышал, что они черпают энергию из самой земли. Обнимают деревья, шепчут им вопросы, а другие земные люди получают ответы на другом конце бескрайнего леса. К счастью, я оказался во фруктовом саду. Здесь я мог встретить разве что смикту — хитрую любительницу сладкой ягоды и сочных плодов. Именно она и виляла между стволами как в самом хитром лабиринте. Еще бы, это ведь её дом.

«Как тебя зовут, хитрая смикта?» — я улыбался, ведь, кажется, уже был с ней знаком.

«Ты знаешь, мой милый, ты знаешь, — хихикая и прячась говорила она. — А вот я, видимо, должна познакомиться с тобой заново, да, Дневной Сын? Так тебя теперь зовут?». Смекалистая и острая на язык она ловко подбирала слова. «Ты можешь звать меня как захочешь, родная. Это всего лишь звание, которое я получил в наследство от деда», — мы были знакомы с Умной Литой практически с самого рождения. Смикты не сразу получают свой дар невидимости, он долго пробуждается в них, вместе с тем, как растёт тягость к сладкому. И если сладким для них окажутся фрукты и ягоды, они становятся смиктами, светлыми духами садов, а если шоколад и орехи, то кейрами — темными зельеварами и заклинательницами, что умеют шепотом менять материю и свойства напитка. Деление на светлых и тёмных условное — как деление на день и ночь. Так, мой дед Сказочник Волк был приверженцем ночи: Луна отвечает за чувства, эмоции, она лелеет наши сны и надежды. А я — Дневной Сын, мне Солнце даёт энергию, силу, такую, что позволяет обходиться без сна. Правда, я ещё тогда не знал обо всем, что даёт мне мое новое имя. И если тёмные кейры под руководством ночи управляли материей, могли заполнять воздух своим запахом и проникать им в умы, то дневные смикты получали возможность растворятся в воздухе, быть видениями, бликами солнца, случайно пробежавшими по лицу. Они слышали сладость плодов и могли издалека ткнуть на самое вкусное яблоко на всем острове.

«Да, мне мои деды таких наследств не оставляли, Маленький Рык, — это ее шутливое прозвище еще с самого детства, когда я защищал Умную Литу (а тогда — просто Литу) от нападок собственных старших братьев, — хотя, пожалуй, оставили многое другое. Например, возможность сделать это, чтобы никто не заметил». Она солнечным бликом-ладонью коснулась моей щеки и я обнаружил на губах ее тёплые губы по вкусу как гранатовый сок. Моргнул и быстро схватил её за руку, пока та не успела скрыться. Моя реакция стала куда лучше, либо это Лита не пыталась уйти. Мы смеялись, нас слишком многое связывало вместе.

Мне было хорошо рядом с ней, даже редкий дождь не печалил, а напоминал мне родное море. Он казался соленым, будто это были слезы Литы от радости встречи или неотвратимого расставания. Мы долго бродили по её саду и ели самые спелые фрукты. Я видел, что она отдаёт лучшие мне, хотя знал, насколько важно смиктам пробовать свой урожай. Мы болтали обо всем, что удалось упустить, пока не дошли до финальных глав моей жизни и путешествия, в котором я нахожусь. Лита вдруг стала серьезной и понизила голос.

«Мне кажется, я слышала про тайного мага от тёмных кейр. Мы редко пересекаемся, знаешь, но там, где эти колдуньи варят свои бобы, происходит много земного колдовства. Ночные больше трогают магию, чем все люди дня вместе взятые. Тебе ли это не чувствовать».

В мире людей не так сильно подчеркивали разницу между магией дня и ночи, как это делали смикты и кейры из-за своего разделения. Тем не менее, многие говорили мне о том, что наше колдовство отличается. К своему сожалению, я еще не успел увидеть это на практике, редко кто выбирает одно направление. И редко кому выпадает такая доля, как мне или Лите — когда природа решила сама за тебя.

«Маленький Рык, — она улыбнулась, вспоминая мои наивные попытки кричать на братьев, чтобы ее защитить, — я хочу, чтобы ты продолжил искать ту девушку, влюблённую в кофе, и поэтому я дам тебе самый сладкий, самый сочный и спелый апельсин во всем моем огромном саду. Я чувствую, тебе хочется найти её и влюбить в себя так же, как… Как она любит кофе и апельсиновые корки. А еще я чувствую, как ты сам хочешь отведать того напитка, о котором так много разговоров не только в твоих морях, но и у меня на суше. Возьми. Уверена, с этим фруктом кофе будет максимально вкусным. Только прошу, когда будешь пить его, а возможно, вместе с Серебряной Хельгой, подумай обо мне», — и она легко чмокнула меня в губы слегка солеными, видимо, от дождя, губами. «А еще у меня для тебя кое-что есть, — Лита сорвала с ближайшей вишни цветок. — Держи. Это тебе для бус».

Я на секунду замешкался, не до конца понимая, о чем она говорит, но машинально взял цветок из её рук и почувствовал знакомое тепло. Я медленно исчезал, прощаясь с дорогой моему сердцу Умной Литой, чьи светлые зеленые глаза так красиво подчеркивали белые цветы на деревьях и прозрачное салатовое платье, разлетавшееся в разные стороны как небольшие хрупкие крылья бабочки.